Тайна доктора Авроры

Глава 19

Фелисити, сидевшая с идеальной осанкой, тут же закивала.

— Я уже выучила всю последовательность реверансов, тётушка.

— Хорошо. Но придётся повторить, — Агата перевела взгляд на меня. — А ты, Аврора, всё ещё недостаточно внимательна к мелочам. Движения резки, осанка неустойчива.

Я молча кивнула. Внутри меня поднялась волна возмущения, но я её сдержала.

— Я готова заниматься, — тихо сказала я. — Только… не надо постоянно напоминать мне, что это мой долг. Я и так это знаю…

Леди Агата чуть прищурилась.

— Иногда долг требует от нас больше, чем хочется. Ты — леди, и это обязывает.

Мачеха усмехнулась.

— Вот потому я и говорю, Аврора. Тебе нужен муж, который научит держать язык за зубами, как подобает леди.

Я вскинула голову, кровь прилила к щекам.

— Муж, который сломает меня? Нет, спасибо.

— Ты груба! — вспыхнула она. — Ты не смеешь пререкаться со мной!

— А вы не смеете называть это заботой! — Голос дрогнул, но я не отступила. — Я больше не та, что раньше. Я не позволю кому-то заставить меня бояться.

Тишина за столом была оглушительной.

Леди Агата вздохнула.

— Возможно, дух в тебе — это то немногое, что осталось от твоей матери. Ты действительно очень изменилась в последнее время, Аврора. Элизабет тоже не умела молчать, когда следовало. Это было её благословением и проклятием.

Голос её звучал устало, почти с сожалением.

— Простите, — выдавила я. — Я не хотела спорить. Но я устала быть тенью себя.

Леди Агата кивнула.

— Быть женщиной в нашем мире — всегда

борьба. С другими. С собой. С ожиданиями. Только помни, Аврора: если уж ты решила идти против течения — плыви уверенно.

Я впервые за долгое время ощутила уважение в её голосе. И от этого стало легче. Завтрак закончился без дальнейших слов. Я поднялась в комнату, чтобы немного прийти в себя.

Сердце всё ещё билось учащённо, щёки горели, но в груди появилось странное, тихое чувство, словно я сделала шаг туда, куда давно боялась взглянуть. Я не только ответила мачехе, я отстояла себя. И, что удивительно, леди Агата не разозлилась. Она поняла. Или почти поняла. Этого было достаточно. Мысли кружились, словно осенние листья на ветру. Но где-то внутри расправлялись крылья.

Я едва успела сесть за столик у окна, чтобы переписать несколько рецептов из блокнота матери, как в дверь постучали, и внутрь вошла Бетси с лицом, сияющим, как начищенный самовар.

— Леди Аврора! — пропела она. — Она приехала! Вас ждут в малой гостиной.

— Кто? — вскинула я брови. — Королева?

— Почти, — Бетси закатила глаза. — Модистка! Сама мадам Делакруа! С четырьмя сундуками и выражением лица, будто ей пришлось ехать верхом на свинье. Вас ждут на примерку, миледи. И… — она понизила голос, — платье почти готово!

— Персиковое? — обречённо уточнила я.

Бетси кивнула с воодушевлением, будто говорила о чуде природы.

— Да! Такое изысканное! Такое… элегантное! Оно будет оттенять ваш цвет кожи. Леди Мэриэн лично выбирала ткань.

Я тихо застонала. Вот уж не сомневалась. Персиковый цвет вызывал у меня стойкие ассоциации с перезрелыми фруктами и дамами, которые пахнут слишком сладко и смеются, не открывая рта.

— Разве нельзя… зелёное? Или хотя бы синее? Слилась бы со шторами, элегантно и очень достойно.

Я вздохнула с таким трагизмом, что Бетси прыснула со смеху.

— Ну не могу я любить персиковый цвет, — пробормотала я. — Я в нём как спелый абрикос — на юге рос.

— Вы в нём как летний вечер, — мечтательно сказала Бетси. — Или как сливки в закатном свете…

Мы спустились вниз. В малой гостиной нас уже ждала мадам Делакруа. Невысокая, плотная, как колобок, с булавками во рту и проницательным взглядом портного, она могла мгновенно оценить и талию, и критичность ситуации.

— Ах, мадемуазель Рэдклифф! — всплеснула она руками. — Какое очаровательное полотно! Теперь осталось только из него сделать картину.

Я встала на подиум, готовясь к бою. Персиковое платье сверкнуло на вешалке всеми оттенками компота.

Поздним вечером, после утомительной примерки и уроков этикета, я наконец-то оказалась в своей комнате. Котенька, заскучавший без внимания, с удовольствием ел курочку прямо из моих рук.

— Итак, что мы имеем? — твёрдо сказала я, отламывая небольшой кусочек грудки. — Отец меня действительно любит. Это факт.

Кот, не отвлекаясь от курицы, выразительно муркнул, что, по его мнению, означало: «Об этом я тебе давно говорил».

— Леди Агата… — Я задумалась, глядя в окно. — Она не так уж и плоха. Строгая, безусловно, но в ней есть разум. И главное — не злоба, а желание помочь. Возможно, со временем она станет союзницей. Особенно если Мэриэн продолжит вести себя так же. У кого угодно проснётся совесть.

Марс выразительно чихнул, возможно, в знак согласия. Или просто перец попал в нос.

— А вот леди Мэриэн... — Я понизила голос. — Вот уж кому не мешало бы щёлкнуть по носу. Или, ещё лучше, нацепить намордник. Бархатный, с жемчужной отделкой — пусть страдает, но со вкусом.

Кот остановился и уставился на меня с восхищением. Кажется, он мысленно уже примерял мачехе это изысканное украшение.

— Я всё поняла. Пора перестать бояться эту надушенную гадюку. Я больше не серая мышка под столом. Я — Рэдклифф! Даже если у меня иногда бывает шерсть на платье.

Марс потёрся об мою щёку и пристально посмотрел в глаза.

— Господи… Аврора, ты же вроде умная женщина. Была… Извини, Елена Борисовна, я называю тебя так в последний раз. Возьми наконец-то себя в руки и прекрати мямлить, а также метаться из стороны в сторону, хватаясь за всё и сразу. Соберись. Если уж на то пошло, ты выше по рангу мачехи и Фелисити. Ты старшая, законнорождённая дочь виконта. Я тут побродил между слуг и кое-что услышал. Мэриэн, дочь, — баронета. Рыцаря, не входящего в Палату лордов. По сути, брак Мэриэн с твоим отцом — мезальянс.

Я ошарашенно уставилась на него и потеряла способность думать. Вся информация о сословиях, которую так тщательно вбивала в меня тётя Агата, снова смешалась в голове. Герцоги, графы, маркизы и прочая аристократическая дребедень. Титулы учтивости мне вообще не давались. Постоянно крутилась мысль: «кум королю, сват министру». Или, как говорила моя бабушка Маня: «Такая уж мы родня. Ваш забор горел, а наш дед задницу грел».

— Да ладно… — протянула я, не веря своему счастью.

Рыжий советник потрогал лапой крылышко, вздохнул и отвернулся.

— Учи матчасть, — бросил он. — Всё, убирай. Похоже, я наелся.

Рассмеявшись, я схватила его в охапку, принялась целовать, гладить и приговаривать голосом Бабы-Яги из фильма «Морозко»:

— Котик, ты мой котик,

Тёпленький животик,

Рыженькая спинка,

Шёлкова шерстинка.

Марс выставил вперёд лапу и прижал её к моим губам. Он делал вид, что ему безразличны мои ласки, но на самом деле был в восторге от обнимашек.

— Хватит, Аврора… Я что тебе, котёнок с улицы Лизюкова? Прекрати меня облизывать.

Мир, в котором я жила, был полон условностей, но кое-что в нём было неизменным: любовь отца, теплота воспоминаний о матери и взгляд верного кота, в котором, кажется, отражалась вся моя новая решимость.

— Завтра, котенька, мы будем непокобелимы. То есть непоколебимы… По крайней мере, язвительны. А это уже немало.