На следующее утро, когда первые лучи солнца ещё робко пробивались сквозь плотные занавеси столичного дома, я проснулась с глухим чувством тревоги. Мысли о вчерашней ссоре не давали покоя. Я долго лежала, уставившись в потолок, пока не услышала шум карет на улице. Марс сонно приоткрыл один глаз, когда я встала с постели и опустила ноги на коврик. Откуда-то доносился аромат тёплого хлеба и специй. Этот запах манил, и, накинув домашний халат, я тихо спустилась вниз.
Моя Элла стояла у большого котла и что-то варила. Она закатала рукава и ворчала себе под нос о ленивых городских слугах, которые спят, когда солнце уже вот-вот встанет.
— Элла, — позвала я, и она обернулась, вытирая руки о фартук.
— Аврора, голубушка, ты чего так рано? Не спится? Садись. Сейчас чай поставлю.
Я кивнула и села за стол. Несколько секунд молчала, теребя край скатерти, а потом решилась:
— Элла... После того падения… Я не помню многого. Иногда даже лица из прошлого будто затуманены. Всё вокруг — знакомое и чужое одновременно. Я боюсь задать вопросы отцу, боюсь, что он расстроится.
Элла застыла, держа в руке чайник. Потом медленно опустила его на плиту и подошла ближе.
— Забыла? — прошептала она.
Я кивнула.
— Помню своё имя. Отца, Марса, тебя... — Я сглотнула. — Но чувства остались, а воспоминания — как вырванные из книги страницы. Я не знаю, какой была раньше. Не помню, что любила. Почему в доме ко мне относятся как к ненормальной? Я как будто чужая сама себе.
Элла села напротив, глаза её блестели от тревоги.
— Вот оно что… А я-то думала: смотри, как ты изменилась. В голосе уверенность появилась, в поступках — твёрдость. Даже не портишь себе день слезами, как бывало раньше.
— А я раньше была плаксой? У меня и сейчас слёзы близко, только я стараюсь их не показывать никому.
— Ты была… нежной, ранимой. Ох, дитя, тебе ведь и впрямь нелегко. — Она сжала мою ладонь. — Спрашивай что хочешь. Расскажу что смогу.
Губы задрожали, сердце учащённо забилось, отдаваясь пульсацией в голове.
— Ты ведь знала маму. И её семью. Ты можешь рассказать?
Элла застыла, взгляд её стал серьёзным.
— Знала, — сказала она наконец. — Знала как свои пять пальцев. Род Данверсов был старинным, знатным. Леди Элизабет была младшей дочерью, а династия её шла ещё со времён короля Эдгара. У них было всё: земли, положение, титулы. Только вот беда, одно за другим несчастья. Отец леди погиб на охоте, мать умерла от чахотки, братья — один на дуэли, второй в Индирии, от лихорадки. Так осталась она одна, юная, но гордая. И добрая — не по рангу.
— Как же она встретила отца? — прошептала я, впитывая каждое слово.
— На балу в Эвервуде. Он был тогда ещё не виконтом, а просто лордом Эдвардом. Твоя мама рассказывала мне, как она увидела его на веранде — промокшего, с разорванной перчаткой, но с глазами, полными жизни. С тех пор и началась их история. Любовь с первого взгляда, не иначе. И плевать им было на титулы и предрассудки. Через год поженились. Земли Данверсов перешли во владение твоего отца.
— Они были счастливы? — я опустила взгляд.
Элла помедлила.
— Были. Очень. Но… счастье редко длится долго.
Я слушала затаив дыхание.
— А потом… — я запнулась. — Что случилось потом, Элла?
Пожилая женщина вздохнула, как будто с плеч рухнула старая тяжесть.
— Потом… была ты. Рождённая в любви. А дальше… Несчастье. Её последняя беременность… Все ждали мальчика, надеялись, что на сей раз будет легко. Ребёнок замер на восьмом месяце. Леди Элизабет страдала, но молчала. Лекари не сумели помочь. Она умерла в муках, в своей постели. Только ты и отец были рядом. Это его и надломило.
Я сжала руки в кулаки, чувствуя, как слёзы подступают к глазам.
— Почему мне никто не рассказывал?
— Все думали, тебе лучше так. Просто старались не упоминать её имя. Отец твой души в тебе не чает, но боль его так и не прошла. А мачеха… сама видишь, какова она. До сих пор не понимаю, чем она смогла привлечь его.
На кухне стали собираться слуги и сонные горничные. В этот момент к нам подошла взволнованная Бетси.
— Миледи, вы здесь? Я искала вас в комнате.
Внезапно за дверью раздался шум: скрип колёс, лай собаки и голос лакея.
— Леди Агата прибыла, — сообщил он.
Элла подскочила.
— О, святая Магда, наконец-то явилась эта ведьма этикета и реверансов, — раздражённо пробормотала она. — Иди, дитя, одевайся к завтраку. Не ровён час, увидит тебя здесь, будет скандал. Придётся выслушивать её нотации.
Я торопливо поднялась по лестнице, сердце всё ещё гулко отдавало в груди. Боль и нежность, всплывшие из слов Эллы, будто оставили след на коже. Мысли путались, и казалось, будто я только что прожила жизнь, о которой раньше знала лишь обрывки. Образ матери — тёплый, ласковый, с лёгкой печалью в глазах — начал оживать во мне. И это пробуждало не только боль, но и странное чувство силы.
В комнате я переоделась в серо-голубое утреннее платье, аккуратно причесалась и, не дожидаясь Бетси, спустилась к завтраку.
Леди Агата уже сидела за столом — прямая, как стрела, в плотном сиреневом платье с кружевным воротом. Её седые волосы были собраны в строгий пучок, а серьёзный взгляд под тонкими дугами бровей скользнул по мне, как по страницам книги.
— Аврора, ты опаздываешь, — сухо заметила она, поднося к губам фарфоровую чашку.
— Простите, леди Агата, — я села на своё место и откинула волосы за спину.
— Утро начинается не с извинений, а с порядка, — вмешалась леди Мэриэн, едва сдерживая раздражение. — С появлением леди Агаты в доме, я надеюсь, что ты, наконец, вспомнишь о приличии.
— Девочка и так держится достойно, — отозвалась тётушка с холодной вежливостью. — Однако совершенству нет предела.
Я опустила взгляд в тарелку, где на белом фарфоре лежал ломтик поджаренного хлеба с клубничным вареньем.
— Полагаю, вы прибыли из резиденции вчера вечером? — осторожно спросила я, чтобы разрядить тишину.
— Сегодня утром. Едва рассвело. Мой кучер, как всегда, ныл, что дорога разбита, — леди Агата сделала глоток. — Генри остался в Арлингтон-Холл. Упрям, как его отец. С каждым днём всё больше тяготится обществом.
Постепенно разобравшись в семейных отношениях, я узнала, что Генри — единственный сын покойного барона, Достопочтенного Лорда Арлингтона. Он был племянником моего отца и главным наследником. Их семейное поместье находилось в двух часах от нашего. Леди Агата была очень привязана к семье брата и жила под опекой лорда Рэдклиффа. Отдав управление поместьем сыну, она почти не покидала наш дом, считая своим долгом следить за тем, чтобы «её девочки стали достойными леди».
— Генри в последнее время практически не посещает нас. Нередко так случается, что молодым людям требуется тишина, — заметила я, бросив взгляд на мачеху.
— Это не «нередко», это неприлично. Он избегает приглашений, пренебрегает обязанностями. — Леди Агата резко отставила чашку. — Я не понимаю, что происходит. Я его мать, но он говорит со мной, как с посторонней.
— Наверное, ему нужно время, — пробормотала я. — Иногда тишина — это попытка что-то сказать.
— Тишина — роскошь, которую мы не можем себе позволить, — вмешалась мачеха. — Особенно мужчинам его положения. Надеюсь, он не разочарует семью.
Леди Агата посмотрела на неё так, будто собиралась осадить, но передумала.
— Я здесь не ради разговоров о Генри. Я приехала, чтобы заняться вами, девочки. До бала осталось менее недели. Репутация семьи зависит от того, как вы будете держаться…
Пока Мэриэн подбирала слова, чтобы перехватить инициативу, я уныло смотрела в тарелку с овсянкой. «Началось…»