Дорога домой показалась длиннее, чем обычно. Карета мягко покачивалась, лошади степенно шли по мокрой булыжной мостовой. Сеймур почти не говорил. Лишь раз спросил, удобно ли мне, и больше не проронил ни слова. Его мысли, казалось, были где-то далеко — может быть, в разговоре с герцогом, может быть, на том самом балконе, где он нашёл меня и Эвана.
Когда мы приехали в особняк, двор всё ещё освещали фонари. Лакеи торопились открыть двери, а горничные несли лампы в холл. Я поднялась по лестнице. Сеймур, не глядя на меня, передал трость дворецкому.
— Доброй ночи, графиня, — коротко сказал он, когда мы ступили в холл. — Я поднимусь. День выдался утомительным. Прошу, отдохните.
Он не поцеловал мне руку, как делал прежде, не задержал взгляд. Только лёгкий кивок и шаги, удаляющиеся по лестнице в его покои.
— Доброй ночи, милорд, — ответила я, и голос мой прозвучал ровно, но внутри было пусто.
Он скрылся в своём крыле не обернувшись. Дверь за ним закрылась с глухим стуком. Я осталась в одиночестве посреди большого, почти чужого дома. И пусть я давно знала, что наш союз — больше долг и партнёрство, чем любовь, но эта отстранённость больно резанула. Я не чувствовала вины. Мы просто разговаривали. Разве нельзя человеку иногда выдохнуть рядом с тем, кто тебе понятен?
Поднявшись к себе, я бросила накидку на кресло, сняла шляпку и серьги. Отпустила горничную, которая ждала у дверей, и окинула комнату взглядом. Она была тиха и холодна. Марса не было. Я не удивилась: уже третью ночь подряд он не возвращался вовремя. Упрямый, независимый зверь, он будто тоже устанавливал свои порядки на новой территории. Возвращался только к утру — весь в росе, с запутавшейся шерстью, усталый, но довольный.
Мне хотелось поговорить. Просто услышать человеческий голос. Я подошла к шёлковому шнуру и дёрнула. Прошло несколько минут — и в дверь постучали.
— Войдите, — сказала я.
Вошла Бетси. Лицо её было усталым, под глазами темнели круги, губы плотно сжаты. Она присела в реверансе.
— Вы звали, миледи?
— Да, Бетси. Мне не спится… и я подумала, что, может быть, и ты не против поболтать немного. Ты выглядишь… не очень радостной.
Она отвела глаза, потом всё же села в кресло у камина, опустив руки на колени.
— Простите, миледи. Я стараюсь. Просто здесь… не совсем как дома.
— В каком смысле?
— Меня сторонятся. Местные служанки, особенно те, что работают здесь давно, ведут себя так, будто я вторглась в их королевство. Говорят вполголоса, когда я прохожу, не отвечают, если спрашиваю. Смеются. Иногда шепчутся. Я уже молчу о том, что мне даже негде уединиться. Комната — общая, на четверых. Женщины — прачки, шумные, грубые. Я там будто чужая.
Она прикусила губу и продолжила:
— Не подумайте, что жалуюсь… Просто Элле, мне кажется, ещё тяжелее. Её поселили почти в подвале, под кухней. Там темно и сыро. Говорят, это «место для кухарки», и всё. Но она не просто кухарка, миледи. Она... Вы же знаете, кто она. Она была с вашей матерью и с вами с самого рождения.
Я вскочила. Несправедливость этого ранила до глубины души. Как я могла не заметить? Как допустила, чтобы Бетси, моя преданная девочка, спала в одной комнате с грубыми прачками? А Элла... Элла, чьи руки заменяли мне руки матери, Элла, которая любила безоговорочно. Именно она ночами сидела у моей постели, когда я болела. Неужели она спит в сыром подвале?
— Немедленно, — сказала я. — Покажи мне всё сама. Сейчас.
Бетси попыталась было возразить, но я уже шла к двери, даже не взяв шаль. Ночь была холодной, в коридорах сквозило, но гнев мой согревал лучше любого огня.
Мы прошли через парадные покои, свернули в узкий коридор, спустились по лестнице. Воздух сразу изменился: стал тяжёлым, лампы потускнели, а запах — влажным и затхлым. Женщины, увидев нас, поспешно отворачивались или низко кланялись, на их лицах читались удивление и досада.
Комната, где жила Бетси, была маленькой и душной. Четыре низкие кровати, сундук без крышки, облупившаяся известь на стенах. Три женщины — одна старая, две моложе, подняли головы и встали, но ничего не сказали.
— Здесь? — спросила я, поражённая.
— Да, миледи. Я не возражала. Это... общее помещение для служанок, занятых в прачечной. Мне сказали, что, пока не будет распоряжения, здесь и останусь.
— Понятно, — тихо сказала я Бетси. — Теперь Элла.
Мы прошли дальше, почти по лестнице вниз. Возле кухни, среди угольных ящиков и старых бочек, пряталась узкая дверь. За ней — крохотная комнатка. Окно под самым потолком, пол каменный, в углу — крошечная кровать с тонким матрасом, на стене крючки для одежды и старая буфетная полка. Элла сидела на табурете, что-то шила при свете свечи.
Она подняла взгляд, и я увидела в её глазах настоящую усталость. Не ту, что можно изобразить, а ту, что копится в человеке постепенно, день за днём.
— Ох... Аврора, дитя, что случилось? — прошептала она приподнимаясь.
Я подошла, опустилась на колени рядом и взяла её руку.
— Прости меня. Я не знала. Это не должно было быть так. Всё изменится. Почему никто не сказал мне?
Она пожала плечами. Её взгляд светился нежностью и тревогой. Похоже, её всё устраивало, и она ничего не просила для себя.
— Не хотела беспокоить. Место… сойдёт. Кухня рядом. Я всегда наготове.
Я выпрямилась, сжала губы. Голос мой был твёрд:
— Позовите миссис Дейвис. Сейчас же.
Слуга, которого я отправила, вернулся минут через десять с домоправительницей. Она слегка поклонилась.
— Миледи.
— Пройдёмте со мной, — сказала я и повела её обратно в свою гостиную.
Я не села. Стояла прямо, глядя на неё, как когда-то делал отец, если кто-то нарушал порядок.
— Миссис Дейвис, я поражена. Вам не поступило особых распоряжений? Разве вам не известно, кто такие Бетси и Элла?
— Простите, миледи… — начала она.
— Не перебивайте. Моя личная служанка спит в общей комнате с прачками. А моя кормилица — в сыром чулане возле кухни, словно отставная кухарка. Скажите мне: как я должна это расценивать?
— Я… прошу прощения, миледи, — произнесла она, явно сбитая с толку. — Поскольку не было явных указаний, я распределила слуг на общих основаниях. В доме свои правила, и…
— Каких общих? — мой голос стал ниже. — Элла, моя кормилица, нянчила ещё мою мать. Бетси — личная служанка. Вы позволили им ютиться среди прачек и в полуподвальных кладовках. А я, графиня Элдермур, должна разыскивать их по всему дому?
— Простите, миледи… Я немедленно отдам распоряжения.
— И вот ещё что. Теперь правила меняются. Завтра я проверю условия содержания остальных слуг. А сейчас… Немедленно освободите две комнаты в моём крыле, рядом с покоями. Одну для Бетси, вторую для Эллы. Перенесите их вещи сегодня же. Миссис Дейвис, если у вас снова возникнут сомнения относительно статуса кого-то из моего окружения, лучше уточните. Инициатива может обернуться неприятностями.
— Разумеется, миледи. Всё будет исполнено, — тихо сказала она, поклонилась и вышла.
Закрыв за ней дверь, я долго стояла у окна, глядя, как в саду тают огни фонарей. Ночь будто успокоилась, но внутри меня всё ещё гремел гнев.
Я не собиралась отступать. Элдорн станет домом не только для меня, но и для всех, кто верен мне сердцем. Даже если придётся строить его заново, камень за камнем.