Экипаж остановился у парадного входа герцогского дворца, освещённого ярким светом. Сквозь окна проникал мягкий золотистый свет свечей и люстр, слегка приглушённый прозрачными шторами. Я слышала музыку и голоса, доносившиеся из просторных залов, где уже собиралось высшее общество. Сердце бешено колотилось, но я старалась сохранять спокойствие.
Лорд Сеймур сидел прямо напротив, молчаливый и собранный. Он пристально посмотрел на меня.
— Вы готовы? — тихо спросил он.
Я кивнула.
— Да, милорд.
Он подал мне руку, и я легко спустилась из экипажа. Поднимаясь по ступеням, я ощущала, как нас окружает пристальное внимание. Люди смотрели, шептались, обсуждали нас. Мы стали событием сезона.
Я старалась держаться достойно, как учила леди Агата. Но внутри меня вилась тонкая нить тревоги. Чтобы не дать ей затянуться узлом, я мысленно вернулась в одно из воспоминаний.
В конце девяностых меня привезли в загородный особняк к местному криминальному авторитету. У него как раз рожала сука питбуля. Состояние собаки было критическим. Меня встретил сам хозяин. Мужчина с устрашающим лицом, покрытым старыми шрамами, и голосом, от которого волосы вставали дыбом. Он наклонился ко мне и прошипел:
— Если собака сдохнет, тебя закопают в лесу вместе с ней.
Я тогда выпрямилась, сняла перчатки и сказала спокойно:
— Если вы не выйдете из комнаты и не перестанете брызгать слюной на стерильные инструменты, я начну с вас. У меня мало времени, не тратьте его впустую.
Он моргнул, криво улыбнулся и отступил. А спустя пару часов, когда сука родила восемь щенков и всё прошло благополучно, не смог сдержать слёз. Пётр Севастьянович, известный как Петя Косой, долгие годы поддерживал мою клинику. Позже он стал заниматься благотворительностью и никогда не забывал поздравлять меня с праздниками. Страшный на вид, он казался почти добрым великаном, но с суровой внешностью.
Я улыбнулась про себя. Тогда я не растерялась и не позволила страху взять верх. Неужели сейчас я позволю пересудам окружающих вывести меня из равновесия?
— Дышите глубже, графиня, — мысленно сказала я себе. — Высший свет — это такие же группировки, как и у криминальных элементов. Только пудры больше.
Громко объявили наши имена. Музыка на миг стихла. Мы прошли в зал под всеобщие взгляды. Меня будто бы оценивали со всех сторон, но я просто шла вперёд, будто по ровной дороге. Лорд Сеймур рядом не делал ни одного лишнего жеста, но его сдержанное присутствие поддерживало лучше всяких речей.
Герцог и герцогиня Уэстморленд стояли у начала зала. Нам кивнули, и мы подошли. Я сделала уважительный реверанс.
— Добро пожаловать, графиня Элдермур, — сказала герцогиня. — Мы рады вашему присутствию.
— Благодарю вас, Ваше Сиятельство. Для меня честь быть приглашённой.
Она изучала меня с явным интересом, но без враждебности. В её взгляде читалась та сосредоточенность, которую я замечала у преподавателей на экзаменах. Её глаза проникали глубже слов.
После короткой беседы лорд Сеймур был приглашён герцогом для обсуждения частных дел. Я осталась одна, но недолго. Ко мне подошла фрейлина герцогини и, поклонившись, сказала:
— Её Сиятельство приглашает вас присоединиться к ней за чаем. В зеркальном салоне.
Я пошла следом, стараясь держать осанку. В голове настойчиво крутилась мысль: «Ничего не бойся. Ты здесь с открытым сердцем и чистой совестью».
Герцогиня сидела у окна с чашкой фарфорового сервиза. Чай был жасминовый, с тонким запахом весны.
— Я рада, что вы пришли, графиня, — начала она. — Хотела поговорить с вами без свидетелей. До меня дошли неприятные слухи. О поступке лорда Эштона.
Я не изменилась в лице. Просто села напротив.
— Всё, что вы слышали, скорее всего, правда, — тихо сказала я. — Он был вхож в наш дом и застал меня в библиотеке. Угрожал. Был пьян. Мой кот бросился на него. Я взяла ружьё, чтобы защититься.
— И вы действительно были готовы выстрелить?
Я посмотрела ей прямо в глаза.
— Безусловно.
Она молчала какое-то время. Взгляд её стал серьёзнее, но не холоднее.
— Я верю вам. И теперь вы под моей защитой. Эштон… невероятно распоясался, и я не питаю иллюзий на его счёт. Он пользуется положением своей родственницы, маркизы Роксбери, моей кузины. Но стоит отметить, что он лишь племянник её покойного мужа. Дальняя связь, за которую он цепляется с маниакальной жадностью. Будьте уверены — я знаю границы, и он пересёк их.
Я опустила взгляд, чтобы скрыть неожиданную эмоцию. Это было не проявление слабости, а облегчение. Герцогиня не только слушала, но и верила, действовала.
— Благодарю вас, — тихо произнесла я. — За понимание и поддержку.
— Это не просто понимание. Ваш отец пользовался уважением в нашем кругу. Его слово имело вес. А вы показали, что унаследовали его силу духа. Это большая редкость.
Чай остыл, мы почти не притронулись к нему.
Когда я вернулась в зал, лорд Сеймур уже ждал меня. Он не задал вопросов. Лишь посмотрел с лёгкой тенью беспокойства во взгляде.
— Всё хорошо? — спросил он негромко.
— Да, милорд. Она... благосклонна.
Он кивнул, и я поняла, что в этом движении была благодарность. Я не спросила его о разговоре с герцогом. Мы не были настолько близки, чтобы делиться всем. Но между нами существовало доверие — странное, прочное, как мост, который мы построили вместе с нуля.
Мы стояли рядом, наблюдая за танцующими. Я сравнивала лица и улыбки, движения и взгляды, и всё сильнее ощущала, как похожи они на людей из моего прошлого. Такие же правила. Такие же игры. Только другой антураж.
Бал продолжался в изысканном ритме: скрипки пели, свечи таяли в хрустальных канделябрах, улыбки становились всё шире, а разговоры — всё поверхностнее. Лорд Сеймур стоял рядом, как всегда, невозмутим, но в какой-то момент его отвлёк один из министров — плотный седовласый джентльмен в сюртуке с золотыми пуговицами. Сеймур посмотрел на меня с едва заметным извинением, поклонился и отошёл.
Я воспользовалась случаем и направилась к боковому выходу, за которым, как я предполагала, находился небольшой балкон, утопающий в ночных ароматах жасмина и липового цвета. Воздух был тёплым, наполненным щебетом сверчков и отголосками танцевальных мелодий.
Встав у перил, я глубоко вдохнула, чувствуя, как грудь сдавливает странная смесь тревоги и облегчения. Листья шуршали под лёгким ветерком, будто шептались между собой.
— Леди Аврора?
Я обернулась. В дверях стоял Эван Грэхем.
Он был в вечернем костюме, слегка растрёпанный, словно только что откуда-то быстро шёл. Я впервые увидела его так близко после поминального обеда. Его выразительные, тёмные, проницательные глаза смотрели прямо на меня, под ними лежала лёгкая тень усталости.
— Простите, если потревожил. Мне показалось… что вам тоже нужен воздух, — сказал он, подходя ближе. — Можно?
Я кивнула. Он остановился рядом, на расстоянии полшага.
— Здесь намного спокойнее, — продолжил он. — А в зале мне не по себе, никогда не любил подобные мероприятия. Слишком шумно и… много масок.
— Бал — это театр, — отозвалась я, не глядя на него. — А у театра свои правила.
Мы помолчали. Он, как и я, смотрел в темноту сада, но я чувствовала его взгляд на себе.
— Я много думал о том, что мог бы сказать вам при встрече, — начал он наконец. — Но всё звучит не так. Не вовремя. Или запоздало. Наверное, именно это и есть правда.
Я чуть повернулась к нему. Он продолжал, медленно, словно взвешивая каждое слово.
— Когда умер отец, всё во мне будто застыло. Я ушёл в дела, в цифры, в бумаги. Генри присылал письма, звал приехать, но я всё откладывал. Всё откладывал. А теперь… — он усмехнулся почти беззвучно. — Теперь я стою перед вами, Аврора, и не могу избавиться от мысли, что упустил нечто важное. Возможно — единственное важное.
Эти слова задели меня глубже, чем я ожидала. Я не знала, как ответить. Сердце забилось чаще — не от страха, а от признания, которое я не ждала. Не сейчас.
— Время, — тихо сказала я. — У него свои законы. Порой оно нас обгоняет, порой заставляет ждать.
— Кажется, я совершил большую ошибку, ожидая чего-то.
Эван замолчал, будто слова застряли у него в горле. Но затем неожиданно наклонился ближе, и его голос стал более напряжённым:
— Я знаю, что случилось. Генри рассказал про Эштона. Он не вдавался в подробности. Но я и так догадался. Эштон — настоящий хищник. Такие, как он, всегда находят способ. Меня выворачивает от мысли, что он осмелился приблизиться к вам... — Эван замолчал, крепко сжав перила. — Если бы я тогда был рядом...
— Но вас не было, — сказала я спокойно. — И в этом нет вашей вины. Я смогла защитить себя.
Он посмотрел на меня с выражением, в котором горечь смешивалась с чем-то, что я не решалась определить.
В этот момент я услышала шаги. Я знала этот ритм, этот лёгкий стук трости. Лорд Сеймур вышел на балкон.
— Графиня, — сказал он сдержанно, — пора возвращаться. Карета подана.
Я обернулась. Его взгляд был строгим, губы сжаты в напряжённую линию. Он скользнул глазами по Эвану.
— Лорд Грэхем, — произнёс он с коротким кивком.
— Лорд Сеймур, — ответил тот, чуть склонив голову, но не двинувшись с места.
Николас стоял в дверном проёме, его силуэт чётко вырисовывался на фоне зала. Лицо — как всегда спокойное, но в глазах читалось нечто иное. Он слегка склонил голову, рука его сжимала перчатки чуть сильнее, чем было нужно.
— Дорогая, нам пора. — холодно произнёс он.
Я кивнула, чувствуя, как напряжение мгновенно охватывает пространство между тремя фигурами.
— Конечно.
В этот момент на балкон высыпала небольшая группа дам и кавалеров. Весёлые, оживлённые, кто-то посмеивался, одна из девушек задержала взгляд на нас троих и приподняла брови. Я увидела, как она едва заметно наклонилась к своей подруге, и та тут же бросила взгляд в нашу сторону, полный догадок и выводов.
Внутренне я сжалась. Всё было слишком многозначно. Слишком открыто. Сеймур заметил это. Он слегка напрягся, потом галантно подал мне руку.
— Пойдёмте, миледи.
Мы покинули балкон под шёпот и взгляды. В карете стояла тишина. Несколько долгих минут он не говорил ни слова, только смотрел в окно, будто высматривая нечто в темноте улиц.
Я не выдержала.
— Вы сердитесь?
— Нет, — ответил он спокойно. — Я просто думаю.
— О чём?
Он повернул ко мне лицо. Оно было серьёзным, но не холодным.
— О том, как хрупка репутация женщины. Особенно той, чьё имя стало известно обществу. Я не осуждаю вас, Аврора. Вы свободны в своих симпатиях и разговорах. Но прошу вас быть осторожнее. У нас с вами общий путь, и на этом пути каждый неверный шаг порождает сплетни.
Я опустила глаза.
— Я понимаю. Мне жаль, если… всё выглядело недостойно.
Он помолчал, затем мягко сказал:
— Я не упрекаю. Я лишь предупреждаю. Общество не прощает тонкостей и сплетен, оно только и ждёт повода. Не давайте ему ни одного.
Я кивнула. Мы снова замолчали. За окном мелькали фонари, улица, лица прохожих. Я думала о взгляде Эвана, голосе Сеймура и о том, что снова оказалась на грани — между долгом и чувствами.