Князь мертвецов 2

Глава 30. Очень важные разговоры. Разговор с альвом-евреем

Другие важные разговоры состоялись на следующий день.

Йоэль явился по своему обыкновению с утра. Не то чтоб совсем раннего, но измотанный вчерашними событиями Митя уснул, будто провалился в бездонную пропасть.

Пронзительный вопль Леськи:

— Спит паныч, умаяшись оне, никак вам туды не можна! — и громкий хлопок двери заставили его резко сесть в кровати и потянутся за подушкой, испытывая необоримое желание запустить ею в наглого альва.

И тут же он замер. Потому что на кровати, прямо поверх перины, едва заметно мерцая глубоким жемчужным блеском, лежали сорочки. Восхитительные. Строгие. Ни единой лишней детали. Абсолютное совершенство кроя и строчек. Безупречные.

Митя протянул к ним подрагивающие пальцы. Прикосновение к мягко переливающемуся альвийскому шелку были чистым, незамутненным наслаждением.

— Я, к вашему сведению, спал, — пробормотал Митя и в голосе его дрогнуло самое настоящее рыдание.

Глаза альва, восседающего на стуле с величием и изяществом наследного принца на троне, довольно блеснули:

— А мы с дядьями и матушкой — нет! Всю ночь шили. Примерьте, — альв легко спорхнул со стула и подтянул к себе саквояж. Ни безупречный цвет лица, ни безукоризненный костюм, ни собранные на макушке в вычурные косицы серебряные волосы — ничто не выдавало бессонной ночи.

— А пауков переловили? — спросил Митя, поглядывая на сорочки в благоговении и почти ужасе — вдруг исчезнут? Потому что две — нет, господа, вы не понимаете, действительно ДВЕ! — сорочки целиком из альвийского шелка… Такое разве что у самих альвов бывает. Не таких, как Йоэль, а тех, что совсем альвы, из-под Холмов.

— Ловим, — вздохнул альв. — Одного не хватает. Найдется, рано или поздно, главное, чтоб никто его не прибил, приняв за фомора. Или еще за какую нечисть. Предваряя ваш вопрос, сразу скажу, — он вскинул ухоженную ладонь, не давая Мите вставить слово, — их привезла моя мать, из Вены. Он… он был альвом. Мой отец. Только, это ведь для нас все альвы — лорды. А в реальности, даже альвийской, когда все лорды, кто-то должен быть лордом-золотарем. Ну, или лордом-садовником. Лордом-портным. Вот он таким и был: портным при альвийском посольстве в Австрийской империи. У них это, правда, именовалось, лорд-мастер Одеяний. Он даже и впрямь принадлежал какому-то из альвийских Великих домов…

«Дому Ивы, — подумал Митя. — Тут уж без сомнений»

— Ему нужны были помощницы для черновых работ. Но даже для таких работ альвы набирают лучших. Моя мама такой и была — лучшая портниха мастерской, в которой она тогда работала. Альвы — это уровень, если ты работал на альва, для тебя все двери открыты. Ее взяли, а потом… Она ведь и сейчас красива, а тогда… Молодая. Экзотичная — по крайности, для него. Талантливая — для альвов это много значит. Он говорил, что она тонко чувствует красоту. Он вообще говорил много и красиво. Сейчас тоже все говорят: что она сама виновата. Надо было помнить, что он другой веры. И вообще нелюдь. Но она не хотела об этом помнить тогда. А потом оказалось, что у нее будет ребенок.

Митя почувствовал, как щеки у него вспыхивают — все же это очень деликатная тема, а альвы, вот уж дети природы, если так просто могут ее обсуждать! Даже будучи евреями…

— Мы с ней говорили об этом всего один раз. Я ее заставил.

Вот точно — дети природы! Трудно вообразить, как бы он, Митя, свою мать заставил. Хотя и мать у него… м-да…

— Он сперва очень удивился. Сказал, что никак этого не ожидал. Что это также странно, как если бы человек имел ребенка от мартышки, — лицо альва исковеркало чудовищной гримасой: в ней была и боль, и ненависть, и презрение, и… бесконечное унижение — уж его-то Митя опознавал безошибочно. — Что люди и без того нечто вроде животных, а уж те, которых и сами люди считают не ровней себе, те и вовсе… И велел… приказал ей избавиться от ребенка. Я… Вы… По всем статьям то, что она сделала — преступление. Но она говорила, что была очень зла. Хотела сделать ему также больно, как он сделал ей. И она украла. Зашла в его мастерскую, вроде как в последний раз — к ней там все привыкли. И забрала маленьких паучков, новорожденных. И уехала. Ей предлагали остаться в Петербурге, в ателье самой Иды Ладваль. Но она боялась, что он станет ее искать. Не из-за меня, — он усмехнулся, криво и зло, но даже эта улыбка ему шла, — из-за пауков. А может, хотела, чтоб искал, хотя бы из-за пауков. Уехала сюда, к братьям. Пауков разводить она даже не пыталась — им требуется особая, альвийская сила, чтобы расти, а без нее они во что-то вроде спячки впадают. Мне пять лет было, когда я коробку с ними нашел. Вот у меня они выросли, и даже ткать начали. И стало очевидным, до какой степени я… альв. Может, не будь я таким альвом, или не будь меня вовсе, всем было бы легче.

— Зато теперь ваши соотечественники вас уважают — вы так дрались за них, — тихо сказал Митя.

Он стоял перед зеркалом, на нем была сорочка альвийского шелка. Еще недавно он бы и убил, и умер ради этого. Но теперь он уже и убил, и умер, и может, именно поэтому даже не смотрел на свое отражение, а только на отражение застывшего лица Йоэля у себя за спиной.

— Уважают, кланяются даже. Никто дурного слова не говорит. вчера вместо Йоськи ребе Йоэль назвали… — улыбка на его губах была вымученной, — и я понял, что навсегда останусь чужим для народа моей матери! И для племени моего отца тоже, только вот их я и сам не приму! — с тяжелой, подсердечной ненавистью процедил он. И тихо добавил. — А для империи я плох и с той стороны, и с этой. Как ни повернись, — он отвернулся. И заговорил оживленным, насквозь фальшивым голосом. — Сюртук примерьте! Он пока только сметан, но поглядеть же надо.

И аккуратно, придерживая здесь и прихватывая там, подал сюртук.

В сюртуке не было ничего модного. Ничего похожего на сюртуки петербургских щеголей, которые Митя держал за эталон. В зеркале отражался Истинный Князь. Причем именно Князь-Мораныч. Такой Истинный и такой Мораныч, что Митя даже почувствовал себя слегка самозванцем.

— Это немного на вырост, — улыбнулся Йоэль и было ясно, что не о размере он говорит, потому что даже сейчас, на первой примерке, сюртук сидел идеально.

— Никто не должен быть один, — тихо сказал Митя. — Даже Истинный Князь. Особенно Истинный князь. Мы много говорили с отцом вчера. Всю ночь — думали и говорили, думали и говорили. И поняли, что не все будут рады, когда я, такой Истинный, появлюсь. Господа нигилисты увидят укрепление сословной монархии. Господа дворяне — власти Кровных. Кровные — кто-то обрадуется возрождению, а кто-то посчитает, что теперь Моранычи больно много воли возьмут. Двор… царская семья… везде найдутся недовольные.

— А мы, значится, против всего этого светского кагала, плечом к плечу: Истинный князь и ушастый еврей! — насмешливо протянул Йоэль.

— Еще Ингвар Штольц, — невозмутимо сообщил Митя. — Современный мир — мир пара и железа, без хорошего механика — никуда, а он мне пари проиграл, так что никуда не денется. Еще мой отец. И все, кто найдет в возвращении Истинной Крови свою пользу и выгоду. А таких, уж поверьте, будет немало.

— Будет, — задумчиво согласился Йоэль. — С вами уже господин Карпас перемолвится желает. Очень просил протекцию составить, чтоб вы встретиться с ним согласились.

— Он что же, догадался, что это мы его… — встревожился Митя.

— Обобрали? — насмешливо вздернул идеальные брови альв.

— Облагодетельствовали! — Митя посмотрел на него укоризненно. — Вернули утерянное! Конечно, я поговорю с ним — раз вы просите. Но сейчас я говорю с вами!

— Ну и шо я буду с этого иметь, кроме болячки на свой бедный тухес?

— Дворянство, — тихо сказал Митя. — Которое позволит вам игнорировать «Временные правила». Сможете жить, где захотите, и заниматься, чем хотите…

— Чтобы стать дворянином, требуется из иудаизма в христианство перейти. Не знаю, за что империя так любит предателей, да только я к ним не отношусь! — альв совершенно не изящно набычился.

Митя поглядел на него задумчиво. Вот и покойная Фира Фарбер тоже отказывалась веру сменить, потому что считала это предательством. А в свете об обязательной смене иудеями веры ради дворянства или службы говорили, как о спасении их душ, укреплении народного единства. Не понимают друг друга правители империи и ее подданные.

— Надо, конечно… За исключением дворянства иного государства и полученного от Истинного Князя. — Митя слегка смущенно улыбнулся удивленно взирающему на него альву. — Когда по «Уложению о службе» Ивана IV Даждьбожича обычных Кровных князей лишили права давать своим людям дворянство, Истинных князей уже полторы сотни лет как не было, вот никто их права отменить и не озаботился. А Истинные могли возводить в дворянство кого угодно: хоть мусульман, хоть верящих в Древних. Так что почему бы мне не сделать дворянином — иудея? — он развел руками вроде бы смущенно, хотя под смущением на самом деле пряталось торжество. Все же от того, что ему теперь доступно, кружилась голова. Приходилось прилагать отчаянные усилия, чтоб это кружение удержать — а то ведь так она покружится, покружится, а потом и потеряется!

Альв глубоко вдохнул, посидел так пару мгновений и, наконец, сдавленным голосом спросил:

— И всё это ради альвийских сюртуков?

— И ради сюртуков — тоже, — согласился Митя, — даже в первую очередь, — он погладил ладонью приметанный на «живую нитку» рукав и по-кошачьи зажмурился от удовольствия. — И еще по мелочам: сводить с нужными людьми, подслушивать, драться на моей стороне… научить меня говорить на синдарин, раз уж с мисс Джексон не вышло!

— Я не знаю синдарин, — ответил Йоэль. — А что вы на меня так смотрите? Я ни разу в жизни не общался с соплеменниками папаши, откуда бы мне знать?

— Но вы же владеете силами альвов! Лозы там, пауки…

— Так этому можно от них самих научиться — от лоз! И от пауков! Нет, если сильно хотите, могу вас научить говорить на идиш!