Естествознатель. Книга 5. Последнее слово единорогов

Глава 11 Злодей внимает устам беззаконным…

– Ты само зло!

– Я – это теперь вы, мой господин, не стоит забывать.

– Значит, я отвратителен сам себе.

– О, ну это напрасно. У вас будет много последователей, господин Нороган, даже если хотите, ярых поклонников. И хорошеньких поклонниц, разумеется. Зло необычайно притягательно. Вы не заметили любопытную тенденцию: доброта кажется людям слишком простой. Вот, например, взять вас. Чрезвычайно симпатичный образ страдающего злодея. Однажды вы сошли с верного пути, пожелали убить лучшего друга, а затем привели к смерти других своих товарищей. Вы ужасно мучились, страдали, в противном случае зачем вам было рассказывать нам у костра свою душещипательную историю? Вы искали ответ, освобождение и были на самом деле не так уж и далеки от раскаяния и полного исправления. Однако все пошло чуть более сложно, и теперь наш несчастный герой сидит на берегу моря, терзает волосы на голове и страдает больше обычного. Убежден, у вас будет много поклонников.

– Ненавижу тебя, Нольс! Ты испортил всю мою жизнь! Почему не убил меня вместе с остальными?

– Просто мне хотелось создать еще один образ привлекательного злодея. В вопросах выбора добра и зла люди чрезвычайно непоследовательны. В других материях они обычно более разборчивы. Согласитесь, никто же в здравом уме не покупает себе испортившийся продукт и не говорит: рыба не может быть все время свежей, поэтому мы предпочли тухлую, ибо она кажется нам более привлекательной и интересной. Свежая рыба слишком проста для того, чтобы ее покупать. Абсурдно звучит, не так ли? Но при этом, глядя на добрых людей, мы говорим: это неправдоподобно и слишком просто, в жизни так не бывает. Даже не посочувствовать.

– И что теперь делать?

– О, вариантов великое множество. Жить для себя, наслаждаться каждой минутой, не боясь ответственности и не мучаясь совестью. Вы теперь самый могущественный человек на земле, ибо сочетаете в себе силу единорогов и одновременно – Теней. Но я предлагаю вам иной вариант, чуть более сложный: жить все время для себя неинтересно и даже скучно, вы же можете потрудиться на всеобщее благо. Хотите почувствовать себя полезным?

– Издеваешься?

– Отнюдь.

– Ах, мне уже все равно. Я говорю сам с собой: не это ли первый признак безумия?

– Скорее настоящего злодея – ведь они, как правило, одиноки, несчастны и им не с кем поговорить кроме самих себя. Но вам повезло, ведь у вас есть я.

– Почему ты обращаешься ко мне на вы?

– Соблюдаю личное пространство.

– Ужасно глупо, ты и так звучишь в моей собственной голове.

– Именно там и существуют самые нерушимые границы, вы не знали? Особенно в голове взрослого человека.

– Почему это?

– Да кто ж их знает? Нейронные связи… Опыт, привычки. И раздутое самомнение, наверное, из которого рождаются самые непоколебимые суждения.

Нороган поморщился, словно от боли, и шатаясь, поднялся на ноги. Затем он медленно приблизился к желтой воде, которая больше не пугала его, а, напротив, казалась такой родной, словно всегда была его естественной средой обитания. Нольс подозрительно помалкивал, сохраняя интригу, и Нороган, махнув на все рукой, шагнул вперед.

– Изволите искупаться? – наконец, прозвучал удивленный голос.

– Глупый! Утопиться.

– Здесь не получится, господин Нороган. В Желтом море тонут исключительно праведники, да и то лишь в момент своего падения. А вы, уж простите за прямоту, совсем не праведник.

Естествознатель не слушал внутренний голос. Он упорно двигался вперед, покуда холодная вода не поднялась до колен. Волнение прекратилось, словно и не было никогда желтых водных столпов с брызгами, да беснующегося крученого ветра, сбивавшего с ног. Море было таким прозрачным, что Нороган мог разглядеть в деталях свои франтоватые сапоги. Вдруг он увидел, как нечто медленно подплывает к его ногам. Бесформенная клякса, будто кто-то пролил в море чернила, которые разрастались, вытягивались, уродливо морщились, бурлили и клокотали. В этой кляксе виднелись смутные очертания, не то человека, не то зверя. Как завороженный, глядел мужчина на странное существо, кружившее вокруг него, сродни голодному шакалу. Но вот клякса оформилась в кроваво-черную улыбку, а вернее будет сказать хищный оскал, такой свирепый и отвратительный, что Нороган, не помня себя от ужаса, ринулся к берегу.

– Жалкое зрелище, да? А ведь это Тени, лишенные физической оболочки. Нам с тобой повезло больше, у нас есть тело, – вкрадчиво пробормотал Нольс, а Нороган с ужасом подумал о том, что и у него сейчас растекается по внутренностям мерзкое черное существо, способное принять форму любого сосуда; оно клокочет по венам и обволакивает сердце, надевая на него чернильную маску.

– Если все Тени выйдут из моря, то оно станет непригодным для жизни и попросту пересохнет. Люди сделаются бессмертными. Согласись, неплохой вариант?

– А что будет, если этого не произойдет?

– Пока часть наших под водой, люди с Тенями не могут быть бессмертными. Да, они живут дольше, их почти не касаются болезни, но все же они не защищены от бремени старости. После смерти носителя Тень возвращается в море. Либо к убийце, если таковой имеется.

– Но а как же я сам? – хрипло поинтересовался Нороган.

– В смысле?

– Я тоже представляю собой некоторую сущность. Что будет со мной, моим сознанием, когда тело умрет?

Нольс, кажется, небрежно хмыкнул.

– С вами, господин Нороган, ни-че-го. Просто исчезнете. Вас как отдельной личности уже не будет. А все могло быть совсем иначе, если бы вы не накинулись на меня с ножом. Хотя даже еще раньше, в хижине. Но, боюсь, уже с того момента вы стали постепенно утрачивать то, за что теперь так отчаянно цепляетесь.

– Значит, чтобы продолжать существовать, нужно выпустить всех Теней из Желтого моря?

– Да, если хотите существовать вечно. Но ваши действия, господин Нороган, совершенно непредсказуемы. Не далее как пять минут назад вы желали утопиться.

– Отчаяние охватило меня.

– Да бросьте, я понимаю, находились бы вы в полном одиночестве. Вот тогда действительно сложно, ведь вся ответственность за принятый выбор целиком на ваших плечах. Но теперь-то я с вами. И всегда готов подсказать, помочь, утешить.

– Ты меня ненавидишь, да?

– Что вы, напротив, люблю. Впрочем, не уверен, что к нам применимы подобные понятия. Эти абстракции для людей, а мы ведь уже не люди.

Нороган сжал руки в отчаянии. Ему стало дико страшно. Отчего-то именно в этот момент он остро испугался исчезнуть, пропасть навсегда. А как же дорогие сердцу мысли? Его собственные, тщательно выстраданные размышления, чаяния, надежды? Все, что составляет его сущность… Неужели это рассыпется в прах, разлетится по миру и не останется ни малейшего напоминания, кусочка, частицы, ничего… Ничего. Никто. Никогда. Эти магические слова словно преследовали Норогана по жизни, став его личным проклятием. Слезы выступили у незадачливого естествознателя на глазах от жалости к самому себе. Это ж надо было так глупо погибнуть!

– А все-таки я хочу жить, – через силу прошептал он про себя, надеясь, что никто не услышит. Однако Нольс оказался весьма чутким.

– В таком случае нам придется постараться. Не очень-то легко уговорить людей добровольно отдать свои тела в руки Теням. Тут особый подход нужен. Но у вас, мой дорогой друг, есть сразу несколько преимуществ.

– Вот как?

– Вы обладаете силой Тени. Это раз. С помощью нее вы сможете обманывать, искушать, усыплять, обесценивать и разрушать истинные сокровища – любовь, дружбу, наконец, менять облик. Одновременно вам принадлежит еще кое-что важное, и это два. Сила единорогов.

– Какая мне выгода с того, что я естествознатель? Теперь это кажется совсем не важным…

– А такая, мой непроницательный друг. Вас теперь не победить. Тень ничтожна перед лицом естествознателя. Если таковой сыщется, то беды нам не миновать. И только вы, господин Нороган, единственно вы, способны оказать сопротивление другому естествознателю. А если вам удастся привести к себе как можно больше Теней, то могущество ваше будет безгранично. И даже крылатые твари не смогут нас одолеть. Ваша сила стала амбивалентной, то есть состоящей из доброго и злого, что, согласитесь, дает безграничные возможности. Но существует один нюанс.

Нороган легонько вздрогнул, весь обратившись в слух.

– Какой же?

– Есть некий… гм… Свиток. Если его прочитает другой человек, то вы вмиг лишитесь естествознательских способностей и станете обычной Тенью, весьма уязвимой перед лицом врага. Этот свиток надобно уничтожить.

– Нольс! А как он выглядит? Мы давно ищем его, но так и не нашли!

– Догадываюсь, что Тени не дано видеть свиток. Мысль эта пришла мне в голову в тот момент, когда я не смог увидеть «историю естествознателей», а вместо нее мне открывалась обычная карта. Увы, единороги весьма осторожны.

– Послушай, Нольс! Так значит эта самая пресловутая история и есть свиток? Но почему тогда я, еще будучи только естествознателем, не увидел на нем ничего необычного? Как он в таком случае работает?

– Все не так просто, мой дражайший друг. Наверняка твари придумали особое условие для того, чтобы свиток можно было использовать по назначению. Вероятно, видеть его могут лишь естествознатели, а вот прочитать…

– Постой-ка, я не поспеваю за тобой… Ведь никто из группы Саннерса не был естествознателем, кроме меня! Почему тогда свиток видел Корнелий?

Нольс задумчиво помолчал. Нороган мог поклясться, что чувствует, будто тот пожимает чернильными плечами.

– Загадка. Вероятно, с Корнелием связана какая-то тайна, вследствие чего свиток именно так проявляет себя. Впрочем, это еще не точно. Может, это все-таки не «Последнее слово».

– Нет-нет, я уверен, что это тот свиток, я с самого начала это предвидел! Я разгадаю загадку. Вот только как я сам увижу свиток, если во мне теперь Тень?

– Это тоже нюанс, – в невидимой ухмылке осклабился Нольс. – Кстати, вы больше не хотите раньше времени прерывать свою жизнь?

Нороган мысленно содрогнулся.

– Я хочу жить еще больше, чем раньше.

– Весьма похвально. Рад, что мы, наконец, закончили с купальными процедурами.

– Теперь я найду свиток! – самоуверенно воскликнул Нороган, ловко поднявшись на ноги. Он точно решил, что должен вернуться к месту их стоянки. Немедленно!

– А как же нюанс? – тихонько промурлыкал Нольс, как бы растворяясь в его голове. Однако Нороган не пожелал предаваться долгим раздумьям. Жажда овладеть таинственным свитком придала ему невиданной силы. Впрочем, он хотел им владеть уже с другой целью. Теперь надобно отыскать его, чтобы уничтожить. И если до этого у него в голове еще мелькали мысли о небывалом могуществе, то теперь ему стало предельно ясно: он сам воплощение могущества. Ему не нужен ничтожный клочок бумаги, чтобы лишний раз самоутвердиться. При этом свиток может здорово навредить. Надо разобраться с ним, прежде чем воплощать все безумные задумки Нольса.

Так размышлял «могущественный властелин», покуда его сапоги из верблюжьей кожи решительно топтали приземистый вереск, издавая сухое потрескивание. Казалось, он идет по раскаленным дровам. Может, не так уж и плохо все получилось? И у него появится шанс жить вечно? Разве не к этому всегда стремятся помыслы человеческих сердец? Вон и гераклионский моряк намеревался отыскать озеро долголетия, неспроста ли?

Нороган шел по уже проторенной тропе, сперва вдоль ущелья, затем в сторону холма, где он оставил приятелей. Бедняги. Наверное, трясутся в палатке со страху. Только ничего ужасного с ними не произойдет, они ведь сразу отдадут ему свиток. Так думал Нороган, однако потом какое-то здравое рассуждение подсказало ему, что, наверное, надобно немного притвориться. Выйти на свиток так, чтобы они ничего не заподозрили.

Как и предполагал, Нороган застал ученых возле палатки. Корнелий с задумчивым видом жарил на огне черных скорпионов, а Ракис деловито штопал носки. Заметив старого знакомого, они оба вскочили на ноги и оживленно поприветствовали его.

– Ах, как я рад вас видеть, дружище! – воскликнул Корнелий. – Мы уже думали, вы сгинули без следа… Нахима не удалось отыскать?

Нороган с деланным сожалением покачал головой.

– Где же вы были, расскажите?

– Прошелся к роще. Но и там никого. Что будем делать?

Корнелий расстроенно выдохнул.

– Скверные новости. Мы не уйдем из этого проклятого места, покуда не найдем нашего дорогого товарища. Чувствую, с ним произошла какая-то необъяснимая беда. Подождем еще. Думаю, нам также стоит спуститься к морю. Но не сейчас. Уже вечер, и поход может статься опасным. Дождемся утра.

Нороган не возражал.

Они присели у потрескивающего костра, и все было почти как прежде. Огонь обладает удивительной способностью объединять людей. Вроде и нет уже у тебя с ними ничего общего, но смотришь, как желтые языки пламени отражаются в зрачках сидящего напротив тебя, и он становится роднее, ближе. Так думал, замечтавшись, Нороган. На какое-то время ему даже почудилось, будто и не было в его жизни мрачной хижины, Нольса, Нахима и того ужасного выбора, стоившего ему свободы. Он – обычный человек, который наслаждается жизнью в компании друзей у костра.

– Э-эх, пропала моя коллекция ондатринских пауков. Передохли, – с горечью проговорил вдруг энтомолог. Ракиса немногое в жизни могло огорчить, и потеря любимых научных экземпляров как раз значилась в этом списке. Он вытащил из походной сумы газетные кули.

– Непригодное я им сделал жилище.

– Не расстраивайся, друг мой. Мы сможем найти этим газетам другое применение, – с этими словами Корнелий взял газеты, намереваясь кинуть их в костер. Однако Нороган неожиданно заинтересовался.

– Позвольте, что это?

– Обычная макулатура. Древесные ведомости. Набрали в Беру перед выходом.

– Можно почитать? Я уже так давно не был на дереве… – с ностальгической ноткой в голосе проговорил Нороган. Разморенный от мягкого тепла костра, убаюканный отдаленным шелестом прибоя, в уютном кругу друзей, он возомнил себя человеком. Когда-то Беру был ему домом, так почему бы не справиться о родном гнезде?

– Возьмите, если хотите, – дружелюбно сказал Корнелий, протягивая ему газетные листы.

Нороган принялся нетерпеливо читать. Интересно бывает однажды узнать о месте, в котором ты долгое время жил. Впрочем, новости его быстро утомили. Аренда гнездимов, реклама новомодных короедных ловушек, разборки между одноветочными соседями, ничего интересного. Однако его внимание привлек один яркий заголовок.

«Бывший короедный магнат скупает неплодородные земли».

Известный во всем Беру богач господин Мильхольд, сосланный с дерева за преступные махинации, прикупил болотистые земли Доргейм-штрассе вблизи Полидексы! Там находится колония для несовершеннолетних преступников, однако из-за неблагоприятного климата и отдаленного месторасположения, она пришла в совершенное запустение. Господин Мильхольд клятвенно пообещал, что приведет место в надлежащий вид и сделает из тюрьмы настоящий сиротский приют. Очевидно, господин Мильхольд намеревается своей показной благотворительностью вновь завоевать популярность среди честных беруанцев, однако на дереве помнят, за что он был с позором согнан с веток – за организацию преступного воровства людей и продажу их в рабство армутским купцам! Изменят ли благие действия отношение к бывшему магнату, покажет время.

– Тюрьма для подростков в столь отдаленном месте… – про себя пробормотал Нороган.

– Почему вас это привлекло? – раздался голос Нольса.

– Нам же нужны помощники?

– Помощники? – переспросил Корнелий, с удивлением воззрившись на разглагольствующего с самим собой Норогана. – О чем это вы, мой друг?

– Ах, простите. Я говорю, удивительно, что кому-то понадобилось скупать бесполезные болота. Вы слышали про короедного магната, некого Мильхольда?

– Большой оригинал. Впрочем, чудаков полно, – пожал плечами Корнелий. – Нормальных бы людей сыскать… – с доброй улыбкой добавил он.

– Послушайте, Корнелий… – дайте мне еще раз взглянуть на свитки… – вдруг прерывающимся от волнения голосом попросил Нороган. – Хотелось бы еще раз их почитать.

– Да, разумеется. Сейчас.

С этими словами ученый поднялся на ноги и полез в палатку. Какое-то время было слышно, как он суетливо копошится в ее недрах, затем прозвучал его расстроенный голос.

– Не знаю, они куда-то запропастились. Не могу отыскать в наших папках. Поищу еще завтра при свете дня.

– Поищите сейчас, – с маниакальной твердостью произнес проводник. Очевидно, интонации его голоса показались остальным странными, ибо Ракис Лот, отвлекшись от почивших пауков, растерянно покосился в его сторону.

– Если хотите, можете сами посмотреть в походной суме. Я в темноте ничего не вижу, – добродушно предложил Корнелий, вылезая из палатки.

– Нет!

– Простите?

Нороган покаянно опустил голову. – Усталость сказывается. Конечно, поищем завтра, при свете дня.

***

На следующее утро обстановка накалилась. Нахим Шот так и не вернулся в лагерь. Его отсутствие изрядно сказывалось на нервах путешественников, а еще больше масла в жаровню подливал Нороган, который стал раздражительным сверх меры. Утром они безуспешно искали историю естествознателей, однако свиток, как в воду канул.

– Возмутительная беспечность! Это же ценный манускрипт! – закипал Нороган, срываясь на путешественниках.

– Право, не стоит так переживать. Наверняка он завалялся где-то в наших вещах, может книгах. Обязательно найдем.

– Надеюсь, вы не специально его спрятали? – с мнительным подозрением вдруг выпалил проводник, недоброжелательно глядя на спутников.

Корнелий удивленно рассмеялся.

– Что за глупости, мой друг? Не будем ссориться по пустякам. Боюсь, одиночество и отсутствие нашего товарища заставляют нас разговаривать в такой раздражительной манере. Вместо того чтобы ругаться, я предлагаю вместе сходить к морю. Вдруг мы найдем следы Нахима?

На том и порешили. Нороган не возражал, так как понимал, что уже и так достаточно себя дискредитировал в глазах спутников. Ему еще предстоит обуздать свой нетерпеливый вспыльчивый нрав, который с присутствием Тени, казалось, ухудшался десятикратно.

Бесполезная прогулка до берега моря, разумеется, ни к чему хорошему не привела, ибо Корнелий и Ракис увидели мертвого товарища. Бедняга нелепо распластался на мокром берегу, а желтая вода облизывала ему ноги, намереваясь полностью поглотить в себя.

Горе сразило обоих путешественников: на какое-то время они просто застыли в отчаянии и со слезами на глазах смотрели на мертвеца. Нороган представлял, какие чувства бурлят в груди тех, кто потерял близкого друга. Но сам он, к сожалению, не испытывал ничего. Ни-че-го.

– Надо похоронить его, – прерывающимся голосом предложил Корнелий, и они с Ракисом принялись рыть могилу чуть на отдалении. Нороган исподлобья наблюдал за ними.

– Не поможете? – хрипло спросил энтомолог, покосившись в его сторону.

– Да, разумеется, – опомнился естествознатель и подошел к ним. Интересно, в какой момент он перестал быть человеком? Вчера, когда принял Тень, или гораздо раньше? Казалось, он уже позабыл, как должны вести себя люди.

Вместе они довольно быстро покончили с грустным делом, однако, когда настало время положить мертвеца в его новое пристанище, Ракис вдруг удивленно воззрился на лицо убиенного и в страхе отшатнулся.

– Это ведь не Нахим! – неуверенно проговорил он, а голос его был слаб, как шепот, и словно звучал откуда-то издали. Действительно, на них смотрело совершенно незнакомое им лицо, не лишенное даже некой своеобразной привлекательности, юное и печальное. Безразмерная одежда была незнакомцу велика, словно он перед смертью вздумал завернуться в огромные холщовые мешки и использовать их вместо перины.

– Этот несчастный не Нахим, – подтвердил Корнелий. – Однако на нем сюртук нашего друга! Как можно все это объяснить? И откуда в здешней глуши люди?

– Страшная загадка… – прошептал Ракис, пребывая в состоянии, граничащим с беззаветным ужасом. Действительно, обстановка способствовала погружению в поистине мистический страх: зловещий тускло-желтый полусвет, исходивший от густых облаков, этот одинокий безмолвный пляж, угрожающе-лицемерный шелест волн – не слишком тихий, чтобы успокаивать, но и не слишком громкий, чтобы отпугивать от себя, тело мертвого незнакомца, на котором, по странному стечению обстоятельств оказалась одежда их друга! Но Корнелий вел себя достойно. Его мужественное скуластое лицо страшно побледнело, однако взгляд проницательных умных глаз не потерял обычной рассудительности.

– Парень мертв. Надо сперва внимательно осмотреть его, а затем похоронить. Увы, он нашел свое успокоение на этом безызвестном пляже. Боюсь, участь нашего дорогого друга не многим лучше.

– Зачем осматривать? – вдруг раздраженно возразил Нороган. Ему уже хотелось поскорее закончить с неприятным делом. – Похороним и уйдем из этого жуткого места, где у меня трясутся поджилки.

– Возможно, это прольет свет на исчезновение нашего друга. – Пожал плечами Корнелий и принялся за дело. И тут случилось то, чего так опасался Нороган. В первые минуты ослепленные горем, ученые не заметили никаких лишних деталей, но не теперь. Корнелий задумчиво вынул орудие убийства из груди покойника и покрутил его в руке.

– Это ведь ваш нож, господин Нороган, – вдруг тихо, но отчетливо произнес ученый.

Естествознатель трусливо вздрогнул.

– Не может быть, – вяло пробормотал он.

– Посмотрите, на рукоятке армутская вязь. Я давно ее заприметил, так как люблю иностранные языки. Это ваш нож и ничей больше.

– Потрудитесь объяснить! – строгим голосом потребовал Ракис. Удивительное дело, как преобразился энтомолог. Обычно веселый и добродушный, сейчас он излучал негодование, граничащее с острой неприязнью.

– Но вы ведь не думаете, что это сделал я? – испуганно воскликнул Нороган.

– Нет, если вы объяснитесь, – миролюбиво ответил Корнелий, пристально глядя на проводника.

– Я же был с вами в палатке! Нахим исчез еще ночью, пока все мы спали! А этого человека я вижу впервые, клянусь! – исступленно пробормотал Нороган, как-то по-детски выставив вперед ладонь, словно намереваясь защититься от дальнейших нападок. – Верно, кто-то украл у меня нож!

– Это правда? – строго поинтересовался Корнелий.

– За кого вы меня принимаете, за лгуна и убийцу? – вдруг рассердился Нороган. Все его существо охватил праведный гнев. Действительно, с чего бы у его товарищей должно было сложиться о нем столь скверное мнение? Разве он уже не зарекомендовал себя, как отличный проводник? Это не он довел их до места назначения?! Не он тысячу раз спасал в пустыне?!

– Ваша история у костра… Это ведь вы не про своего друга рассказывали? – вдруг медленно проговорил Ракис, проявив удивительную проницательность. Нороган то думал, что ученый интересуется лишь насекомыми, а люди выпадают из его поля зрения, но нет.

Естествознатель отчаянно покраснел, как нашкодивший мальчишка. Удивительное дело, но даже с Тенью в сердце он еще не потерял способность испытать глубокий стыд!

– История… Я не хочу сейчас о ней говорить, да и не к месту это все! Нам всем надо немедленно уходить! Прошу просто поверить мне – я непричастен ни к чему дурному, клянусь родной веткой!

Нороган говорил запальчиво, от души, и Корнелий, будучи человеком чести и исключительного благородства, ему поверил.

В совершенном молчании они похоронили мертвеца и засыпали песком. Эта печальная процедура сопровождалась шелестом желтых волн за их спиной и освежающими порывами ветра. Какое-то гнетущее впечатление снизошло на их компанию, и когда они возвращались к месту своей стоянки, то не перекинулись между собой ни словом, как совершенно чужие люди. Группа потерпела неудачу: Корнелий это отчетливо осознавал. Помимо прочего, ему стало суеверно казаться, что их беды только начинаются.

Когда до смерти уставшие люди вернулись в лагерь, Нороган попробовал было опять заикнуться про свиток, однако Ракис довольно грубо оборвал его:

– Вы потеряли наше доверие, господин проводник. Никаких свитков вы не получите, и вообще, мне кажется, нам нужно расстаться.

– Как же вы найдете дорогу через пустыню? – криво усмехнулся Нороган, почувствовав все же в сердце своем нечто похожее на ущемленное самолюбие.

– Мы не хотели возвращаться. Но теперь я уже не знаю… – Ракис замолчал, покосившись на Корнелия. – Однако мне доподлинно известно, что нам с вами не по пути! Убирайтесь.

– Брось, Ракис, – тихо возразил другу Корнелий. – Нам не стоит сейчас ругаться.

– Прости меня, но я теперь совершенно не доверяю нашему проводнику. Именно он один ходил к морю, где потом мы нашли тело несчастного убитого… Причем в груди бедняги был именно его нож! Какие еще нужны доказательства? Потом это странное поведение… И зачем вам, господин Нороган, так понадобились свитки? Знаете, я теперь подозреваю, что именно из-за них, да, из-за них, вы пошли с нами через пустыню! Признайтесь же, а?!

Нороган резко вскинул голову и оскорбленно сверкнул глазами.

– Что ж, если мне тут не рады, я готов уйти прямо сейчас.

Ученые подавленно молчали, а он, ведомый гордостью, не нашел ничего лучше, как действительно встать со своего места и уйти восвояси.

– Гениальный план! – послышался в его голове язвительный шепот Нольса. – Вы испортили даже то, что невозможно было испортить.

– Молчи, Нольс, – досадливо отмахнулся Нороган. Он и так понимал, что дела их плохи. Как теперь найти свиток, когда его спутники полностью утратили к нему доверие?

– Может, ну его, этот свиток?

– Вы, кажется, не понимаете, господин Нороган. В вас сейчас сосредоточено небывалое могущество. Однако если кто-нибудь прочитает свиток, вы потеряете его вмиг, да еще и станете уязвимым перед естествознателем. Зачем строить империю на глиняных ногах, которые могут треснуть в любую секунду? Мой вам совет: пока свиток находится рядом, надо с ним покончить раз и навсегда.

– Но как? – беспомощно простонал Нороган.

– Прочитайте их воспоминания. Наверняка вы увидите, куда они дели его. Однако все же дождитесь ночи. Они напуганы, уязвлены. Да, лучше все же их разделить.

***

Этим вечером Нороган подобно голодному озлобившемуся шакалу бродил вокруг лагеря. Лесок на холме успешно скрывал его следы, однако испуганные ученые не думали разделяться.

Ночью в здешних краях действительно было жутко: в ущелье отчаянно завывал ветер, море бурлило так, словно желало выйти из берегов. Потом произошла удача, Ракис отошел от лагеря на какое-то расстояние, и Нороган смог подобраться к нему и оглушить палкой по голове.

Нольс, конечно, этого не одобрил. С другой стороны, не мог же он начать читать воспоминания прямо здесь. Ракис бы закричал, позвал на помощь товарища, вмешался бы Корнелий, и все могло осложниться.

Нороган оттащил бесчувственное тело бывшего приятеля к речке и принялся приводить в чувство. Холодной водой он смочил ему виски и протер лоб – увы, несчастный энтомолог не шевелился.

Нороган злобно выругался про себя и отошел к берегу.

– Я слишком сильно ударил его, – с сожалением подумалось ему.

– Обернись! – вдруг вскричал Нольс, и вовремя: оказалось, что Ракис очнулся и попытался напасть со спины. Эта подлая выходка чрезвычайно разозлила Норогана, даже вывела из себя, а он еще пока не научился обуздывать свой нрав. Ярость застилала ему разум: он выхватил из-за пазухи нож – другой, запасной, и не раздумывая погрузил его в податливое тело незадачливого ученого. Тот слабо вскрикнул, будто птица в ночи, и медленно осел на влажный каменистый берег. Глаза его закатились, а взор сделался неживым.

– Зачем, зачем? – в отчаянии простонал Нольс в голове разгоряченного схваткой Норогана. – Это не то, надо было по-другому!

– Но он напал на меня со спины! Это подло!

– Вы сами подлец, чего же хотите от других людей? Зато теперь ваши шансы найти свиток уменьшились! Остался один Корнелий! Если и с ним вы провернете нечто подобное, то уже никогда не сможете найти свиток и все время будете от него зависеть!

– Я понял, понял, Нольс. Прости меня. Погорячился.

Действительно, глупо получилось. Остаток ночи Нороган провел без сна – он все ходил по округе, страдая от необдуманных поступков. На душе сгустился сумрак – и дело было даже не в осуждении Нольса, нет. Что-то другое печалило его. За свою жизнь он убил уже столько людей. Причем убил подло, мерзко. И все они в той или иной степени приходились ему друзьями. И этот самый факт десятикратно увеличивал его грехопадение. Интересно, как бы отнеслась к нему Павлия? Испугалась бы? Осудила? Испытала ненависть? С мучительной тоской думая про беловолосую красавицу, Нороган совсем не заметил, как и его суровая мужицкая внешность меняет формы: грубые черты приобрели плавность и нежность, волосы удлинились, лицо сделалось прекрасным. Вспоминая свою неразделенную любовь, он и сам не понял, как овладел способностью Тени перевоплощаться. Теперь в мужской одежде по берегу реки бродила сама Павлия, хоть, разумеется, и не столь красивая, как в действительности. Увы, теперь с ней у него не будет ничего общего, совсем ни-че-го.

Предаваясь горестным рассуждениям, Нороган не заметил, как вновь оказался возле лагеря. Здесь было тихо, жутко.

– Выйди! – прошелестел Нороган приятным женским голосом, желая, чтобы Корнелий сам показался навстречу. Но тот лишь испуганно забился в палатку, кажется, наблюдал за ним исподтишка сквозь прорези в ткани. Трус.

– Тебе будет проще прочитать его мысли у Желтого моря. Там твоя сила существенно возрастет. Позови его с собой, – посоветовал Нольс.

– Пойдем к воде! – позвала прелестная девушка тихо, и только глупец не откликнулся бы на этот сладостный призыв. Но Корнелий упрямо продолжал скрываться.

– Не хочет, – пожаловался Нороган Нольсу.

– Выйдет. Дай ему время. У нас-то его предостаточно.

Действительно, спустя пару часов, Корнелий и вправду пошел на манящий голос. Наверное, он решил разобраться разом со всей этой странной ситуацией. Нороган его прекрасно понимал.

– Вы не… Хотите поменять свой облик обратно? – тактично поинтересовался Нольс.

– Зачем? Кажется, нашему ученому я пришелся по вкусу, – с угрюмым цинизмом говорил Нороган, все удаляясь от лагеря. Корнелий покорно шел за ним следом, как зверь, которого приманивают вкусным лакомством.

– Стой! – грозно прокричал ученый беловолосой красотке, маячившей среди деревьев. – Зачем ты явилась мне? Чего тебе от меня надо?

Нороган горько засмеялся.

Ни-че-го. Ничего, кроме свитка.

Они долго шли так; наверное, Корнелий, если бы захотел, смог бы догнать беглянку, однако, видимо, он не старался это сделать, либо же в глубине души опасался. И вот они, наконец, оказались на ненавистном берегу, уже набившем всем оскомину. Том самом берегу, где столько всего произошло. Жаль, что природа плохо сохраняет человеческую историю.

Корнелий испуганно замер, а Нороган, круто развернувшись, встал напротив него. Лицо ученого исказилось страхом безумия, а его губы невольно прошептали:

– Беловолосая Мэнсис! Карита Мэнсис, зачем ты пришла за мной?

Несмотря на исключительную важность ситуации, Нороган разразился удушливым смехом. Что за драматичность, кому она сейчас нужна? Затем он с легкостью проник в воспоминания Корнелия, а тот с диким воплем упал на песок.

Что за тайны хранит наш ученый? А ведь он и правда в прошлом был естествознателем! Весьма ожидаемо. В войне не участвовал, значит, миротворец. Что ж, и это тоже понятно. Потерял память вместе с другими после того, как единороги забрали свой дар.

– Не переборщи, он так может умереть! – воскликнул Нольс, стремительно врываясь в сознание увлекшегося Норогана.

– Подожди, я еще не дошел до самого главного. «Слово…».

Увы, все касательно свитка было темно, словно жизнь Корнелия накрыли колпаком, лишив освещения. Как ни пытался, Нороган ничего не мог разглядеть. Ни-че-го.

– Что же это! – в сердцах воскликнул он, резко выйдя из воспоминаний. Бедный ученый скорчился в его ногах от неведомых мук.

– Полечи его, а то он умрет, – предложил Нольс.

Нороган со странным выражением на лице взглянул на человека, полностью зависевшего теперь от его доброй воли.

– Мне его жаль, – озабоченно прошептал естествознатель, как бы впервые узнав Корнелия, человека, с которым он проделал такой длинный и опасный путь и которого он так сильно подставил. Как и Доланда.

– Я один причинил ему столько зла и боли. Теперь дочь его умрет. Мне не хочется исцелять его, пусть он лучше будет находиться в состоянии безумия, нежели с осознанием полного краха экспедиции и гибели любимых друзей.

– Мы могли бы привлечь его на свою сторону, – укоризненно возразил Нольс.

– Именно поэтому я не желаю возвращать ему волю и сознание. Пусть лучше так, чем как я. В плену у самого себя.

– Глупец! Впрочем, я говорил, господин Нороган, из вас выйдет отличный злодей, даже не лишенный своеобразного очарования. Вас непременно полюбят.