Они почти ушли. Плотно сбитой группкой они шагали через охваченный ужасом квартал. Даринка непрерывно шептала, удерживая морок, так что мимо нагруженных вынесенными из квартир вещами погромщиков они проскакивали незамеченным. Дважды Митя пустил в ход трость, отбивая у погромщиков их жертвы, а один раз Даринка вытащила из-под высокого крыльца девочку с новорожденным котенком на руках — оба пищали и дрожали одинаково. В сущности, квартал был невелик, так что впереди уже мелькнула золотая полоса деревьев, прикрывающая сторожевую башню, и прячущаяся за ними голубизна реки…
… навстречу ударил многоголосый рев, и перекрывая улицу от края до края, как половодье, хлынула новая толпа погромщиков. Шагающий впереди всех тощий экзальтированный юноша ритмично выкрикивал:
— С голоду — пухнем! В нищете — дохнем! Дети малые — помирают! А эти — жируют! Всё их добро — наше будет! Пущай платят!
— Пущаааай! — ревом откликнулась толпа.
— Торопись, ребятушки! — из толпы ужом вывернулся явный мазурик с пока еще пустым мешком на плече. — Хлопцы давно уж жидов потрошат — так нам ничего не достанется! — он длинными скачками ринулся вперед и с разгона врезался в Даринку.
Девчонка пошатнулась и морок слетел. Жалкая кучка беглецов возникла посреди улицы — прямо перед глазами погромщиков. Беременная не вскрикнула — заскулила, как скулит умирающий щенок. Тоненьким писком ответил ей котенок.
— Тююю! — протянул мазурик с мешком. — От молодцы жиды — навить нас вже и встречают! Шоб далеко не ходить! — растянул губы в глумливой усмешке и дернул старуху в изорванном платье к себе, выдирая из уха единственную уцелевшую серьгу. Старуха закричала, хлынула кровь.
Митя выдернул из-за пазухи висящий на шнурке рядом с крестиком свисток. Помощь была так близко — даже сейчас поверх голов погромщиков видна была башня! Оборотни придут! Они обещались! Клялись!
Дунуть он не успел. Удар, острая боль в разбитых губах и пальцах. Хрупнул, разламываясь, свисток, а брошенный камень упал Мите под ноги.
Заскочивший на тротуарную тумбу высокий стройный парень издевательским жестом прикоснулся к оголовью картуза, и Митя узнал Алешку Лаппо-Данилевского!
Оказывается, тот умел красоваться не только в нарядах а-ля разбойник Рокамболь. Приказчицкая поддевка на нем тоже сидела ловко, спущенные на лоб длинные пряди прикрывали лицо, но не узнать его было невозможно. Да он не слишком-то и скрывался. Глядя Мите в глаза, Алешка растянул губы в длинной, даже томной ухмылке и проорал:
— Жиды золото выносят, бей их!
Тощий предводитель толпы сдернул Алешку с тумбы и рывком утащил в проулок. Толпа заорала:
— Беееей!
И ринулась на беглецов, как приливная волна. Беременную оттолкнули за спины, а ее муж неловко и неумело огрел нападающего ножкой стула. Даринка с визгом прыгнула вперед и вцепилась ногтями кому-то в лицо. Митя швырнул девочку с котенком себе за спину, на миг почувствовав, как заполошно колотятся два сердечка. Он успел ударить, раз, и другой, и даже третий, на него со всех сторон ринулись распаренные бешенством хари, дохнуло запахом гнилых зубов и чеснока.
Девочка за спиной пронзительно завизжала.
«Все — конец… здесь? Сейчас?» Стоило столько времени уворачиваться от смерти, чтобы погибнуть самой грязной и гадкой из них — быть забитым обезумевшей толпой! Толпой, которую завел Алешка Лаппо-Данилевский. Зато мара обрадуется…
Всё вокруг содрогнулось от беззвучного вопля. Митя слышал его не ушами, крик этот отдавался в костях и заставил кровь на мгновение замереть в жилах. Над головами потемнело и сверху на погромщиков свалилась мара. Припала на одно колено, накрывая всех вокруг широко распахнутыми крыльями, не по-людски изогнулась в хребте, вскинула голову и страшно зашипела, скаля зубы:
— Аршшшшш!
— Аааааааа! — заорала толпа — и был в этом крике запредельный ужас.
— К «Дому модъ», бегом! — Митя зажал трость подмышку, и подхватил на руки девчонку с ее котом.
Над крышами, размахивая прозрачными руками, отчаянно метался призрак Фиры Фарбер.
И они снова побежали — обратно.
Промчались по улице, перепрыгивая через ямы в разбитой мостовой. Пронеслись мимо разбивающих ювелирную лавку грабителей — вслед им заорали, но тут прямо над головами на широко распахнутых крыльях пронеслась мара и азартные вопли сменились криками ужаса.
На лету мара выдрала у Мити из рук девочку с котенком.
— Я думал, ты обрадуешься, что я умру! — задыхаясь, выпалил он.
— Вместе с котиком? Ты дурак? — рыкнула в ответ мара и унеслась вперед в вихре рыжих волос и крыльев.
Что жизнь людскую смертевестница ни во что не ставит, его не удивило, странно лишь, что она так ценит кошачью. Промелькнувшая мысль не мешала Мите мчаться со всех ног. Беглецы уже влетели в знакомый переулок на задах «Дома модъ», когда разрозненные крики позади слились в жуткий, почти звериный вой. И Митя понял, что отсрочка закончилась, и толпа оправилась от нагнанного марой страха.
Мостовая под ногами дрогнула от топота множества ног. В нос ударили запахи сотен человеческих тел, пота и крови. Раздался крик:
— Ось воны! Держиии!
Мите казалось, что в спину дует горячий, жаркий, убийственный ветер, который сам подхватывает и несете-несет-несет прямиком по улице к медленно открывающимся воротам во дворик «Дома модъ». Митя почти зашвырнул в приоткрывшуюся щель девчонку в разорванной сорочке, остановился, пропуская двух женщин, волокущих старика. Мальчишка-гимназист оглянулся на бегу и вдруг завопил, тыча пальцем Мите за спину.
Обернуться Митя не успел. Только почувствовал, как его дернули сзади — ворот сорочки врезался в горло, и его швырнуло на мостовую. Увидел над собой красную яростную рожу и падающий сверху широкий мясницкий тесак, отбил его ударом трости, попытался откатиться в сторону. Его ударили ногой в живот, перед глазами мелькнули чьи-то сапоги.
Мостовая треснула и из нее полезли… зеленые змеи. Еще одна такая змея обхватила Митю за пояс — мостовая мелькнула перед глазами, и его зашвырнуло во двор «Дома модъ». Ворота за ним с грохотом захлопнулись.