Тайна доктора Авроры

Глава 20

Генри прибыл поздно вечером накануне бала. В гостиной он появился в дорожном плаще, запылённом и пропахшем конюшней, но с неизменной лёгкой улыбкой и безупречными манерами. Его присутствие мгновенно изменило атмосферу — мачеха стала вдвое жеманнее, Фелисити вдвое звонче, а я… Я почувствовала, как от сердца немного отлегло.

— Лорд Эдвард передаёт вам всем наилучшие пожелания, — сказал он, обращаясь к леди Агате, избегая взгляда Мэриэн. — И сожалеет, что не может сопровождать вас завтра.

Леди Агата, поглаживая чехол для веера, вздохнула сдержанно, но выразительно.

— Мы все сожалеем. Лорд Рэдклифф очень ответственный человек, дела прежде всего. Надеюсь, твой приезд принесёт нам немного стабильности, Генри. Девочки как на иголках уже несколько дней.

— Я здесь, чтобы вас успокоить и проследить, чтобы всё прошло как нельзя лучше, — ответил он матери, а потом перевёл взгляд на меня. — И, разумеется, чтобы быть свидетелем великого события — дебюта самой загадочной девушки в Эвервуде.

Я едва заметно усмехнулась. Было бы проще, если бы я действительно была загадочной. В реальности я больше походила на воробья, который по ошибке попал в вольер для павлинов.

Утро следующего дня прошло незаметно, словно в тумане. День пролетел быстро, и вот уже наступил вечер.

Карета покачивалась в темноте, словно корабль в предгрозовом море. За окнами мерцали огни факелов и фонарей. На мокрой от дождя мостовой отражались колёса других экипажей. Моё сердце колотилось так сильно, что я была уверена: его слышат все.

Фелисити, сияющая, напротив, без конца поправляла ленту на перчатке. Леди Мэриэн то и дело делала ей замечания, одобрительные, конечно. Я же сидела сбоку, зажав веер в пальцах так крепко, что костяшки побелели. Персиковое платье слегка кололо в плечах — модистка настаивала, что такая плотная вышивка подчеркнёт «благородство линии». Единственное, что спасало ситуацию, это то, что ткань хотя бы не была прозрачной. Хотя на фоне кружев Фелисити я выглядела скорее как буханка карамельного хлеба, чем как цветок весны.

Генри сидел рядом со мной, молчаливый, подтянутый, в тёмно-синем фраке.

— Всё будет хорошо, — тихо сказал он, когда карета затормозила у освещённого входа особняка, где устраивался бал. — Держись прямо и не забывай дышать.

Когда мы вошли в зал, мне показалось, что я проваливаюсь в чью-то мечту. Всё сверкало — ткани, камни, улыбки. Леди с пудреными плечами и безупречно взбитыми причёсками проходили мимо, будто парили. Мужчины — в мундирных фраках, с лентами и орденами — стояли группами, оценивая дебютанток с тем вниманием, с каким выбирают породистого жеребца на ярмарке.

— Держи голову выше, — прошептала тётушка Агата. — И улыбайся, даже если ноги болят.

Они уже болели. Туфли жали, платье натирало плечи, и я с трудом узнавала себя. Но я всё-таки сделала шаг. И ещё один.

— Достопочтенное семейство Рэдклифф, — произнёс распорядитель, когда мы приблизились к лестнице. — Дебютантки: леди Аврора Рэдклифф и леди Фелисити Рэдклифф, сопровождаемые лордом Генри Арлингтоном.

Распорядитель перечислил всех членов нашей семьи, указав титулы и регалии.

На мгновение всё замерло. Затем мир снова закружился, и я, сделав изящный реверанс (неплохая попытка, если не считать, что подол чуть не зацепился за каблук), шагнула в центр зала. Вокруг меня — щёгольские кавалеры в элегантных костюмах, дамы в ослепительных нарядах, ароматы дорогих духов и мерцающий свет свечей.

Фелисити словно засияла, её лёгкость, воспитанная годами лести и танцев, сделала её королевой вечера с первой минуты. Она уже смеялась, уже кокетничала, поглядывая по сторонам и ловя восторженные взгляды мужчин.

Я же стояла у края зала, словно приглашённая по ошибке. Всё казалось чужим: полированный паркет, зеркала, своды потолка с изображениями античных муз, золотые балюстрады… И даже сама я — в платье, выбранном не мной, с причёской, которая тянула волосы назад так туго, что я едва могла моргать.

— Леди, — прозвучал голос, и передо мной появился молодой человек в элегантном чёрном камзоле. — Не соблаговолите ли вы оказать мне честь и потанцевать со мной вальс?

Я не успела возразить — рядом стояла мачеха и с воодушевлением смотрела на меня. Пришлось принять приглашение.

Музыка началась, и мы закружились. Юноша был вежлив и искусен, но я чувствовала себя неловко. Я сбилась на третьем повороте, чуть не наступила ему на ногу и всё время думала, как не уронить веер.

После танца я сумела ускользнуть в угол и спрятаться за колонной. Откуда открывался вид на весь зал — как в театре. Лица, наряды, движения — всё смешивалось в единую яркую картину. Только я в этой мозаике казалась пятном, которое нельзя затереть.

— Прячешься? — раздался рядом голос Генри.

Я вздрогнула.

— Немного. Просто отдыхаю. И не хочу больше танцевать.

— Ты не обязана делать вид, что тебе весело, — мягко сказал он. — Но ты справляешься лучше, чем думаешь.

Я взглянула на него. В его глазах не было насмешки, лишь спокойное принятие.

— Это всё не для меня, Генри. Я чувствую себя... как в чужом платье на чужом празднике.

Он хмыкнул.

— Ну, по крайней мере, платье тебе идёт. Хоть и напоминает пирог с персиками.

Я рассмеялась. И вдруг стало легче.

Бал продолжался. Мне пришлось станцевать ещё раз — с сыном графини Вестон, потом с каким-то заикающимся юношей, которого подталкивала вперёд собственная мать. Каждый раз я возвращалась к своей колонне, как к пристани. За вечер я услышала не меньше трёх комментариев про «живой взгляд» и «неземную скромность», не говоря уж о двух намёках на удачную партию.

Мачеха сияла, её планы воплощались. Фелисити кружилась по залу, словно у неё выросли крылья. Я же, несмотря на усталость, понемногу переставала чувствовать себя гостьей. Было в этом вечере что-то… необычное. Не волшебство, но ощущение, что мир не делится только на чёрное и белое.

Танцы сменяли друг друга. Меня приглашали чаще, чем я ожидала — быть Рэдклиффом всё ещё значило что-то, даже если ваше поместье трещит по швам. Я кружилась в вальсе с юным виконтенком, с трудом понимала немецкий акцент какого-то маркиза, танцевала кадриль с длинноногим баронетом, который смотрел только на Фелисити через моё плечо.

В перерыве я сбежала в галерею, открыв окно и вдохнув весенний воздух. За изгородью пели соловьи, и это было куда приятнее, чем вся эта пышность. Я прислонилась к подоконнику, снимая перчатку, чтобы почесать запястье.

— Устали?

Я вздрогнула.