— Паладир! — крикнул Ллев. — Тегид! Это Паладир!
— Я вижу, — ответил я, и перед моим внутренним взором предстала явственная картина: Мелдрин повернулся к своему телохранителю, Паладир развернул коня и отступил за край утеса.
— Куда он делся? — растерянно спросил Ллев. — Ты видишь, Тегид?
— Нет, — ответил я, пытаясь унять страх, заворочавшийся у меня в животе.
Кинан, у которого из неглубокой раны на плече сочилась кровь, подошел и встал рядом с нами.
— Где остальные? — спросил он.
— Бору мертв, — ответил Лью. — И вся школа тоже. — Он понизил голос. — Они убили Гован, но, кажется, Ската еще не знает.
— А где Гвенллиан?
— Не знаю, — насупившись, ответил Лью. — Ската сказала, что ее пытались схватить после того, как они оказались присоединиться к отряду Мелдрина. Она и Гэвин сбежали.
— Возможно, Гвенллиан тоже удалось бежать, — с надеждой предположил Кинан.
При словах Кинана меня охватил ужас, словно меня сзади ударили по голове. Я покачнулся и, чтобы удержаться, оперся рукой о борт, а другую руку поднес к голове.
Лью увидел меня и подставил плечо, чтобы не дать упасть.
— Что случилось? Что ты увидел? — Я не ответил, тогда он начал трясти меня за плечи. — Тегид, что случилось? Что-то происходит?
Я открыл рот, пытаясь что-то сказать, но вместо слов получился стон. А потом я завыл. Я не мог остановиться, да и не пытался.
— Смотрите! — крикнул Бран. Лью и Кинан повернулись к берегу. Паладир вернулся и теперь стоял на краю скалы с чем-то на плече.
— Что это у него? — растерянно спросил Кинан.
— Только не это… — пробормотал Лью дрожащим голосом.
Паладир сбросил свою ношу на землю, поставив на ноги. Я уже все понял, и все равно сердце у меня упало.
— Mo anam! — выругался Кинан.
Лью, не останавливаясь, бормотал ругательства сквозь стиснутые зубы; Бран громко проклял Мелдрина и всех его воинов; Ската смотрела в немом ужасе: ее дочь стояла, покачиваясь, на краю утеса рядом с телохранителем Мелдрина.
Паладир схватил бенфейт за воротник платья и разорвал его. Связанными руками Гвенллиан пыталась оттолкнуть его. Паладир ударил ее кулаком в лице. Колени девушки подкосились и она упала.
— Гвенллиан! — страшно вскрикнула Ската.
Если остальные могли хотя бы отвернуться, то у меня такой возможности не было. Внутреннее зрение нельзя отключить. Мне хотелось снова ослепнуть.
Паладир поднял Гвенллиан на руки и, обладая огромной силой, медленно воздел ее над головой. Она пыталась пнуть его ногой, но он держал ее высоко. Подойдя к самому краю утеса, огромный воин швырнул ее вниз.
Крик Гвенллиан оборвался, когда она ударилась о камни. Тело соскользнуло в воду, оставляя за собой блестящий кровавый след.
— Гвенллиан! — Ската рыдала.
Я прижал руки к голове, лишь бы не видеть ненавистного зрелища, но мой внутренний взгляд помимо моего желания переместился на вершину утеса. Я видел Паладира. Он стоял и мрачно смотрел в воду. Мелдрин что-то сказал ему, он повернулся, чтобы ответить хозяину. Паладир подобрал плащ своей жертвы и помахал им, чтобы мы могли разглядеть бывшую одежду Гвенллиан, а потом выронил его и долго смотрел, как плащ подбитой птицей падает в воду. Мелдрин развернул коня и скрылся за краем утеса. Сион Хай остался. Он сидел на лошади и смотрел на корабли. А когда заметил, что мы смотрим на него снизу вверх, улыбнулся и медленно поднял копье в дерзком приветствии.
Затем он тоже ушел, а я продолжал смотреть на прекрасное женское тело, колыхавшееся в морской зыби… изломанное тело… темно-рыжие волосы шевелились вместе с водорослями… распахнутые зеленые глаза поблекли, губы приоткрыты… Наконец видение застлал черный туман, и слепота вернула меня в мир живых.
Мы развернули украденные корабли и отправились вдоль западного побережья Инис Скай. Ближе к сумеркам встретили наши корабли. Сначала они попытались бежать от нас, но корабли Мелдрина превосходили их в скорости, и когда мы их догнали, нас узнали. Сойдясь борт к борту, мы пересадили воинов на более легкие суда и взяли курс на материк.
Лью разместил Скату и ее дочь в защищенном от ветра месте перед мачтой и попросил меня рассказать о смерти Говин. Я выполнил его просьбу, отдельно остановившись на похоронах. Гэвин прижала плащ к лицу и горько плакала. Ската выслушала мой рассказ без слез, сжав губы и сохраняя достоинство.
— Спасибо, Тегид Татал, — сдержанно промолвила Ската, а затем повернулась, чтобы утешить Гэвин. — Оставь нас пока.
— Да, конечно.
Ветер над проливом оставался сильным и устойчивым, и на рассвете мы достигли защищенной бухты на северном побережье Каледона. Мы сошли на берег, чтобы отдохнуть и оценить следующую часть нашего плана. Когда людей устроили на берегу, Бран, Кинан, Лью и я собрались на травянистом холме над белым песчаным пляжем. Шум прилива напевал меланхоличную песню.
— Долг крови тяжел, и Мелдрин заплатит, — заявил Кинан. — Ему не сразу удастся покинуть остров. Я считаю, напасть надо сейчас и уничтожить его силы насколько сможем.
— Согласен, — кивнул Бран. — Нанеси удар сейчас, пока его основные силы не с ним. Другого такого шанса у нас не будет.
Кинан и Бран начали обсуждать детали, а Лью сидел и молча слушал. Потом он коснулся моей руки.
— Что скажешь, Тегид?
— А что тут скажешь? Мы нанесли Мелдрину болезненный удар. Надо продолжать.
Лью понял, что мне не нравится план.
— В чем дело, Тегид? Что не так?
— Разве я сказал, что что-то не так?
— Нет, но я же слышу. — Он снова слегка толкнул меня в руку. — Не заставляй нас гадать.
— Поющие Камни… — начал я.
— О да, — раздраженно перебил он меня. — Так что насчет них?
— Атаковать Мелдрина сейчас — это хорошо, — ответил я. — Только это напрасная трата сил, если мы не вернем камни.
— Ты же говорил, что он носит их с собой, — заметил Лью.
— Я говорил, что это скорее всего так. Но мне кажется, что лучше бы сначала поискать у него в крепости.
Бран вклинился в наш разговор.
— Эти Поющие Камни, о которых вы говорите, — они, наверное, представляют большую ценность. Но я никогда о них не слышал.
— Расскажи ему, бард, — предложил Кинан. — Я уже слышал эту историю раньше, но послушаю еще раз.
Я согласился, сделав короткую паузу, чтобы решить, с чего начать.
— Прежде чем солнце, луна и звезды вошли в свой неизменный порядок, прежде чем живые существа сделали первый вдох, еще до начала всего, что есть или будет, была спета Песнь Альбиона. Песнь поддерживает это царство, и ею держится все сущее. Песнь — главное сокровище этого мирского царства, и ее не могут украсть малодушные существа или недостойные люди.
Начавшись, слова сложились у меня на языке сами собой и потекли дальше в песенном стиле бардов:
— Мелдрон Маур, Великий Король, как и могущественные короли Придейна до него, защищал Песнь на протяжении долгих веков господства нашего клана. Глубоко под горной крепостью высокого Финдаргада Верховный Фантарх Альбиона спал волшебным сном, надежно защищенный оплотом Истинного Короля.
Но Змей с огненным дыханием глубоко вонзил зубы, и из укуса потекла в мир порча. Придейн погрузился в гниение и разложение. Праведный суверенитет пришел в упадок; Защитник дрогнул, и враги Песни воспользовались моментом. Они убили Фантарха, чтобы заставить замолчать Песнь, но его сила была силой самой Песни Альбиона, и его магия оказалась крепче злых помыслов. Фантарх, Бард Бардов, погиб, но Песнь была спасена.
Бран признался, что не понимает, как такое могло быть.
— Я тоже не понял, когда услышал про это впервые, — кивнул Кинан. — Ты просто слушай. — И попросил меня продолжать.
— Ты знаешь эту историю, — сказал я ему. — Вот ты и продолжай.
— С радостью, — ответил Кинан, и я понял, что он весьма не прочь поговорить об этом.
— Вот что сделал Фантарх, — сказал он. — Сильными чарами он привязал Песнь к тем самым камням, которые убили его. Они ведь навалили на его могилу камни… Когда жизнь покидала его, Мудрый вдохнул драгоценную Песнь в те самые камни. Он сделал это для того, чтобы не потерять Песнь Альбиона. — Он обернулся ко мне: — Я правильно запомнил?
— Все верно, — ответил я.
— Прости меня, — сказал Бран, — но я все равно не понял. Если Мелдрин хотел заставить Песнь замолчать, зачем он таскает с собой Поющие Камни? Проще было бы уничтожить их…
— Ты проницателен, Бран, — заметил я, — потому что смотришь в самую суть.
— Ну так объясни, — попросил вождь.
Я хотел было ответить, но вместо меня это сделал Лью.
— Все это придумал Сион Хай, — сказал он. — Он не из этого мира. Чужак, как и я. Но в отличие от меня, Саймон — так его зовут в моем мире — не верил в силу Песни Альбиона. Он думал, что, заставив замолчать Фантарха, сможет захватить власть — по крайней мере, именно на это он подбил Мелдрина.
— Так или иначе на какое-то время Песнь замолчала, — сказал я. — Пока ее не было, Цитраул, тварь из Преисподней, оказался на свободе. Главный Бард Оллатир ценой своей жизни изгнал адское отродье, но Цитраул успел призвать лорда Нудда, принца Уфферна, с его ордой демонов, чтобы извести народ Придейна за то, что он осмелился защитить Песнь. Мы выдержали многие горькие испытания и победили древнего врага у ворот Финдаргада.
Кинан не мог больше молчать.
— Ллев совершил на стене Подвиг, — воскликнул он и рассказал, как мы нашли Поющие Камни и как, под воздействием авена Главного Барда Лью использовал их, чтобы спасти Альбион. — И Нудд со своими мерзкими коранидами провалился обратно в Аннун.
— После битвы мы собрали Поющие Камни, — пояснил Лью. — И Мелдрин забрал их.
— В то время мы еще не знали, что он задумал, иначе мы бы этого не допустили, — сказал я.
— Но Мелдрин видел силу камней, и теперь он думает воспользоваться этой силой, чтобы стать Верховным королем Альбиона.
— Не бывать этому, пока я дышу, — поклялся Бран. — Не увижу я его на троне Верховного Короля.
— Я тоже, — добавил Кинан. — Мы не успокоимся, пока не освободим Поющие Камни. Нечего им делать у Бешеного Пса!
Мы поговорили еще о разных вещах, а затем Бран и Кинан вернулись к своим людям. Когда они ушли, я напомнил:
— Ты так ничего и не сказал о нападении на крепость Бешеного Пса: Кинан и Бран готовы, но ты ни словом не обмолвился. Ты не согласен?
— Нет, — помотал он головой, — время действительно пришло. Мелдрин застрял на Инис Скай — ему нужно время на ремонт своих кораблей.
— Мы могли бы вернуть Камни и вернуться в Динас Дур до того, как он спустит на воду первый корабль, — сказал я. — И я не понимаю, почему ты возражаешь.
— Да не возражаю я, Тегид, — с непонятным мне внутренним ожесточением ответил он. — Мне просто не нравятся все эти разговоры о Камнях.
— Почему?
— У нас хватает проблем и без Камней. Ты же сам говорил, Мелдрин возит их с собой. Так что искать их в крепости — пустая трата времени. Ничего из этого не выйдет.
— Ты боишься их найти?
— Я разве говорил, что боюсь? — раздраженно ответил он.
— Лью, — сказал я, пытаясь его успокоить. — Это надо сделать. Война не закончится, пока мы не вернем Камни Песни и…
— Тегид! Это не закончится, пока Саймон не вернется туда, откуда пришел!
С этими словами Лью вскочил и ушел, а потом до конца дня не подходил ко мне. Той ночью, когда костры горели высоко и ярко, я пел «Пуилл, принц Придейна», весьма достойную историю, и как раз к случаю. Ската с дочерью спали на корабле, а мы — под открытым небом. Встали на рассвете, едва солнце начало свой путь по голубому небесному своду. Наш путь лежал на юг, к Придейну.
Маффар, прекраснейшее из времен года, благословил нас спокойным морем и устойчивым ветром. Наши корабли летели, как чайки, скользя над зеленой водой. На ночь мы разбили лагерь в бухтах вдоль побережья, и плыли весь следующий долгий день. По берегам стояли пустынные жилища, мы видели невспаханные поля на побережье, а иногда кто-то замечал волка, бегущего по холмам. Вообще дичи развелось много. Ястребы, лисы, дикие птицы, а вот людей мы почти не встречали.
Придейн оставался безлюдным. Мелдрин и не думал ничего делать для возрождения благородной земли своего народа, он лишь дополнил опустошение, вызванное Нуддом и коранидами. Ибо он опустошал те места, куда не добрался ненавистный Нудд; теперь Ллогрис и Каледон истекали кровью из-за его властолюбия.
Я недоумевал: почему злой Нудд напал только на Придейн? Почему Каледон и Ллогрис остались нетронутыми? Был ли Придейн более уязвимым, чем два других королевства? Может быть, причина в Фантархе и Песне. Или есть какое-то другое объяснение?
Как бы там ни было, заброшенность здешних земель повергла меня в тягостное одиночество. Я чувствовал пустоту здешних очагов и заброшенность жилищ, ощущал скорбь по всем мертвым Придейна: неоплаканным, непогребенным и неизвестным никому, кроме Дагды. К концу путешествия я впал в мрачнейшее уныние. С опустошением, жестокостью, страданиями можно было справиться только с помощью других страданий.
Ската хотела получить от меня хоть какое-то утешение, но мне нечего было ей предложить. Разумеется, я как мог облегчал ее утрату, но ведь весь Придейн взывал ко мне, умоляя об исцелении, а я не знал, кто мог бы его дать? Такое количество страданий заставляло меня думать о том, что могло бы искупить разорение или уменьшить потери.
«Тройное горе ждет Альбион», — говорила бенфейт. Ах, Гвенллиан, твое слово всегда было правдивым.