Естествознатель. Книга 5. Последнее слово единорогов

Глава 23 Не судите, да не судимы будете.

– Ты расскажешь все: где Тин, Тукай, остальные доргеймцы. А еще нам надо знать, что затеяли полидексяне. И советую не затягивать, – суровый голос прозвучал на поляне, посреди которой разгорелся огромный костер, лизавший огненными языками недовольно тявкающие ветви. На гнилых пнях кругом восседали Артур, Диана, Дан и Тод, а на небольшом расстоянии от них сгорбился Джехар, руки которого были крепко завязаны за спиной. На нем в отличие от остальных не было плаща, да и вообще из всей компании он выглядел самым раздетым, ибо Артур, перед тем как совершить вылазку в стан полидексян, забрал его одежду и маску.

Даниел сквозь полуприкрытые ресницы с неким удовлетворением в сердце наблюдал за беззащитным соперником; совсем недавно в безвыходном положении находился он сам, а теперь они поменялись местами.

Впрочем, Джехар, как назло, совершенно не терял самообладания. Плечи его распрямились, хмурое лицо разгладилось, и лишь в загадочных черно-синих глазах происходило какое-то нервное движение, ибо в зрачках отражалось пляшущее пламя.

– Ты вовремя подоспел, Артур. Неужто не поверил моей записке? – тягучим голосом поинтересовался он.

– Я обычно предпочитаю верить друзьям. Но Ранди быстро разубедила меня в обратном.

– Она жива?

– Да, город ведь не весь сгорел. Впрочем, едва ли он сохранился по вашей милости.

– Чего ты хочешь от меня, братишка? Воинский долг – это такая штука… У доргеймцев есть задача, для которой нас готовили. Кинуть своих я не смог.

– И поэтому ты предпочел кинуть нас? – съязвил Даниел.

Джехар не удостоил соперника взглядом. Держался он с таким невероятным апломбом, словно в действительности не сделал ничего дурного, а между тем сколько людей пострадало по его вине! И самое ужасное заключалось даже не в его подлом поступке, а скорее в том, что он сам не хотел брать на себя вину, раскаиваться, ибо свято верил в собственную непогрешимость.

– Ты презираешь меня, да, Артур? – вдруг спросил Джехар, и голос его впервые за время разговора предательски дрогнул. – Я искренне не хотел мешать тебе, поэтому устроил все так, чтобы вы как можно скорее добрались до Гвибеллграда…

– Мы чуть не погибли, – гневно отрезал клипсянин. – И дошли благодаря чуду, а не твоей помощи. Но я не собираюсь судить тебя. Мне нужно знать, где Тин. Какие планы у полидексян.

Джехар устало прикрыл глаза.

– Где Тин я и сам не знаю. К нему отец прилетал. Кажется, просил отпустить его. Чем это все закончилось – не имею понятия. Да и по большому счету мне наплевать. Я только к тебе сердцем прикипел, но с тобой мы многое прошли, и ты тоже, пусть даже косвенно, связан с Доргеймом. Судьба остальных нисколечко не волнует меня. Если Тин сообщит, где школа, и это поможет общему делу, значит, я поступил правильно.

– Ты, верно, забыл, что я тебе рассказывал? Про Тень? Про то, что доргеймцами манипулируют? Что никакого общего дела нет, а есть только ее дело. Джехар, неужели ты готов обманываться? Неужели тебе не жалко Одди? Ты ведь ее жизнь ставишь под угрозу…

Джехар помолчал, перед тем как ответить. Затем сказал, с грустью улыбнувшись:

– Я уважаю и люблю тебя, Бунтарь. Полюбил с той самой минуты, как ты оказался у нас в Доргейме – смелый, независимый, не такой, как все. Однако я всегда считал тебя чудаком, идеалистом. А еще я слабо верю в Теней. Зато верю в угнетателей; тех, кто считает, что может с чистой совестью отобрать, не предложив ничего взамен. Почему одни всю жизнь прозябают в трущобах, а другие рождаются на золотых ветках? Откуда такая несправедливость? Вот против нее-то я и готов бороться, даже если придется пожертвовать жизнями людей. Поэтому я не скажу тебе про наши планы; сейчас мы стоим по разные стороны дерева.

– Так это ты идеалист, а не я. Считаешь, будто все в мире должно быть по справедливости. Только на земле ее нет, и никогда не будет! А попытки людей восстановить ее силой, лишь повергнут мир в еще большую несправедливость, как ты этого не понимаешь! Меня тоже ложно осудили и отправили в Доргейм; только я не собираюсь из-за этого крушить все подряд и жертвовать чьими-то жизнями!

– Значит, ты смирился. А я не смирюсь!

– Ну и глупо! Вместо того чтобы поверить другу, предпочитаешь доверять своим ошибочным убеждениям!

– Ты поступил подло, Джехар, – вдруг вмешалась Диана, и на лице сурового доргеймца сгустились тучи.

– Я перешел вам дорогу, хорошо, накажите меня. Но еще лучше – пасть в честном бою. Сразимся, Даниел?

Дан нервно сглотнул, живо представив себе эту малопривлекательную перспективу, а затем истерически хмыкнул:

– Максимум, на что я готов: академическая дуэль. Правда, в этом случае пасть может только твоя гордость, ибо я сомневаюсь, что ты сможешь без запинки процитировать хотя бы десять видов растений, занесенных в Бирюзовую книгу.

Джехар презрительно сплюнул.

– Маменькин сынок. Небось даже топора в руках не держал. Ума не приложу, что Одди в тебе нашла.

– Может, она нашла во мне то, что не смогла найти в тебе? – дерзко парировал Дан.

– Например?

– Ум.

Во время этого напряженного разговора Тод молчал, и только изредка поглядывал на Даниела. Несмотря на все недопонимания между ними, он все же искренне обрадовался встрече.

Карлики подарили им трех прекрасных ирбисов, и когда они за считаные секунды домчали на них в Таровилль, то были в ужасе от случившегося: того города, что однажды повстречался им на пути, уже не существовало, остались лишь развалины. А затем они встретились с бедной Ранди, в разговоре с которой выяснилось, что Джехар бессовестно солгал в письме. Именно в тот момент на Тода снизошло понимание всей ситуации, он испугался за Даниела: искренне, по-настоящему. Пожалуй, Дан был единственным, к кому Тод питал дружеские чувства. И если оставалось еще в его душе что-то, способное погасить тьму, то это благодарность и любовь по отношению к Даниелу. И сейчас, наблюдая за его неровной ковыляющей походкой (ибо кандалы сильно натерли ему ноги), посеревшим избитым лицом с кровавыми подтеками, глядя на ужасающе-темные синяки под глазами, слипшиеся от пота волосы, усталую, но радостную улыбку, надменный беруанец испытывал ни с чем не сравнимые ощущения: с одной стороны, он был невыразимо счастлив видеть друга живым, с другой – корил себя за то, что всячески мешал Артуру побыстрее закончить дело. Ведь разобрались бы они с карликами чуть пораньше, глядишь, и Даниелу не пришлось бы мучиться в плену. Но самое ужасное: они с Даном уже никогда не будут друзьями, тот его ни за что не простит за все зло, что он уже успел натворить. Такими мыслями терзал себя несчастный Тод. А затем он вдруг вспомнил про Тина.

– Что мы будем делать? – с показным безразличием поинтересовался он, впервые озаботившись насущными планами.

– Отсутствие Дана уже обнаружили, – помедлив, ответил Артур. – Я попробую еще раз пробраться в Ту-что-примыкает-к-лесу, изобразив из себя Джехара…

– Тебя схватят! – в страхе воскликнула Диана.

– В первый раз ведь не схватили…

– Тогда они не подозревали дурного, а сейчас исчезли один из пленников и Джехар. Наверняка они там все вверх дном перевернули!

– Ты же знаешь, что мы должны попробовать помочь Тину… Кроме меня некому. Дан едва ходит, а тебя я, разумеется, никуда не отпущу. Иных вариантов я не вижу.

– Мне страшно за Одди, – признался Дан. – Но ей, по крайней мере, в ближайшее время ничего не грозит. Тем более, если ситуацию контролирует Доланд… Кстати, где он? В лагере я не встречался с ним.

– Может быть, он уже в Омароне… Как славно было бы переговорить с ним, – задумчиво ответил Артур. – Я тоже очень волнуюсь за Пита, Одди. Но все же первым делом нужно выручать Тина. Боюсь, мне не получится помочь всем, попытаюсь хотя бы тому, кто сейчас находится в наибольшей опасности.

– А ты уверен насчет Тина? – вдруг странно высказался Даниел. Диана с Артуром удивленно покосились на друга.

– В каком смысле?

– Ну я хочу сказать… А что, если Тина правда забрал отец? Тогда твое возвращение в деревню ставит под угрозу тебя самого. Впервые я услышал эту версию от типа, что меня охранял. Он обмолвился о том, будто Тин готов показать полидексянам путь до школы. В обмен за это ему разрешили убраться с отцом восвояси. А теперь вот и Джехар косвенно подтвердил.

– Тин ни за что бы так не сделал! – с горячностью возразил Артур. – Я-то его знаю! Как ты мог такое про него подумать?

– Я и не хотел так думать! – огрызнулся Даниел. – Только факты говорят сами за себя! Где он? Почему даже Одди и Джехар ничего про него не знают?

– Нет, нет, Дан, это бессмыслица. Если бы Тин показал им дорогу до школы, то тебя не повели бы к Кэнту на допрос! А между тем тебя намеревались к нему отвести, иначе я бы ни за что не смог тебя перехватить!

Даниел опустил голову, глубоко задумавшись. В самом деле, если бы Тин раскололся, то зачем тогда продолжали удерживать его самого? Артур прав.

– Ах, у меня, видно, мозги превратились в короедную труху, раз я стал так думать, – виновато произнес Дан. – Давал же себе уже зарок не сомневаться в друзьях.

– Ты вовсе не виноват, что столько всего на тебя свалилось, – вдруг робко вставил Тод, не глядя на друзей.

– А в твоем сочувствии я, кажется, не нуждался! – жестоко огрызнулся сын академиков. – Удивительно, как у тебя еще хватает совести находиться рядом с нами!

Тод почувствовал, как все у него внутри воспламеняется, но почти сразу же пожар в его душе затих, словно его безжалостно залили ледяной водой. Он раз и навсегда потерял их дружескую благосклонность, доверие, что ж, и поделом ему! Неожиданно ему вдруг захотелось оправдаться перед товарищами, найти веские причины своего мерзкого поведения, но разве был уже в том смысл?

– Я бы очень хотел помочь Тину, – помедлив, нерешительно произнес он. – Можно я пойду с тобой, Артур?

– Он подставит тебя, не бери его! – отчаянно взмолилась Диана. Клипсянин крепко задумался; юное лицо его сделалось сумрачным и строгим, взгляд заледенел.

– Прости, Тод, – наконец, взвесив все за и против, с горечью произнес Артур. – Я очень хотел бы доверять тебе, но, увы, не могу. Если бы мы были вдвоем – это одно дело. Но меня будет ждать Диана, Дан. Я не вправе ими рисковать.

Тод презрительно хмыкнул, пытаясь скрыть этим глубокое разочарование. Хотя, собственно, на что он рассчитывал от человека, над которым так издевался в последнее время?

– Если Тин еще в деревне – то он в Собачьем тупике. По крайней мере, раньше его держали именно там, – блестя в темноте черными глазами, хрипло произнес Джехар. Артур вздрогнул, ибо ему почудилось, будто вожак Доргейма намеренно хочет его заманить в ловушку. Деревья заколыхались от внезапно поднявшегося ветра, заскрипели, подобно корабельным снастям, и юноше вдруг отчетливо расхотелось возвращаться в Ту-что-примыкает-к-лесу. Но разве у него имелся выбор? Сам погибай, а друга выручай – учила его как-то мудрая Левруда, разве мог ли он нарушить ее заветы? Резко поднявшись со своего места, он подошел к Джехару:

– Мы отпустим тебя. Как только вернусь.

– А если не вернешься? – криво усмехнулся Джехар.

– Вернусь.

С этими словами отважный юноша отошел в темноту леса за хворостом. Он не слышал, как к нему сзади подошла Диана.

– Вдруг Дан прав? И Тин на самом деле предатель? – прошептала она. Артур упрямо качнул головой. – Кто угодно, только не Тин. Я его знаю.

– Я тоже. Наверное, мне просто ужасно не хочется, чтобы ты снова уходил… – тихо сказала Диана и ласково обняла за плечи.

– Каждый раз, когда мы расстаемся, мне кажется, будто это навсегда…

– Но мы ведь потом встречаемся. Несмотря ни на что, – проговорил Артур, почувствовав, как помимо воли голос его понижается на две октавы, а тело охватывает непреодолимое возбуждение, как всегда бывало, когда предмет его обожания находился в опасной близости от него. Диана нежно коснулась его губ и быстро отстранилась, словно почувствовав его жгучее нетерпение и страсть.

– Если что-то пойдет не так… Возвращайтесь в Троссард-Холл. Это сейчас единственное более-менее безопасное место. Джехару завяжите глаза, чтобы он не видел дороги.

– Если что-то пойдет не так… – эхом повторила за ним Диана, а затем, приблизившись к самому его уху, проговорила:

– То я умру.

Голос ее звучал тише ветра.

***

Мех ирбиса красиво переливался под золотистыми лучами восходившего солнца, однако глаза зверя глядели уныло, он находился в крайне подавленном состоянии. Верно, и животные тоскуют по родным местам.

– Скоро мы с тобой попрощаемся, – пообещал ему Артур, и тот смешно пошевелил ушами, силясь разобрать незнакомую речь. Карлики подарили им прекрасных животных не навсегда; сейчас они в последний раз подсобят странникам и уйдут восвояси. Лес, конечно, привлекал зверей больше запруженной людьми деревни, однако заснеженные вершины скал манили еще сильней.

Артур волновался. Он ужасно переживал за судьбу Тина; что с ним сделали жестокие полидексяне? Соврал ли Джехар, когда говорил, что не знает, где он? Удастся ли ему во второй раз провернуть один и тот же трюк: прикинуться Джехаром? В целом, они с ним были похожи; недаром Сури собирала в Доргейме мальчиков с одинаковой внешностью. А что будет, если его разоблачат? Все эти беспокойные мысли вихрем пронеслись в его голове, когда за стволами деревьев показались разноцветные обозы, доверху груженные вещами, яркие платки, обветренные желтокожие лица, в нос ударил густой аромат баранины, который мешался с благовониями для окуривания помещений и деревенским запахом навоза, столь характерным для Той-что-примыкает-к-лесу. Влажными от волнения руками Артур закрепил на лице маску, ласково коснулся шерсти зверя, побуждая оставаться на месте и ждать его, а сам уверенным шагом направился в сторону неказистых домиков. Как славно было бы встретить Доланда! Тогда он мог бы считать себя в безопасности.

Артур прошел мимо чужого огорода, где росла кукуруза. На земле с длинными волосатыми початками в руках сидели худощавый мальчик со своим отцом; оба с вызывающей недоброжелательностью уставились на пришельца. Конечно, они видят в нем захватчика. В отвратительной маске, из-за которой в рот постоянно попадали перья, вонючем козлином плаще, с устрашающим оружием на полидексянский манер: все это добро он отобрал у Джехара. Как же ему повезло в первый раз: главарь Доргейма сам угодил в ловушку. Дело в том, что Артур уже несколько дней кряду упорно наблюдал за деревней; всякий раз ему удавалось оставаться незамеченным; он не выходил из лабиринта, а полидексяне, напротив, туда не заходили, ибо сразу начинали испытывать ужас и желание повернуть назад. Но вот как-то мимо деревьев, где он прятался, проходил Джехар, и Артур, пользуясь случаем, позвал его. И тот настолько удивился, что вместо того, чтобы кликнуть охрану, убежать, доверчиво пошел на голос, после чего столкнулся с зубастым оскалом ирбиса, против которого не всякое оружие выстоит. Так, вместе с Джехаром Артур заполучил в придачу его одежду, обувь и даже воронью маску, которая помогла ему в тот день, когда он выручил Даниела. Пройдет ли все так же успешно и на сей раз?

Артур почувствовал, как один из початков неприятно ударил его между лопатками, но не обернулся и даже не вздрогнул. Чем меньше он привлекает к себе внимания – тем лучше. Вслед ему пронесся поток витиеватой брани, на которую способны лишь жители самых глухих и отсталых деревень, подобно Той-что-примыкает-к-лесу. Отец громко учил сына:

– Захватчик. Недочеловек.

Молчите же! Сейчас на вас посмотрят и непременно накажут! Молил про себя Артур. Отважный клипсянин старался идти твердым шагом, подражая небрежной походке полидексян, однако, тот, кто его знал, непременно бы догадался, что он ужасно трусит. Одна ошибка способна испортить все дело.

Артур держался длинных теней, отбрасываемых развалинами, петлял меж обшарпанных фасадов домов, скрывался за деревьями, когда видел людей, ну а если его замечали, то невозмутимо проходил вперед, не оглядываясь и не останавливаясь. Он благоразумно не углублялся в деревню. Неужели Тин действительно в Собачьем тупике? Но ведь это самый центр! Как добраться туда незамеченным?

Совершенно неожиданно, Артур увидел перед собой человека: тот странно шел и этим сразу привлекал внимание. Шатался из стороны в сторону, будто пьяный. Хотя, возможно, это и был какой-нибудь местный пьянчужка. Не видя перед собой преграды, мужчина шагнул практически в Артура, неловко сбив того с ног. От этого неожиданного столкновения маска слетела у клипсянина на землю, предательски открывая лицо. Двое замерли друг напротив друга, оцепенев от столь неожиданной, почти судьбоносной встречи. Артур попытался вдохнуть, но дыхательные пути не слушались. Тревога толчком ударила в сердце, паника овладела им.

– Ты? – хриплым голосом, лишенным каких-либо эмоций, проговорил мужчина.

Артур лишь кивнул, не в силах вымолвить ни слова. Он попался, да еще и так глупо! Надо было за три единометра обходить этого человека, а не идти прямо на него! Все кончено, сейчас Дорон позовет кого-нибудь, сюда придут люди, его схватят и… Но этим грустным мыслям не суждено было осуществиться, ибо отец Тина, с надрывом рыдая, упал перед Артуром на колени и обхватил того за ноги, не давая сделать ни шагу.

– Прошу, умоляю! Убеди моего мальчика показать, где находится Троссард-Холл! Спаси его! Только ты имеешь на него влияние, только ты! – Дорон униженно ползал по земле, а дородное тело его тряслось в непроизвольных конвульсиях; он напоминал толстую змею, неожиданно решившую сбросить кожу.

Артур принялся в страхе озираться: хорошо, что никого нет поблизости. Впрочем, рыдания, извергаемые отчаявшимся отцом, казались такими громкими, что наверняка были слышны повсюду!

– Где Тин? – отрывисто спросил Артур, надеясь привести несчастного отца в чувство.

– Его туда перевели! – простонал Дорон, пальцем указывая на покосившуюся землянку. Даниела держали в похожем месте. Впрочем, Джехар упоминал про Собачий тупик. Так кто же из них говорил правду, кому следовало верить? Артур не знал, между тем от его решения зависела жизнь друга.

Дрожащими руками Артур вновь нацепил на лицо маску и торопливым шагом направился к землянке. Дорон продолжил валяться в пыли, не делая никаких попыток подняться. Действительно ли отец Тина узнал его? На первый взгляд казалось, будто он совершенно обезумел.

Возле землянки прохаживался человек; Артур часто видел его с пленниками. Своим видом он походил на чистокровного беруанца, местные подобострастно величали его «господин Кэшью». Заприметив Артура, он деланно вытянулся по струнке.

– Джехар? Где ты был, тебя искал Лэнт… Один из шельмецов куда-то запропастился… И с чего вдруг ты расхаживаешь по поселку в маске?

Голос мужчины звучал ужасно трусливо, и Артур догадался, что тот, вероятно, отвечал за сохранность пленников.

– Он пропал по твоей вине! – подделываясь под низкий голос Джехара, процедил Артур. – Этот хоть на месте?

– Этот уже никуда не убежит, – подобострастно хохотнул мерзавец, а у Артура все заледенело внутри. Шагнув в темноту землянки, Артур поморщился: здесь остро пахло мочой, свежей кровью и безысходностью. Глаза несколько секунд привыкали к темноте, и только потом Артур его увидел – неподвижно распластанного на земле, смертельно бледного, с окровавленным ртом. На левой руке у него была выжжена корявая надпись: «неудачно упал с дерева», а из правой торчал гвоздь, красный от крови и ржавчины. Забыв обо всем на свете, Артур рухнул перед другом на колени, слезы полились из глаз, удушье вцепилось в легкие, его затошнило.

– Т-тин, – заикаясь, прошептал он. Клипсянин вдруг отчетливо вспомнил день, когда впервые встретился с ним в парадной зале Троссард-Холла. Как Тин неловко теребил пальцами светлый чубчик; верно, оттого, что робел перед неизвестным всадником. Как потешно важничал после, рассказывая о преимуществах жизни в столице и таинственной кадоросаме. Добродушный, веселый, легкомысленный, неисправимый любитель покушать и домашний мальчик, страстно ценивший комфорт. Тот, кто решился однажды оставить старую жизнь ради него одного. Настоящий друг, каковых, увы, не бывает много. Счастлив тот, у кого имеется хоть один такой; многие будут претендовать на его место, но как случится поворотный момент в жизни, когда на кону стоит либо твое благополучие, либо друга, так все эти многочисленные «приятели» испарятся по очереди, напоследок заискрившись жалкими извиняющимися улыбками. Когда было весело, мы с вами играли, как игра закончилась – разбежались по домам. И тогда останется лишь один: скромный, непритязательный, верный и честный, пусть не всегда поступавший правильно, но при этом искренне тебя полюбивший. В счастье и в горести.

Артур безудержно рыдал, глотая слезы; время перестало существовать для него. Не заметил он, как сзади вероломно подобрался к нему Кэшью с огромной деревяшкой наперевес; почти не почувствовал он физической боли, когда тот со всего размаху ударил его по спине, заставив неловко опрокинуться на неподвижное тело друга.

– Я сразу понял, что ты никакой не Джехар, – вязко процедил Кэшью. – Охраана! – завопил он протяжно, так, что у Артура заложило уши. Мерзавец поднял руки, чтобы ударить беззащитного клипсянина еще раз, но боли отчего-то не последовало. Вместо этого злодей сам мешком осел на землю, головой попав в горшок с нечистотами. За его спиной стоял господин Треймли с такой же длинной деревяшкой наперевес; лицо его по-прежнему горело безумием, ноги были широко расставлены, однако в глазах появилось нечто осмысленное, целеполагающее.

– Тин жив, – отрывисто объяснил Дорон Артуру. – Но без сознания. Я помогу вам убежать. Ты пришел через лабиринт?

Артур слабо кивнул: от ужасного потрясения при виде друга и сильного удара по спине он еще не вполне пришел в себя и весь дрожал в нервном возбуждении. Между тем действовать следовало незамедлительно. Не сговариваясь, они взвалили бесчувственное тело Тина себе на плечи, и обливаясь потом, сверху донизу облепленные мухами, потащили к выходу из землянки. Их непременно заметят; слишком уж шумно они себя проявили. Увы, так и случилось. Какой-то полидексянский бугай указывал на них узловатым пальцем и рассерженно кричал в воздух нечто отрывистое, резкое. Косматые пряди дыма угрожающе ползли по земле, всюду горели костры, хоть день был в самом разгаре. От их жара Артуру сделалось совсем худо.

Удивительно, но они с господином Треймли стали почти одним целым; тот не спрашивал, куда нести Тина, напарники поневоле, они просто бежали в сторону леса. Недавние враги превратились в… Союзников? Мучительный страх подгонял их, делая быстрее, сильнее, ловчее. Им даже удалось пересечь то самое кукурузное поле, минуя бранившихся отца с сыном, и устремиться к спасительным деревьям. Но в какой-то момент их стали догонять лукавые стрелы. Полидексяне стреляли лениво и безалаберно; также неторопливо они кинулись вслед, когда поняли, что оружие не достигает своей цели. Для них это выглядело неким развлечением, игрой; действительно, почему бы лишний раз не погонять пленников, которые и так рано или поздно окажутся в их власти? Были ли они, в сущности, бесчеловечны и жестоки? Вероятно, нет. Скорее всего, они себя таковыми не считали: война, долг, приказ, никакой пощады к врагам. Хорошо, когда кто-то сверху все определяет за тебя, раскладывает по веточкам, снимает необходимость нести ответственность. Все предельно ясно: беруанцы – враги, значит, и жалости к ним никакой быть не может, ибо таковы правила войны. Только есть еще и другие правила; хоть они и вшиты в наши сердца, но именно их мы так часто и с такой легкостью нарушаем.

Когда беглецы уже почти добежали до деревьев, Дорон резко остановился, аккуратно переложил Тина на траву и с мрачной решимостью взглянул на Артура.

– Уходите. Зверь не выдержит нас троих, – проговорил он, с тоской оборачиваясь на неторопливо бежавших в их сторону людей. Полидексяне пока не догадывались, что в лабиринт им не зайти.

– Попробуйте с нами! – с жаром воскликнул Артур, схватив Дорона за руку. Ладонь его оказалась мокрой и ледяной, как глыба подтаявшего льда. Но тот лишь покачал головой и насильственно улыбнулся.

– Обычно родители призваны учить детей мудрости, – медленно сказал Дорон, а невзрачное лицо его горело в эту минуту праведной решимостью, – но иногда все происходит наоборот. Прости меня, Артур, если сможешь. Я сильно подпортил тебе жизнь, в чем сейчас невероятно раскаиваюсь. Если бы люди обладали возможностью повернуть время вспять, то я сделал бы все, чтобы избежать того злосчастного суда. Мой мальчик очень любит тебя. Не оставляй его никогда.

– Не оставлю… – глухо пообещал Артур, смаргивая с ресниц слезы. Какое счастье, что Тин без сознания. Какое счастье, что он не увидел того, что случилось потом.

Артур с трудом перевалил бесчувственное тело друга на спину ирбиса и сел сам, аккуратно поддерживая его руками. Он не оглядывался, только вперед! Ветки деревьев, подобно плетям надзирателей, беспощадно хлестали его по лицу, добавляя к душевной боли еще одну. Спасены, спасены, но какой ценой!