Естествознатель. Книга 5. Последнее слово единорогов

Глава 25 Худой посол попадает в беду, а верный посланник – спасение

Над позолоченным вензелем Пандектана бушевала нешуточная гроза. Молнии то и дело белесыми рубцами проявлялись на черном теле неба. Яркие вспышки проникали сквозь проемы в стенах дворца, освещая хмельные лица пировавших и выцветшие гобелены с изображением короедов. Сегодня был исключительно важный день, ибо в Пандектане принимали полидексянских послов. Юный король Менос лениво восседал на хрустальном троне под пурпурным балдахином, стройные ноги его мирно покоились на спине стоявшего перед ним на четвереньках человека – перстня, который в данный момент выступал в роли удобной кушетки. По правую сторону от царствующей особы сидел господин Цикорий – доверенный советник из «Крыла короля», худощавый, длинный как жердь и очень бледный, особенно при ярких вспышках молнии. Завистники утверждали, что столь белая у него кожа оттого, что злобная желчь и ненависть съедает его тело изнутри. Что ж, правда это или домысел, никому не суждено было узнать с достоверностью, кроме вышеуказанного господина. Помимо этих важных людей в зале находилось еще около десяти человек, однако ввиду многочисленных зеркал, приставленных к стенам, казалось, что людей добрая сотня. Отличный отвлекающий маневр, дабы пустить пыль в глаза пришельцам, испугать, заставить испытать всю мощь и значимость королевской особы. Поэтому когда властитель Беру узнал о прибытии послов, то недолго думая остановил свой выбор на восточной зале дворца, дабы встретить незваных гостей в максимально помпезной обстановке.

Сопровождаемые личной охраной короля, послы с завязанными глазами поднялись в крошах до самого верхнего графства: здесь их встретили и тут же препроводили в Пандектан. Под оглушительные звуки грома победоносно входили они во дворец, угрожающим кличем оглашая свое враждебное присутствие. Послов было двое: увидев их, король удивился и даже смутился, ибо ожидал встретить закаленных в боях воинов в шкурах медведей, развязных разбойников с уродливыми лицами, покрытыми шрамами, а вместо этого увидел двух красивых желтокожих юношей, которым от силы можно было насчитать восемнадцать смрадней. Сверкая прищуренными черными очами, самолюбиво подергивая носами, будто ретивые кони, приблизились они к королю и почтительно склонили перед ним свои красивые кудрявые головы. Сочетание трогательной юности и красоты угадывалось в их глазах и вежливых взглядах, изящном росчерке губ, упрямых подбородках и тонких, как у девушек, талиях, перехваченных кушаками.

Придворные опешили ровно в той же мере, что и король: разговоры тут же смолкли, и алчные любопытные взгляды приклеились к благообразным чужакам, преследуя их всюду, куда они ни направлялись.

– С чем пожаловали? – миролюбиво спросил король, вполне уже справившись с мимолетным удивлением. Если бы послами оказались грубые, развязные захватчики, он бы, вероятно, сразу приказал отрубить им головы. Но вид благообразных юнцов его позабавил и даже растрогал.

– Мое имя Гэнт, а это мой младший брат Хунт, – мелодичным голосом отозвался иноземный красавец, еще более склонив голову. – И да позволит всемилостивейший король из великолепного древесного града огласить волю моего народа.

Менос благосклонно кивнул разрешая. В сущности, почему бы и нет?

– Мы пришли в Беру с мирными целями, – певуче произнес посол, а король лишь хмыкнул, довольно грубо перебив его:

– Насколько нам известно, со стороны Полидексы идут хорошо вооруженные воины… Неужели они просто вздумали прогуляться по Королевству? А зачем отстреливать столичных почтовых голубей? Что вы о себе возомнили, о город, который находится под моей властью и протекторатом?! – распаляясь, воскликнул король.

Гэнт зарделся как девушка, отчего властитель Беру вновь ощутил себя неловко. Будто отчитывает сынка за невинную шалость!

– Мы пришли с мирными целями, – упрямо повторил молодой посол. – А точнее сказать – с просьбой. Налоги наши в королевскую казну чрезмерно высоки, а жизнь в степях тяжела и непредсказуема. Недавний пустынный смерч уничтожил сотню хабитов, а это ужасное разорение. Мы не имеем никакой защиты от врагов, зверей и всякой внешней угрозы, а посему просим о некоторых послаблениях. Во-первых, мы бы хотели обрести возможность в случае угрозы беспрепятственно проникать на дерево. Во-вторых, молим о сокращении налогов. В-третьих, мы бы хотели сами участвовать в управлении своим городом: на местах это делать куда проще, нежели с дерева. И, наконец, мы бы хотели, чтобы наша земля перестала находиться в статусе «ссыльных» и «преступников». Нам не нравится, что в Полидексу отправляют всех, нарушивших закон, а после запрещают выходить за ее пределы. Мы – заложники собственных городов, но между тем желаем быть свободными, как вольные беркуты. Надеюсь, драгоценный король, властитель всех земель – и равнинных, и морских, не сочтет наши просьбы слишком дерзкими? – Гэнт замолчал, переводя дыхание. Оглушительный удар грома как бы поставил точку в его монологе.

Король крепко задумался. Подобные требования возмутили его до глубины души. Закоренелые преступники приходят к нему в дом и еще смеют что-то требовать! Как можно! Сравнительно недавно он бы собственноручно сбросил дерзких послов с верхней ветки, но не теперь, когда слова их подкрепляли тысячи воинов, сходившихся в сторону Беру. Что же делать? Ответить категоричным отказом значило развязать немедленную войну. С другой стороны, если напасть первыми и застать мерзавцев врасплох…

– Я выслушал ваши требования, господа послы. Мне надо подумать, прежде чем вынести решение, удовлетворяющее обе стороны. Надеюсь, вы не откажете принять участие в нашей трапезе?

Гэнт с Хунтом оживились; очевидно, они и сами не ожидали услышать столь благосклонный ответ. Их провели к длинному дубовому столу, который, отражаясь во всех зеркалах, словно удесятерялся, а яства приумножались до такой степени, что глаза не знали, куда смотреть, а руки не знали, какое блюдо взять.

– Что изволите предпринять, мудрейший? – прошелестел королю на ухо Цикорий. Лицо его выражало искреннюю неприязнь, когда он провожал взглядом осанистых горделивых послов.

– Спровоцируйте их. Пусть совершат ошибку. Под этим предлогом мы начнем операцию… Молниеносная война. Это будет нашим преимуществом, – невозмутимо ответил король.

В их распоряжении была замечательная конница армутов, около сотни гвардейцев-валетов из Таровилля, а еще около пятидесяти белых единорогов, со спин которых можно было сбрасывать ведра с кипящей смолой. Король уже знал, что полидексяне покинули Ту-что-примыкает-к-лесу и почти вплотную приблизились к Омарону. Действия по обезвреживанию противника надо было совершать безотлагательно. Король также предполагал призвать на помощь гераклионцев, однако те обещали помочь лишь в случае активных действий со стороны полидексян. Властитель древа еще немного посидел на своем удобном ложе, затем, поставив ноги в сафьяновые туфли и благосклонно отпустив, наконец, многострадального перстня отдохнуть, встал и лениво направился к столу.

Послов уже усадили – во главе стола, как самых именитых гостей, – и принялись потчевать с удвоенным усердием. От жизурмана молодые люди немного ошалели; глаза их стали весело поблескивать, а движения сделались раскованнее. Их обслуживали древесные танцовщицы из личного состава самого короля; прекрасные девушки прославились дерзкими танцами на тонких ветках. То было опасное мастерство, которое, впрочем, хорошо оплачивалось. Грациозные, волоокие, с широкими бедрами, под звуки бубна зашли они в зал; в длинные волнистые волосы были вплетены листья Ваах-лаба, а на голых щиколотках красовались браслеты с сушеными жучками. Танцуя и извиваясь, как змеи, девушки принялись обхаживать молодых послов, которые при виде красавиц совершенно растерялись и даже как будто поглупели.

– Отведаете традиционного беруанского блюда? У нас его вкушают самые настоящие храбрецы… – промурлыкала одна из чаровниц, поставив две глубоких ярких тарелки перед гостями.

Завороженный прелестями девушки, Гэнт глупо кивнул. Ради этой неземной красотки он бы сразился в рукопашной схватке с самим королем, что уж было говорить о какой-то жалкой еде. Из подобных мечтаний его вывел сдавленный вздох приятеля, который с откровенным ужасом таращился в тарелку. Что же так испугало храброго воина, не побоявшегося отправиться в дипломатическую миссию?

В тарелке аппетитно плескался жирный бульон, в центре которого одиноко плавал вонючий кусочек сыра с голубой плесенью. Из него, суетливо копошась, вылезали белые жучки, покрытые тягучей слизью. По поверхности супа подобно перевернутым баркасам скользили жирные тараканы, которые, судя по конвульсивным подрагиваниям лапок, еще не успели отойти в мир иной. Впрочем, некоторые, особо ловкие насекомые, умудрялись убегать из тарелок – под зачарованные взгляды иноземных гостей. Помимо прочего, сие блюдо воняло так, что сразу пробивало нос, а на глазах выступали слезы.

– Мы называем это «живой похлебкой» – с премилой улыбкой заявила одна из девушек. – Правда, здесь не хватает важного ингредиента…

С этими словами она из чаши долила в суп темной тягучей жидкости.

– Бычья кровь, – добавила она, когда Гэнт поднял на нее умоляющий взгляд.

– Отведайте! – принялись хором скандировать беруанцы, глядя на растерявшихся послов. Это был деликатный момент. Отказ означал бы, во-первых, проявление трусости, а во-вторых, смертельно обидел бы хозяев.

Хунт робко взял в руки ложку, аккуратно зачерпнул отвратительной жидкости и, закрыв глаза, поместил себе в рот.

– Браво! – захлопали остальные и принялись бить в барабаны. Молния осветила вытаращенные глаза полидексянина и жуткую гримасу, исказившую красивые губы. Гэнт, не отставая от приятеля, тоже принялся за угощение. Начал он бодро, даже слишком, но в какой-то момент внутренности его на глазах у всех вывернуло наизнанку, и он немедленно расстался со своим малопривлекательным ужином.

– Я… Не буду есть! Это ужасно! – воскликнул он отчаянно, и его снова стошнило.

– Какой кошмар! – наигранно ахнули придворные. – Столь невежливо отказаться от фирменного блюда, предложенного самим королем! Как вы посмели! Послы оскорбили его древесное Величество! Вы будете с позором изгнаны с дерева! Король помилует вас сегодня, однако завтра вам придется понести расплату!

С этими грозными словами одуревших послов вывели из залы, а король кивнул наместнику:

– Можете начинать, – тихо произнес он.

***

Кирим с лопатой наперевес находился в числе жалких неудачников, кто в кромешной тьме расширял канализационный проход, лавируя меж толстых корней беруанского древа. Стылый холод прихватывал руки, окрашивая кожу в красный цвет, нос щекотал отвратительный смрад фекалий, пробиравшийся до самого желудка и вызывавший рвоту. Свободолюбивый степной сокол попал в темницу…

Как он здесь оказался? Кирим и сам плохо это осознавал. Просто в один момент злой рок вмешался в его прекрасную жизнь с Тилли в шатрах Ролли и поставил на ней жирную точку, ибо Мир чудес сломя голову сорвался с места и отправился в Беру.

Назревал конфликт между полидексянами и беруанцами; армуты сперва долго думали, чью сторону занять. Для меркантильных купцов вопрос прибыли стоял на первом месте, а торговали они и с теми и с другими. Впрочем, столица предлагала все же больше возможностей в экономическом смысле, и посему вопрос «за кого воевать» решился сам собой. Щедрый король предлагал неплохое вознаграждение, так что армуты более не колебались. Защитить прекрасный подвесной град от нападок вероломного врага – это ли не благородная цель? Этим предлогом пользовались, соблазняя на военные действия простой люд; для богачей же придумывался другой предлог – об экономической выгоде и пользе для армутских городов в целом. Так, обольщая одних и обманывая других, удалось склонить кочевников на военные действия. Впрочем, отозвался только Мир чудес. Тимпатру находился слишком далеко, равно как другие кочевые города. Мир чудес же и так часто околачивался рядом со столицей; как наступил оюнь, армуты максимально приблизились к Беру. Теперь же они пребывали в Омароне, ожидая от короля конкретных указаний. В принципе, кочевники слыли неплохими воинами, ловко орудовавшими мечами и пиками. Легкая кавалерия была вооружена луками и дротиками. Смелость, граничащая с бесшабашностью, маневренность, жестокость – вот те качества, которые делали армутов славными воинами. Однако они все же до последней минуты надеялись, что воевать не придется, и Полидекса сумеет как-то договориться с Беру. Этого истово ждал и Кирим, который хоть и запугивал иногда своих товарищей кривым кинжалом, совершенно при этом не представлял, как можно по-настоящему вонзить лезвие в грудь человека. Но все сложилось куда хуже, чем он ожидал.

Королю понадобился специальный отряд для проникновения в стан врага с тыла, кого же можно было задействовать в этом случае? Ответ напрашивался сам собой: тех, кто находился в статусе рабов. Их все равно особо не жалели; невольников в армутском обществе никогда не почитали за людей. А Кирим, как назло, считался рабом госпожи Тиллиты; ведь именно на этих основаниях он проживал у нее в шатре. Увы, беднягу ничто не спасло от печальной участи: ни трогательные мольбы Тиллиты, ни его собственные жалкие протесты (оставшиеся безо всякого внимания), ни особый статус семьи Ролли, ни несметные богатства. Поэтому сейчас Кирим, – статный красавец с тонкими чертами лица, изящной гибкой фигурой не воина, но скорее аристократа, облаченный в безразмерный красный кафтан с национальным орнаментом, грубые серые штаны, уродливую шахтерскую каску, гутулы – сапоги без каблука, с лопатой в руке и оружием за спиной, стиснув зубы, расширял темный канализационный проход, который вел между огромных узлов корней беруанского дерева, сплетенных таким причудливым образом, что порою приходилось прорубать себе дорогу. Увы, война тоже отвратно сказывается на экологии.

Монотонная работа немного успокаивала нервы и чуть ослабляла мандраж, охвативший Кирима с самого начала, как он вошел в подземелье. Привыкший к вольной степи, бедняга с ужасом взирал на бурые земляные стены, окружавшие его со всех сторон и давившие своей тяжестью. Клаустрофобия угнетала его, однако еще более – мысль о скором столкновении с полидексянами. Кириму еще никогда в своей жизни не приходилось убивать. Да, он крал, прислуживал богачам, да, порою обманывал и поступал нечестно. Но не убивал. Конечно, его одно время восхищала жестокость охотников, славившихся кровавыми расправами над поработителями, но общение с Артуром быстро поменяло его мировоззрение. Теперь же мысль об убийстве откровенно претила ему; как же вести себя на войне? С одной стороны тяжким грузом давит приказ и необходимость защищать собственную жизнь, а с другой – человек, мишень, которую надо во что бы то ни стало поразить. Либо он, либо ты сам. Два человека на весах, две живые души, как сделать выбор? С мучительной остротой размышлял над этим Кирим, с ужасом представляя в своих смуглых руках не лопату, а боевой меч. Вонзить его в чужое горло, но главное – кому? Такому же человеку, как ты сам, над которым довлеет бездушный приказ. Будучи рабом, Кирим не особенно задумывался о нравственной стороне поступков. Ему говорили – он делал, без ропота и рассуждения. Однако теперь Кирим сам себе властелин и несет ответственность за принятые решения. Останется ли он благородным или обагрит руки в крови? Думать обо всех этих сложных вопросах было просто невыносимо, и тогда Кирим принялся представлять нежное лицо Тиллиты. Прощание с любимой прошло как в тумане, догадывалась ли она, что их отправили на верную гибель? В малом количестве, в самое сердце врага… Ах, лучше бы они тогда пошли с Артуром в путешествие, когда еще была такая возможность! Рядом с ним Кирим ощущал душевное успокоение: друг являлся для него непоколебимой скалой, твердой и надежной, о которую, подобно переменчивым волнам, разбиваются все смутные сомнения, тревоги и печали. Юный армут почувствовал, как вместе с потом бегут по щекам предательские слезы, ибо ему стало ужасно жаль самого себя.

– Работай активнее, красавчик! – злобно рявкнул в его сторону надзиратель. У группы смертников тоже имелись надзиратели: такие же рабы, призванные отправить свое стадо на верную гибель.

– Сам разберусь, – строптиво оскалился самолюбивый Кирим, бывший король воров, словно позабыв на время, что он не свободный человек. Впрочем, жестокий удар по губам сразу ему все напомнил; густая кровь полилась по подбородку, а в глазах отвратительно потемнело. Юноша чуть было не упал в грязь, смешанную с чужими испражнениями, однако его подхватила чья-то надежная крепкая рука.

– С тобой все в порядке? – шепотом прозвучал сочувствующий голос. Кирим поднял глаза и увидел рядом с собой такого же раба, как и он сам – скверно одетого, в каске и с лопатой наперевес.

– Да, – с досадой ответил Кирим, слизывая языком кровь. Как же больно, плохо, страшно!

– Не раздражай Сиба. Держись лучше подле меня.

Кирим кивнул, почувствовав к своему спутнику нечто похожее на благодарность.

– Ты тоже раб? – вяло спросил он, впрочем, это был скорее риторический вопрос, ибо все несчастные, собравшиеся здесь, являлись невольниками. – Как твое имя?

Незнакомый юноша вперил в Кирима свои удивительные зеленые глаза с коричневой обводкой – выразительные, яркие, добрые, сочувствующие – другие.

– Ай-рис, – певучим голосом ответил он и невозмутимо продолжил работать.

Еще один день прошел монотонно и вяло: вдали от родных степей, любимых, от яркого света и, в конечном счете, жизни. Кирим бы совсем пал духом, если бы не его спутник, которого, казалось, вовсе не тяготила сложившаяся ситуация. Надо было работать – он безропотно делал это, не жалуясь и не вздыхая, как многие другие рабы, оказавшиеся здесь. Айрис на вид выглядел слишком хрупким, однако какую внутреннюю силу он в себе нес! В обращении с другими он был робок, но неизменно ласков, а в работе своей упорства ему было не занимать! Лопата и кирка мелькали в его руках так быстро, что, казалось, он ими умело жонглирует, развлекая остальных обреченных своеобразным спектаклем. Глядя на его худощавую жилистую фигуру, чуть ссутуленную, но крепкую и надежную, остальные тоже приобретали мужество и силу двигаться вперед. Есть такие удивительные люди: будучи по натуре скромными, они вроде и не делают ничего особенного, ни к чему не призывают и ни на что не сподвигают, в целом ведут себя тихо и незаметно, но при этом все к ним тянутся, все их любят, все хотят им понравиться. Таковым являлся Айрис.

Миссией специального отряда было неожиданное появление в тылу противника. Здесь у них имелось несколько задач: узнать подлинное число вражеских сил, посеять смуту, ну а главной целью было поразить хатуг-хана, который (как уже доложили в Беру), прибыл со своим шатром в окрестности столицы. Эта самая последняя цель казалась Кириму полным сумасшествием. Ну как им, жалкой кучке рабов, удастся подобраться к военачальнику полидексян? Их всего двадцать человек, они полягут еще раньше, не приблизившись к нему ни на единометр.

Операция планировалась на ночь. В самом деле, в темноте легче будет атаковать врага. Правда, в канализационном подземелье не так-то легко было ориентироваться во времени. У главного надзирателя Сиба имелась для этой цели любопытная вещица – клепсидра или водяные часы, измерявшие время по количеству вытекшей из колбы воды. Именно благодаря такому хитрому приспособлению у армутов появилось выражение: «Время истекло». А у второго надзирателя сума была набита длинными свечами со специальными делениями, изображавшими часы. По мере сгорания часы «таяли» не только в переносном смысле. Так, они оба контролировали друг друга, ибо ошибиться было нельзя: от точности вычислений напрямую зависела их жизнь.

Кирим с необычайным волнением и страхом ожидал момента, когда они окажутся в стане неприятеля. Однако спустя несколько дней мучительного передвижения по вонючему подземелью ему так опротивел весь их сомнительный поход, что он уже мечтал поскорее оказаться на земле. Смерть от руки полидексянина представлялась ему более привлекательной, нежели жизнь в этом темном, холодном и смрадном месте. Когда они медленно вылезали из ямы где-то недалеко от Омарона, Кирим замер, жадно втягивая носом и ртом свежий воздух, напоенный ароматом благоуханных трав, хвои, костров, цветов, перезрелых яблок, сена – благодатный оюньский запах. Обидный тычок по затылку и ненавистный шепот в самое ухо:

– Подтягивайся живее, дохляк!

И они подчинялись, безропотно вылезая из ямы и растворяясь в темной ночи, как призраки, жалкие летучие мыши, но не люди.

Кирим смутно, очень смутно осознавал, что было дальше. Безмолвным и неумолимым вихрем пронеслись они по лагерю полидексян, поджигая шатры и всюду сея панику. Еще до прихода полидексян король придумал занятную ловушку – окружить Омарон невысокой стеной из легко воспламеняющихся материалов, облитых горючими смесями. Оставалось поджечь стену, чтобы загорелось все вокруг. Вот ее-то и подожгли армуты-невольники, только выбравшиеся из канализационного хода.

Повсюду пожар, крики, удушливый дым. А Кирим так и не смог никого убить. В один момент,(армут очень хорошо его запомнил), он оказался лицом к лицу с юным воином, почти таким же по возрасту, как он сам. Мальчишка выбежал из палатки и в спешке надевал штаны: у него все путалось, и нога никак не хотела попадать в штанину. Глупец, будто занятия поважнее не нашлось. Ему бы хватать оружие, кричать, паниковать на худой конец – а он вместо этого занят своими злополучными штанами! А потом он увидел Кирима и так и замер: жалкий, полуодетый, с ошалевшими глазами. Армут медленно достал свой кинжал и задумался, словно прицениваясь: что весит больше – жизнь полидексянина или его собственная? Полидексянин трусливо наблюдал за его действиями; ему явно не хотелось умирать.

«Я не Лэк, я Кирим», – вихрем пронеслось у Кирима в голове, и благородный юноша, медленно опустив кинжал, выдавил жалкую улыбку, словно извиняясь за то, что так и не смог никого убить. Однако тут же на его глазах мальчишка подобно птице раскинул руки и неловко завалился возле собственного шатра: из живота у него торчал нож. Кирим в страхе обернулся, и сразу же получил такую сильную затрещину, что упал, завертевшись на месте как волчок.

– Я лично расправлюсь с тобой, если не будешь исполнять приказ! – прорычал Наид, второй главный, который, впрочем, не остановился, а кинулся дальше, круша и разрушая все на своем пути.

Кирим же остался лежать на месте: оглушенный ударом, ошалевший от ужаса, надышавшийся дымом – он сейчас представлял собой крайне жалкого помощника. Вихри людей проносились мимо него, не замечая, да и он сам словно никого не видел. В какой-то момент все стихло – звуки борьбы сместились чуть дальше, тут остались только глухие стоны умирающих. И тогда Кирим вновь его увидел – Айриса. Он медленно подполз к тому самому бедному юноше, которого Наиб недавно сразил кинжалом, и постарался вытащить оружие из раны. Пострадавший странно захрипел: значит, жизнь еще теплилась в несчастном теле.

– Зачем ты это делаешь? – с благоговейным ужасом поинтересовался Кирим у Айриса. Тот обернулся, блестя зелеными, как у кошки, глазами.

– Он ведь человек… И, кажется, страдает.

– А с нами что будет?

Айрис с грустью улыбнулся.

– Может, нас тоже кто-нибудь пожалеет.