Карета, присланная за князьями Белозерскими, подъезжала к Екатеринославу. В душе главы рода, Кровного Князя и генерала от артиллерии Сергея Белозерского кипели нетерпение, вкупе с сильнейшим раздражением. Как тут не злиться? Билеты на чугунку они до самого Екатеринослава брали, а тут оказалось, что на полпути между местечком с названием Хацапетовка и губернском городом рельсы обрывались прямиком в поле… хотя и отнюдь не чистом! А наоборот, изрытом канавами, засыпанном щебенкой, и поверху размытом дождями. Вокруг гремела стройка, звенел металл и бухали ножищами глиняные големы. Выглядели те не очень хорошо — будто по ним из орудий лупили! — но дело свое исполняли. На только выпустившегося из Михайловского училища двоюродного племянника Санечку впечатление произвели поистине сокрушительное. Санечка немедленно полез знакомиться с командовавшим глиняными великанами молодым каббалистом, а еще через пару минут тот уже осведомлялся не та ли они родня, что ожидают в «доме на Тюремной». Дальнейшие переговоры установили, что «дом на Тюремной» — это дом зятя, Аркадия Меркулова, после чего багаж Белозерских был нагружен на одного голема, а сами они усажены на плечи остальных — и буквально в пару десятков шагов глиняные громадины преодолели жидкую строительную грязь, доставив их к присланной местным губернатором карете.
Счастье Санечки превысило человеческие пределы.
— Аркадию Валерьяновичу с Дмитрием Аркадьевичем кланяйтесь, скажите, Шмуэль Бенционович привет передает, — каббалист приподнял шляпу, и гордо уехал на плече голема, а князь Сергей почувствовал, как брови его сами собой взбираются на лоб. Любопытно…
Ехали быстро, но для пятерых карета все равно оказалась тесновата, и троюродный кузен Алексис, в котором Кровь зимы преобладала над кровью Смерти, перебрался к кучеру на козлы. А через пару верст дороги туда уже мечтали перебраться все, потому что в карете они все равно остались впятером — сам князь Сергей, его младший брат Константин, племянник Николя, выглядевший типичным гвардейцем даже в штатском, Санечка и… напряжение! Напряжение лежало посредине, оно занимало все диваны разом, и казалось, выталкивало из кареты людей.
— Дмитрий Аркадьевич, право же… Избалованный мальчишка, не знающий ни долга, ни чести, — процедил кузен Николя. — Знаете, кто его кумир? Меньшой князинька Волконский, фат, пшют гороховый…
— Вот именно, мальчишка, которому едва исполнилось шестнадцать.
— По мальчишкам видно, что из них вырастет, — непримиримо отрезал Николя. — Я в его возрасте…
— Жег себе пальцы на огне, чтоб доказать свое мужество, — обронил князь Сергей.
— Вот именно! — с гордостью подтвердил Николя. — И выдержал же!
— Николенька у нас до сих пор полагает, что самому себе пальцы жечь и впрямь есть доказательство твердости воли, а не дурости беспросветной, — рассеяно обронил князь Константин, сквозь отдернутую шторку кареты глядя наружу. И не обращая больше внимания на вспыхнувшего злым румянцем Николя, высунулся в окошко. — Эй, любезнейший! А что у вас тут такое?
Другой бы, может, и не заметил, но сибирская губерния, где командовал князь Константин, немало страдала от ханьских набегов, так что как выглядит местность, недавно набег пережившая, он отлично знал. Вон там крыши заново настелены — одна за другой, будто тут недавно бушевал пожар. Двери тоже вытесаны заново, точно их сносили с петель. Сторожевые башни по самый верх в строительных лесах, а паровые пушки все равно глядят на дорогу насторожено. Да и порубежники здешние не выглядят расслабленными мирной жизнью — вон какие морды внимательные… ох ты, и впрямь — морды! Да они ж все оборотни! Вот тебе и тихая южная губерния!
— Здеся-то? — отозвался с козел бородатый дед-извозчик. — Так то, пане, летом варяги понабёгли! С Днепра пообстреляли, нибы-то оттудова лезть будут, а сами — хитрые такие! — пешими в обход подались. Со здешней стороны и напали, покы казачки наши с уланами их в порту воевали.
— Но справились же — казачки?
— Та не, пане. То не казачки, то варягов мертвяки забрали!
— Какие мертвяки? — насторожился князь Константин. С другой стороны кареты высунул голову Санечка.
— Дык известно какие — дохлые! Строем по улицам ходили, видать, парад у них был, а там и вовсе из города ушли — никто их больше и не видал.
— Кого не видал: варягов или мертвяков?
— Так варягов же! Мертвяки — те иной раз захаживают. А то еще у себя на кладбище променады устраивают. И то сказать, тяжело оно — без движения-то! Вы, паны ясные, потерпите чуток, скоро уж и приедем.
Константин заглянул внутрь, проверяя, слыхали ли остальные.
— Избалованный мальчишка, ни долга, ни чести, да, Николенька?
— Мы еще не знаем, он ли поднял, — насупился Николай.
— Мы все чувствовали, что Истинный Князь Мораныч пришел в этот мир, — покачал головой князь Сергей.
— Николенька, наверное, думает, что в здешнем городишке может быть два Истинных Князя.
— Не называй меня Николенькой!
— Как скажешь, — князь Константин снова выглянул в окно — теперь они ехали по городским улицам. И князь мог поклясться, что еще недавно — два дня, самое большее, три! — на этих улицах бушевало сражение. Выщербленные выстрелами фасады. Перевернутая и разбитая паро-телега, которую попросту оттащили к стене, чтоб не перекрывала улицу, да так и оставили. Кучками собрана поломанная утварь, выбитые стекла в домах заложены подушками, а на мостовых кое-где осталась засохшая кровь. И фонари погнуты, будто их какой великан, вроде големов, узлом завязал!
— А тут-то что было?
— Третьего дня чуды из фонарей повылазили — жидов громить, — равнодушно откликнулся дед.
— Какие еще — чуды?
— Страшные: рука одна, нога тож одна, глаз горит, а сами дерутся чисто черти!
— Что они со здешними иудеями не поделили? — вмешался князь Сергей.
— Кто их знает: шо тех, шо энтих. Может, не понравилось, шо жиды Христа распяли? — хмыкнул дед.
— Мужик, Христос сам евреем был. И апостолы все, — вмешался молчавший до сей поры Алексис.
Мужик дернулся так, что чуть с козел не свалился — и замолчал, надолго. Мимо проплыла одна улица, вторая…
— Вон там Меркулов, глядите! — вдруг закричал Константин. — Заворачивай, мужик, приехали.
— Заверну, как не завернуть! — кучер натянул вожжи. — А вам, пане, я вот чего скажу, — он неодобрительно покосился на Алексиса. — Вы, по всему видать, большой пан, и человек ученый. А только чего мне нынче сказали, про то и батюшке на исповеди сознайтесь. Пусть он за слова безбожные епитимью-то наложит! Это ж надо такое сказануть: Христос со святыми апостолами — да вдруг жиды! И как у вас только язык повернулся?
Внутри кареты притихли все, даже Николя, пытаясь осмыслить состоявшийся разговор. Один только Константин нервно сжимал и разжимал кулаки, явственно думал о другом.
— Паааберегись, миряне! — зычно проорал кучер, разворачивая карету прямиком посреди улицы.
Карета почти вплотную встала рядом с небольшой группкой людей — там были двое городовых, Аркадий Меркулов, молодой мужчина с типичной для Симарглычей вытянутой, как у породистого гончака, физиономией, Митька, барышня какая-то в изящной шляпке и угольно-черном плаще до самых пят, еще двое юношей.
Константин чуть не выпал из окна кареты — Предки, один из них — настоящий альв! Только странно носатый. Но стоило ему рассмотреть, что лежало у их ног, и про альва он позабыл, выскочив из кареты так, что едва не прибил дверцей городового.
— Это что такое? — невежливо расталкивая собравшихся, выкрикнул он. Тут же спохватился. — Добрый-день-господа-приношу-извинения-князь-Константин-Белозерский-к-вашим-услугам-здравствуйте-Аркадий-Митя-поздравляю-тебя-и-всё-такое… Так откуда у вас вот это, скажите, наконец?
— В подвале нашли, ваше высокородие! — увидав подполковничьи погоны на мундире, отрапортовал городовой.
— Здравствуйте, Константин, душевно рад вас видеть, — улыбнулся отец.
— Я вас тоже, а вот это — нет! Настолько не рад, что кажется, утратил всякую вежливость, уж простите… — Константин присел на корточки рядом с лежащим на брусчатке телом. Тело было… жутким, потому что… половинчатым. Нога — левая, рука — правая, одно плечо, один глаз, выемка в боку. Эта самая половинка была несомненно и очевидно мертвой, с кровавой черной раной в имеющейся половине груди. А второй половины попросту не было, но не было и среза — при взгляде на «край» зрение начинало словно плыть и проваливаться куда-то, не позволяя ничего рассмотреть. — Хотите сказать, в здешней губернии такое по подвалам водится?
— Aх, Константин, чего тут только не водится! — с меланхоличной покорностью судьбе вздохнул Меркулов. — Но вот именно это — пришлое, — он кивнул городовому, а тот отрапортовал:
— Должно подыхать заползла, чуда поганая, когда его светлость паныч Дмитрий остальных в огневую дырку выкинул обратно к их чудьей матери!
— Ничего не понял, — сосредоточенно ответил Константин. — Объясните, наконец, откуда у вас тут на юге взялся сибирский авахи?
— Это фомор, Константин. Как те, что на Туманный Альвион нападают, — ответил отец. — У нас тут нашествие было.
— Я вам говорю, это авахи! У нас в Сибири они вечно то на поселенцев нападут, то склад разграбят. Хорошо, их шаманы местные гоняют, а то и вовсе бы спасу не было. Мы шаманов в гарнизоны даже на службу берем, хоть это и нельзя…
— Сдается, шаманские офицеры появятся раньше, чем я думал, — непонятно пробормотал Митя. — А там и до еврейских фрейлин недалече…
— И как давно на вас эти авахи нападают? — снова впадая в меланхоличность поинтересовался Меркулов.
Князь Константин задумался:
— Давно, — наконец прикинул он. — Когда меня на губернаторство поставили, уже были… не меньше десятка лет.
— Поздравляю, господа, — сообщил Меркулов, — мы выяснили, что фоморы уже не менее десяти лет пробуют на зуб сибирские окраины империи.
— Губернатор счастлив будет, — с таким же невозмутимым равнодушием к любым странностям, характерным для местных жителей, откликнулся стоящий рядом с Меркуловым Симарглыч.
— Кто у них губернатор? — шепотом спросил Николя.
— Дурново, из Велесовечей, — опасаясь прервать занимательный разговор, также тихо ответил князь Сергей.
— А это точно фоморы? — растерянно спросил Константин, мучительно пытаясь осознать, какие проблемы сулит империи это открытие. Пока ясно было лишь, что большие.
— Точнее некуда — одна из них мне синдарин преподавала, — обронил Митя, и никто, кроме Константина, не увидел в этом ничего особенного.
— Княжич, сделайте одолжение, проводите князя Константина в полицейский ледник — пусть другие тела осмотрит. Чем быстрее мы удостоверимся, тем лучше.
Константин с готовностью вскочил. В последний момент обернулся — они ведь за Митькой приехали! — но потом махнул рукой и заторопился вслед за своим провожатым. За ними городовые поволокли найденное тело.
Князь Сергей медленно вышел из кареты и остановился напротив Мити, не отрывая от него пристального взгляда. Тот же, наоборот, глядел куда-то поверх плеча дядюшки, то ли разглядывая других родичей, то ли вовсе созерцая хмурые осенние небеса.
И князь Сергей, не дрожавший на поле боя и не смущавшийся перед императором, ощутил несвойственное ему волнение. Вроде бы хорошо знакомый и привычный племянник вдруг начал излучать нечто неуловимо зловещее. И ведь ни капли же не изменился: все та же курносая физиономия с так огорчавшим Митьку несветским румянцем, та же крепкая кряжистая фигура. Или не та же — в строгом, почти военного кроя, идеально сидящем сюртуке с кипенно-белой сорочкой, и графитово-серым жилетом племянник казался и выше, и стройнее. А еще — от него несло легкой, будто бы старательно приглушенной угрозой. Тщательно выложенный шейный платок был сколот булавкой с навершием в виде серпа. Эту булавку князь сам дарил племяннику на Рождество, но тогда от нее не разило такой густой, тяжелой Мораниной Силой. Будто ею сотню мертвяков упокоили, чего, конечно же, быть не могло. Или могло?
На князя Сергея вдруг враз, зато с полной очевидностью навалилось понимание — здесь, сейчас он стоит перед Истинным Князем Мораниной крови! Перед живой легендой! Предки! Живой! Какое же смятение на самом деле царит у него в мыслях, если он сразу не понял главное!
— Я рад, что ты… жив, Дмитрий, — дрогнувшим голосом сказал князь Сергей.
— Не вашими молитвами, дядюшка. — сухо ответил тот.
— Я чего-то не знаю? — вздернул брови Меркулов.
— Господа Белозерские ехали сюда, чтобы поспособствовать в случае нужды моему превращению, — криво улыбнулся Митя.
Взгляд его отца стал крайне недобрым.
— Я… Мы… лишь хотели помочь. Мы и сейчас хотим, — почти смиренно отозвался дядюшка. — Я привез тех, кто может стать тебе помощниками, — он кивнул на стоящих позади него родственников. Николай глядел угрюмо, Алексис — испытывающе, Санечка попытался робко улыбнуться.
Митя окинул всех троих равнодушным взглядом и покачал головой:
— Благодарю за добрые намерения, дядюшка Серж, — в голосе его мелькнула ирония. — Но у меня уже есть помощники. Знакомьтесь, это Ингвар — механик моего автоматона. А это — Йоэль, мой портной. Так что еще раз благодарю — но нет, не нуждаюсь.
— Хватит! — рявкнул Николай, и шагнул вперед, неприлично оттеснив старшего родича. — Может, ты и стал Истинным Князем, но не изменился ни капли! — процедил он брезгливо и одновременно с удовлетворением, какое бывает у человека, предрекавшего худшее и теперь видящего, что все его прогнозы сбылись. — Думаешь, что доставшаяся тебе сила — это не долг и ответственность, а светская забава! И помощников подобрал под стать: механика и портного! Право же, почему не цирюльника? — почти выплюнул он.
— А действительно, почему нет? — Митя возмущенно воззрился на Йоэля. — Хороши помощники: если бы не кузен Николя, вы бы даже не вспомнили!
— Видите, и от кузенов бывает польза, — тряхнув серебряными волосами, мелодично прожурчал альв.
— Довольно, я сказал! — прогремел Николай.
— Николенька… — вдруг предостерегающе протянул Алексис. — Ты бы не дразнил нашего Истинного, право-слово…
— Да его пороть надо было! — Николай уже рычал. — Но еще не поздно… Уж не знаю, как и почему сила Истинной Крови попала в твои руки, но коль уж так случилось, никто — слышишь, никто не позволит тебе распоряжаться этой мощью как твоей капризной душеньке угодно! Ты сейчас же прощаешься с отцом, собираешь свои вещи и уезжаешь с нами! И уж тогда-то я лично позабочусь, чтоб долг и честь перестали для тебя быть пустыми словами в салонной беседе! Я тебя научу, что значит обладать Кровной силой!
— Думаешшшшь, сможешшшь его научить лучшшшшше меня? — барышня в черном вдруг медленным, нечеловечески гибким движением повернулась и ее угольно-черный плащ распался надвое, раскрывшись за спиной крыльями.
На Белозерских черными провалами глаз взирала мара. Смертевестница, спутница Мораны-Темной: в безупречно-строгом черном платье с белоснежными манжетами альвийского шелка! Из-под кокетливой шляпки выбивались рыжие локоны, а из-под кроваво-алых губ выглядывали клыки.
Край черного крыла ледяным холодом прошелся по лицу князя Сергея, посланница Великой Бабушки скользнула к Николаю и оскалилась в клыкастой усмешке. Выхваченный Николаем посеребренный нож она отбила крылом, второй нож льдисто хрустнул в ее когтях.
— Матерый… Настоящий Мораныч. Хочешь поучить? Дам тебе такую возможность, — она повернулась к Мите с приятелями и скомандовала. — Даю вводную, мальчики. Не допустить, чтобы вот он, — она ткнула когтем Николаю в грудь и тот дернулся от болезненного укола, — выбрался из города. Как выйдет — все, упустили. У него — родовое оружие, и фора — три улицы. У вас… ничего не разрешаю, кроме подручных средств. Альв, тебя это особенно касается! Ранить, бить, калечить… ну ладно, можно. Не насмерть! Где я вам потом еще одного такого удачного Мораныча найду. Все, парень, побежал… — скомандовала она Николаю.
— Я никуда не побегу! — гордо выпрямился тот.
— Тогда полетишь, — невозмутимо согласилась мара, ухватила Николая за ворот так, что тот впился в горло и взмыла в воздух. Через мгновение она и отчаянно дергающий конечностями кузен скрылись за крышами.
Физиономии у Мити и альва стали отчетливо предвкушающими и хищными.
— Увидимся за обедом, дядюшка! — только и крикнул Митя, и оба сорвались с места как спущенные со сворки гончие.
Реалист Ингвар, наоборот, мученически вздохнул и побежал следом неторопливым раскачивающимся бегом.
— А вас прошу со мной, дорогие родичи! — почти промурлыкал Меркулов. — Отдохнете, перекусите с дороги, заодно и побеседуем спокойно о Кровной Силе моего сына, и кто ей будет распоряжаться. Прошу, ваши светлости! — прозвучало это очень по-полицейски.
— Как будет угодно вашей светлости Первому князю! — поклонился князь Сергей, уже понимая, что все его планы и прожекты вполне по-мораньи идут прахом.
Вдалеке послышался холодный женский смех.
Племянника со странной его компанией князь Сергей нашел на следующее утро. Позади был бурный день, проведенный в кабинетах местного начальства: от зятя Аркадия начиная и губернатором заканчивая. И не менее бурная ночь, когда все посвященные в дело Кровные бурно пили в лучшей ресторации города за возрождение Крови и здоровье нового Истинного князя. Князь Сергей то печалился, что теперь уж не ему решать, кого привлекать в союзники, то радовался — тому же самому. Под утро остальные светлости изрядно перепили, и князь Сергей попросту сбежал. И теперь неспешно шел по пустынным, еще темным улицам к реке. Огромная, с едва просматривающимся другим берегом, и медленно выступающими из утреннего полумрака островами, она катила серые осенние воды, тихо плеща волной о берега дикого гранита. Из окошка сторожевой башни выглянул мордатый оборотень, поклонился, как хорошему знакомому, еще и покричал:
— Ежели вы, ваш-светлсть, паныча Дмитрия ищите, так они ось там!
Провинция: ты ночью чихнешь, а утром на другом конце города уж интересуются, не заболел ли. Но отказываться князь не стал, пошел, куда показали. Троица и впрямь нашлась на берегу. Мальчишка-реалист болтал ногами над обрывом. Альв в вальяжной позе — будто на оттоманке в собственной гостиной — прислонился к валуну, а Дмитрий стоял, заложив руки за спину, запрокинув лицо к восходящему солнцу, и явно наслаждался. И почему-то выглядел особенно зловеще. В черном сюртуке, что ли, дело? Или в выражении лица? Через мгновение князь заметил и четвертого — бедняга Николя лежал, уткнувшись лицом в землю, и не шевелился. Лишь по едва заметному дыханию можно было понять, что жив.
Князь подошел сзади — его заметили, но приветствовать не стали, отчего он почувствовал себя лишним в этой компании. Помолчал, собираясь с мыслями, повздыхал…
— Ты и впрямь не хочешь с нами ехать? — наконец тихо спросил он, — клянусь, Николя я к тебе больше не подпущу.
— Да он и сам больше не подойдет, — откликнулся реалист. И огорченно добавил. — А жаль. У меня еще взрывные пакеты не опробованы, а вы, Кровные, удивительно живучие.
Дмитрий едва заметно усмехнулся. Князь с некоторым трудом подавил панику, собрался с духом и объявил:
— Твоих друзей мы тоже с удовольствием примем! Империи нужны талантливые инженеры и… — он покосился на альва.
— Портные? — играя с удавкой из живой, и кажется, растущей прямиком из пальцев лозы, предположил альв.
— Все нужны! — решительно отрезал князь.
— Для чего, дядюшка? — тихо спросил Дмитрий.
— Чтобы сражаться, конечно! — удивился тот. — Истинные Князья не появляются просто так, когда и без них можно обойтись. Истинные Князья — спасение, являющееся, когда самим людям не сладить. А раз первой Новой Кровью стала Кровь Мораны, то… Полагаю, нас ждет большая война.
Тишина повисла над рекой — осеннее солнце не спешило проглянуть из-за туч, порывы ветра трепали полы Митиного пальто.
— Полагаешь, я должен выйти на поле боя грядущей войны во всей мощи Истинного князя? — в голосе Мити прозвучала насмешка. — Призвать родовое оружие князей Меркуловых, — он едва заметно поморщился. — И с боевым кличем, — он сделал многозначительную паузу и буднично закончил, — гордо умереть под первым же артиллерийским залпом?
— Если даже залп вас не возьмет, то пара бомб с дирижабля прикончит обязательно, — с энтузиазмом объявил реалист. — Заодно и тело разметает так, что никаким личем уже не подниметесь.
— Спасибо, Ингвар, я знал, что могу на вас положиться, — кивнул Митя. — Знаете, дядя Серж, я не знаю, будет ли война, а тем более большая война, кто на нас нападет и с кем придется сражаться — с фоморами, альвами, или вот хотя бы… германцами!
— Уж точно не с германцами! — возмущенно перебил Ингвар.
— Неважно, — покачал головой Митя. — Но пока что… Когда уезд захлестнула волна мертвецов — их призвали местный лавочник и местный дворянчик для собственной выгоды. Виталийцы к городу подошли тоже благодаря предательству, а когда вломились фоморы горожане и вовсе били друг друга: даже воевать не надо, просто подождать, а потом добить уцелевших. И ведь каждый раз такая история: то предадут, то недодумают, то убьют кого.
Князь невольно кивнул: возразить было нечего.
— И ведь ничего-то им за это не бывает! — неприятно сощурился Митя. — Полная свобода: предавать, недодумывать, убивать.
— Несправедливое устройство общества… — начал Ингвар, остановился, и с вызовом поглядел на князя Сергея. — Вы уж извините, если вам неприятно это слушать, но вы и сами часть этого общества!
— Я, безусловно, часть, — согласился князь.
— Справедливость… — задумчиво повторил Митя. — А знаешь, мама ведь выбрала отца, потому что он одержим справедливостью.
— Моя мать, твоя бабушка — из Орбелиани, а они потомки грузинского Квириа Справедливого… — князь еще не успел толком договорить, когда догадка заставила его почти задохнуться. — Ты думаешь, что Древняя… что Рогнеда… твоя мать… Ты хочешь… Хочешь пойти по стопам отца? Истинный Князь — полицейский?
— Насчет полиции — не знаю, но немного справедливости для всех: и в наказаниях, и в наградах, и в назначениях на должности, наверное, не помешало бы. Особенно если и впрямь впереди — большая война. Как думаете, дядюшка? — усмехнулся Митька.
— Не знаю. Я теперь уже ничего не знаю, — князь посмотрел на племянника с почти мистическим ужасом. — Ты нынче Истинный Князь — тебе и решать. А мы уж как-нибудь за тобой…
— Взрослые, опытные, в чинах, а всё норовите на меня взвалить… — проворчал Митя.
— Да ладно вам — вы же не один, мы с вами! — с привычным для него энтузиазмом заверил Ингвар.
— У вас даже гардероб теперь подходящий есть, — поддержал альв, а губы его подрагивали в улыбке.
Солнце, наконец, выглянуло из-за туч и залило темную реку текучим золотом.