— Позвольте, я помогу?
Пожалуй, в других обстоятельствах это выглядело бы шуткой, из тех, что любила разыгрывать петербургская золотая молодежь. Вроде как курсистку из бедненьких на светский раут пригласить, и любоваться как она жмется и мается в нищенском платьице. Или вот предложить калеке прокатиться на автоматоне. Горбатость делала мисс совсем невысокой, так что макушкой она едва доставала до высоты седла, и теперь беспомощно стояла рядом с паро-котом, снизу вверх близоруко помаргивая на Митю. Жестокая была бы шутка, захоти Митя так пошутить. А всерьез вышло еще хуже: непродуманность и небрежение к нуждам дамы. Даже если та — всего лишь учительница. Ужасный mauvais ton!
— Мне следовало сразу подумать, что вам в платье будет неловко! — Митя подхватил ее на руки в один миг забросил в седло.
— Ааай! — мисс взвизгнула и запоздало схватилась за шляпку, да так и застыла в седле, обеими руками вцепившись в приплюснутый блинчик шляпки. И кажется, неожиданно для самой себя состроила Мите глазки.
Слегка ошарашенный этим Митя запрыгнул в седло.
— Вы есть такой… — с придыхание раздалось из-за спины.
«Скажет — такой сильный, выкину! Наверное…» — подумал он.
— … деликатный, — сказала мисс. — Другой бы сказать не о платье, а о мой увечий.
Что ж, не кокетничает, а ценит — это можно стерпеть. Митя перевел автоматон на легкую рысь — когти паро-кота звучно зацокали по мостовой.
— Я раньше никогда не кататься автоматон! Это есть так интересный — совсем-совсем другой вид из-за мужской спина!
Все-таки, кокетничает.
— Я весьма благодарен что вы согласились провести общий урок сегодня, — поторопился он перевести разговор. — Я нынче понял, как мало мы знаем о Туманном Альвионе.
— Альвион есть прекрасен, — убежденно ответила мисс. — Там самый чистый вода и самый прозрачный воздух. Там зеленый леса покрывать холмы, а из них выходить Дамы и Господа, сказочно красивы бессмертны воители и воительницы.
— А еще там живут люди, которые согласны перебраться даже в Новый Свет, к ацтекам, с их жертвенными пирамидами, лишь бы держаться от этих прекрасных воителей подальше. Впрочем, к жертвоприношениям им вовсе не привыкать. Какая разница, где тебе вырежут сердце, — фыркнул Митя. Восхищение, которое мисс питала к альвам, его раздражало, хотя он и сам толком не понимал — почему. В свете, наоборот, принято было выражать восторг перед альвийской красотой, грацией и поэтичностью. Но помилуйте Предки, восторгаться теми, кто собирался тебя убить? В этом Мите виделось нечто странное. Его вот пытались, не раз, и не два, и все пытавшиеся моментально лишались всяческого его расположения!
— О, умирать жертва на Самхейн… Или на Йоль… или еще на шесть другие праздники есть так ужасно! Я быть совсем уверена, что все, кто каждый день умирать здесь от голод и холод и непосильный работа — умирать гораздо легче и веселей! — прощебетала у него за спиной мисс.
Митя чуть не вывалился из седла. Она что — смеётся над ним? Он обернулся, но сумел увидеть только скособоченное плечо мисс, и выбивающийся из-под шляпки локон.
— В Туманный Альвион никто не умирать голод. Не быть нищий. Не страдать болезни. — мечтательно протянула мисс.
«Что ж они вам, мисс, не помогли?» — мысленно хмыкнул Митя.
— Если вы сейчас думать, почему быть больна я, то мне помочь нельзя, — строго сказала мисс. — Иногда так бывать, что тебе не везёт. Тебя не принимать там, где ты хотеть быть. Прогонять. Убивать, и тогда есть только два путь: уезжать и жить другое место… даже если тебе там не хорошо, — она тяжко вздохнула и замолчала. А потом совсем тихо добавила. — Или самому убивать всех, кто не давать жить тебе.
Митя чуть не выпал из седла во второй раз.
Мисс принужденно рассмеялась и деланно-веселым тоном сказала:
— Второй путь — это для сильный, а если ты маленький слабый женщина, твой путь: бежать и выживать. Так есть.
Они некоторое время ехали в тягостном молчании. Митя даже потянулся к рычагу — ускориться: быстрее доехать до Шабельских, сдать им автоматон и мисс — и баста! Но у перекрестка пар все равно пришлось сбросить. Вразброд, но все же явственно вместе, улицу пересекала небольшая толпа в десяток человек. Выглядели они странно: первым шагал здоровяк с младенчески-незамутненной физиономией, за ним немолодые дядьки, явные выжиги — или шулера, или воришки, и пара нервных тощих юношей со впалой грудью, сутулой спиной и затуманенными глазами, и парочка очевидных мазуриков. Одеты совершенно вразнобой — кто добротно, кто почти в лохмотьях, а кто разом и так, и эдак! Совсем рядом с Митей прошествовал грузный мужик в дорогом, хоть и отчаянно поношенном сюртуке, казацких шароварах и лаптях на босу ногу.
Здоровяк с младенческой физиономией при виде автоматона расплылся в глупой улыбке:
— Какая у паныча машинерия добрая!
— А девки для катаний попригляднее не нашлось? — присвистнул тощий хлыщ с плутовской физиономией. — Видать, вовсе плох паныч, коли даже чуда железная с девками не допомогает, облезьяну катать приходится!
И вся небольшая толпа загоготала.
Чувствуя, как скулы вспыхивают от мгновенной лютой злобы — на шутника, на мисс, или на самого себя, уж не понять — Митя приподнялся в седле, нашаривая рукоятку сброса пара. Сейчас кипящую струю под зад в драных штанах, а там и гаечный ключ нашарить можно…
Маленькая рука надавила ему на плечо, заставив плюхнуться обратно в седло — то ли от неожиданности, то ли от того, что хватка у мисс оказалась тоже неожиданно сильной.
— Митя, это есть глуп обращать вниманий на низкий люд. Если бы я отвечать на каждый злой шутка о мой внешность, я бы стирать свой язык. — твердо сказала мисс.
Гогочущая толпа протопала мимо, Митя проводил их взглядом — по-крайности, он их запомнит!
— Интересно бы знать, кто такие! — сквозь зубы процедил он.
— В этот город постоянно приезжать на заработки, — равнодушно бросила мисс. — Совсем не есть интересно знать разный людь на разный завод. А мы есть почти приехать!
Митя повернул паро-кота к особняку Шабельских. Прямиком у парадного крыльца один конь уже был — явно дожидаясь кого-то, лакей держал под уздцы оседланного коня. Митя выбрался сам и вынул из седла мисс, поставив ее на мостовую. Она неловко покачнулась, вцепившись Мите в плечи обеими руками, поглядела ему в лицо слегка расфокусированным взглядом:
— Какой быстрый есть ваш автоматон! Прямо вот только что быть там — и уже здесь! Я даже не заметить. Спасибо за катаний… Ох, нет, не надо звонить! — она остановила потянувшегося к звонку Митю. — Мне бывает тяжело ждать, да и прислуга господ Шабельски не слишком любить открывать мне дверь — считать меня особа не значительная. У меня есть свой ключ, — она вытащила из потрепанного ридикюля ключ, с улыбкой продемонстрировала его Мите и принялась открывать.
Мисс Джексон распахнула дверь, но Митя замешкался — право, не вваливаться же в чужой, и не слишком гостеприимный дом, вот так, без доклада.
Звон шпор и гневный голос одновременно донеслись из дома:
— Ищи деньги где хочешь — это твоя обязанность! А мне нужен этот гнедой! Скоро надо мной весь полк смеяться будет — Шабельский на клячах ездит! — пламенея раскрасневшимися от гнева щеками и сверкая эполетами, Петр Шабельский ринулся вон из отчего дома, как разъяренный бык из загона.
— Никаких гнедых! — донесся ему вслед вопль настолько пронзительный, что Митя даже не сразу узнал голос Лидии. — Я хочу в Петербург! И платье альвийского шелка!
Мисс Джексон с неожиданной для ее увечья ловкостью шарахнулась с пути младшего Шабельского — иначе бы он попросту вынес ее обратно на улицу. Да и сам Митя изрядно замешкался — его мысли вертелись безумной каруселью.
«Лидия сошла с ума? Платьев из альвийского шелка не бывает, а если и бывает, то только на альвийских лордах и леди! Но… значит, альвийский шелк все же есть? Здесь, в Екатеринославе? На целое платье?»
В этот момент Петр Шабельский выскочил на крыльцо и недоуменно заморгал, столкнувшись нос к носу с Митей.
— Добрый день, Петр Родионович! — невозмутимо поздоровался тот. А что поделать — если уж вас застали в столь неприятно-двусмысленном положении, вам лишь невозмутимость и остается.
— Дмитрий?! — Шабельский почти рычал. — Я должен повторить, что не желаю, чтоб вы виделись с моими сестрам?
— Полагаю, даже в этом случае я не смогу оставить себе вашего паро-кота и вашу учительницу альвийского. Можете не благодарить. — Митя коротко кивнул, и направился прочь.
Последнее, что он увидел в распахнутом дверном проеме — это застывшую на лестнице фигурку, на сей раз не в привычных уже мальчишеских обносках, а в девичьем платье, кажущуюся в облаке светлых оборок еще более мелкой, тощей и похожей на мышь. Даринка застыла у перил, прижав к груди похожие на веточки ручонки, и глядела Петру вслед с усталой безнадежностью. При виде Мити глаза у нее стали злыми и жутковато-прозрачными и под этим пристальным взглядом тяжеленная входная дверь с грохотом захлопнулась сама собой.
— Вот же, ведьма! — бросил, как сплюнул, Шабельский, направляясь к привязанному у крыльца коню.