В последние недели я всё чаще ловила себя на том, что взгляд мой сам собой ищет в комнате двух человек — Генри и Эдит. Сначала я думала, что его внимание к ней — это простое проявление вежливости, но со временем стало очевидно: между ними возникло что-то большее, чем дружеское расположение.
Он, всегда общительный и живой, словно становился мягче и тише рядом с ней.
Она, впрочем, тоже менялась — из настороженной, молчаливой девушки становилась молодой женщиной, с той самой робкой, но искренней улыбкой, что появляется только для одного человека. Я наблюдала, как она ждёт его шагов в коридоре, как оживляется, когда он обращается к ней. Даже в моменты, когда он просто проходил мимо, она будто расцветала.
Я замечала, что они часто оставались наедине. Порой, проходя мимо библиотеки, я слышала негромкие голоса, тихий смех — и это была Эдит, которая обычно предпочитала молчать. В саду они могли бродить среди дорожек, и Генри с готовностью подхватывал её за локоть, если та спотыкалась о корни старых лип. Он умел слушать её, не перебивая, и, кажется, умел понимать её молчание лучше, чем слова.
Я долго колебалась, стоит ли поднимать с ним этот вопрос, но случай представился сам.
В тот день я вышивала в гостиной, когда вошла леди Агата. Она села в кресло напротив, поправила кружевной воротничок и, бросив на меня внимательный взгляд, спросила:
— Аврора, дитя моё, ты ведь тоже видишь, что происходит между Генри и нашей девочкой?
Я улыбнулась краешком губ.
— Вижу. И давно.
— Вот и я вижу, — леди Агата чуть наклонилась вперёд, её тон сделался заговорщическим. — Думаю, нужно поговорить с ним напрямую. Пора обсудить их будущее. Дальше откладывать не стоит.
Я кивнула, мы поднялись и отправились искать Генри. Нашли его, как и ожидала, в кабинете — он стоял у окна, задумчиво глядя на парк, держа в руках раскрытую, но явно не читаемую книгу.
— Генри, нам надо поговорить, — сказала я, пропуская вперёд тётушку и закрывая за нами дверь.
Он обернулся, увидел мою серьёзность и слегка нахмурился.
— О чём?
— Об Эдит, — сказала я прямо. — Через год ей исполнится двадцать один. Она станет совершеннолетней, и нам нужно решить, как быть дальше. Я думаю, стоит вывести её на первый бал, устроить дебют… возможно, там она встретит достойного мужчину.
Леди Агата, которая до этого делала вид, как будто рассматривает картину с акварелью, повернула голову:
— Аврора права. Дебют для девушки её возраста — важнейший шаг. Это возможность найти мужа, установить нужные связи… Да и пора уже.
— Вы считаете, что Эдит… — Генри чуть запнулся, — должна выйти замуж?
Я мягко улыбнулась.
— А что в этом удивительного? Она красивая, милая, с хорошим воспитанием. Думаю, на балу ей не будет отбоя от поклонников.
Видимо, мои слова задели в нём какую-то глубинную струну, потому что он побледнел и вдруг сказал:
— Аврора. Матушка… Я и сам хотел поговорить с вами об этом.
— Серьёзно? — спросила я, краем глаза заметив, как леди Агата чуть подалась вперёд, явно ожидая важного признания.
Генри опустил взгляд на книгу, которую держал, а потом тихо сказал:
— Ей не нужен другой… муж…
Я подняла брови.
— А кто же тогда, по-твоему, ей нужен?
Он встретил мой взгляд, и в его глазах я прочитала ту самую решимость, которую ждала.
— Я сам. Аврора, я люблю её и готов сделать предложение.
Я почувствовала, как уголки моих губ сами собой дрогнули в улыбке.
— Ты уверен? Ты же знаешь, она не такая, как другие девушки…
— Знаю, — перебил он. — Но это ничего не меняет. Она — лучшее, что случилось в моей жизни.
Я хотела что-то ответить, но в этот момент леди Агата, подошла ближе, словно знала, что пора.
— Ну? — спросила она, переводя взгляд с меня на Генри.
— Я готов просить её руки, — сказал он твёрдо.
Леди Агата облегчённо выдохнула, села в кресло, откинулась на спинку, сложила руки на коленях и, улыбнувшись, произнесла:
— Я так и знала. И совершенно не против такой невестки. Тем более видно невооружённым глазом, что девочка тоже влюблена.
— Вы правда так думаете? — с надеждой спросил Генри.
— Мальчик мой, — леди Агата покачала головой, — в моём возрасте я разбираюсь в таких вещах лучше, чем в погоде по облакам.
Мне вдруг стало легко. Я не могла не думать о трудностях, что могут возникнуть, но видела и другое: в этой паре есть то самое взаимное притяжение, которое редко встречается даже в самых знатных союзах.
Вечером следующего дня у нас был запланирован скромный званый ужин. Столы в столовой сияли свечами, серебро и фарфор блистали в их свете, в воздухе витал аромат запечённой утки с травами. Гости собрались знатные: Эван Грэхем, лорд Себастьян Хейл с супругой, их сын Ричард, а также доктор Лэнгтон.
Эдит сидела между леди Агатой и мной, тихая и чуть смущённая, но её глаза изредка поднимались к Генри, сидящему напротив. Он казался непривычно сосредоточенным и даже серьёзным.
Когда перешли к десерту, Генри поднялся. Он выглядел как человек, готовый к важному событию: прямо, собранно, но с какой-то почти мальчишеской робостью в глазах.
— Прошу прощения за то, что прерываю ужин, но я не могу больше откладывать.
Он обратился к собравшимся:
— Леди и джентльмены, — начал он, и в голосе его звучала та особая торжественность, которая предвещает важные слова. — Сегодня я хотел бы обратиться к одной очаровательной девушке, чьё присутствие в этом доме стало для меня источником радости и воодушевления.
Он приблизился к Эдит, которая, кажется, даже не дышала от волнения, и встал перед ней. В руках он держал маленькую коробочку.
— Эдит Ньюборн, — его голос стал мягким, — вы сделали мою жизнь ярче и теплее. Я не представляю своего будущего без вас. Прошу… согласитесь стать моей женой.
В зале на миг наступила такая тишина, что было слышно, как потрескивают поленья в камине. Эдит подняла на него глаза, в которых дрожали слёзы. Она, не в силах вымолвить ни слова, просто кивнула и тихо произнесла:
— Да…
Гости зааплодировали, леди Агата всхлипнула от умиления, а я почувствовала, что тьма, висевшая над домом последние месяцы, вдруг стала чуть светлее.
Все за столом улыбались, кто-то заметил, что это прекрасный повод для тоста. Тётушка встала первой и обняла её, а Генри выглядел так, будто готов был перевернуть весь мир, лишь бы сохранить её улыбку.
Эван Грэхем, который сидел напротив меня, наклонился и тихо заметил:
— Похоже, это был самый ожидаемый исход, не так ли?
Я кивнула, наблюдая, как Генри осторожно взял Эдит за руку. Их история только начиналась. Несмотря на все тревоги, опасности и потери, мы уже ощущали робкий свет счастья, проникающий в наш дом.