Князь мертвецов 2

Глава 30. Очень важные разговоры. Чисто деловая встреча

Встреча с Моисеем Карпасом состоялась в той же ресторации, в которую некогда Митя отправил представителем поднятого им мертвеца. Только на сей раз в закрытом кабинете, куда Митя привел и Йоэля с Ингваром. А пусть привыкают. И они. И к ним. Ингвар был растерян, явно не понимая, что тут делает, Йоэль — напряжен, как перед боем. Зато сам господин Карпас расслаблен и немало оживлен. Явился он один, без Гунькина — напуганный петербуржец второй день осаждал отцовский кабинет, требуя открыть телеграф для частных сообщений, чтоб связаться с главной конторой Путиловских заводов. Отец, во избежание опасных слухов, безжалостно отрезавший телеграфную связь для всех, кроме первых лиц губернии, оставался непреклонен.

— Знаю, у вас нынче встреча у губернатора, потому надолго вас не задержу. Не подумайте плохого, ваша светлость, знаю вовсе не от юного Альшванга, у меня свои источники.

Желание расплыться в улыбке на обращение «ваша светлость» Митя подавил. Йоэлю было проще, он на «юного Альшванга» демонстративно поморщился.

— Вам теперь от встреч в высоких кабинетах никуда не деться, — лично разливая чай, проворковал Kapпac. — Первый Истинный Князь за полтысячи лет — экая диковина! На балы, опять же, начнут приглашать, приемы, званые вечера.

Теперь уже поморщился Митя — на балы и приемы хотелось, но быть «диковиной»? Увольте!

— К выходу императорской фамилии позовут, тут уж как пить дать. В императорский Яхт-клуб введут. — под мерное журчание воды из чайника тоже вкрадчиво журчал Карпас.

При упоминании Яхт-клуба Митя снова поморщился.

— Вступительный взнос двести пятьдесят рублей, годовой — сто, карточная игра — по столько же на один кон. — продолжал Карпас. — От Истинного Князя обязательно потребуют дать бал, да и дворец должен быть не хуже, чем у членов императорской фамилии. Правда, без обязательного для них ежегодного обеспечения от казны. Но Истинный Князь не может бедствовать, потому, несомненно, найдутся доброхоты, которые предложат достойное вас содержание.

— Это что же, вам взятки давать будут? — оторвался от чашки с чаем Ингвар и вопросительно воззрился на Митю. — Так кто даст, они ж потом и вертеть вами станут как захотят!

Карпас довольно улыбнулся, а Митя поглядел на германца мрачно. Надо будет научить его хотя бы не произносить вслух то, что собеседник так старательно вкладывает в голову!

— А вы, Моисей Юдович, хотите их опередить и дать раньше? — ласково поинтересовался Митя. Ингвар захлопал тазами как разбуженная сова. Йоэль тяжко вздохнул.

— Как говаривают в бедных семействах: кто первым встал, тому и валенки, — ухмыльнулся Карпас. — Ежели в твоем городе вдруг всамделишный, а не сказочный Истинный Князь… э-э… образовался… — кажется, он хотел сказать «завелся», но благоразумно поостерегся, — умный еврей станет держаться от него подальше, потому как рядом с такими большими людьми и дела такие большие, что без головы останешься и не заметишь. А меня даже родители-покойники считали мишигене…

— Сумасшедшим, — негромко перевел Йоэль.

— А головы и по маленьким делам лишиться можно, что согласитесь, особенно обидно, — с удовольствием заключил Карпас. И отбросив вдруг ерничество, как плащ с плеч, заговорил серьезно и спокойно. — Я, Дмитрий Аркадьевич, с мелочной лавочки начинал, сейчас купец 1-й гильдии, а через год, если у нас снова не случится варягов, фоморов и погромов, буду самым богатым человеком в этой губернии. У нас в державе Росской больше земля ценится: столетиями так было, что у кого земля, тот и хозяин, вот и держатся, что дворянство, что Кровные за земельные угодья. Их покупают, ими награждают, как батюшку вашего. В высших кругах, говорят, процветает мысль, что ежели империя наша плодов земли станет продавать изрядно, всё остальное — от станков до паровых телег — возьмет, да и купит.

— А вы с мнением высших кругов не согласны? — насмешливо поинтересовался Митя: провинциальный купчик, полагающий, что знает больше сановников империи, начал его раздражать. В высшие круги не вхож — а туда же, рассуждает!

— Я, ваша светлость, к высшим кругам касательства не имею. По «Временным правилам» государя нашего Александра III Даждьбожича лицам иудейского вероисповедания землю покупать запретно. Пришлось становиться фабрикантом. И что я вам скажу, как простой фабрикант, не знающий высоких державных резонов, а только свои счетные книги: продукт фабричного производства подороже плодов земли выходит. Сколько пшеницы ни продай — на всё, потребное современной державе, не хватит. Да и не купят у нас столько пшеницы — у них же и своя есть! А потому в будущем вижу я два пути: или мы, как нынче, продолжим закупать заграницей даже спички с иголками, и разоримся вчистую, — это было сказано равнодушным тоном неизбежности, — Или, — Карпас подался вперед и заговорщицки прошептал, — или те, кто встанут у истоков новой отечественной промышленности, станут князьями стали и пара.

— Как поэтично… — пробормотал Митя. И здраво: им с отцом трудящиеся в имении паро-боты достались разом с управляющим, а паро-телеги были взяты с добычей. С урожая они бы никак не купили. Но провинциальный фабрикант всё это понимает, а в высших кругах Петербурга умных людей не нашлось?

— В нашей империи, ваша светлость, у разных сословий права разные — у кого побольше, а у кого и вовсе никаких… — продолжил Карпас.

Ингвар вскинулся как уланский конь при звуке боевой трубы:

— И это совершенно несправедливо!

— Не буду спорить, но я не рэволюционэр. — не дал перебить себя Карпас. — Если хочу вести дела, должен искать связи и соратников среди тех, кому законы и порядки дозволяют больше всех. Только вот я — иудей, — он поднялся и подошел к окну и заговорил тяжело и глухо, не отрывая взгляда от цветного витражного стекла. — Говорят, деда нынешнего царя, Николая I Даждьбожича, как-то упрекнули, что мы, евреи, в империи прав не имеем, а в Туманном Альвионе с евреем Дизраэли, графом Биконсфильд, даже альвийские лорды свой норов придерживают. На что император сказал: когда еврейское местечко перестанет означать нищету, грязь и безграмотность, а евреи его империи станут такими, как тот альвионский граф-еврей, то и права получим такие же. Теперь у нас есть образование, манеры, почтенные профессии. Мы не только уличные музыканты, сапожники и портные — не в обиду, юный Альшванг. — но и учителя, адвокаты, фабриканты. И теперь нас ненавидят. Те самые люди, что когда-то презирали. Если мы богаты — нас зовут кровопийцами, если бедны — грязными попрошайками. Нам нельзя жить, где мы хотим, нельзя учиться, нельзя участвовать в правлении. Нас даже в земство не дозволено избирать, как всех, а только назначать волей губернатора, если тот найдет, что с жида взять, — он скривился. — А когда наши юноши и девушки, не найдя себе места нигде, идут в рэволюционэры, то говорят, что мы разрушаем империю.

— И что вы хотите? — Митя откинулся на спинку дивана.

— Для себя? Сперва — стать миллионщиком, — Карпас вернулся в кресло и пристально уставился на Митю. — И может быть, сделать таковым и вас. Полагаю, Новая Кровь и новые деньги смогут поладить друг с другом. Я вам пригожусь, и давить на вас, в отличии от давних питерских богатеев со связями, тоже не смогу.

— А что потом? Когда вы станете миллионщиком? — настороженно спросил Митя.

— Потом… — протянул Карпас. — Вы уже сейчас сделали Йоэля дворянином.

— Снова — свои источники? — вздернул бровь Митя.

— Юный Альшванг сказал, — в тон откликнулся Kapпac. — Может, это и удивительно для нынешних хозяев империи, но я тоже хочу! — и он заговорил быстро и горячо. — Дворянства для моих будущих сыновей. Или офицерского звания — и чтоб ради этого им не приходилось отрекаться от веры своих отцов. Чтобы они не боялись, что из студентов выгонят, а могли стать профессорами! У меня чудесная жена — умная и прекрасно образованная женщина, делающая для города много добра. Любая другая была бы уже представлена губернатору, но не она. Потому что вера неправильная. — он скривился.

— А еще говорите, не рэволюционэр! — Митя даже отпрянул. — Я верю, что ваша жена чудесная дама, но не можете же вы и впрямь желать… Право, это так же невозможно, как… как… член Государственного Совета из диких башкирских кочевников, или фрейлина двора из эвенкских охотников!

— Почему? — тихо спросил Карпас. — Потому что дикие? Или потому, что башкирские? Если у нас даже шанса нет стать в империи чем-то большим, чем бесправные подданные, зачем нам эта империя вовсе?

— То, что вы говорите — это похуже, чем господа-нигилисты с их бомбами, — растерялся Митя. — Я не могу вам этого обещать! Я даже представить всего этого не могу!

— Что ж, — Карпас помолчал. — Вы меня выслушали — это уже больше, чем я получил бы от любого из князей старшей Крови. Мы привыкли терпеть и не станем добиваться всего и сразу. Вы не просили награды, когда, не щадя себя, защищали моих соплеменников.

«Да я там случайно оказался!» — почти в панике подумал Митя.

— Я тоже готов помочь, чем смогу.

— И чем же?

— Для начала — сведениями с петербургской биржи, где вот прям сей же час чудовищно упали ценные бумаги Екатерининской ветки железной дороги, Брянских сталелитейных заводов и «Южно-Русского днепровского металлургического общества». Последние так и вовсе почти обесценились, чуть не по цене самой гербовой бумаги идут.

Рядом судорожно вздохнул Ингвар, а сам Митя почувствовал, как у него дыхание перехватывает. Сердце глухо стукнуло, и забились часто-часто, а в груди смерзся ледяной ком.

— Шшшурх! — от кончиков пальцев по изогнутой ручке чашки побежала чернота и крак! Чашка, уже без ручки, шмякнулась о блюдце, расплескивая чай. На руках Мити остался черный прах с белыми крошками фарфора.

— Надо же, как интересно… — протянул Карпас. — Что ж, я всегда полагал, что здоровая склонность к авантюрам, если держать ее под строгим контролем разума и расчета, может быть весьма полезным качеством, — он смотрел на Митю как человек, узнавший некий давно интересовавший его секрет — и улыбка подрагивала в уголках его губ.

— Что вы имеете в виду? — Митя отчаянно старался сохранить лицо — хотя его бросало то в жар, то в холод, а в голове звучал лишь неумолчный вопль: «Всё пропало! Пропало всё!»

— Что надо покупать! — подавшись вперед, заговорщицки прошептал Карпас. — Пока кое-кто там, в столицах, дожидается, что разоренные набегом владельцы здешних заводов вот-вот отдадут свои ценные бумаг за бесценок.

— Я все равно не понимаю, — растерянно поглядел на него Митя. Правда, в этой растерянности было немало надежды.

— Моисей Юдович хочет сказать, кто-то знал, что заводы и чугунка пострадают, и готовился скупать ценные бумаги заранее, — меланхолично сообщил Йоэль.

— Знал… заранее… — медленно повторил Митя. Знал… А значит — готовил. Готовил набег фоморов. Чтобы скупить ценные бумаги? Значит, это не сами фоморы… Предки, он ничего не понимает!

— Как раз успеем перекупить, что есть, — деловито продолжал Карпас. — Собственно, я уже отдал распоряжение.

— А как же — если телеграф на замке? — удивился Ингвар.

— Скажу вам по секрету, господин Штольц… — заговорщицки прошептал Карпас. — У меня есть домашняя линия. Только не говорите никому, умоляю! А то просьбами телеграфировать тете Розе в день ее именин замучают.

— Какой… тете? — медленно приходя к пониманию, что пропало, кажется, не всё, выдохнул Митя.

— Ой, да любой — у нас, знаете ли, этих теть… — в глазах у Карпаса плясал смех. — Вас и ваших свитских, ваша светлость, могу взять в долю, и даже предложить краткосрочный целевой заем, каковой вы вернете мне из своей прибыли сразу по завершении дня.

— Заем беспроцентный, — мелодично, точно стихи декламировал, пропел Йоэль. — Посреднический процент мы оплатим. А что насчет завтрашнего дня?

— А завтра его светлость Первый Князь Меркулов изволит вновь разрешить телеграфное сообщение…

Насколько Митя знал, отец еще и сам не решил, когда это самое сообщение можно возобновлять, но Карпас говорил с полной уверенностью.

— Тогдааа… Упадут акции бельгийцев, не столь сильно, но в отличии от наших, на следующий день они не поднимутся. «Шодуар» заденет не слишком, а вот «Коккерель», в котором значимая доля принадлежит господину Лаппо-Данилевскому, я намереваюсь прибрать к рукам целиком.

— Кроме доли его светлости, — нежно выдохнул Йоэль.

— Истинный Князь в правлении — это прекрасно, — согласно наклонил голову Карпас.

— Это… покойный Лаппо-Данилевский готовился скупать ценные бумаги? — краем сознания Митя соображал, что эти двое, кажется, собираются сделать его богаче, но сейчас его интересовало другое.

— Покойный? Вы увере… А впрочем, что ж это я, раз вы говорите. Размеры состояния господина Лаппо-Данилевского… покойного… примерно известно. Эдакие масштабы ему и в лучшие времена были не по карману, а уж нынче, когда он весь в долгах… был в долгах… — выражение лица Карпаса стало задумчивым, и он заключил. — Действовал некто намного богаче. И полагаю, влиятельнее.

— Еще один Фортинбрас? — негромко сказал Ингвар — оказывается, он тоже не забыл того разговора на уроке.

Йоэль с Карпасом поглядели непонимающе, но тратить время на объяснения Митя не стал:

— А вы можете узнать, кто сегодня станет покупать эти самые ценные бумаги? — нетерпеливо спросил он.

Карпас покачал головой:

— Влиятельные лица сами на бирже не торгуются, для того есть посредники.

— Но можно же допросить посредников! — нетерпеливо бросил Митя и уже приказным тоном добавил. — Вот и сделайте это!

Карпас глядел на него долго-долго, наконец вздохнул и пробормотав:

— Я ведь знал, во что ввязываюсь, — кивнул. — Ничего не обещаю, но сделаю, что смогу, — и с едва заметной насмешкой в голосе спросил. — Будут еще поручения, ваша светлость?

— Пожалуй, будут. А вы, Моисей Юдович, привилегии оформлять умеете?

— Это вы patent имеете в виду? — перевел на немецкий Ингвар. — Но на что?

— На шелк. Паучий. — Митя стрельнул глазами в Йоэля.

— Но… привилегия на производство и продажу альвийского шелка принадлежит альвам!

— А мы оформим привилегию на альшвийский шелк, — невозмутимо сообщил Митя.

— И, если кто-то не поймет разницы, мы в том никак не виноваты, — он развел руками.

— Есть разница… — теперь уж растерялся Йоэль. — Корм паукам другой и нить…

— Тем более. Оформляйте на господ Цецилию и Йоэля Альшвангов. И одну восьмую на меня.

— Нам с матушкой тоже не помешает в правлении Истинный Князь, — согласился Йоэль.

— То есть, что в деле участвует Истинный Князь не скрываем? — Карпас бросил на Митю напряженный взгляд.

— Мы ничего не скрываем, но кто сказал, что нам вот так возьмут — и поверят? — хмыкнул Митя.

— Будут вопросы. Поползут слухи. Слухи об Истинном князе. Которые появятся раньше самого Князя… — задумчиво подхватил Карпас.

— Мертвецкий кирпич тоже стоит запатентовать, — покивал уже Митя. — На меня. И еще… Я понял, что вы говорили о ценности промышленности…

Пожалуй, только это он по-настоящему и понял!

— … но все же попрошу вас помочь в покупке одного имения. Из приданого вдовы господина Лаппо-Данилевского.

— Наследник…

— Наследника нет, — Митя жестко улыбнулся, а Карпас слегка побледнел.

— … на имя Свенельда и Ингвара Штольцев.

— Нам с братом не нужны подачки! — вскинулся Ингвар.

— Хорошо, на Свенельда и Ингвара Штольцев, и треть на меня, — согласился Митя.

— Вы собираетесь стать совладельцем нашего имения? — еще больше возмутился Ингвар.

— Так мне будет проще держать вас под своей неусыпной опекой, — ласково сообщил Митя и тут же покивал. — Да-да, я — мерзавец, мы с вами об этом уже говорили.

Карпас усмехнулся снисходительно — видно, по его меркам до полноценного, качественного мерзавца Митя все же не дотягивал.

— Мой секретарь подготовит бумаги. Разумный и оборотистый молодой человек, он вас не подведет.

— А если подведет, я его убью, — еще ласковей улыбнулся Митя. — Правом Истинного князя Мораныча над жизнью и смертью, чей суд есть высший суд на земле.

Почему-то господин Карпас не испугался, а скорее преисполнился некоей торжественности:

— Мы будем помнить об этом, ваша светлость!