Тайна доктора Авроры

Глава 26

На следующее утро, когда за окнами едва начал рассеиваться туман, дом наполнился суетой. Слуги бесшумно собирали вещи, укладывали дорожные сундуки, укрывали сиденья карет пледами и проверяли сбрую. Всё происходило будто в тумане, как в театральной декорации, где актёры знают свои роли, но никто не верит в происходящее по-настоящему.

Я не помнила, как встала. Как оделась. Как Бетси расчёсывала мои волосы, как Элла подавала кружку с тёплым отваром, заставляя сделать хотя бы глоток. Всё происходило словно не со мной, а с кем-то другим — с той прежней Авророй, которая ещё могла надеяться.

Карета тронулась с места, и старый особняк остался позади. Я не обернулась. Генри ехал верхом рядом с экипажем матери. Его плечи были напряжены, взгляд устремлён вперёд. Леди Агата находилась в отдельной повозке, сопровождаемая лекарем. Мачеха и Фелисити в другой, а я, как и в прошлый раз, с Эллой и Бетси. Марс устроился у меня на коленях, и его тёплое дыхание немного успокаивало. Воздух был наполнен влажной сыростью — пахло землёй, мокрой листвой и травами. Я смотрела в мутное оконце экипажа, но дорога расплывалась сквозь пелену слёз, которые я не вытирала.

Мы провели в дороге весь день. Пару раз останавливались, чтобы сменить лошадей и перекусить в придорожном трактире. За окнами мелькали поля, редкие деревья, перелески. Всё вокруг казалось тусклым, выцветшим. Я смотрела на пейзажи, и они казались такими же пустыми, как и я сама..

И всё же… Я чувствовала, как во мне что-то меняется. Будто границы между прошлым и настоящим стираются. С каждым днём я всё меньше вспоминала свою прежнюю жизнь. Имя, которое я носила «там», казалось странным, чужим. Черты лица — в зеркале уже не вызывали отторжения. Я начинала узнавать себя.

Леди Аврора Рэдклифф… И не только по имени — по сердцу. Воспоминания — редкие, рассыпанные, как бусины по полу, — становились моими. Как будто я не жила «там», в другой жизни, а лишь читала о ней книгу. Или видела сон. Всё, что было, — стиралось. А здесь, в этой жизни, в этом теле, была я. Настоящая.

Я больше не ждала пробуждения. Надеялась ли я вернуться? Нет. Куда возвращаться? Мир, откуда я пришла, угасал во мне, как лампа, в которой заканчивалось масло. А этот, пусть жестокий, холодный, тревожный, стал моим домом.

Единственное, что теперь имело значение, — это память. О нём. О человеке, который называл меня своей дочерью.

Когда мы приехали в поместье, уже стемнело. Огромные окна старинного особняка мягко светились сотнями свечей. Камердинер ждал нас с фонарём. Все молчали, даже Фелисити. Семейство Рэдклифф переступило порог родового дома, и реальность обрушилась на нас.

Мы вошли в холл, где всегда собирались по вечерам. Там витал запах кожи, духов и чая. Теперь здесь стоял гроб: тёмный, полированный, с чёрной лентой и гербом Рэдклиффов на крышке.

Я подошла первой. Остальные застыли, словно не смели нарушить момент.

Отец лежал, будто спал. На его лице не было мук, только покой, почти благость. Я смотрела на него и не верила, что это действительно конец. Хотелось наклониться, коснуться ладони, позвать: «Папа», — и услышать его привычное: «Моя девочка». Но он молчал. И вот тогда я по-настоящему поняла: он ушёл.

Генри стоял в углу, сжав кулаки так, что побелели костяшки. Леди Агата тихо всхлипывала, держась за кресло. Фелисити дрожала, спрятав лицо в носовой платок. Мэриэн задумчиво смотрела вдаль, на лице её читалось не горе, а, как мне показалось, раздражение — будто смерть мужа нарушила её важные планы.

Я стояла рядом с гробом, уже не плача. Лишь смотрела и медленно прощалась.

Позже, когда мы разошлись по комнатам, я сидела у окна, закутавшись в плед. Внизу в саду, шумел ветер. Фонари качались, разбрасывая тусклый свет. Где-то далеко лаяли собаки. Марс спал на кровати, свернувшись в клубок. Бетси дремала в кресле, откинув голову назад. Дом дышал. Жил. Но без него.

На следующее утро пошёл дождь. Мелкий, холодный, словно сама природа оплакивала смерть лорда Рэдклиффа. С самого рассвета во дворе начали собираться экипажи. Слуги встречали гостей с зонтами, провожали в дом, принимали мокрые накидки и трости. Люди ступали осторожно, будто боялись потревожить тишину, царившую в этих стенах. Всё вокруг было пронизано скорбью: воздух, лица, даже старые деревья в саду склонили ветви к земле.

Семейный склеп, выстроенный ещё при прадеде отца, располагался в розарии — за маленькой рощицей, на пригорке. Он и впрямь был розовым — из редкого камня, который сверкал на солнце, но сегодня его стены казались серыми. У входа собрались соседи, друзья семьи, почтенные джентльмены в чёрных плащах и дамы с вуалями. Кто-то держал чёрные зонты, кто-то дрожал от холода. На лицах читалась усталость, почтение и то странное облегчение, что приходит к живым, когда они осознают, что смерть миновала их — пока.

Мы шли медленно. Я рядом с леди Агатой, Фелисити и мачехой. Генри держал зонт над матерью, взгляд его был потухшим. Никто не говорил — только шорох дождя по зонтам и мокрой листве, да редкий кашель кого-то из гостей нарушали молчание.

Толпа собралась у родовой усыпальницы на склоне холма — каменной часовни, обвитой плющом, с древними ангелами на фронтоне. Священник читал молитвы. Я стояла рядом с гробом и не слышала ни слова. Всё внутри было оглушено горем. Когда подошёл момент прощания, все по очереди подходили и кланялись. Кто-то шептал слова, кто-то просто склонял голову.

Краем глаза я заметила, как подошёл лорд Гарольд Эштон. Его тёмное пальто сидело безупречно, а серый шарф — аккуратно повязан. Он приблизился к Мэриэн, сдержанно склонил голову и произнёс соболезнования. Затем его взгляд скользнул ко мне.

— Леди Аврора, — сказал он с приторной мягкостью, — ваш отец был достойным человеком. Его уход — большая утрата для всех нас.

Я ничего не ответила. Лишь вежливо кивнула. В его голосе было мало искренности.

Когда он удалился, рядом оказался лорд Николас Сеймур. Высокий, суровый, с проницательным взглядом. Седые виски и строгий мундир не лишали его теплоты. Он молча встал рядом и накинул мне капюшон, укрывая от дождя.

— Простите, я должен был быть рядом, но не успел, — тихо сказал он. — Он боялся и не хотел, чтобы вы остались одна. Мне жаль.

Я молча кивнула. Его слова звучали искренне. От них веяло надёжностью, как от отца. Сеймур коснулся моей руки и отступил в сторону.

Пока священник читал траурную молитву, я заметила, как он подошёл к Генри. Они говорили вполголоса, склонив головы друг к другу. Шум дождя заглушал слова, но я всё же уловила:

— …этот брак не состоится. Эдвард не хотел этого.

— Она ещё ничего не знает? — спросил Генри.

— Я расскажу. Лично.

Генри кивнул, взглянув на меня. Их лица были напряжены. Что-то происходило за моей спиной, и я начинала понимать: отец успел поручить меня людям, которым доверял. И эти люди собирались защищать меня даже теперь, когда его больше не было.

Когда гроб опустили в склеп, мачеха лишь приподняла платок, но не проронила ни слезинки. Фелисити шмыгала носом, леди Агата тихо молилась. Я стояла и смотрела. Это было самое невыносимое.

После церемонии все вернулись в поместье. Поминальный обед начался в час пополудни. Дом был затянут в траур. Все часы — от массивных в холле до изящных каминных в комнатах — были остановлены на минутах, когда отец умер. Их безмолвие давило сильнее, чем слова. В столовой, где обычно царили свет и разговоры, сегодня витал полумрак. Занавеси были полузадёрнуты, на столах — чёрные ленты и белые цветы: лилии, каллы, гортензии. Возле одной из колонн разместили большой портрет отца. Он смотрел на всех с мягкой, чуть печальной улыбкой.

Я сидела за длинным столом между Генри и лордом Николасом Сеймуром. Их молчаливое присутствие было как щит, и только благодаря этому я чувствовала, что могу выдержать день. Лорд Сеймур не проронил ни слова с тех пор, как мы сели, но несколько раз наклонялся, наливая мне воды и предлагая хлеб.

Мачеха сидела во главе стола. Её глаза были красны, губы дрожали, но я слишком хорошо знала её, чтобы поверить. В каждом её движении: от изящного прикосновения к платку до выверенного вздоха — чувствовалась театральность. Сегодня она играла убитую горем вдову, но в глубине взгляда читалась нетерпеливая усталость.

Марс несколько раз появлялся в дверях. Скользил между ногами лакеев, ища меня взглядом, но не решался войти в зал, полный чужих голосов и запахов. Один раз я уловила его мысль: «Я рядом». И он исчез так же бесшумно, как и появился.

Гости вели себя сдержанно. Говорили тихо, ели неспешно. Иногда слышался звон бокалов, негромкий смех, быстро затихающий. Всё выглядело благопристойно.

Я чувствовала, как взгляд лорда Эштона снова и снова возвращается ко мне. Он сидел через стол, но его глаза находили меня неизменно. В них не было скорби — лишь оценка. Взгляд хищника, присматривающего себе добычу. Мне становилось душно от его пристального интереса. Я отвернулась, сосредоточившись на своей тарелке, но еда была безвкусной, куски застревали в горле.

Генри наклонился ко мне и тихо спросил:

— Всё в порядке?

Я кивнула, не поднимая глаз. Он сжал мою ладонь под столом, коротко, по-братски, и отпустил.

Когда обед подошёл к концу, подали десерт, но почти никто не притронулся. Мачеха со вздохом поднялась и произнесла речь: хвалебную, долгую, полную красивых слов. В ней было всё — кроме подлинного чувства. Никто не прервал её, но в зале повисло странное напряжение. Даже лорд Сеймур отложил вилку и нахмурился, глядя на неё, как на нечто неуместное и ненастоящее.

После ухода гостей столовая практически опустела. Лорд Эштон задержался у портрета покойного, затянувшись сигарой, и снова — как бы случайно — бросил на меня долгий взгляд. Внутри меня сжался холодный ком.

Мы с Генри и лордом Сеймуром направились к выходу в зимний сад. Я чувствовала, как взгляд лорда Эштона пронзает спину, как Мэриэн, краем глаза, следит за каждым нашим движением.

Всё вокруг пахло мокрым стеклом, мятой и дождём. Пламя в камине потрескивало.

— Я прошу вас остаться, — сказал Генри, обращаясь к Сеймуру. — До следующего поминального ужина. Неделя. Пожалуйста, не отказывайтесь.

— Конечно, — ответил Николас, даже не задумываясь. — Эдвард был мне… братом. Когда-то он спас мне жизнь. Я не оставлю вас, пока не буду уверен, что его воля исполнена.

Он посмотрел на меня — и впервые за весь день в его взгляде мелькнула ярость. Тихая, благородная, но опасная. Он знал. Всё.

— Спасибо, — сказала я едва слышно.

Лорд Сеймур кивнул. В этот момент я осознала: рядом с ним и Генри — я в безопасности. Пока.