Серебряная рука

Глава 33. СЛОВО УЖЕ СКАЗАНО

Еще до того, как добраться до Динас Дур, я понял, в чем дело. Человеку не нужны глаза, чтобы распознать запах гниющей рыбы — подойдет даже самый захудалый нос. Чем ближе к озеру, тем сильнее становилась вонь, и с каждым шагом дышать становилось все труднее.

Когда я подъехал, люди уже успокоились. Я протиснулся сквозь на удивление молчаливую толпу и обнаружил на берегу ошеломленного Лью.

— Ты предупреждал меня, Тегид, — пробормотал он. — Но я не стал слушать.

От звуков его голоса проснулось мое внутреннее зрение. Я видел наше прекрасное озеро мертвым, чистая вода помутнела от ядовитой пены. Теперь она походила на давно мертвый глаз или поверхность серебряного зеркала, некогда блестящего, а теперь тусклого и проржавевшего. Берег был усыпан увядающей зеленью, быстро разлагающейся под палящим солнцем. От берега до берега озеро покрывали останки рыб и птиц. Поверхность мягко булькала, когда наверх поднимались и лопались пузыри, выпуская зловонный газ. Вся долина просто смердела.

Бран стоял рядом и с тоской смотрел на загубленное озеро.

— Теперь яд добрался и до Динас Дура. Нигде в мире больше нет безопасности.

Подошли Ската и Гэвин. Женщины радовались нашему возвращению. Нас даже расцеловали. Гэвин как подошла к Лью, так и стояла возле него. Говорила она мало, но не спускала глаз со своего любимого. Лью тоже молчал. Он даже не взглянул на нее, а если бы посмотрел, то увидел бы, как его невнимание ранит ее сердце.

Заметив сажу и пепел на нашей одежде, Ската спросила, где и как мы прошли через огонь? Алан принялся живописать подвиг Лью, рассказывая собравшимся об огненном щите.

— Хотелось бы мне на это посмотреть, — промолвила Ската, и Вороны, остававшиеся в лагере, дружно ее поддержали. Как бы они нам не радовались, а встреча получилась мрачной. Народ был серьезно обеспокоен.

— Ужасное возвращение домой, — сказала Гэвин, обводя рукой озеро. — Очень жаль. Что так получилось…

Лью оглядел собравшихся.

— Где Калбха?

— Воду ищет, — ответила Ската. — Взял с собой шестерых и ушел. Их нет уже четыре дня. Наши запасы подходят к концу.

— Пришлось покинуть кранног, — смущенно сказала Гэвин, а Ската добавила:

— Мы подумали, что так будет лучше — пока чума не кончится.

— Да, это правильно. — Лью смотрел на озеро. По его небритым щекам катились слезы. Он смахивал их обрубком руки. — Если бы мы остались… — пробормотал он, а затем повернулся спиной к своему озерному городу.

Гэвин рассказала, что люди из краннога перебрались в лагерь в конце долины, вплотную к хребту — как можно дальше от озера, и все-таки недостаточно далеко. Запах мертвой воды доходил и туда.

Кинфарх и его люди поселились среди нас. Они выглядели растерянными и одинокими. Им казалось, что здешняя участь хуже той, которую они оставили. Кинфарх беспокойно бродил по лагерю, словно гроза, готовая разразиться. К его чести, он молчал и держал свои сомнения при себе.

Прошло два дня. Угрюмое солнце палило все жарче. Мы учли остатки воды и тщательно ее распределили, ожидая какого-нибудь знака от Калбхи. Но его не было. Как не было и никакой возможности отдохнуть от зловония. Солнце и жара способствовали усилению гниения, превратив некогда чистую холодную воду в гнойное, пузырящееся варево. Мои мабиноги пришли ко мне, желая продолжить обучение, но в такой жаре и вони даже наша тенистая роща не давала спасения. Я объявил перерыв в занятиях.

— Вот когда напасть закончится, начнем заново. Возвращайтесь к своим родным и помогайте им по мере сил.

Гвион воспринял это тяжелее других, поэтому я отдал ему свою арфу.

— Держи ее в порядке, Гвион Бах. Если ты когда-нибудь станешь Филидом, ты должен научиться как следует обращаться с арфой.

— Позови меня в любое время, Пандервидд, — поклялся Гвион, — и ты найдешь свою арфу в полном порядке.

Мальчик умчался — ему не терпелось попробовать поиграть. Я повернулся к Неттлсу, который сопровождал меня в рощу.

— Это мелочь, но необходимая, — сказал я.

— Но это… возродило его дух, — заметил он, лишь слегка путаясь в словах.

— Хотелось бы мне сделать то же самое для остальных людей в Динас Дур, — ответил я.

Днем нас преследовал запах смерти; ночью дети плакали от жажды и лихорадки. Еду готовили, но ели очень мало. С каждым вдохом в легкие вливался смрад, так что еда просто не лезла в рот. Жара и вонь лишали людей сил и воли; мы пребывали в оцепенении, ошеломленные чудовищностью несчастья и устрашенные собственной неспособностью преодолеть его. Это был враг, с которым мы не могли бороться, а тем более победить.

В сумерках второго дня Лью обратился ко мне.

— Тегид, надо что-то делать. Пойдем поговорим. — Он увел меня из лагеря в укромное место. Здесь нас никто не слышал.

Мы присели на камень под отвесной скалой хребта. Скала была еще теплой после дневной жары. В вечернем воздухе роились черные мухи.

— Калбха не вернулся, наших запасов воды надолго не хватит.

— Как думаешь, сколько мы еще протянем?

— Три-четыре дня, самое большее — пять, если сократим порции. По глотку воды в день для человека и животного. По два для детей… меньше никак не получится. Я не думаю, что Калбха вернется вовремя, — продолжил Лью, — если он вообще вернется.

— И что ты предлагаешь?

Лью задумался, а я сидел и слушал жужжание насекомых, оно становилось громче по мере того, как спадала жара. Звук был пыльным, как сама сожженная земля.

— Не знаю, — сказал он, и в его голосе я впервые услышал отчаяние. — Никто тут ничем не поможет. — Через мгновение он с сожалением добавил: — Не надо нам было уходить.

Я удивился. Конечно, это правда: ему не следовало покидать Динас Дур; я же говорил об этом. Но удивило меня прежде всего то, как он это сказал… В тот же миг во мне родилось удивительное чувство: мне представилось, будто под моими ногами течет могучий поток, здесь, под поверхностью земли, совсем рядом с нами. Я ощущал его скрытую силу, просачивающуюся даже сквозь камень, на котором я сидел.

— Ты ведь знал, что так будет, Тегид, — продолжил Лью. — Ты говорил, что нас ждет беда. Ты был прав.

— Что ты хочешь сказать?

— Ничего бы не случилось, если бы я остался, — прямо ответил Лью.

Я снова почувствовал скрытую мощь энергии, сокрытую в земле и в воздухе вокруг нас. «… если бы я остался». Выходит, и он знал! Он тоже это чувствовал. Но как? С какой стати его пребывание в Динас Дур могло что-то изменить? Разве он наделен силой, властью над злом, свирепствующим на этой земле? Впрочем, почему бы и нет? Он же владел авеном Оллатира. Авен Главного Барда Альбиона мог оказаться могущественным оружием — он уже доказал это, создав огненную бурю. Или, может быть, что-то еще?..

— Лью, ты хочешь что-то сказать? — осторожно спросил я.

— Надо было тебя слушать, — сказал он совсем не то, чего я от него ждал. — Не заставляй меня повторять это опять.

— Я не об этом, — с досадой сказал я. — Как твое присутствие могло бы помешать чуме заразить озеро?

Он поерзал на камне рядом со мной.

— Откуда я знаю? — голос был сердитым. — Чего ты от меня хочешь?

— Говорят, что Истинный Король в своем королевстве обладает силой защищать и охранять. Ты поэтому думаешь, что останься ты здесь, все было бы иначе?

— Ты все к одному сводишь, — с досадой ответил он. — Тогда скажи мне вот что… — Я услышал, как он ударил по своей культе ладонью. — Я калека, Тегид. Ты не забыл?

Он ушел, а я сидел и думал, что мудрее не стал, зато теперь знаю, что некая могущественная сила таится совсем неподалеку, как меч в ножнах, предназначенный преодолеть Дни Раздора. Оставалось выяснить, как извлечь его из ножен и поднять. Если бы я мог это сделать… Впрочем, сначала нужно его найти.

Я скрестил ноги, устраиваясь на камне поудобнее, глубоко вдохнул и выдохнул, очищая мысли, выгоняя из себя страх и тревогу, освобождая сердце от всего, кроме желания постичь тайну. Достигнув стадии полного умиротворения, я сделал три очищающих вдоха и произнес заклинание:

Помоги мне сейчас, Великий Проводник, проведи меня верным путем. Ибо широк мир и не видит человек путей, которыми должно следовать. Меня легко сбить с пути. НО:

Спокойный, молчаливый, я сложил руки на коленях и стал ждать. Целую вечность я ждал и слушал. Воздух, тяжелый и неподвижный, как мокрый плащ, гасил звуки долины, отделяя истинное от наносного. Я слышал приглушенную речь матерей, укладывающих детей спать. Я слышал жалобы собаки на ушибленную лапу, мычание коровы и щебет стрижей, возвращавшихся в гнезда на скале надо мной. Я слушал звуки мира, отходящего ко сну, мысли молящихся о спасении и даровании нового дня, лишенного страданий. Эти звуки тоже следовало исключить. Я продолжал вслушиваться в себя… мир… мир… мир…

Я услышал стук собственного сердца, бьющегося ровно и медленно. Я услышал звук собственного голоса, падающего, как брошенный камень, в тишину колодца. Я услышал собственную мольбу о знании, о мудрости, и то, как далеко разнеслась она по невероятным пространствам.

Эхо смолкло. И я услышал голос Оллатира, Главного Барда, мудрого вождя и друга, давно оставившего меня:

— Зачем произносить слово, которое уже сказано? — строго произнес голос Оллатира. — Зачем открывать то, что уже показано? Зачем провозглашать истину, которая возвышается перед тобой, как гора?

Сразу вслед за этим с перевала раздался звук каринкса; сначала он протрубил протяжно, а потом дважды коротко. Рог возвещал долине и мертвому озеру, что вернулся Калбха.