Естествознатель. Книга 5. Последнее слово единорогов

Глава 33 Враг наш истреблен, а оставшееся после них пожрал огонь

Лицо Инка побледнело, в глазах промелькнула мука, и он с неверием отшатнулся от Артура.

– Быть этого не может!

– Я тоже сперва не верил, но… Это действительно так. Доланд жив. Я повстречал его в Доргейме.

Инкард нервно сглотнул: неожиданное признание друга словно перекрыло ему доступ к кислороду. Мысли мешались, в груди теснилось. Он как наяву вспомнил образы, посланные ему фиолетовым единорогом: страшные картины, ибо они в подробностях показывали гибель отца.

– Зачем, зачем ты так говоришь! Это жестоко! – по-ребячески запальчиво выкрикнул Инк. – Я своими глазами видел, как он умирал!

Артур горько улыбнулся.

– Его сильно ранили, но он выжил. Доланд сам мне об этом рассказал.

Артур более не мешкая, вкратце поведал Инку все подробности первой встречи с Доландом: Инкард слушал молча не прерывая. Только время от времени его худые плечи мелко вздрагивали, словно он беззвучно плакал. Рассказал Артур также и про свиток, да и вообще про все свои приключения с того самого момента, как они расстались в Тимпатру. Он продолжал говорить – постепенно проходил день, клочки тумана уже поднялись с сырой земли, тревожная тьма заволакивала все вокруг, ибо пришла ночь. Но старым друзьям необходимо было все обсудить и прояснить. Артур поведал Инку о причинах, по которым Доланд ушел из семьи.

– Он хотел вас спасти, – закончил свою речь Артур и обеспокоенно взглянул на Инка, желая узнать, как тот отреагировал на его рассказ. Беловолосый юноша словно окаменел: застыв на пне в одной позе, он не издавал ни звука. А когда, наконец, поднял глаза, то стало видно – они горят испепеляющим огнем ярости.

– Отец бросил нас! – отрывисто выплюнул Инк. – И если сначала я думал, что он бросил нас ради спасения вас с Ирионусом, то теперь вижу, что он просто не захотел быть со своей семьей. Предатель.

– Нет, Инк, не суди его так строго. Ирионус тоже…

– Ты не понимаешь! Разве хоть сколько-нибудь любящий отец бросит семью? Разве отдаст родного сына на попечение монстру? – голос Инка все повышался и повышался, пока не зазвенел горькими слезами на самой высокой ноте.

– Монстру? О чем ты вообще?

– Я… Не бери в голову.

– Ты хотел бы с ним поговорить?

Инкард усмехнулся – и его усмешка отдавала уксусной горечью.

– Честно? Мне кажется, лучше бы он умер. Так было бы проще. Я уже свыкся с этой мыслью, а теперь… Мне придется встретиться с ним лицом к лицу. И выяснить, почему он ушел от нас с мамой.

– Я не знаю наверняка, где Доланд сейчас. Однако он обещал присматривать за доргеймцами. Значит, он где-то с ними и полидексянами. Кстати, а мы сейчас где?

– Как раз недалеко от лагеря полидексян. Мой отчим… Нороган. Я никогда не рассказывал тебе о нем… Он теперь тоже с нами.

– Доланд и Нороган встретились? – не понимая, спрашивал Артур.

– Нет, никого больше я в лагере не видел. Но, возможно, Нороган просто не рассказал мне… Он, знаешь ли, не очень любит со мной откровенничать, – криво усмехнулся Инк.

Артур вспомнил, что ему рассказывал отец про Норогана:

«Со мной были друзья из Совета… Нороган, в совершенстве овладевший искусством влияния на погоду… Нороган отправился в северные города естествознателей, надеясь найти пропавших друзей из Совета Двенадцати».

Судя по всему, естествознатель жив; теперь их силы становятся более существенными для того, чтобы одолеть Тень.

– Доланд непременно должен быть в лагере… Об этом мне еще писал Тод. Твой отец хотел, чтобы я отдал ему «Последнее слово».

– Они все думают только о цели! Меня уже от этого тошнит! – обидчиво воскликнул Инк. – И никому нет дела до… Меня и мамы.

Затем он зло усмехнулся сам себе и сказал, глядя Артуру прямо в глаза:

– Впрочем, это все неважно. Я говорю вздор. Я ведь тоже думаю только о цели.

– Инк… А кого ты назвал монстром? – тихо поинтересовался Артур у друга. Тот уже открыл рот, чтобы ответить, но ком в горле помешал ему.

– Никого. Давняя история и… Я не хочу говорить об этом, Артур.

– Послушай… А Дан, Тин… Ты видел их? Тод…

Инк расстроенно покачал головой.

– Вообще-то, я видел только отчима. Нороган живет вдалеке от полидексян; не хочет спать на войлочных подушках, как он мне объяснил. Он позволил мне пожить с ним, а также рассказал о тебе… И о том, что ты скоро придешь к нам со свитком. Кстати, именно он послал вам навстречу белых единорогов.

– Значит, он все-таки встречался с Доландом, – озадаченно проговорил Артур. – Ведь о нашей поездке в Омарон знал лишь Доланд. Мы загодя отправили ему Рикки.

Белесые брови Инка взметнулись наверх.

– Рикки?

– Да, это моя… Ящерица. То есть, как оказалось, твоя.

– Да и не моя тоже. Ты всем животным даешь клички, Артур?

Клипсянин пожал плечами.

– Куда мы сейчас пойдем? Хочешь поговорить с отцом?

Инкард изменился в лице.

– Нет, знаешь… Пожалуй, не сейчас. Я должен подумать… И потом, судя по твоим словам, он, наверное, в лагере. А мы с Нороганом живем все же на отдалении. Мы как раз рядом с домом, туда ходу минут десять. Переместиться сейчас у меня вряд ли получится. Не забывай, мои силы весьма ограничены. Я познакомлю тебя с отчимом, и мы расспросим его подробно о Доланде. И отдадим ему свиток.

Артур задумчиво кивнул.

– Как считаешь, он захочет его уничтожить?

– Кого?

– Свиток.

Инк передернул плечами.

– Разумеется. Ведь в этом вся суть.

– Просто Арио Клинч рассказал мне, что «Последнее слово» уничтожать никак нельзя. Оно поможет в борьбе с Тенью.

Инкард пронзил лицо Артура строгим, немного занудным взглядом.

– А если свиток попадет не в те руки? Ты разве не понимаешь, какая сила в нем заключена? Его надобно уничтожить немедленно!

– Во-первых, подозреваю, что это не так просто. А во-вторых…

– Нороган лучше знает, как поступить!

– Вдруг свиток, правда, способен помочь в борьбе с Тенями? В любом случае, думаю, надо все хорошенько обдумать.

– Пойдем, а то скоро совсем стемнеет. В лесу полно голодных тварей, – предложил вдруг Инк. Лицо его сделалось грустным, а в уголках серых глаз точно горошины горного хрусталя блестели слезы.

Друзья пошли по лесной тропе, и через какое-то время Артур понял, что они спустились к бушующей, изрезанной камнями, горной реке. На лесистом холме на отдалении одиноко возвышалась деревянная хижина. Заприметив мрачное строение, Артур вздрогнул. Именно здесь им доводилось ночевать с Аланом, после чего на них напали страшные твари с лапой из головы.

– Я проходил как-то это место, – признался он Инку. – Когда пешком шел в Беру из Той-что-примыкает-к-лесу. Хозяина хижины убили варозиты.

Инкард поежился.

– Сейчас тварей тут нет. Нам повезло.

Спустя какое-то время восхождения, они приблизились к деревянной постройке – такой уже знакомой Артуру. Дом под серым, низко нависшим хмурым небом выглядел безотрадно и вызывал нестерпимое уныние.

При виде знакомых стен, поросших вьюнами, странное чувство шевельнулось в груди Артура: как будто история повторяется. События, что должны произойти, уже случались с ним ранее. Судьба словно намеренно подводит его к некому кульминационному моменту, причем, исходя из прошлого опыта, он должен сам понять, как действовать. В груди заныло, а на душе сделалось совсем тоскливо, – груз ответственности придавливал к земле, точно обладал немалым весом. Артур вспомнил, как в последнее время страшился Тени, каким наваждением для него стало любое упоминание о ней. А ведь она тоже в лагере: как ядовитый паук, плетет она свою смертоносную паутину, намереваясь затащить всех в логово смерти. Хорошо, впрочем, что естествознателей стало больше: теперь вот появился еще Нороган. Последний естествознатель, о котором рассказывал отец, и которого он еще пока не знал лично.

Инк осторожно приоткрыл старинную дубовую дверь, – она тревожно скрипнула, отворяясь, и из темного проема донесся приятный смолистый запах дерева.

– Отец? – тихо позвал Инк.

Артур отметил про себя, что его друг не желает признавать Доланда. Одной только этой короткой фразой он предавал своего настоящего родителя, но, впрочем, может, у него было на то веское право? Артур сам жутко рассердился, когда узнал историю Доланда.

Дом хранил загадочное молчание. Но в камине уютно подрагивал огонь, и свечи в бронзовых подсвечниках полыхали так ярко, словно хозяин с минуту на минуту ожидал гостей. О последнем свидетельствовал также накрытый стол, где стояли прекрасные приборы из бронзы.

– Для меня… Либо Нороган ждал кого-то, – растерянно пробормотал Инк. – Но сейчас его нет дома. Знаешь, он совсем не как я: перемещения ему удаются без труда. Может, ты голоден? Утром мы запекали костный мозг варозитов, если хочешь, поделюсь с тобой.

Артур рассеянно кивнул. Клипсянин задумчиво смотрел на чучела тварей и вспоминал, как эти уродливые изваяния до смерти напугали их с Аланом. Где же, интересно, проводник? В нынешние неспокойные времена уже не походишь свободно по лесу.

В неловком молчании они разделили трапезу. Инк предложил другу выпить кумыса – пенящийся напиток полидексян. А к чаю у него имелось терпкое варенье из шишек.

– В погребе тут полно всего. Даже копченая выдра.

Артур кивнул и с дружеской любовью взглянул на друга: лицо Инка чуть осунулось, страдальчески заострилось, под серыми глазами залегли густые тени. Белые брови были сурово сдвинуты, а рот плотно сжат, как бывало почти всегда, когда он бодрствовал.

– Нороган… Какой он? – вдруг задумчиво спросил Артур. Ему было интересно что-то узнать о естествознателе, ведь про него отец мало рассказывал.

Инк уставился себе под ноги размышляя. Он словно пытался вспомнить. Действительно – каков он, его отчим?

– Я.… – нерешительно начал Инк, почувствовав, как в голосе появляется предательская хрипотца. – Ну… У него такая примечательная внешность… Волосы белые, почти как у моего отца. Лицо решительное, волевое. Он любит всякие диковинные побрякушки, вроде жутких браслетов из акульих зубов. А еще у него есть забавная вещица: на веревке из китового уса он носит символы на сверуйском, но я не знаю, что они означают, а он никогда не рассказывал…

– Символы? – озадаченно переспросил Артур, смутно припоминая что-то очень важное из прошлого. – Что ж… Но вообще я не про внешность спрашивал. Мне интересно, какой у него характер.

– Даже не знаю, как его описать. Нороган очень много путешествовал. Часто оставлял нас с матерью одних. Но иногда он учил меня естествознательству… То, что я хоть как-то могу применять силу, – его заслуга. И… Наверное, я люблю его, ведь он по-своему заменил мне отца.

Последнюю фразу Инк сказал очень неуверенно и тут же покраснел. Он забыл упомянуть одну важную деталь: Нороган пугал его до дрожи. Даже теперь, спустя уже столько лет. Инк пронес этот животный страх в своем сердце с самого детства и так и не смог окончательно его побороть.

– Послушай, покажи мне его, – вдруг попросил Инк Артура, резко сменив тему.

– Кого?

– Свиток.

Артур медленно достал из внутреннего кармана желтый кусок пергамента. На вид дряхлая ветошь, а между тем невероятно прочная, история естествознателей столько странствовала, передавалась из рук в руки. Инк с живым интересом взглянул на заветный предмет.

– Какой красивый! – прошептал он в восхищении, наблюдая за тем, как витиеватые буквы на его глазах складываются в загадочную историю. Историю гибели одного народа. – Дай подержать.

Артур подчинился. Какое-то время Инкард внимательно рассматривал свиток, столь желанный и недостижимый. Его бледные губы беззвучно шевелились, ибо он читал.

– Кажется, будто это самый обычный текст. Просто история, и больше ничего.

– Свиток должен открыться в нужный момент. Нужному человеку.

– Тебе? – безэмоционально поинтересовался Инк, однако Артур уловил в его голосе нечто чужеродное, отдаленно напоминающее зависть.

– Клинч полагал, что мне, но… Не знаю.

– Кстати, я хотел спросить тебя о личном… не против? – вдруг поинтересовался Инк, с некоторой застенчивостью в голосе. Артур заинтригованно посмотрел на друга.

– Каково это – чувствовать себя избранным?

Клипсянин насмешливо хмыкнул.

– Честно?

– А ты умеешь по-другому?

– Умею. Но не хочу.

Беловолосый юноша покачал головой, словно сомневался в правдивости его слов.

– Каких признаний ты ждешь от меня, Инк? Я никого не просил, чтобы меня выбирали. Я вообще больше всего на свете хочу… Знаешь чего? Беззаботно летать на единорогах в Троссард-Холле, играть в едингбол, носить Диане книги из библиотеки и ни о чем не думать! Вообще, ни о чем.

– Неужели ты не осознаешь, насколько тебе повезло! На тебя возложены такие надежды! Благополучие всего мира зависит от тебя одного!

– Я вовсе не тщеславен, а насчет везения… Инк, твоя фраза даже сама по себе звучит смешно. Посмотри на меня и мою жизнь, и еще раз подумай, насколько «сильно» мне обычно везет.

Инк насупился, сделавшись похожим на сердитого галчонка. Приятели надолго замолчали, погруженные в невеселые мысли. Затем Артур произнес:

– Я ужасно устал и хотел бы передохнуть. Несколько последних дней были очень изматывающими, я буквально валюсь с ног. Ты подежуришь немного, пока я буду спать?

– Да, конечно, – с готовностью откликнулся Инк. – Выбирай любую комнату, тут их видимо-невидимо.

Артур кивнул и ушел наверх. По пути он внимательно осматривал знакомые бревенчатые стены с ужасающими головами чучел: этот дом сейчас поистине вызывал в сердце глухое уныние. Чувства Артура обострились до крайности: страшный приют охотника словно приобрел форму его главного страха – шершавые ступени хотели всадить ему в ноги занозы, липкие от вытекающей смолы поручни удерживали руки, замшелый потолок давил на затылок, скрип половиц резал уши, и тьма, всепроникающая тьма клубилась повсюду.

Инкард же продолжал с грустью смотреть на слабо тлеющий огонь. Из поленьев выделялась заманчиво шипевшая пахучая смола, а Инк чувствовал все нарастающее беспокойство, которое, дойдя до некой критической точки, стало превращаться в панический ужас. Он совершил гнусность, роковую ошибку, возможно ли теперь все исправить? Может, следовало все рассказать Артуру?

Неожиданно Инк вновь увидел своего приятеля – тот с недовольной миной спускался по лестнице.

– Ты вроде собирался спать, нет? – удивленно спросил Инк.

– Да… Сон в голову не лезет… Я посижу еще с тобой?

– Разумеется, – пожал плечами Инк, вглядываясь в усталое лицо друга. Он давно не имел возможности вот так близко рассмотреть его: такой родной и чужой одновременно. Когда единорог впервые показал ему образ всадника, Инка сильно тронула его внешность; озаренная внутренней красотой, она поразила его до глубины души. В ней имелся отпечаток какого-то высокого благородства, которым отмечены далеко не все люди. Сейчас лицо Артура выглядело излишне худым, изможденным, даже усталым, – но вот эта самая благородная черточка неизменно присутствовала в нем. За таким человеком пошли бы хоть на край света, стоило бы ему только поманить пальцем.

– Я хочу открыться тебе кое в чем, Инк, – проникновенным голосом начал Артур, словно не замечая пристального взгляда друга.

– Ты спрашивал, рад ли я быть избранным? На самом деле это бремя ужасно меня тяготит. И я бы с удовольствием переложил его на плечи другого человека…

Инк немного напрягся, ибо эта тема затрагивала внутренние струны его души. Он хотел бы утешить друга, объяснить, что тот не один, рядом с ним всегда есть люди, на которых он вполне может положиться. Однако то, что Артур сказал потом, подействовало на него словно ушат ледяной воды на голову.

– Я бы с удовольствием разделил с кем-то свое бремя, но… Боюсь, нет вокруг никого достойного. Ни одного достойного этой ноши человека.

Последнюю фразу он особенно выделил.

– Считаешь себя лучше других? – насупившись, пробормотал Инк.

– Я? Нет, но единороги так считают. Кто мы такие, чтобы не соглашаться с их суждениями…

– Кажется, свиток дурно на тебя влияет!

– Это самый обыкновенный кусок пергамента, не придумывай.

– Раньше ты так не говорил!

– А сейчас скажу. Ты хотел правду? Вот она, без прикрас. Признайся, Инк, ведь на самом деле ты страстно желаешь оказаться на моем месте, не так ли?

Неприятные слова Артура обличали, разили, и, в сущности, они были абсолютно правдивыми. Но все же Инкард попытался защититься:

– Нет, это вовсе не так!

– Ты думаешь, что печешься о всеобщем благе, а на самом деле, тебе даже на него плевать. Единорог не выбрал тебя – и я очень хорошо его понимаю! На его месте я поступил бы точно так же!

Инкард с глухой обидой вскинул голову, на него будто снизошло озарение.

– Он предупреждал, что это может случиться! – вдруг как бы сам себе пробормотал Инк. Артур картинно приподнял брови.

– Нороган говорил, что свиток влияет на сознание того, кто им обладает. Ты возгордился. Посчитал себя выше остальных!

– Что за чушь ты несешь!

Инкард встал со своего места: слова Артура немного уязвили его.

– По-моему, я всегда говорю только по делу! Отдай мне свиток немедленно!

– Попробуй забери!

Инк потянулся к нему, желая отнять предмет, сеющий между ними раздор, но Артур с такой силой отпихнул его от себя, что бедняга отлетел в угол комнаты и ударился о выпирающее бревно. Инк почувствовал, как по виску побежала кровь. Глухая обида расплылась в его сердце, словно друг действительно предал его. Однако же, как правдоподобно вышло! Инк вышел из дома, хлопнув дверью.

– Постой, я не хотел, ты сам вынудил меня! – послышалось ему в спину, но он не оглянулся.

***

При свете дня гребень холма выглядел весьма заманчиво, однако теперь тут было мрачно. Сумеречная дымка окутала деревянный сруб со всех сторон. Чахлый мох, да терновые кусты покрывали темно-бурую скалу: они не спасали от жуткого ветра, пронизывающего до самых костей, а только зловеще шевелили траву, словно взъерошивая волосы страшного великана. Вдалеке оранжевым маревом полыхали огненные костры: где-то там уже началась война. Нороган любил здесь находиться: наблюдая, он пытался контролировать ситуацию. Но сейчас его нигде не было.

Инк крепко задумался. Нормально ли он сыграл в конце, не переусердствовал ли? А ведь если бы не последняя сцена, все могло пойти совсем иначе… Инк так долго верил Норогану, но стоило ли в том себя винить? В принципе почти все, что говорил отчим, оказывалось правдой начиная со злополучного дня, когда он объяснил ему тяжесть проступка с Тушканом. Он умел разглядеть истину, в доступной и весьма циничной форме объяснить другим, не каждый на такое способен. Инк даже долгое время склонялся к тому, что Нороган – единственный человек, заслуживающий доверия. Как славно, что теперь он сам умеет отличить истину от беспросветной лжи.

– Война началась, – послышался мрачный шелестящий голос. Он поскребся ему в спину, подобно холодному ветру, вызывая неприятные мурашки во всем теле.

– Полидексяне мстят за вылазку армутов, – рассудительно отозвался Инк, постаравшись убрать дрожь из голоса. Он ужасно хотел походить на отчима: держаться с таким же неопровержимым апломбом, смотреть небрежно и как бы свысока, ничего не бояться и ни о чем не жалеть. Но паника одолевала его с головы до пят, как скверно…

Нороган стоял на отвесной скале, нисколечко не страшась высоты. Казалось, он и сам является ее естественным продолжением: такой же угловатый, с квадратным мужественным подбородком, которому под силу стесать камни. Незыблемая уверенность во взгляде, осанке, позе. Неудивительно, что все женщины готовы ползучим вереском стелиться под его ногами. В том числе и его мать.

– Подумал над моим предложением, Инк? – в лунном свете поблескивая зубами, насмешливо поинтересовался Нороган. – Единороги сделали ставку на Артура, но они всего лишь глупые летающие коровы с рогом посреди головы. А я поставил на тебя, мой дорогой. Я сразу разглядел в тебе скрытый потенциал. Ты умный, находчивый, смелый, готовый идти до конца. Ты плевать хотел на людей, находящихся рядом с тобой, но при этом заботишься обо всех сразу; ты мыслишь более глобально.

Инкард опустил голову. Возможно, не очень хорошее чувство, но он ощутил, как сладкое удовлетворение наполняет все его существо. Отчим так редко хвалил его. После мнимой ссоры с другом они проливались ему на душу, будто чудодейственный бальзам. Впрочем, Инк ведь отчетливо понимал, что никакой ссоры не было; Нороган попытался его обмануть, превратившись в Артура. Тем самым он невольно сотворил себе в лице Инка не союзника, а кое-кого другого.

– Ты выкрал свиток, пока он спал? Его надо поскорее уничтожить. Это под силу лишь естествознателю. Я бы сам попробовал, но у меня не получится. Все из-за Нольса. Сделай ты, сын.

Нороган отошел от опасного обрыва и требовательно посмотрел на Инка. Обладают же иные люди внутренней силой: под таким взглядом хотелось незамедлительно упасть на колени, воском растечься по дороге, все что угодно, только не стоять.

Инк достал из кармана мятый кусок пергамента. Его не пришлось красть, Артур сам отдал ему свиток. Нороган будет доволен. Впрочем, ложные надежды. Инк знал очень хорошо, что отчим придет в ярость. И от ожидания этого бескрайнего ужаса волосы шевелились на голове, подобно щупальцам.

Инк послушно вытянул руку: ветер попадал на свиток, и тот приятно шелестел, словно на ладони сидела прекрасная бабочка и хлопала крыльями.

– Что надо сделать?

– Ты же естествознатель. Сам реши. Полагаю, сжечь.

Юноша с жалостью посмотрел на «Последнее слово». Самое последнее в этом забытом единорогами мире. А что, если попробовать его прочитать? Вдруг он овладеет невиданной силой? Станет могущественнее Норогана и, наконец, вытравит из сердца этот едко-кипучий страх? Победить детских призраков…

– Быстрее! – отрывисто приказал ему Нороган, а глаза его угрожающе сверкнули. Но Инк колебался. Чего хочет отчим? Чтобы он предал Артура? Впрочем, разве он это уже не сделал, приведя избранного всадника в западню? Начало положено, надо только довести до конца. Но Инк словно обессилел. Наверное, он все-таки слишком слаб для подобного; Нороган был прав на его счет. Он такой же, как отец, а Доланд обладал мягким сердцем. Не ледяным.

Нороган между тем начинал злиться: его неуравновешенная натура давала о себе знать. И хоть он стоял, не шевелясь, нависая над Инком как меч правосудия, тот чувствовал, как от всего его существа бурливыми потоками исходит ненависть. И вдруг Инк, наконец, отчетливо осознал, что Нороган был лжецом во всем, и не только в том, что прикинулся Артуром. Эта мысль ярким светом озарила его темное сознание, подобно тому как солнце сквозь просвет между облаками озаряет землю. Все пропиталось обманом начиная с того самого злополучного случая с Тушканом. Когда Инк поступал мерзко, отчим хвалил его, а когда благородно – напротив, наказывал. Теперь стало ясно: Нороган ненавидел истинное благородство, ибо сам был до крайности мерзок и жесток. Да, в какой-то момент он прикинулся хорошим: перестал бить его, заботился о маме, но все для чего, с какой целью? Не от того ли, что являлся отличным манипулятором и с самого начала хотел склонить Инка на свою сторону? Только Нороган мог знать о потаенном желании Инка стать нужным, полезным – словом, быть избранным. Вот и сегодня вечером Нороган пожелал сыграть на этой его постыдной слабости, но папаша все же не оценил, что Инк слишком хорошо знал своего друга. Артур бы никогда не стал им манипулировать.

Полное осознание всей картины немного ошеломило Инка: ранее его мозг улавливал лишь отдельные сцены, рассуждения, которые теперь с оглушительным треском слились воедино. Величие поступка отца пронзило его сердце насквозь, Инк вдруг отчетливо понял, что Доланд, пожертвовав собой ради Ирионуса и Артура, был прав. И хоть Инка с детства лишили воспитания отца, доблестное самопожертвование родителя преподнесло ему самый важный в жизни урок. Такому бы никогда не научил Нороган.

Жаль, что Инк выбрал неверный моральный ориентир: Нороган в свете луны вовсе не казался благородным и смелым. Напротив, напоминал одряхлевшего стервятника, предпочитающего грызть мертвечину. И как он раньше казался ему достойным для подражания?

– Я был прав, когда помог Тушкану! – вдруг хриплым от волнения голосом заявил Инк, а взгляд его бесстрашно скрестился с другим: злобным, шакальим. Брови Норогана поползли наверх, а лицо еще более заострилось, словно с него стесали кусок.

– Что-о? – вкрадчиво протянул отчим.

– И плевать, что Тушкан не поблагодарил меня. Добрые поступки часто пытаются обесценить. Оболгать. Извратить. Как все время делал ты!

– Инк, мой мальчик, ты в своем уме? Решил поговорить о прошлом?

– Почему ты никогда не называешь меня нормально по имени – Инкард? Почему придумал эту уменьшительную кличку?

Нороган тихо засмеялся, и смех его был колючим и трескучим, точно сухой вереск, пожираемый огнем.

– Отвечу правдиво, ибо я никогда не вру…

– Ты всегда врешь!

– Не перебивай старших, мой мальчик. Твое имя очень созвучно с другим… Оно мне ненавистно.

– Ты говоришь об отце?

– Да, о нем. Но ты ведь не похож на него, верно, Инк? – осклабился в издевательской улыбке Нороган. И от этого насмешливого волчьего взгляда юношу затошнило от страха.

– А мне кажется, я, напротив, очень похож на него, – тихо возразил Инк и вдруг выкрикнул отчаянно:

– И свиток я сжигать не буду! Я его тебе не отдам!

С этими словами он выставил вперед руки, намереваясь пустить в ход свои жалкие естествознательские умения.

– Глупец! – с невольной досадой воскликнул Нороган. Он медленно поднял ладонь и небрежно выпустил вперед огненно-желтую стрелу, которая вонзилась Инку в плечо и расплавилась на коже, украшая кровавую рану бугристым ожогом. Инкард не сдержался и вскрикнул от боли, но тут же собрался, оправился, и руки его из воздуха сотворили щит, от которого исходило легкое фиолетовое свечение.

– Мы уже проходили урок! Ты все равно мне подчинишься, только это будет во сто крат унизительнее и больнее!

Целый град стрел посыпался в сторону Инка, однако все они вязли в фиолетовом щите, который разгорался все сильнее, затопляя победоносным светом тьму. По бледному лицу юноши градом катился пот, ибо подобные естествознательские трюки истощали его.

Столкнувшись с открытым неповиновением, бунтом, Нороган рассвирепел. Он злобно зарычал и безжалостно обрушил на беднягу огненную булаву: щит не выдержал подобной мощи и раскололся надвое, рука, державшая его, беспомощно обвисла, Инкард упал на колючий вереск, испустив слабый стон. Мучительная боль окружила его со всех сторон, облепила, подобно рою жалящих ос.

– Ты же знаешь, что убивать не стану! Я буду истязать и исцелять тебя до тех пор, пока ты не взмолишься о пощаде, – рыкнул Нороган, глядя на беспомощно сжавшуюся в его ногах жертву. Отчим наклонился к нему, схватив за шиворот, безжалостно встряхнул, а когда продолжил говорить, из его черного, испачканного сажей рта выходил огонь, опаляя волосы Инка на голове:

– Извинись передо мной немедленно. Скажи – «прости меня, папочка. Я был не прав».

Нороган издевательски приложил одну руку к уху, словно намереваясь услышать столь желанный ответ, но так и не дождавшись его, ногой отбросил Инка в сторону, заполучив от него лишь сдавленный стон.

– Подумай пока, безмозглый щенок, даю тебе время.

Затем он отошел к краю пропасти и взглянул на горящее вдалеке городище: полидексяне отступали, ибо их поливали с воздуха кипящей смолой. Нороган глубоко вдохнул, и вдруг изо рта его, носа и, казалось, от всего его существа повалил графитовый дым, на ходу превращавшийся в тяжелые дождевые тучи. Норогану всегда ловко удавалось взаимодействовать со стихией. Услужливый ветер понес тучи в сторону Нуазета, чтобы они пролились там живительной влагой и затушили все очаги пламени. Ярким шрамом на небе запылала молния.

– Смотри туда, мой мальчик, – прошелестел Нороган, по-ребячески восторженно глядя на небо. Глаза его горели безумным, экзальтированным огнем.

– Сколько оттенков серого… С каких это пор люди так полюбили серость, а, скажи мне, Инк?

– Ты украл мой свиток! – раздался на горе звонкий гневный голос; окрик этот не был обращен к Норогану, но тот все равно с интересом обернулся. Непредсказуемые поступки людей – что глоток свежего воздуха. Особенно когда тебе становится скучно.

– Как ты посмел украсть у меня свиток? Я доверял тебе, доверял как другу! – продолжил свою гневную брань сын Ирионуса, подходя к беззащитно скрючившемуся в колючей траве Инку. Тот, разумеется, ничего не отвечал: лицо бедняжки было искажено страданием, одна бровь опалилась, разорванная рубаха оголила воспаленный ожог на груди. Затем Артур достал вдруг блестящий нож – один из тех, что лежал на дубовом столе в доме, и коснулся белой кожи Инка. На ней выступила капелька крови.

– Не трогай его, – повелительно прошелестел Нороган. – Он нужен мне, ибо уничтожит свиток.

Мальчишка резко дернулся и вскинул глаза на говорившего. Казалось, он только сейчас его увидел.

– Доланд? – произнес он неуверенно.

Нороган отрывисто засмеялся.

– Вряд ли. Я соврал тебе, – вкрадчиво прошелестел он, с хищным интересом наблюдая, как лицо мальчишки искажается в неподдельном ужасе.

– Вы – Тень, да? – едва дыша пробормотал Артур. Надо же, похоже, Норогану удалось испугать бесстрашного всадника, какая жалость.

– Я – нет. Но в моем сердце живет Тень, ты прав. Боишься меня?

Как завороженный, Артур слабо качнул головой.

– Тогда в Доргейме… Я отчетливо почувствовал, что Тень рядом… Я всегда знал… – почти в отчаянии простонал мальчишка отступая. – Пожалуйста, не входите в мою голову… Это испытание мне не по силам.

– И что же мне с тобой делать? – хохотнул Нороган. Неужели избранный всадник, в сущности, трус? Даже бесполезный Инк оказался смелее.

– Я могу стать вашим слугой?

Странная просьба немало удивила Норогана.

– Зачем тебе это?

Артур обреченно опустил голову. А затем пробормотал неуверенно:

– Я до исступления боюсь Теней. Это мой самый жуткий страх с тех пор, как я впервые с ней повстречался. И если ранее у меня в сердце имелось оружие, то теперь его нет. Я не знаю наверняка, кто вы – Доланд, Нороган или кто-то еще. Но вы сами сказали, что внутри вас есть Тень. Я решил, что мне, простому человеку, все равно с вами не справиться. Поэтому я хочу быть на вашей стороне.

Нороган серьезно задумался.

– Ты все равно не станешь Тенью, для этого нужно убийство.

– А вы? Кого вы убили?

Нороган тяжело вздохнул.

– Боюсь, от моей руки пострадали многие, их не счесть. Вот только Корнелия, пожалуй, убить не смог. Пожалел.

– Я могу стать вашим слугой, союзником, поверенным…

Естествознатель сощурил глаза и глумливо ухмыльнулся.

– Неужели сын самого Ирионуса в действительности трусливый шакал? Кого же избрали единороги – вот эту подлую дрожащую душонку? Поверить не могу. И этот человек считается идеальным всадником.

– Идеальных не бывает. Но есть те, кто стремятся к хорошему, иные – к плохому, а есть и те, кто выдает первое за второе и наоборот. Такие страшнее всего.

– Бессмыслица. Подойди ко мне, я дам тебе, что ты хочешь. Мне нужны преданные союзники. Инк не в счет, ибо он такой же трус, только еще более наивный.

С этими словами Нороган взметнул черным плащом поликсянского кроя и за секунду возник перед Артуром – он переместился с края обрыва, использовав естествознательские силы. В черных от сажи руках его заманчиво поблескивал миниатюрный флакончик из мутно-серого стекла. Сын Ирионуса осторожно взял предмет. Его ладони были испачканы грязью и чужой кровью, под ногтями собралась бурая земля. С характерным хлопком он достал пробку: от горлышка поднялся легкий желтоватый дымок с запахом рвоты. Глядя на эти ядовитые испарения, мальчишка содрогнулся от непроизвольного отвращения. Его внутренности чуть не вывернуло наизнанку.

– Хочешь передумать? – с понимающим смешком хмыкнул Нороган.

– Оно… отвратительно, – сквозь зубы прохрипел Артур, – но я должен попытаться.

– Пытайся. Мильхольд выпил его залпом и даже не поморщился. Люди готовы проглотить любую отраву, когда им за это пообещают вечную жизнь.

Неожиданно в той стороне, где лежал Инк, взвилось во мрак фиолетовое свечение. Нороган настороженно повернул голову, и лицо его исказилось в страшной досаде.

– Я не разрешал тебе подниматься, – угрожающе рыкнул он, извергая из себя новые огненные стрелы. Одна из них насквозь прошила Инку ладонь, вторая – плечо. Слабак заплакал и униженно заскулил от боли, но тут же закусил губу, пытаясь, видимо, усилием воли превозмочь страдание.

– Давай, скажи мне то, что я мечтаю услышать. Ну же. Повторяй за мной по слогам: «про-сти ме-ня, па-почка».

Поверженный Инк упрямо молчал.

– Прости меня, папочка! – послышался за спиной Норогана серьезный голос, и сталью зазвенел он в сумрачной тишине.

– Уходи! – взвизгнул в сознании Нольс, молчавший до сей поры. Однако Нороган был своеволен: он не терпел столь резких приказов, обращенных к его высокомерной персоне. Он не послушался – просто обернулся и посмотрел на того, кто осмелился бросить ему вызов. Сын Ирионуса уверенно стоял напротив: он был ниже его ростом, безоружен, и в целом не мог внушить каких-либо опасений, но глядя в его честное благородное лицо, пылающее праведным гневом, Нороган ощутил унизительно-горький страх: такой обычно испытывают проигравшие. Вдруг поверх одежды юноши заблестела кольчуга: из вороненой стали, но с фиолетовым отливом. На гордо поднятой голове его материализовался шлем, а в руке появился обоюдоострый меч с короткой рукоятью и массивным навершием. Другой рукой – окровавленной, Артур держал свиток, от которого исходило все тоже ослепляюще-мерзкое фиолетовое свечение. Кто-нибудь объяснит, что происходит? Нороган устало прикрыл глаза, они начали слезиться, не выдерживая истинного света, исходившего от избранного всадника.

– Даже не попытаетесь? – издевательски мелькнуло в мыслях. Нороган послушно раскрыл руки, желая привычно создать защитное поле. Но к своему огромному изумлению Нороган вдруг понял, что лишился самого важного. Того, что выгодно отличало его от других. Теперь он просто неудачник, в сердце которого живет омерзительный Нольс. И ничего уже нельзя изменить и поправить; он отверг выбор еще тогда, в хижине.

Бывший естествознатель беспомощно скрестил руки защищаясь. Но вот фиолетовый меч безжалостно свистнул в воздухе, рассек черный сгусток тьмы, пронзив верного вассала Желтого моря, и тот тяжело обрушился на землю, взметая кверху пыль. Он и сам обратился в пыль. Янтарную. А Нольс напоследок успел шепнуть:

– Напрасно вы, господин Нороган, сделали на Инка ставку. Они договорились заранее. Пресловутый нюанс.

А затем все утонуло во тьме.