Серебряная рука

Глава 10. НЕМЕТОН

Я долго слышал звуки моря, но мы уходили все дальше, и звук таял, пока не пропал совсем. В левой руке я держал дубовую палку, которую Лью нашел на берегу и дал мне вместо посоха, а правой рукой я держался за плечо Лью. Земля под ногами уходила вниз, наверное, мы спускались в какую-то долину.

Ночь на пляже далась нам нелегко, но день пробудил в нас решимость отправиться вглубь суши, а для этого пришлось сначала вскарабкаться по скалам наверх. В одиночку нам не удалось бы это сделать, но вдвоем получилось.

Даже сейчас я не знаю, как мы справились. Подъем занял много времени, но наконец мыс остался позади, мы, по словам Лью, оказались в небольшой поросшей травой лощине между двумя горными хребтами. Солнце уже садилось. Наш медленный путь вглубь страны начался утром.

По дороге Лью рассказывал мне все, что видел.

— Впереди холмы, — говорил он, — а дальше горы. На некоторых вершинах даже снег лежит.

— В какой стороне?

Лью прикинул направление по солнцу.

— Думаю, на юго-востоке. На ближайших холмах лес — в основном дуб и бук, но есть и сосны. Впереди вижу ручей, но к нему придется спускаться. Лес на другом берегу. У ручья отдохнем, а потом пойдем лесом и… — Он застонал. Плечо под моей рукой напряглось. Видимо, очередной приступ боли. Они время от времени накатывали на него без предупреждения. Когда это случилось в первый раз, пришлось долго пережидать, пока боль хоть немного стихнет и мы снова сможем идти. Я мог только представлять, какие страдания доставляет ему его рана; впрочем, моя мучила меня не меньше.

— Как ты думаешь, где мы? — спросил он через какое-то время.

— Скажи, вершины гор залесенные?

— Отсюда не разобрать, — сказал Лью; он отдышался и выпрямился. — Далеко. Кажется, деревья там все-таки есть.

Мы опять пошли.

— Возможно, нас выбросило где-то на побережье северного Каледона. Если так, то вершины, которые ты видишь, — это Монада Дубх.

— Клан Галаны, народ Кинана живет на юге Каледона, — вспомнил Лью.

— Далеко на юге, — уточнил я. — А здесь, на севере, людей мало. Земля дикая и в основном необитаемая. Сюда с моря приходят шторма, высокогорье страдает от сильных ветров. Неприятное место; мы не найдем тут короля, который мог бы дать нам приют.

Мы дошли до ручья, попили, опустившись на колени, и посидели, отдыхая. Я прилег и стал вспоминать бойню на кургане. Комок встал в горле, я застонал. Как я мог предвидеть такое злодейство? Даже сейчас оно не укладывалось у меня в голове.

«Когда померкнет свет Дервидди и кровь бардов возопиет о справедливости, тогда Вороны осенят крылами священный лес и священный курган. Под крыльями Воронов воздвигнут трон. На трон воссядет король с серебряной рукой».

Так говорила бенфэйт. Ее пророчество сбывалось. Учёное братство убито, свет их мудрости погас; кровь бардов взывает из земли, требуя справедливости. Быть по сему!

Отдыхая на берегу ручья, я вспоминал все это и диву давался. Через некоторое время рядом со мной зашевелился Лью.

— Что теперь? — глухо спросил он.

— Нам нужен отдых, — ответил я. — Наши раны иначе не заживут.

— Больно? — спросил он напряженным голосом.

— Не знаю, от чего сильнее болит — от раны или от потери моих братьев. Такое ощущение, будто из меня вынули душу.

Лью какое-то время молчал.

— Здесь нельзя оставаться, — сказал он наконец. — Вода есть, но нет еды и крыши над головой. Надо идти дальше.

— В лесу поищем убежище.

Мы еще посидели у ручья. Наконец, Лью медленно поднялся. Я почувствовал его руку у себя на плече и встал на ноги.

— Идем по течению ручья. Посмотрим, куда он нас приведет.

Берега заросли кустарником. Идти было трудно. Но вскоре ручей впал в реку. Здесь по берегам росли высокие деревья, а по обеим сторонам тянулись широкие заливные луга. Здесь стало полегче, но мы все равно часто останавливались передохнуть. К вечеру мы отошли от берега довольно далеко. В долине реки оказалось много каменистых выходов, стоило поискать укрытие. Мы не могли развести огонь, но я рассказал Лью, как искать съедобные корешки. Он накопал несколько, вымыл в реке, и мы поели. К ночи стало холодно, но, по крайней мере, мы пока не умирали с голоду.

Ночью меня разбудил громкий стон Лью. Ему было больно, и он дрожал от холода. Я разбудил его, и шатаясь, мы добрались до воды. Я заставил его опустить раненую руку в ледяную воду и держать, пока она не онемела. Боль на время отступила, но на обратном пути нас трясло от холода. Заснуть мы так и не смогли.

На следующий день Лью набрал кремневых осколков и сухого мха. У нас будет огонь!

— Думаешь, достаточно одного кремня? — с сомнением спросил Лью.

— Есть и другие камни, которые способны выбить из кремня искру. Я тебе покажу. И вообще, сделаю из тебя барда. Авен Оллатира не пропадет.

— Веди меня, о Всезнающий, — сказал Лью. — Слушаю и повинуюсь.

В самом сердце Каледона мы делали неуверенные, мучительные шаги, часто останавливаясь. Во время одной из таких остановок я попросил Лью снять повязку с запястья.

— Опишите мне свою рану, — попросил я.

— По-моему, заживает потихоньку.

— Нет, опиши подробно. Мне надо знать, правильно ли она заживает.

Он глубоко вздохнул и начал снимать полосы ткани, которыми я его перевязал. Когда он сорвал последний слой, то громко застонал, не знаю уж, от боли или от того, что увидел.

— Там все почернело, — сквозь зубы проговорил он. — Попадаются мелкие осколки костей.

— Промой рану в воде и опять скажи, как она будет выглядеть, — распорядился я.

Он осторожно опустил руку в воду, поболтал там обрубком и прошипел ругательство.

— Ну и что сейчас?

— Сейчас больше красного, чем черного. Часть костяных осколков удалось смыть. Зато снова кровь идет.

— Кровь красная или водянистая?

— Скорее, все-таки красная.

— А что вокруг раны? Воспаление есть? Какого цвета края? Горячая?

— Ну, — ответил он через мгновение, — на ощупь теплая, но не горячая. Края раны опухшие, но не воспаленные. Вот, сам потрогай, — сказал он и прижал концы моих пальцев к своему запястью.

Я осторожно ощупал плоть вокруг раны. Да, теплая, но не лихорадочно горячая, как было бы при воспалении. Когда я прикоснулся к самой ране, он вздрогнул и отдернул руку.

— Извини, я не хотел причинять тебе лишнюю боль.

— Да ладно. И что скажешь?

— По мне, так заживает. Но надо обязательно перевязать, только чем-нибудь чистым.

— Да где же чистое взять?

Я хотел опять порвать свой сиарк, но Лью меня остановил.

— Не надо, Тегид. А то совсем замерзнешь.

— У меня же плащ есть, — ответил я и все-таки оторвал от сиарка еще две полосы. — Теперь надо вымыть их как следует.

Встав на колени на берегу, мы прополоскали полоски ткани, а потом развесили на кустах, чтобы высохли. Когда они высохли (мы тем временем поспали), я помог Лью перевязать руку, после чего он сказал:

— Теперь твоя очередь.

Я коснулся повязки на глазах.

— Да с ними все хорошо.

— Нет, — категорически заявил он, — совсем нехорошо, Тегид. Ты весь в крови и в грязи. Так не годится.

Выяснилось, что ткань присохла к ране, пришлось ее оторвать. Снова пошла кровь. Я закусил губу, чтобы не закричать.

— Надо промыть, — настаивал Лью.

Он поддерживал меня, пока я опускал лицо в воду. От холодной воды стало немного легче, у меня даже настроение улучшилось.

— Как это смотрится? — спросил я. — Опиши то, что видишь.

— Рана чистая, — сказал он. — По краям краснота и опухоль. Сочится желтоватая жидкость. Но кровь на взгляд правильная, красная, не водянистая.

Я осторожно ощупал края раны. На ощупь есть воспаление.

— Что с глазами?

Хотя он старался говорить спокойно, я чувствовал, ему не нравится то, что он видит.

— Много запекшейся крови, брат, я не уверен… Наверное, лучше все-таки оставить их под повязкой.

Он боялся сказать то, что я уже знал: с моими глазами кончено. С тех пор, как Мелдрин нанес удар, я не видел ни искры, ни лучика света. Яркость солнца и темнота ночи стали для меня одинаковы. Я больше никогда не смогу видеть.

Мы пробыли в долине два дня. Отдыхали, набирались сил. Питались корнями речных растений, поддерживали костер. Потом двинулись дальше вдоль берега. День за днём, пока мы шли, я посвящал своего спутника в знания о лесе, полях и воде. Лью был только рад отвлечься от боли. Он оказался способным учеником. С ходу запоминал все, что я ему говорил, и часто спрашивал о тех или иных мелких деталях.

Через несколько дней мы подошли к водопаду. Река все время забирала на юг, становясь уже и глубже, а камни по берегам становились все больше, это были уже не камни, а корни гор. У водопада мы остановились. Лью долго молчал, а потом сказал:

— Придется обходить. Подъем слишком крутой, нам тут не подняться.

— Это ворота в горы, — ответил я. Уже некоторое время назад у меня возникла уверенность, что наши шаги направляет Добромудрый, значит, мы должны были прийти сюда. — Пойдем здесь.

— Уверен? Я не вижу, как нам подниматься.

— Тогда нечего ждать. Начнем.

Лью не стал возражать. Он долго изучал местность, а потом вздохнул.

— Камни огромные, как дома, и гладкие — на них не влезть. Есть камни поменьше, но на них полно мха, они мокрые, а значит, скользкие. — Он помолчал и спросил: — Ты уверен, что хочешь идти именно здесь?

— Да.

— Можем вернуться и поискать другой путь.

— Мы его уже нашли. — Я встал и отбросил дубовую палку, служившую мне посохом. — Это тот самый путь, который нам нужен. Я чувствую.

Лью не стал возражать, и мы начали пробираться среди камней. Над водопадом стоял туман, и мы сразу промокли до нитки. Говорить было трудно, слишком грохотала вода, но Лью все-таки кричал, куда мне ставить ногу. Мучительно отыскивая точки опоры, мы медленно ползли вверх.

Я двигался в полнейшей темноте, опирался на камень, чувствуя его холодную твердость. И я стал думать о камнях: стоячих камнях, камнях-столпах, круглых камнях, которыми обозначают потоки силы в земле. Я думал о камнях огама и пирамидах из камней. И на всех подобных камнях был выбит Мор Цилх, лабиринт жизни, узел вечности.

Внутри головы я увидел точный рисунок извилистой тропы, словно нарисованный синей краской. Мне показалось, что я вошел в Мор Цилх, и стал уверенней ставить ноги, доверяя Создателю Лабиринта вести меня.

— Всё! Дальше не пройти, — крикнул Лью через плечо. — Придется вернуться и найти другой путь. — Он вернулся туда, где я прижимался всем телом к камню. Когда он заговорил снова, его голос раздался уже ближе. — Здесь слишком круто и опасно. Что скажешь?

— Иди за мной. Теперь я поведу.

— Тегид, ты… — Он словно поперхнулся. — Как?

— Иди за мной, — сурово сказал я.

К моему удивлению, Лью не стал спорить. Он просто замолчал и пошел по узкому каменному карнизу ко мне. Я вжался в камень, пропуская его за спину, и мы поменялись местами. Я начал медленно нащупывать путь вверх по отвесной скале.

— Следи за моими руками и ногами, — крикнул я Лью. — Делай как я!

— Это безумие какое-то! — крикнул он в ответ.

— Не спорь. Я знаю, что делаю.

Так мы и продолжали восхождение. Дрожа, останавливаясь, проверяя каждый шаг, в кромешной тьме я искал путь. Доверяясь только концам пальцев рук и ног, я нашел сначала одну точку опоры, затем еще одну. Шаг за шагом мы поднимались. Я держал в уме образ лабиринта жизни, и каждая новая точка опоры находилась точно на одной из линий.

Временами мы останавливались отдышаться, а затем шли дальше. Спустя время мне показалось, что рев воды стал тише.

— Лью, что ты видишь? — позвал я через плечо.

— Ничего, — ответил он. — Туман и брызги — я ничего не вижу!

Я сосредоточился, но, как ни старался, не находил следующей точки опоры. Наконец, в порыве отчаяния я вытянул руку, насколько хватило растяжки мышц, вжал пальцы в расщелину и качнулся наружу и вверх…

Я почувствовал, как моя нога отыскала невидимую ступеньку, но соскользнула с мокрого камня, и я съехал обратно. Если бы пальцы не застряли в расщелине, я бы сорвался.

— Тегид! С тобой все в порядке?

— Да, — ответил я, — сейчас попробую еще раз.

— Нет! Подожди!

Я оттолкнулся еще раз и пяткой зацепился за узкий, невидимый край. Быстро переставив руки, подтянул отставшую ногу вверх, пока вся ступня не утвердилась на каком-то карнизе. Я выпрямился и почувствовал свежий ветер на лице. Вытянул руку и понял, что скала резко уходит в сторону. Еще два быстрых шага, и я оказался на широкой ровной поверхности.

Я крикнул, чтобы Лью следовал за мной, и он ответил:

— Жди там. Я сейчас. — Через мгновение он снова крикнул: — Тегид, это слишком далеко. Мне не за что ухватиться.

Я лег на живот и протянул руку через край.

— Хватайся за руку, — закричал я.

— Мне не дотянуться, Тегид, — закричал он; я услышал какую-то безнадежность в его голосе. — Я не могу! У меня же только одна рука и я ей держусь.

— Попробуй все же дотянуться. Я тебя удержу. Вытяни ногу, там рядом ступенька. И хватайся за меня. Я вытащу тебя наверх.

— Нет, Тегид. Далеко. Я не могу...

— Прыгни и попробуй поймать мою руку. Видишь ее?

— Я же говорю, слишком далеко! У меня только одна рука!

— Лью, послушай меня и поверь мне. Я не дам тебе упасть. — Некоторое время он молчал. — Лью?

— Ладно. Попробую, — медленно ответил он. — Буду считать до трех. Готов? На счет три: один... два... ТРИ!

Его рука коснулась моей; я схватил и крепко сжал его запястье. От толчка Лью посыпались камни, на которых он только что стоял, и затерялись где-то далеко внизу. Даже плеска до меня не долетело. Но Лью уже вскарабкался на скалу рядом со мной.

— Тегид, получилось! — сказал он, задыхаясь. — Бог тебя благослови, брат. Мы это сделали!

Мы лежали на скале без сил. И, словно в награду за наши треволнения, солнце щедро светило с небес, прогревая камень и высушивая нашу одежду. Далеко-далеко снизу доносился шум водопада. Наконец, мы решили, что отдохнули достаточно, и можно трогаться в путь. Я попросил Лью рассказать, что он видит.

— Думаю, перед нами вход в долину, — ответил он. — Река прорезала здесь широкий пролом, целую долину. Очень зеленую. Трава короткая и густая. Среди деревьев много камней, а деревья очень большие. Река впереди шире и глубже. Долина загибается, что там, за поворотом, не вижу. — Он остановился, повернувшись ко мне. — Ну? Что скажешь, брат?

— Идем вдоль реки, поищем место для стоянки, — ответил я. — Если тебе попадется какая-нибудь палка, на которую можно опираться, скажи. Мне бы пригодилась.

Итак, мы двинулись дальше. Лью направлял мои шаги, и мы перебрались через и груду камней на берегу. Я прислушивался к звукам вокруг и принюхивался к ветру, просеивая воздух в поисках знаков. Услышал птичьи крики; шорох, с каким лиана взбирается по стволу дерева; трель лесной завирушки и высоко-высоко мяукающий крик канюка, лениво кружащего в небе. Время от времени я слышал плеск рыбы или крадущиеся шаги какого-то мелкого животного – оно метнулось в подлесок при нашем приближении. Я чувствовал запах земли, прелой листвы и гниющего дерева; чистый, свежий аромат омытого солнцем воздуха и слабую сладость цветов.

Лью остановился.

— Недалеко впереди сосновый бор, — сказал он. Я отметил, что голос его звучит надтреснуто; видимо, подъем по скалам не прошел незамеченным для его раны. Она снова болела. — Остановимся там.

Лью нашел среди деревьев хорошую поляну. Землю здесь покрывал толстый слой сосновых иголок, мягко проминавшихся под ногами; ветви над головой смыкались прекрасной крышей. Посреди поляны кольцом лежали большие камни. Они напоминали стену каэра, за которой можно развести огонь и поспать. Отдохнув, Лью отправился собирать дрова, а я занялся расчисткой места для костра.

Медленно нащупывая дорогу, я дошел до реки и подобрал на берегу несколько гладких круглых камней. Пришлось сходить несколько раз, прежде чем набралось достаточно, чтобы сделать простой круг для костра. Когда я начал укладывать камни, до меня донесся едва уловимый… даже не запах, только намек на запах, но я его узнал.

Я сел, поднял голову и повернулся на ветер. Я ждал, но запах ускользал от меня. Возможно, подумал я, мне почудилось. Я продолжил возиться с кострищем; чуть сильнее потянул ветер и запах вернулся. На этот раз у меня не осталось сомнений: дубовый дым. Я снова повернулся на ветер. В этом положении меня и застал вернувшийся с дровами Лью.

— Что такое? — насторожился он, бросая дрова. — Ты что-то слышишь?

— Нет, — ответил я, — но запах чую. Где-то вон там, — я махнул рукой туда, откуда дул ветер, — кто-то жжет костер из дуба. Запах идет с той стороны, по-моему, это недалеко.

— Селение?

— Не могу сказать. Не знаю.

— Скоро стемнеет, — заметил Лью. — И все же, я думаю, стоит пойти и посмотреть.

— Тогда идем вместе.

— Вот, держи. — Он нагнулся и вложил мне в руку длинную палку. — Это я для тебя нашел. — По коре и гибкости дерева я догадался, что у меня в руках ясень. — Потом вырежем тебе настоящий посох.

Мы медленно двинулись вдоль берега, стараясь не потерять направление, откуда тянуло дымом. Вскоре Лью заметил:

— О, теперь и я чувствую. Должно быть, это недалеко, но я пока никого не вижу.

— Может, охотники? — предположил я.

Лью остановился.

— Вижу! — прошептал он. — Дым вижу. Его по реке тянет. Стоянка, должно быть, где-то впереди недалеко.

Мы старались идти как можно тише, и уже через несколько шагов Лью опять остановился.

— По-моему, здесь брод, — проговорил он мне на ухо. — Можно перейти на другой берег. Хочешь, я пойду и посмотрю, кто разжег огонь?

— Нет уж. Веди меня. Вместе пойдем.

Одной рукой я держал посох, а другой держался за Лью. Так и переправились. Камни на дне лежали удобно, и я легко перешел на ту сторону. Однако едва ступив на другой берег, я ощутил странную тишину, разлитую в воздухе.

— Впереди дубовый лес, — сказал Лью шепотом. — Деревья огромные.

— Нам туда и надо, — ответил я. — Будь начеку.

Мы сделали еще несколько шагов, и я уловил перемену. В лесу было прохладнее, воздух сырой, сильнее пахло дымом, замшелыми стволами деревьев и опавшей листвой. Лес молчал. Ни ветра, перебирающего листья, ни шороха маленьких лапок в подлеске, ни птичьего крика. Мы осторожно крались вперед, прижимаясь к деревьям. Лью коснулся моей руки и остановился.

— Что ты видишь? — шепнул я.

— Здесь на стволе что-то вырезано.

Он поднес мою руку к стволу дерева рядом со мной. Кору аккуратно сняли и на гладком дереве вырезали фигуру. Я провел пальцами по резьбе и представил изображение: круг с узким стержнем, проходящим через центр. Колесо, насаженное на ось.

— Почти на каждом дереве что-то вырезано, — прошептал Лью.

Мне не нужно было видеть изображения, вырезанные на стволах дубов, чтобы понять — мы в месте силы. Тишина стояла здесь с незапамятных времен, еще до того, как пришли люди, даже до того, как возник сам лес. Это была первозданная тишина. Она гасила все звуки, успокаивая, умиротворяя. Мир, который стремится примирить с собой все окружающее.

Изображение, вырезанное на стволах деревьев, было мне знакомо. Оно означало, что мы вошли в святилище Гофаннона, Мастера Кузнеца.

— Это неметон, — прошептал я, — древнее святое место. Лес посвящен Гофаннону; он здесь хозяин. Пойдем, — сказал я, потянув Лью за руку, — поприветствуем местного владыку и посмотрим, пожалеет ли он нас.

Стараясь не шуметь, мы вошли в неметон. Я трогал огромные стволы, ощущал резьбу, и все явственней становился запах дыма от горящих дубовых поленьев… Мы подходили к центру святилища хозяина леса.