— Надеюсь, вы с братцем наговорились достаточно, и он не придет искать вас здесь! — брюзгливо пробурчал Митя, усаживаясь на кровать.
Только пристроившийся на стуле Ингвар немедленно вскочил и процедил:
— Я вам не навязывался, могу и уйти!
— Не можете, — равнодушно хмыкнул Митя. — Окно надо аккуратно открыть, а потом также аккуратно закрыть — я это сделать не могу. Аккуратно не могу. А мы и так в прошлый раз оставили беспорядок, — он поглядел на отчетливые следы когтей мары на стене.
Голос его звучал монотонно, как запись фонографа.
— Холодно будет, — только и сказал Ингвар, доставая из кармана футляр с отверткой и кусачками.
— Да здесь разве холодно? — Митя подмостил под локоть подушку и раскинулся на кровати, с интересом наблюдая как Ингвар ловко отжимает края вставной рамы. — Конец октября, а солнце и листья золотые. В Петербурге сейчас холод, сумрак, и дожди, дожди…
— Зато Петербург. Вы ж так туда хотели? — пропыхтел Ингвар — рама поддавалась плохо, на совесть в прошлый раз вставил.
— Хотел, — откликнулся Митя: получилось настолько уныло, что Ингвар оставил работу и пристально уставился на него.
— Больше не хотите? Прогулки на автоматоне по Невскому, балы Кровной знати… Что там еще интересного? — презрительный тон Ингвара давал понять, что сам он эти занятия вовсе интересным не считает. — О, визиты в Зимний дворец! Куда вас еще родня поведет?
— Как Дмитрия Меркулова — разве что прогуляться по Невскому, — устало усмехнулся Митя. — Все остальное для Истинного Князя.
Ингвар хмыкнул, снова повернулся к раме и вдруг замер, так и застыв с отверткой в руке. Будто окаменел. Потом медленно повернулся к Мите, крупно сглотнул и наконец выдавил.
— Они… едут вас убить?
Локоть у Мити соскользнул с подушки, и он совершенно нелепо завалился на спину, стукнувшись затылком об стену:
— Meгde! — выпалил он, забарахтался, проваливаясь в перину, наконец выбрался, и уставился на Ингвара во все глаза. — С каких это пор вы такой сообразительный, Ингвар?
— О, конечно, чтоб починить в конюшне два автоматона, сделанных на лучших заводах мира, сообразительность вовсе не нужна! К чему? — саркастически протянул Ингвар. — А видеть вместо настоящих людей свое представление о них, весьма полезно для светского человека и вероятного Истинного Князя! — и взгляд германца стал откровенно высокомерным.
Митя глотнул воздуха, которого ему вдруг стало резко не хватать. Единственное, на что его еще доставало — хоть как-то держать лицо.
«А это точно Ингвар?» — мелькнула отчаянная мысль. Право же, легче поверить, что это некая неведомая тварь в обличье германца, чем что немчик может быть совершенно прав.
— Неужели вы думаете, что, зная эгоистичную и пустую натуру Кровной знати, так уж сложно догадаться? — глядя все также презрительно, продолжал вещать Ингвар. — Кровным выгодно, если Истинные Князья станут появляться снова, это докажет их превосходство над другими людьми. Моранычам еще более выгодно, чтобы первый за полтысячи лет Истинный Князь появился среди них, ну а Белозерским — иметь этого Истинного Князя в своем роду выгоднее всех. Ясно же, они что угодно сделают, чтобы вас заполучить — он подумал мгновение и исправился. — Нет! Не вас! Истинного Князя. И даже не его, а то, что он может дать.
Митя посмотрел на Ингвара одновременно с симпатией и легким презрением. Ему все больше нравился этот юноша что, конечно, не исключало его очевидного и необоримого плебейства.
— Нет ничего более естественного и правильного, чем забота о благе своего класса, как это называют господа социалисты. Разве что забота о своем роде.
— Приедут родичи — кинетесь им в объятия? — зло прошипел Ингвар.
— … если конечно же, эта забота — не за мой счет, — невозмутимо закончил Митя.
— Почему вы вечно стараетесь казаться хуже, чем есть? Если бы я сам не видел, как вы спасаете других, решил бы, что вы — самое самовлюбленное создание на свете!
— Я спасаю этих самых других только если это выгодно мне самому! — вскакивая, рявкнул Митя. Ох уж этот Ингвар с его наивностью! — И забочусь только о себе!
— Как же ваша самовлюбленность намерена о себе позаботиться, когда прибудут родственнички? — ехидно поинтересовался Ингвар.
— Не знаю! — заорал Митя.
Помолчали. Ингвар вернулся к возне с рамой.
— Бежать? — не оборачиваясь, спросил он. — Деньги у вас теперь есть…
— Я думал об этом. Найдут, — разглядывая свои сцепленные пальцы выдохнул Митя. — Дядюшка почуял, когда я в тринадцать лет мышиный трупик поднял, а уж поднятых варягов наверняка ощутили все Белозерские до единого! А может, и все Моранычи.
— Это все потому, что способности Кровных совершенно не изучаются! Живете в современном мире, а всё как при Кие Прародителе!
— На ком желаете поставить пару опытов? Лично на государе-Даждьбожиче, или сойдет парочка великих князей?
— Напрасно иронизируете. Вот были бы способности Кровных изучены, может, и нашли бы какой-то метод прятаться от этого их чутья, — нравоучительно сказал Ингвар.
— Может, уже и нашли! Только мне об этом рассказывать не стали — я же еще не был Кровным!
— А дальше они, безусловно, ничегошеньки не станут от вас скрывать и посвятят во все тайны, ведь ваши родичи совсем не желают вами управлять! — слова Ингвара звучали так деловито, Митя даже не сразу сообразил, что над ним издеваются.
— Ингваррр! — прорычал Митя. Германец злил до звона в ушах, до красных кругов перед глазами. И особенно тем, что мог быть прав. Белозерские всегда были добры к нему. Они учили — даже вопреки его собственным отчаянным протестам. Но свои важнее чужих, а до какой степени он, Митя, свой семье матери, еще предстояло понять.
— Если бежать не выйдет и уговорить не получится… — рассудительно начал Ингвар. — … то надо рассказать все Аркадию Валерьяновичу. Ему-то точно нужны вы, а не Истинный Князь.
— Отцу? — с некоторым трудом выдавил Митя. — Думаете, он справится с Белозерскими?
— Справился же он как-то при дворе, а там все и вовсе мерзавцы, — убежденно ответил Ингвар.
— Так справился, что оказался здесь! — проворчал Митя. — И как я ему объясню? Отец, дядюшки хотят меня убить? Остается только добавить — для моего же блага, и он решит: мало того, что я незаконнорожденный, так еще и сумасшедший!
— Думается мне, вы просто боитесь! — хмыкнул Ингвар, и на сей раз Митя даже не дернулся от этого обвинения в трусости. Потому что да, боялся. Белозерские… никто не сделал для отцовской карьеры больше, чем они. И если они скажут, что новый Истинный Князь нужен империи, кого послушает отец? Настоящих Кровных, исполняющих свой долг, или его, мальчишку, отчаянно пытающегося от этого долга сбежать? Великие Предки, да Митя сам понимал, что человек, мужчина и дворянин не должен бояться смерти! И никому ведь не объяснишь, что после смерти, которая ждет его, он разве что мужчиной останется, а дворянином и человеком быть перестанет. А станет Кровным и личем! Или все же прав Ингвар, и Кровный личем стать не может? Проклятье, проклятье, проклятье! Проклятая судьба! И Белозерские! И Ингвар тоже!
— Вы откроете это окно, наконец? — тоном базарной торговки потребовал Митя.
— Да всё уже! — возмутился в ответ Ингвар, вытаскивая, наконец, раму. Да так и замер с ней в руках. — А зачем я ее вынимаю?
— Чтобы я мог залезть, — прошелестел мягкий чарующий голос, две гибкие зеленые ивовые лозы захлестнули подоконник и держащийся за них Йоэль почти впорхнул в окно. Впрыгнул внутрь, стряхнул лозы с запястий, цилиндр бросил на стол, и изящной рукой поправил лежащие волной серебряные волосы. — Согласитесь, явиться по ночи через парадный вход было бы неуместно.
— Почему мы не можем просто встретиться? Не ночью! И не забираясь в окно!
— Мы можем встретиться с вами. Можем даже с Йоэлем. Но нет и не может быть никакой «просто встречи» для трех молодых людей и одной барышни, даже если она ведьма, — устало сказал Митя.
— Особенно если ведьма, — по комнате просвистел сквозняк, тяжелые портьеры у открытого окна вздулись, словно за ними кто-то прятался, дверь в комнату бесшумно открылась и снова захлопнулась, пузыри портьер медленно опали, будто проколотые невидимой спицей и посреди комнаты возникла Даринка. — Вся губерния наблюдать да обсуждать станет.
Девочка была бледная настолько, что лицо будто припорошило пеплом, под тусклыми глазами — темные круги. Из окна дохнуло холодным мокрым осенним ветром, и Митя всерьез подумал, что сейчас Даринку попросту унесет. Видно, подумал не он один, потому что Ингвар наскоро сунул раму в проем, а Йоэль подставил Даринке стул.
— Благодарю вас! — с прямой спиной она аккуратно присела на край и благонравно сложила ручки на коленях. Правда, поведению благовоспитанной барышни несколько противоречили старые мальчишеские портки с рубахой и картуз с заправленной под него короткой мышиного цвета косицей.
— Что ж, господа… и дама. Приступим. — Митя вытащил припрятанный в шкафу саквояж. Щелкнул замочек, и пачка ценных бумаг с золотым обрезом легла на стол.
— Теперь это надо разделить, — он слегка беспомощно поглядел на стопку. — Бумага с карандашом нужны, наверное, считать.
— Давайте я — мне не нужны. А вы поправите, если я ошибусь, — предложил Йоэль.
— Ну… Давайте… — согласился Митя. Альва ведь и впрямь всегда можно… поправить.
— Насколько я понимаю, летом сего года, сразу после варяжского набега, между присутствующими здесь Меркуловым Дмитрием Аркадьевичем, потомственным дворянином… — тонкими изящными пальцами ловко пересчитывая бумаги, начал альв, — … и Шабельской Дарьей Родионовной, потомственной дворянкой, было заключено соглашение по совместному… — Йоэль на мгновение остановился, подумал и закончил. — … отбойному и железопрокатному прожекту!
— Это в смысле, что отбитое у виталийцев железо катали по реке туда-сюда? — слегка ошарашенно переспросил Митя.
— Именно! — с энтузиазмом согласился альв.
На бледных губах Даринки мелькнула слабая улыбка.
— Если я правильно понял, по предварительному соглашению прибыль от реализации оного проекта должна быть поделена пополам.
Даринка торопливо кивнула, и альв ловко, как шулер колоду, раздели стопку на две.
Митя поджал губы, но промолчал. Он сделал гораздо больше Даринки. Но благородный человек держит слово и получает удовольствие от собственного благородства!
— Из этих средств господину Йоэлю Альшвангу полагается процент как посреднику в продаже имеющегося у господина Меркулова… — поклон Мите. — … и госпожи Шабельской товара заинтересованным покупателям, каковой процент должен быть выплачен обоими компаньонами в равных долях, — от каждой из стопок были столь же стремительно и аккуратно отделены бумаги, и собраны в третью, тоненькую стопочку. — Также Йоэлю Альшвангу полагается некоторая — весьма скромная, скажу я вам! — доля за участия в передаче товара покупателю, во время которого… возникли сложности, успешно вышеупомянутым Альшвангом разрешенные.
— А ваши родственники не поймут, что это ваши лозы саквояж утащили? — пробормотал Ингвар.
— Они не знают — про лозы, — беспечно отмахнулся Йоэль. — Думают, от меня только герань хорошо в горшках растет. Так что теперь я знаю ваши тайны, а вы — мою, — и он обвел собравшуюся компанию таким прицельным взглядом, что у Мити даже переносица зачесалась. — Вернемся к делам… Ингвару Штольцу, участвовавшему как в изъятии товара с места его хранения, так и в передаче оного…
— Не надо мне ничего! — вскинулся Ингвар.
— Благодаря вам, Ингвар, я чувствую себя просто воплощением ума и благородства, — процедил Митя. — Ума — потому что не я это сказал, благородства — потому что не собираюсь припоминать вам эту глупость. Разве что иногда…
— То есть, у компаньонов нет возражения по поводу доли Ингвара Штольца? — Йоэль испытывающе поглядел на Даринку, но если у той возражения и были, она их удержала при себе. — Каковому также выделяется доля от каждого из совладельцев прожекта. Таким образом! — торжественно провозгласил Йоэль. — По добровольному согласию всех участников сделки Ингвару Штольцу будут принадлежать ценные бумаги на предъявителя «Южно-Русского днепровского металлургического общества», чья стоимость по прошествии двух лет должна составить три тысячи рублей… — он подвинул меньшую пачку к Ингвару. — … а Йоэлю Альшвангу — на четыре тысячи четыреста рублей соответственно. В собственности компаньонов предприятия остается ценных бумаг на шестнадцать тысяч шестьсот рублей, из каковых каждому причитается по восемь тысяч триста, — и он торжественно указал на две «похудевшие» стопки с золотыми краями. — Также участники предприятия имеют права на доход, что будет начислен на вышеназванные ценные бумаги в течении этих двух лет. Но я бы на это не рассчитывал, — уже буднично закончил он. — Доход там только через два года и пойдет, не раньше.
— Никогда не думал, что альвы в ценных бумагах разбираются! — покачал головой Ингвар.
— Не знаю насчет альвов, ни с одним не знаком, — покачал головой Йоэль. — А я — еврей.
— Я могу это забрать? — Даринка протянула дрожащие пальцы к бумагам, отдернула, протянула снова…
— Конечно, можете, Дарья Родионовна! — протянул Митя тоном настолько ласковым, что в глазах Даринки тут же метнулся испуг. — Гнедого братцу Петру купите, платье из альвийского шелка сестричке Лидии… что там с вас еще семейство требует? Поездку в Петербург?
— Это… это подло! — прошипела Даринка, и глаза ее стали жутко-прозрачными, как стекло, а взгляд острым, как стеклянные грани. — Выставить на всеобщее обозрение семейные секреты, которые вам удалось случайно узнать!
— И вправду, Митя! — промямлил Ингвар. — Если Лидия так хочет платье из альвийского шелка…
— Она его не получит. Равно как и Петр Шабельский — гнедого, — холодно бросил Митя. — Во всяком случае, из этих средств.
Ловким, змеиным движением Даринка метнулась вперед, и схватила стопку ценных бумаг. Стул рухнул. Девчонка прижала бумаги к груди, скакнула в сторону и исчезла, будто ее и не было!
— Держи ее! — кричать было нельзя, Митя это прошипел, но Йоэль начал действовать раньше.
Гибкая лоза мгновенно затянула двери от косяка к косяку — точно зашила проем зеленой нитью. Вторая переплелась, запечатывая окно. Еще две свесились с потолка, изгибаясь, как охотящиеся питоны.
Пустота в середине комнаты взвизгнула и тут же лозы кинулись вперед, плотно обматывая возникшую посреди комнаты тоненькую фигурку. Конец лозы зажимал Даринке рот: Лоза запульсировала, рывком подтягивая вырывающуюся девочку к поднятому Митей стулу.
— С ума сошли — кричать? А если сейчас прибегут? — нависая над Даринкой, прошипел Митя и все замерли — и трое юношей, и их отчаянно извивающаяся в путах пленница — напряженно прислушиваясь. — Обошлось! — вздохнул Митя, и Даринка молча принялась брыкаться с удвоенной силой. — Да прекратите же вы! — с досадой сказал Митя, а лоза вокруг Даринки предостерегающе сжалась.
— Это вы прекратите! — зло зашептал Ингвар. — Это дело Шабельских, куда потратить их деньги!
— Только вот господин Карпас и мои дядюшки будут внимательно наблюдать, у кого в городе неожиданно появятся средства. Новую лошадь и платье альвийского шелка они не пропустят, — заметил альв.
— Тем паче, что у вас шелк и купят! — фыркнул Митя.
— Но вы же можете продать шелк для Лидии как-то… тайком? — промямлил Ингвар.
— И носить она его тоже будет — тайком, — процедил Митя и повернулся к переставшей брыкаться Даринке. — То, что, продав бумаги сейчас, вы потеряете половину денег — меня не касается. Равно как и ваше желание удовлетворять любые капризы своего семейства! Но выдать нас всех я не позволю, — он кивнул Йоэлю и лоза, послушно разжав тугие кольца, вдруг выхватила у Даринки стопку бумаг и перенесла их Мите.
— Вы! — почти вскрикнула Даринка, но тут же спохватилась и зашептала. — Не понимаете! Я ведьма Шабельских! Для этого мне сила дана! Мой долг — заботиться о них!
— Заботиться! А не потакать! — прошипел Митя и вдруг замер, поняв, что повторил ту самую фразу, что говорил ему отец каждый раз, отказывая в очередном прекрасном, но дорогом жилете. Как же Митю эта фраза всегда злила — и вот он говорит ее сам!
— А долги, говорят, у семейства Шабельских не маленькие. И проценты все растут, — сообщил Йоэль.
— Но самое необходимое, это, конечно, гнедой и платье! Еще Алевтина что-нибудь пожелает — конфет, например. На всю сумму, — Митя хмуро помахал пачкой бумаг.
Лошади его не интересовали, но вот будь это автоматон или сюртук от хорошего портного сумел бы он отказаться? Добровольно? Митя мысленно представил эту чудовищную моральную пытку — и тряхнул головой, отгоняя жуткое видение. Он сделает все, чтобы ему не пришлось ни от чего отказываться!
— Вы не понимаете! — всхлипнула Даринка. — Как я могу им отказать? Они же взрослые! Старшие! Папенька, маменька, брат…
И она скорчилась на стуле, обхватив себя руками за плечи. Маленькая. Серенькая. Несчастная.
— Насели на девочку, — неодобрительно проворчал Ингвар.
— Да уж не так, как ее семейство! — огрызнулся Митя, тоже поглядывая на девчонку с брезгливой жалостью. — А вы, Дарья Родионовна, уж решите как-нибудь: вы ведьма Шабельских, которая их всех опекает или младшая дочь Шабельских, которая каждого из них слушается! И то, и другое у вас не выйдет!
— Не ваше дело! — простонародно огрызнулась Даринка. — Так что, мне и вовсе этими деньгами не пользоваться?
— Никто из нас не станет ими пользоваться в ближайшие два года, — покачал головой Йоэль.
— Мне так ничего и не надо, — пробормотал Ингвар.
Митя поглядел на него с завистливым раздражением — счастливый человек!
— Только где вы их будете хранить? Два года-то?
Раздражения стало больше, чем зависти: вот как этот германец всегда умудряется ткнуть пальцем в самое уязвимое место?
— Полагаю, на самое ближайшее время мы можем оставить их у господина Меркулова-младшего: навряд у кого-нибудь из нас бумагам будет безопаснее, чем в доме главы полицейского Департамента, — неожиданно предложил Йоэль.
— Неужели доверяете? — насмешливо вздернул брови Митя, хотя доверие от почти настоящего альва льстило.
— Не слишком, — легко ответил Йоэль, и вся «лестность» развеялась, будто и не бывало. — Но взвесив иные риски, нахожу такой расклад приемлемым.
Митя поглядел на него исподлобья: еврейский портной смеет сомневаться в его чести?
— В дальнейшем же вижу два способа сохранить бумаги. Либо арендовать банковскую ячейку… Сами мы, конечно же, это сделать не можем, если желаем сохранить тайну. Но можно воспользоваться особыми талантами господина Меркулова-младшего, — он многозначительно поглядел на Митю.
Ингвар с Даринкой явно не поняли, но пояснять Митя сейчас не собирался.
— Либо? Какой второй способ? — поторопила Даринка.
— Второй способ более хлопотный и рискованный, но может хотя бы частично покрыть нужду барышни Дарьи в деньгах для семейства. — Йоэль задумчиво побарабанил безукоризненными ногтями по ручке кресла и наконец решился. — Мы можем их заложить. Получить деньги, деньги вложить в дело. Получать проценты, пусть и небольшие, а по истечении срока выкупить бумаги обратно. В некоторых случаях можно даже напрямую перезачесть стоимость бумаг, без заклада. Хоть какой-то, а доход. И барышне Шабельской ее ведьмовская сила не жмет, что она о семействе не заботится, и мы невесть откуда взявшимися деньгами не светим.
Только вкладываться надо подальше отсюда. В Москве или Петербурге, а то и вовсе в Сибири.
— И где мы найдем такое выгодное дело? — подозрительно спросил Митя.
— Присмотрюсь, послушаю: может, и найду что. Через наш «дом модъ» какие только люди не проходят! Как найду, так и поглядим, — хмыкнул Йоэль. — Если теперь уж вы не побоитесь, что обману.
— Обманете — умрете, — равнодушно предупредил Митя, чувствуя твердую уверенность, что так и будет. Слишком дорого ему досталось его самое первое маленькое состояние! — Что ж, бумаги остаются пока у меня, маэстро Йоэль ищет, куда их вложить на два года. Если никто не против, господа и дама, на том и порешим.
— Я против, — проворчала Даринка.
— Тогда только господа, — легко согласился Митя.
— Пойду я, — Даринка бросила на Митю мрачный взгляд и поднялась.
— Я провожу! — вскочил Ингвар. — Не годится барышне одной по улице.
— В окно, будьте любезны, морок там, или не морок, а по дому бродить нечего. У нас тут тетушка с Ниночкой водятся, — проворчал Митя. Ингвару он был благодарен — если бы тот не вызвался, пришлось бы провожать Даринку самому, а у него еще дело есть. И потому съязвил. — Вернуться не забудьте, а не торчите под окнами у Лидии до утра!
— Я не торчу! — возмутился Ингвар, вытаскивая раму. Лозы Йоэля обхватили обоих и перенесли через подоконник, опустив на мостовую.
— Интересный ребенок, — Йоэль поглядел вслед мальчишеской фигурке рядом с долговязым германцем. — А вырастет, станет невероятно интересной дамой. Не красивой, а именно интересной. Если доживет, конечно…
Митя только покачал головой: что интересного может быть в этом чахлом кузнечике? Выкинул Даринку из своих мыслей и улыбнулся — так хищно, что его улыбка и альвийского лорда бы испугала, не то, что еврейскою портного!
— Раз уж мы отговорили Дарью Родионовну от платья для Лидии Родионовны, то можно надеяться, что у вас все же образовался некий запас альвийского шелка, верно, маэстро? Я бы хотел заказать сорочку…