Какое-то время гвибеллинги стояли, в нерешительности замерев на месте, словно их всех околдовали; не двигались и животные, которые лишь нервно махали непомерно длинными и тяжелыми хвостами, приминая под собой луговые травы. Затем один из карликов сделал знак следовать за ним. Что ж, у путников появилась хоть ничтожно малая, но все-таки надежда. Неужели они, наконец, прибыли в долгожданный приют, где можно отдохнуть от всех неприятностей пути? Артур с безотчетной тревогой покосился на Диану; как бы ему хотелось, чтобы любимая находилась в безопасности!
«Мы справились», – безмолвно отвечали ему ее глаза. А еще крылось там много нежности, любви и облегчения оттого, что их сложный путь, наконец, подошел к логической развязке. Теперь должно было многое разрешиться. Узнают ли они про таинственную пещеру, где остался несчастный Ирионус? Раскроют ли все тайны естествознателей, Теней, найдут ли самый важный свиток, погубившей уже столько людей? За весь этот долгий и мучительный путь накопилось множество сложных вопросов; ответят ли на них гвибеллинги?
Но прежде чем получить ответы, путники ступили в завораживающе прекрасную страну башен. Только теперь, когда они чуть прошли по ущелью, устланному низкорослой травой точно зеленым бархатом, стало видно, что монструозные каменные постройки находятся повсюду, куда ни кинь взгляд – высокие, величавые, словно естественное продолжение скал. Заходящее солнце добела высветило каменные глыбы, показало их могучие, поросшие голубым лишайником остовы, во всей красе выявило их стройные станы, сужавшиеся кверху. Гибкие, будто девицы, они тем не менее являлись совершенно недостижимыми для врагов.
Дело в том, что вход в башни осуществлялся со второго этажа, что исключало возможность тарана и делало постройку неприступной с земли. Поднимались туда по приставным лестницам. Кстати по ним же перемещались внутри самих башен.
Путников не стали заставлять проходить внутрь; им позволили встать в тени сероглавой постройки. Один карлик любезным жестом протянул гостям воду в тыквенной фляге. У него была пропорциональная фигура, добродушное, даже немного жалостливое лицо и чудаковатые глаза, напрочь лишенные ресниц. Сложно было сказать, в чем именно заключалась их странность – в отсутствии естественного обрамления, либо же во взгляде – бесхитростном, но в то же время проникающим в самую душу, но ребята отчего-то не захотели смотреть ему в глаза. На вид ему было около двадцати, однако гвибеллинги все выглядели приблизительно одного возраста и на одно лицо. Хотя, может, так только казалось из-за однообразной одежды, похожих жестов и манер, одинаковых шапок?
Когда Артур взял флягу из его рук, страшный зверь поодаль искривил морду в озлобленном оскале, словно показывая, что в отличие от излишне добрых хозяев нисколечко не доверяет пришельцам. Диана тоже увидела животное и невольно прижалась к Артуру всем телом, Тод же грозно шикнул бравируя:
– Пшел прочь!
Зверь еще сильнее замотал хвостом, подметая все вокруг, а карлик неожиданно проговорил тихим и мелодичным голосом на чистейшем беруанском наречии:
– Это ирбис. Питается горными козлами, но и людьми не брезгует. Не стоит его пугать.
– Скорее уж вы нас напугали, – возразил Тод. – Мы пришли с миром.
– Где же ваша мирра? – таким же медленным и певучим голосом поинтересовался гвибеллинг.
– С миром. То есть без войны. Мы не хотим проблем, – раздельно проговорил Тод, предприняв попытку объясниться.
– Мы тоже, – добродушно согласился с ним карлик. – Поэтому мы не особо жалуем гостей.
Он пропел эти слова так плавно и изящно, словно сопровождал их звучанием флейты. Наверное, именно поэтому ребята сперва не до конца осознали смысла сказанного. Воцарилась напряженная тишина, и тогда Артур поспешил вмешаться:
– Прошу прощения за то, что явились без приглашения. О вашем городе нам рассказал Дрейворд Клинч, библиотекарь школы Троссард-Холл. Он же наделил Тода чувством дома, чтобы мы смогли вас найти. Мы долго шли, и я очень прошу принять нас и выслушать! Нам надо поговорить с летописцем, Арио Клинчем! Это касается в том числе и Вингардио!
Карлик, протягивавший им флягу, загадочно молчал, а его странные глаза, лишенные ресниц, строго разглядывали их жалкую компанию.
– Вы поговорите с ним, – наконец, решил он. – А пока побудете нашими гостями, – безо всякого радушия в голосе добавил он; глаза его немного слезились, словно он заранее оплакивал их судьбу. Прояснив таким образом участь пришельцев, вооруженные ножами гвибеллинги разошлись по своим делам, растворившись в ущелье так же быстро и неожиданно, как они и появились. Путники остались одни. Впрочем, одни ли? Или в компании трех прекрасных ирбисов, которые тесно окружили их со всех сторон, напрочь лишая возможности сбежать.
Артур для вида сделал осторожный шаг в сторону, но один из барсов так молниеносно обнажил клыки, что стало предельно ясно: статус гостей отнюдь не позволяет путникам беспрепятственно перемещаться по краю гвибеллингов. Осознав только сей печальный факт, они пригорюнились.
– Да что же это! – едва контролируя себя, в сердцах выкрикнул Тод, а истеричный голос его гулким эхом пронесся по ущелью. – Нас оставили с этими злобными зверюгами? Если мы гости – то почему бы не усадить нас у теплого очага и не накормить сытной едой? Я продрог до костей, устал как собака! Сколько уже можно претерпевать! В конце концов, я… Хочу домой.
Последняя фраза прозвучала по-детски отчаянно, и Артур с искренней жалостью покосился на приятеля. Несмотря на прошлые обиды, издевательства и даже предательство, он вполне мог встать на его сторону, ибо сам смертельно устал от всех неприятностей. Но вот Тод поднял голову и обратил свой мутный злобный взор на соперника:
– Все беды из-за тебя! Слышишь?
– Замолчи, Тод! – резко прервала его Диана.
– Нет, пусть знает! Я его не-на-ви-жу! И зачем, зачем я во второй раз поперся с тобой! Дурацкий свиток, на кой короед он мне сдался!
Беруанец сопровождал свою обвинительную речь беспорядочным потрясанием кулаков и бранью, однако наброситься на Артура он так и не решился. Он оборвал свои слова так же неожиданно, как начал, и, плюхнувшись на землю, в полном изнеможении обхватил голову руками.
Артур молча обернулся и с сильной тревогой посмотрел на Диану. Хрупкие плечи девушки изредка подергивались от холода, и Артур, сняв бурку, накинул ей на плечи и бережно прижал к себе. Сердце доброго юноши разрывалось от осознания собственной беспомощности: ведь перед своей совестью он держал ответ за жизнь любимой и друзей. Наверное, он и правда совершенный неудачник; любое его дело обречено на провал. Сейчас они вроде преодолели, дошли, но извлекут ли они из этого какую-то пользу? Поможет ли им в действительности Арио Клинч? И главное – смогут ли они помочь друзьям: Тину, Даниелу, Питу… В этот тяжелый момент Артуру подумалось, что все люди, которые появляются в его жизни страдают; увы, страдает и он сам.
– Они… Не посмеют нам ничего сделать, – предпринял он слабую попытку утешить Диану. – Все будет хорошо, я поговорю с Арио Клинчем. И потом, ты же слышала, как они нас называют: гости…
– Что бы ни было, я ничего не боюсь, – ровным голосом ответила отважная кагилуанка. – Слышишь? Ничего! Даже смерти.
Артур знал, что она так говорит из любви к нему. Чтобы он меньше переживал. Близкие и по-настоящему родные люди так делают, и в этом заключается их маленькое, но такое героическое самопожертвование.
Солнце постепенно исчезало в низко нависших облаках, и в горах становилось по-настоящему холодно. Шквальный ветер страшно завывал в острых скалах, туман обволакивал все вокруг, мешая обзору, от холода деревенели руки, а на сторожевых башнях зажглись сигнальные огни. Из ущелья тянуло промозглой сыростью, и тела путников, разгоряченные от затяжного подъема, принялись остывать. Артур периодически заставлял Диану растирать руки; иногда он сам делал это, с ужасом чувствуя, как от холода немеют пальцы.
Впрочем, вечером над уже основательно продрогшими гостями сжалились и пустили, наконец, в башню. Откуда-то появилась корявая лестница, представляющая собой бревно с зарубками – на первый взгляд весьма сомнительная для подъема на второй этаж. Шатаясь от смертельной усталости, они заставили себя подняться и залезть в сводчатый дверной проем. У самого входа ребята увидели оттиск чьей-то ладони – почему-то это вызывало скорбные ассоциации. Неужели это рука мастера? Растревоженные совы, угрожающе ухая, с шумом вылетали из бойниц.
Помещение второго этажа было сухим, теплым и уютным. Здесь на овчинных подушечках вокруг очага жались карлики. Оранжевые отблески огня отражались на их мрачноватых сморщенных лицах и уходили куда-то ввысь, в темную глубину закопченных углов каменного жилища. В черном котле варили мясо, а на шампуре запекали турью печень с пряными травами; по всей комнате распространялся столь сладостный аромат, что голодные и озябшие путники начали невольно вести носом и вожделенно сглатывать слюну. Неужели их сейчас посадят у теплого очага и сытно накормят? Но увы, этим приятным мечтаниям не суждено было сбыться.
– Первый – гости. Второй для семьи. А третий для стражи, – мрачно пояснил один из гвибеллингов, сразу же четко обозначив мысль, что у очага им погреться не дадут.
Сообщение между этажами осуществлялось при помощи специальных квадратных лазов, расположенных по углам помещения. По одному из таких лазов ребят принудили спуститься в холодное нутро первого этажа. Внизу стоял полумрак и веяло одиночеством, единственная свеча должна была согреть путников и скрасить их ночь. Запах лежалого зерна забивался в ноздри, ибо на первом этаже хранили ячмень, а зато сверху, где сейчас кипела жизнь, вкусно пахло турьим мясом, чуреками, грустно и протяжно запевали под звуки чандыра.
И крылось что-то дикое и вместе с тем до дрожи манящее во всем этом антураже: черных от копоти каменных стенах, горных кручах и тихой песне гвибеллингов у родного очага. Это был дом для карликов, но для свободолюбивых и еще таких юных скитальцев – чужбина.
Артур нежно обнял Диану и крепко прижал к себе: еще одна ночь в томительном ожидании судьбы, которую им уготовили.
– О чем думаешь? – шепотом спросила его Диана. Так тихо, чтобы их разговор не услышал Тод. Впрочем, беруанец от усталости и голода сам находился в таком оцепенении, что вряд ли замечал происходящее вкруг него.
Артур встретился с ней взглядом: мужественное скуластое лицо его было излишне серьезным, под впалыми глазами залегли тени, по цвету соперничавшие сейчас с синевой радужки.
Об отце. О Тине, Дане. Об Индоласе. О войне, что вот-вот разразится в Беру. О своем будущем. О тебе, моя родная.
– Попробуй заснуть. Завтра поговорим с Арио Клинчем. Я уверен, мы пришли сюда не напрасно, – прошептал он, постаравшись придать голосу твердости.
– Как думаешь… С нашими друзьями все в порядке?
– Не знаю. Но я на это очень надеюсь.
Они быстро уснули, сраженные невзгодами и голодом, смертельно уставшие от длинного пути и расстроенные из-за нелюбезного приема. Артур видел беспокойные сны, сменяющие друг друга как калейдоскоп. Ему постоянно было холодно; казалось, будто суровый горный ветер пронизывает его насквозь, безжалостно выдувает из его тела надежду, которую ему ни в коем случае нельзя было терять, ведь он не один, не один! В какой-то момент холод сделался таким нестерпимым, что он очнулся, и в удивлении обнаружил себя не в темноте каменной башни, а снаружи; уже светало, но солнце еще не прогрело в полной мере долину. Оно лишь начало немного освещать пахотные террасы, где трудились гвибеллинги.
Артур лежал на земле, возле какой-то низкой песочного цвета башни, которая была одного с ним роста. Конусообразная крыша с выступающими сланцевыми полочками венчала это загадочное строение, внутрь которого вело одно-единственное окно, ничем не закрытое. Поднявшись на ноги, юноша с удивлением обнаружил, что вокруг много таких башенок; по сути весь горный склон был усеян этими хаотичными постройками, о предназначении которых пока сложно было догадаться. Может, это тоже жилые башни, только поменьше?
Но как он здесь оказался, и где его друзья? В совершенной растерянности Артур принялся бродить между миниатюрными пирамидами, надеясь отыскать того, кто смог бы ему прояснить ситуацию. Над головой его летали свободолюбивые коршуны: с высоты они верно замечали то, чего не мог узреть он сам.
С любопытством заглянув в одну из башен, Артур с ужасом обнаружил там истлевшую от времени одежду и укутанные в нее почерневшие череп и кости, а в нос ему ударил острый запах гнили. Значит это вовсе не жилые помещения, а склепы! Своеобразный город, только не живых, а мертвых. Юноша брел по каменной улице, с внутренним трепетом созерцая по обеим сторонам от себя эти мрачные дома – последнее земное пристанище бренных тел. Кладбища всюду внушают тревожные мысли, однако одно дело, когда могилы скрыты с глаз, и совсем другое – когда они все открыты и в полной мере видны их постояльцы, или, вернее, то, что от них осталось. В страшном волнении Артур проходил нескончаемые вереницы затхлых склепов, изящно оформленных, миниатюрных, поблескивающих на солнце – но все же склепов. Но вот он увидел и самого могильщика, властелина царства мертвых. Старый карлик в потрепанном безразмерном халате и в папахе из овчины меланхолично подметал одну из улиц. Для кого только он это делал: для мертвых или для живых?
– Я… Не совсем понимаю, как я тут оказался, – неловко обратился к нему Артур.
– Мы все понимаем это довольно смутно, – с охотой отозвался могильщик, чуть приподняв голову. У него было моложавое лицо, которое весьма портил шрам, проходящий прямо по центру и как бы разделяющий его физиономию на две абсолютно симметричные части. Папаха, надвинутая на лоб, придавала ему суровости, хотя глаза светились добротой и радушием.
– Где мои спутники?
– Не знаю. Я убираю дома предков, – с глубоким почтением произнес карлик, обведя рукой вокруг.
– Так вы могильщик?
– Нет, просто временно замещаю его. Я не могу долго работать, ибо меня поразил недуг.
Только сейчас Артур увидел, что у его собеседника изуродованы ладони. Он весьма неуклюже держал в руках метлу, очевидно, ему и правда было тяжело выполнять какую бы то ни было работу. И тогда Артур будто наяву услышал голос Сури и догадался, кто стоит перед ним.
– Вы – Арио Клинч?
– Ты сказал, – подтвердил карлик, лукаво улыбнувшись.
Артур недоуменно уставился на него: наверное, со стороны это выглядело дерзко и невежливо, но гвибеллинг не противился этому неприличному созерцанию. Хоть юноша и ожидал тут встретить некоего Арио Клинча, старого летописца, автора легендарного «Последнего слова», но все же теперь не смог сдержать возгласа удивления.
– Я читал вашу историю о естествознателях, – с некой долей робости произнес Артур.
– Знаю, – невозмутимо заявил он.
– Откуда же?
Гвибеллинг отставил в сторону метлу и почти вплотную подошел к Артуру: оказалось, что он не так уж и мал ростом, а может, дело было в подшитых овчиной сапогах на высоком каблуке и объемной папахе.
– Более того, я знал, что ты должен прийти. Избранный единорогом всадник, которому суждено исправить мою ошибку.
– Не понимаю…
Гвибеллинг усмехнулся, обнажив в оскале по-волчьи желтые зубы.
– Поверил ли ты моей летописи, избранный? – задал он неожиданный вопрос.
– Да, сначала я ей поверил.
– Напрасно, странник. Не стоит доверять всем подряд, особенно летописцам. История моя лжива, но теперь я скажу тебе правду. Ты будешь одним из немногих счастливчиков, кто узнает все с самого начала. Более того, именно от твоих действий будет зависеть окончание всей истории. Слушай же, благородный отрок! – с этими интригующими словами карлик предложил Артуру присесть на камень возле склепа, показывая тем самым, что их ждет долгая беседа.
– Итак, в летописи записано, что «однажды кузнец, имя которому Вингардио, брел по дороге и вдруг увидел раненого единорога. Он пожалел истекающее кровью животное… В награду за помощь чудесный зверь передал ему часть волшебной силы…» Так?
Артур удивленно моргнул ресницами, ибо последнее слово сильно выбилось из контекста сказочного повествования. Карлик продолжил молчать, испытующе глядя на него из-под своих седых кудлатых бровей, и Артур неуверенно кивнул.
– Так, – ответил он, ибо помнил сказ о естествознателях практически наизусть.
– А между тем это возмутительная ложь! Вингардио спас вовсе не единорога, а меня. Я находился в беде, я истекал кровью, ибо род людской кровожаден и непримирим. Человек – страшное существо: он жесток к себе подобным, но еще более уродливо беспощаден к тем, кто от него отличается. Люди ненавидят неумелов, считая их низшей расой, ну а я отвечал им взаимностью. До тех пор, пока не встретил Вингардио. Мы крепко подружились с ним. Ты знаешь, кто такой истинный друг, мой мальчик?
Артур уверенно кивнул. Да, это, пожалуй, он знал очень хорошо.
– Друг любит во всякое время, и как брат явится во время несчастья. Вот такая мудрость. И мы были истинными друзьями.
Лицо карлика скорбно нахмурилось, и только в этот момент стало отчетливо видно, что он на самом деле очень стар. Бремя потерь и страданий глубоко отпечаталось на его таком еще моложавом челе.
– Я искренне любил его, единственного из всех людей, но так и не смог полюбить ради него человечество. Наверное, это было моей роковой ошибкой, ибо и Вингардио являлся человеком. Своей ненавистью я невольно предавал его. Что ж, теперь я достаточно наказан, утратив самое дорогое, что у меня имелось.
Вингардио был хорошим человеком; именно в его лице единороги увидели спасителя, того, кто смог бы защитить остальных от Теней. Они наделили его силой, дабы он учил людей бороться с тьмой в своей душе. Но век сейчас таков, что бороться уже никто не хочет. Надо принимать – говорят. Люби себя, каков ты есть – чем не идеальная формула для истинных лентяев? Зачем делать себя лучше, когда ты и так весьма хорош в своих глазах: со всеми недостатками, пороками и грязью? Лучше врать самому себе, убеждаясь в собственной непогрешимости, чем посмотреть правде в глаза. Так и естествознатели решили, что бороться им незачем, да и не с кем: зла нет, добра нет, есть только нечто среднее, половинчатое, сероватое. Сегодня на сердце свое взглянем – хорошо, завтра посмотрим – плохо. Себя новоиспеченные естествознатели превозносили и хотели процветания и власти; а я, между тем, потворствовал всему, ибо, в свою очередь, желал полного истребления рода людского. «Пусть лучше все вокруг станут естествознателями, как Вингардио, мой друг», – думал я. И помогал ему, настраивал против других. Я старательно записывал для него свитки, а Винградио не боялся, что я применю силу единорогов против него самого, ибо мне совершенно не удавалось естествознательство. Почему? Да просто потому, что силу свою единорог даровал именно человеку, а не гвибеллингу. Возможно, наш час еще не настал. Было мне известно также и «Последнее слово», о котором мне поведал Вингардио.
Не знаю, в какой момент все стало выходить из-под контроля. Естествознатели начали кровопролитную войну, а я ей не только не препятствовал, но даже и потворствовал. Затем вмешались единороги, поняв, что сила не обезопасила людей, а напротив, сделала их еще более уязвимыми. Так, дар стал проклятием. Я на тот момент мало, что понимал: мне лишь хотелось помочь Вингардио, который напрочь потерял былое могущество. Я восстановил для него библиотеку, записал «Последнее слово». И ждал его, ждал истово, со всей горячностью, как жених невесту, но тщетно. На ненависти любви не построить, так и я, возненавидев людей, потерял безвозвратно единственного друга. Он исчез, а вместо него пришло ужасное существо, посмевшее принять дорогой сердцу облик.
– Сури! – воскликнул Артур.
– У него не было имени, но лишь оболочка моего друга. И оно искало свиток. Тот самый, который должен был возродить Вингардио, дать ему второй шанс. Существо пытало меня, желая выведать местонахождение свитка, но я ничего не сказал. Более того, я сделал с собой то, что навсегда лишило меня возможности записывать слова.
Карлик вздохнул и горестно покосился на свои изувеченные руки.
– Это была моя последняя жертва во имя дружбы: слишком малая для того, чтобы исправить ошибку, но достаточная, чтобы вновь ее не повторить. А потом я все же совершил еще одну подлость: оболгал невинного, отправил существо по ложному следу, и, как я подозреваю, тем самым причинил кое-кому страшную боль. А именно: тебе.
Артур прикрыл глаза, не в силах совладать с необузданными эмоциями. Карлик сообщил Сури про то, что свиток находится у его отца. Если бы этого не произошло, Иоанта была бы жива. Левруда тоже не пострадала бы. Вероятнее всего, и бедный Инк оставался бы жить. Все могло пойти иначе, но…
Мучительная боль от многочисленных потерь со страшной силой впилась Артуру в сердце: так глубоко и озлобленно, словно он заново пережил все свои утраты в этот самый момент, одну за другой, услышав только слова жестокого карлика. Говорят, со временем душевная боль утихает, а образы ушедших людей уже не заставляют сердце кровоточить. Это так, но бывают дни, когда тяжкое и неумолимое осознание потери возвращается подобно вспышке: увы, тогда становится во сто крат больней. Арио Клинч сочувственно взглянул на почерневшее от горя лицо юноши и тихо прошелестел:
– Прости меня. Я тогда мало, что понимал. Знание, обретенное слишком поздно, ранит сильнее коршуна. Но все же я предпочитаю мудрость неведению. После произошедших событий я искал Вингардио. Надеялся его найти, бродил по всему свету, звал. Как думаешь, всякий, кто ищет – находит? Сначала путь привел меня к фиолетовым единорогам. Наверное, каждому суждено с ними встретиться – осознанно или нет, хоть подобное возможно лишь тогда, когда мы сами в разуме своем допускаем вероятность этой встречи. Единорог поведал о безграничной любви к людям; он страшно горевал из-за того, что попытка помочь человеку не увенчалась успехом. Мне же было странно слышать, что людей можно в принципе любить. Самое большое, на что я отваживался – просто молча терпеть, но не любить! А единороги между тем любили, искренне желая вам добра. У них не получилось помочь, даровав вам силу, однако они обладают властью все неудачи оборачивать в победу.
«Ты записал «Последнее слово» для Вингардио», – сказал мне единорог.
«Да», – недоуменно отвечал я.
«Однако прочтет его другой. Тот, кто будет достоин больше него.
Только чистое и благородное сердце, добрые помыслы и готовность думать о других больше, чем о себе. Только добровольный отказ от естествознательства.
Только тот, в ком нет жажды наживы. Искренность и правда.
Все, что я перечислил, – качества избранного всадника. Избавителя, от чьей руки падет Тень, но при условии, что он сам того захочет. Лишь избранный всадник найдет «Последнее слово», а прочитает он его тогда, когда будет к этому готов. В какой-то момент он придет к тебе со свитком за ответами, а ты расскажешь ему правду, ничего не утаивая, ибо в руках его спасение человечества!» – здесь карлик замолчал, лукаво покосившись на Артура.
– И кто же этот человек? – недоуменно поинтересовался юноша.
– Полагаю, это ты.
Хоть и зная наперед ответ, Артур вздрогнул, а скулы его покраснели от сильного смущения. Слишком уж много надежд, возложенных на него, достоин ли он подобной чести? Избранный единорогом, или вернее будет сказать «оставленный».
– Именно ты смог отыскать «Сказ естествознателей», а между тем – это и было «Последнее слово». Записав свиток, я специально замаскировал его под историю естествознателей; я же не знал на тот момент, что свиток и так будет защищен словом единорогов. Тени не удалось бы его найти и прочитать, сколь бы она не пыталась.
– История естествознателей и есть «Последнее слово единорогов»? – сквозь зубы отчаянно простонал Артур. Все вокруг только и твердили ему о том самом роковом свитке; по словам одних его следовало немедленно уничтожить, со слов других, напротив, его надобно сохранить, ведь он даровал необычайное могущество. Все мечтали им завладеть. Доланд просил Артура его найти и немедленно уничтожить. И вот этот самый легендарный свиток, о котором столько было сказано, и из-за которого уже погибло столько людей, находился все время в кармане его сюртука? С того самого дня, когда он впервые оказался в библиотеке Троссард-Холла и встретился с библиотекарем Дрейвордом Клинчем?! Неужели это правда? Артур мог восстановить силы естествознателя гораздо раньше, а значит и помочь отцу! Он сам был бы способен уничтожить Сури! Но он этого не сделал, а после и вовсе потерял свиток, а теперь… Что теперь? В страшном бессилии и разочаровании юноша сжал руки, и старая рана его тут же отозвалась резкой болью. Однако Арио Клинч иначе растолковал изменения на его лице, которое разом потеряло свои краски и стало смертельно бледным. Он вновь сочувственно улыбнулся.
– На твои юные плечи легло тяжкое бремя, однако оно имеется у каждого: у кого-то поменьше, у кого-то побольше. Ты должен порадоваться тому, что являешься лучшим из людей.
– Я вовсе не лучший, – с мучительным стыдом признался Артур. – Я много ошибался, принимал неверные решения, а мои действия, порой, были просто постыдными.
– В отличие от Вингардио ты добровольно отказался от естествознательства. В тебе нет корысти. Ты скромен и готов принять ответственность на себя. Ты достоин свитка, как никто другой. Достань же его и покажи мне теперь! Я должен воочию убедиться в том, что пророчество единорогов сбывается.
Артур еще больше замешкался и неловко посмотрел на Арио Клинча. Тот потирал изувеченные ладони, находясь в совершенном нетерпении. Но у Артура, увы, не имелось ничего, кроме скверных новостей.
– Вообще-то… – тихо начал он, – я не знал, что история естествознателей и есть тот самый свиток. Иначе бы я, разумеется, отнесся к нему более ответственно. Дело в том, что я его потерял…
А вернее, Шафран забрала его у меня.
Арио Клинч резко поднял глаза на юношу, словно впервые решился на него посмотреть. Ладони его замерли, да и он сам как-то напрягся, вытянулся, морщины на его челе словно сделались глубже, отчетливее.
– Я не совсем расслышал, ты сказал…
– Да, да, – с досадой ответил Артур, – у меня его забрали.
– Несчастный! – в отчаянии возопил карлик. – Что же ты такое совершил, что свиток ушел из твоих рук!
– Ничего я такого не со…
– Лжец!
Артур самолюбиво вскинул голову, а в ясных, голубых глазах его загорелись гневливые искорки, как всегда бывало, когда юноша сталкивался с несправедливостью по отношению к себе и другим; однако гнев его угас очень быстро, ибо он кое-что вспомнил.
– Впрочем, вы правы. Я теперь догадываюсь, когда я потерял свиток… – тихо, как бы через силу проговорил клипсянин. Карлик с нетерпением ждал его слов: добродушное лицо его видоизменилось, сделавшись суровым и непреклонным. Из простого могильщика он превратился в судью, в справедливого карателя.
– В тот день я бросил своих друзей, поддавшись глупым эмоциям. И теперь я очень раскаиваюсь из-за этого подлого поступка.
– Бедный юноша! Осознаешь ли ты, что из-за твоей опрометчивости пророчество единорогов не сбудется! Мы потеряли всякую надежду на то, что Тени будут побеждены. А если люди не одержат победу в этой схватке, не справимся и мы, гвибеллинги. Падем, поскольку все живые существа на земле связаны одной нитью, которую так легко порвать.
– Непоправимых ошибок нет! – с горячностью возразил Артур. – Я снова найду свиток.
– Самонадеянный глупец! – презрительно фыркнул Арио Клин, а зеленоватые глаза его зажглись ненавистью. – Все более убеждаюсь, что люди мне противны! Вы глупы, постоянно ошибаетесь и совершенно не осознаете серьезности происходящего. Теперь слушай меня, отрок, на которого возлагались большие надежды и который их не оправдал. Мы, гвибеллинги, заберем у вас память и отправим восвояси. Вы навсегда забудете дорогу сюда и все, что связано со свитком и естествознательством!
– Нет, нет, нет! – запальчиво повторил Артур. – Прошу, не лишайте нас единственной возможности! Мой бедный отец томится вместе с Вингардио в пещере единорогов. Если я безвозвратно потеряю память, то уже никогда не смогу им помочь! Я ведь обещал отцу, обещал, что приду, не брошу! – голос юноши сорвался на крик, тело его лихорадочно дрожало от подступившего волнения, а на лбу появилась испарина. Страх вцепился ему в сердце, ну а более всего Артура терзало тяжкое осознание: все плохое произошло по его вине! Из-за его неправильных действий!
– Ведь и вы совершали ошибки; разве кто от них защищен в полной мере! Но они ведь как раз нужны для того, чтобы понять, осознать, измениться! Дайте мне шанс, поверьте в меня, как однажды поверил единорог.
Арио Клинч долго и напряженно молчал, подперев голову изуродованными кулаками. Летописец, казалось, раздумывал, взвешивал все за и против. Но рано или поздно, необходимо было дать ответ. Поэтому он сказал сухим дребезжащим голосом:
– Так значит Вингардио жив и находится в пещере единорогов? Не врешь ли ты, жалкий отрок?
– Я говорю правду!
– Но тогда помочь ему может лишь естествознатель, обладающий знанием Последнего слова; ведь именно он способен видеть творения единорогов.
– Поэтому мне и нужен тот свиток! Я должен прочитать его, чтобы стать естествознателем и помочь ему!
– Предназначение Последнего слова совсем иное! Оно должно помочь в борьбе с Тенью, только вот я не знаю каким образом. По крайней мере, таковым было пророчество единорогов. Теперь после встречи с тобой я уже ни в чем не уверен.
– Раз вы действительно так любите Вингардио, как говорили мне об этом, то непременно поможете! – с горячностью произнес Артур, глядя карлику прямо в глаза. Тот лишь горько усмехнулся.
– Да, я всем сердцем люблю его. Что ж. Ты дерзок, и вдобавок по твоей вине пророчество изменилось: пусть так. Думаю, единороги помогут исправить то, что неподвластно простым смертным. Я же не буду тебе мешать и бросать камни на твоем пути. Если сможешь вновь отыскать свиток – истинно будешь самым удачливым из людей, избранным во второй раз. Если же нет – то не взыщи, сам виноват. Только заклинаю, не забудь про моего друга, когда вновь станешь естествознателем. Я знаю, цель свитка заключается в спасении всех, а не кого-то конкретного, однако теперь я думаю, что всех спасти невозможно, не попытавшись оказать помощь хоть кому-то одному, – с этими словами Арио Клинч, словно в поддержку, легонько дотронулся до руки юноши, но тот неожиданно сильно вздрогнул, переменившись в лице. Старый летописец с неподдельным удивлением воззрился на Артура.
– Что с тобой?
– Рука… – пробормотал клипсянин сквозь зубы. Он никому не признавался в том, но старая рана, нанесенная одним из нукеров, болела с каждым днем все сильнее. Она надсадно ныла, покуда он спал, а по пробуждении отзывалась совсем уж острой нестерпимой болью.
– Покажи!
Артур подчинился; сняв с себя бурку, он осторожно подвернул рукав. Солнце осветило уродливо вздувшийся мрачный шрам, стрелой проходивший по его коже. От старой раны во все стороны расползались тонкие черные трещинки.
– Гематический яд, – с каким-то странным благоговением прошептал Арио Клинч, с удивлением осматривая рану. А затем он вдруг поднял голову и виновато улыбнулся.
– Знаешь ли ты, что шрам защитил тебя сейчас?
Артур с недоумением покачал головой.
– Я обманул тебя и прикоснулся, чтобы забрать память, ибо посчитал, что так лучше. Но моя сила не подействовала, поскольку она может передаваться только в здоровую, а не больную руку. Я же говорил, что летописцам нельзя доверять, особенно таким старым, как я.
Артур нервно облизнул губы: всего пару секунд назад он мог лишиться столь важного – своей памяти! Как дорого бы он за это заплатил. Подумав только об этом, юноша опасливо отодвинулся от карлика, но тот, заметив этот инстинктивный жест, лишь добродушно рассмеялся.
– Это знак, юноша, что еще не все потеряно. Клянусь землей своих предков, я не причиню тебе зла. Более того, я тебе помогу. Веришь ли ты в случайности? Я вот к старости стал верить. И раз я не смог сейчас забрать твою память, значит, этого и не требуется. Слушай же меня. В твою кровь попал смертельный яд, он действует медленно, раскрываясь постепенно. Если не выпить антидот, то любого, в чьем теле окажется яд, рано или поздно ждет гибель. Я дам тебе целительной настойки, благодаря ей ты будешь жить.
С этими словами карлик с проворством, удивительным для его преклонного возраста, нырнул в окно одного из склепов. Послышался подозрительный шелест, а затем он вновь предстал перед Артуром с каким-то странным фиолетовым пузырьком в руках.
– Сделай один глоток. Это лекарство наших предков.
Артур с большим сомнением покосился на пузырек; он и так все менее доверял неблагонадежному карлику, который чуть было без спроса не забрал у него память. Стоило ли вообще слушать его слова?
– Иначе умрешь, – поторопил Арио Клинч строго. – Взгляни на руку: она разрушается изнутри.
В этот самый момент Артур и правда почувствовал страшную боль в том месте, где была рана; она появилась словно в подтверждение версии старого летописца. Что ж, клипсянин никогда не отличался трусостью, поэтому он решительно открыл пузырек и сделал глоток. На вкус как сироп из засахаренных фиалок. У Левруды дома имелось похожее снадобье. Впрочем, оно было от кашля.
– Возьми с собой, вдруг пригодится, – по-отечески улыбнулся Арио Клинч.
– Вы перестали ненавидеть людей?
– Да, но если не поможешь моему другу, боюсь, люди окончательно падут в моих глазах.
– Я постараюсь ему помочь. Но как мне прочитать свиток?
Арио Клинч поспешно кивнул.
– Да-да, это ведь самое главное. Когда я создавал его, то делал все, чтобы его смог прочитать лишь Вингардио. Я не знал тогда, что мой друг окажется недостойным. Три ингредиента нужно собрать, чтобы свиток прочитать. Слышишь рифму? Впрочем, помимо них требуется еще что-то; единороги говорили, что избранный прочитает свиток тогда, когда придет время. Что ж, расскажу тебе о том, что знаю. Первый ингредиент, он же самый важный – кровь друга.
– Что?!
– Да, когда речь шла о Вингардио, то подходила моя: ведь я был его другом. Но в твоем случае это уже не будет работать.
– Это абсолютно невозможно, я не готов рисковать жизнью друга!
– Рисковать вовсе не требуется, отрок, ведь достаточно одной капли. Далее: горсть земли предков. И третье: оружие врага.
– Что это еще за земля? И как понимать оружие врага?
Арио Клинч с огорчением покачал головой.
– В моем случае все было предельно ясно. И кровь друга, и земля предков, и оружие врага – все у меня имелось в наличии. Моими врагами всегда были люди, которые никогда не отличались особым благочестием. Ножи, кинжалы, стрелы – это лишь малый список того, что жестокие твари применяли против нас, неумелов. Но вот в случае с тобой… Я не знаю ни твоих врагов, ни друзей. Откуда ты родом?
Артур опустил голову. В самом деле, откуда он? Где его родной дом? В Клипсе? Воронесе? Делии? Казалось, он был скитальцем еще до своего рождения.
– Я не знаю, – глухо пробормотал он. – Совершенно не знаю, какое место считать землей моих предков.
– Единорог просил передать тебе это: значит, он рассчитывал на твою мудрость.
– В таком случае его надежды не оправдались, – буркнул Артур. – И вообще, в последнее время я только и слышу о том, как единорог якобы что-то мне передал. Между тем сам он исчез, ушел, бросил меня! В самые трудные минуты моей жизни его рядом не было! Я почти полностью утратил в него веру. Только вот ваши слова снова напомнили мне о нем, да и то смутно.
– Пути единорогов неизвестны нам, но все же не теряй веры. Ты хочешь еще что-то у меня спросить?
Артур задумался. Перед ним стоял старый летописец, Арио Клинч, автор могущественного Последнего слова, тот, кто противостоял однажды Сури и тот, кто подставил его семью, обрекая Иоанту на гибель. Лжец и вместе с тем правдолюб, жестокий и вместе с тем милосердный: кем же он являлся в действительности? Весьма неоднозначная личность, но есть ли вообще в этом мире хоть что-то однозначное? Артур все же полагал, что есть.
– Вы боитесь Теней? – спросил вдруг он. Арио Клинч отвел глаза и посмотрел на склеп, загадочно поблескивающий в свете утреннего солнца.
– Их я не боюсь, но страшусь своего сердца, ибо оттуда вся тьма и проистекает, – отозвался, наконец, Арио Клинч, а затем сказал:
– Мы задержались в мире мертвых, а между тем нас ждут живые. Никогда не трать на ушедших более времени, чем на тех, кто рядом, ибо с первыми ты однажды встретишься, а вот последних вполне можешь потерять. Иди прямо по склону к родовой башне: ты отсюда увидишь ее, она самая высокая. Отыщи друзей. Мы накормим вас у очага предков, дадим последнее назидание и отправим на спинах ирбисов туда, куда вы им прикажете. А я с тобой расстаюсь; вряд ли мы еще свидимся.
С этими словами Арио Клинч вежливо кивнул Артуру в знак прощания и вновь взяв в руки метелку, принялся невозмутимо обмахивать улицы, словно и не состоялся минуту назад столь важный для них обоих разговор.