— Внутри горит огонь, — послышался голос Тыквы, из-за порога. — Позвольте мне войти первым.
Хси, Кувигнака и я сидели позади огня, в центре большого деревоземляного полубарака — полуземлянки Ваниямпи. Сидели мы лицом к порогу.
— Там может быть опасно, — это был уже голос Редьки.
— Вы хотите войти первой? — поинтересовался Тыква.
— Нет, — оказалась она. — Нет! Иди первым.
— Я иду.
Мы сидели позади огня, в вигваме краснокожих это считалось бы почетным местом. Мира стояла на коленях позади нас в положении рабыни для удовольствий. Я разрешил ее одежду, но только одежду строго определенного вида.
Барак, в котором мы ожидали, был весьма типичен для общественных жилищ Ваниямпи. Он был приблизительно пятьдесят футов в диаметре с земляной скамьей или завалинкой идущей вдоль стен. Крыша округлая, куполообразная, ее высота меняется от пяти футов у стен, до восьми в центре. Она набрана из шестов, покрытых дерном, местами крыша поддерживалась вертикальными бревнами. Стены, также, представляли собой вертикальные бревна обмазанные глиной, и с внешней стороны заваленные землей. В вершине крыши барака было предусмотрено дымоотводное отверстие, а под ним было углубление для костра. Именно в этом углублении мы развели наш огонь. Кстати дымоотводное отверстие из-за его размера, а также размера и формы жилища, несколько неэффективно. Это резко отличается от подобной конструкции в конусообразном, вигваме краснокожих, которая благодаря откидной кожаной заслонке, управляемой длинным шестом, функционирует как эффективная и регулируемая вытяжка. В бараке не было никаких окон. Даже с горящим в центре костром, помещение оставалось полутемным и мрачным.
— Он входит, — заметил Кувигнака.
— Да, — кивнул я.
Бараки Ваниямпи, как я упомянул, являются коммунальными жилищами. Все сообщество живет внутри них. Преимущество, общего проживание в таких бараках, в том и состоит, что так легче держать под контролем всех членов сообщества. Естественно, что в таких условиях возникновение определенных видов авторитаризма, лишь дело времени. Где нет места для различий, естественно, что у различий не будет места. Самые крепкие цепи — те, которые человек носит, не зная об их существовании.
— Это — крупный мужчина, — отметил Кувигнака.
— Это — Тыква, — пояснил я.
Я было заопасался, на мгновение, за свой план. Но я напомнил себе, насколько это непоколебимый мужчина, и насколько он стойкий в своих убеждениях.
— Это — Вы? — удивленно спросил Тыква, подходя ближе, щурясь от света костра.
— Тал, — поздоровался я. — Мы решили побыть вашими гостями.
— Вам рады, — сказал Тыква, кажущийся неловким в одежде Ваниямпи.
— Ну что, там безопасно? — крикнула Редька из-за порога.
— Да, — отозвался Тыква. — Входите.
И вот только теперь Тыква разглядел Миру.
Она была одета в короткий хальтер сделанный их ткани Ваниямпи. Такой предмет одежды, мало сделал, чтобы скрыть красоту ее груди. Вокруг ее талии был повязан поясок, за который спереди и сзади были заправлены два лоскутка ткани Ваниямпи, шириной приблизительно один фут и два длиной. При желании владельца раздеть девушку, эти два лоскута можно было без труда выдернуть. Для той же цели узел в левом бедре, был сделан так, чтобы его можно было распустить простым рывком, отправляя это подобие юбки на землю. В общем, нижний предмет одежды может быть удален с нее по частям или целиком, как будет угодно хозяину. Подобный же легко развязывающийся узел, соединял ворот хальтера и спинные завязки. Таким образом, рабыня может быть раздета почти немедленно, как только возникнет такое желание. Такие предметы одежды весьма обычны для гореанских рабынь.
Тыква недоверчиво уставился на Миру.
— Господин? — окликнула она его.
— Это Ты, Репа? — наконец смог выговорить он.
— Я — Мира, рабыня Красного Быка.
— Ты — не Репа?
— Когда-то я ей была, — усмехнулась она. — Теперь я больше не Репа. Я — теперь Мира, рабыня Красного Быка.
Я держал в голове две главных задачи, одевая ее подобным образом. Во-первых, я хотел, дать понять мужчинам Ваниямпи, да и женщинам тоже, что она была тем, чем она была. Рабыней, находящейся в собственности женщиной, той, которая принадлежала мужчинам и была должна нравиться им. Во-вторых, я хотел, чтобы они все могли видеть, и видеть ясно, насколько красивой и желанной она была, моя прекрасная рабыня.
В прошлый раз, я обратил внимание, что мужчины Ваниямпи, как и женщины тоже, рассматривали ее. Некоторые из мужчин тогда пытались отвести их глаза, но через мгновение, снова пристально жадно разглядывали ее. Она была просто слишком красивой и волнующей, чтобы отвести от нее взгляд.
Я улыбнулся, глядя на эту картину. Ваниямпи не мог оторвать своих глаз от нее. Она застенчиво опустила голову, и даже покраснела, пораженная тем, что внезапно оказалась объектом столь пристального внимания. Подозреваю, что Леди Мира из Венны, свободная женщина, никогда не находила себя рассматриваемой таким способом, с таким страхом, с таким желанием и восхищением, с таким восторгом и удовольствием. Но тогда она еще не была рабыней, по крайней мере, официально.
— Уберите ее отсюда! — завизжала Редька. — Разве Вы не видите? Она же — рабыня!
Редька обежала вокруг костра и ударила Миру, сбивая ее на земляной пол. Мира, упала на бок и поджала ноги.
— Убирайся отсюда! — верещала Редька. — Убирайся отсюда! Здесь нет места для таких как Ты! Убирайся! Ты — животное! Иди пастись с веррами! Иди, валяйся в грязи с тарсками! Убирайся! Проваливай!
Мира, напуганная внезапным нападением, пытаясь прикрыть голову, посмотрела на меня.
— У нее нет моего разрешения уйти, — сообщил я Редьке.
— Убирайтесь! Все Вы! — закричала Редька.
— Но я предложил им гостеприимство, — сказал Тыква.
— Я — здесь главная! — заявила Редька.
— Я думал, что мы все Одинаковые, — удивился Тыква.
— Прогони их! — взвизгнула Редька.
— Я предложил им гостеприимство, — повторил Тыква. Его голос не был довольным.
Редька, внезапно, испуганно отступила. Я думаю, что она только что вдруг поняла, возможно, впервые ее жизни, что такой мужчина, как Тыква, с его силой, при желании, может с ней сделать.
— Вам рады, — сказал Тыква, поворачиваясь к нам.
— Спасибо, — поблагодарил я.
— Сегодня вечером, разделите наш котел, — пригласил он.
— Это — гореанское приглашение, — заметил я. — Где Ты его слышал?
— Много лет назад, от мужчины, того, кто не всегда был Ваниямпи, — объяснил Тыква.
— И что с ним случилось? — поинтересовался я.
— Он был убит, Желтыми Ножами.
— Теперь, Желтые Ножи — наши хозяева, — известил нас Морковь.
— Нет. Ваши владельцы — Кайилы, — заявил Кувигнака.
— Кайил не стало, — пожал плечами Капуста. — Они побеждены и рассеяны.
— Они возвратятся, — со сталью звенящей в голосе объявил Кувигнака.
Мы говорили на гореанском, чему я был только рад. Не хватало только, чтобы Хси понял, о чем идет речь. Это вряд ли могло принести пользу моим планам, если бы он прыгнул через огонь и воткнул нож в горло Капусты.
— Увы, у нас только каша, — предупредил Тыква.
— Разделить котел с другом, — ответил я, — означает пировать с Убаром.
— Это, также, гореанское выражение, не так ли? — поинтересовался Тыква.
— Да.
— Давайте садиться, — предложил Тыква, — отдавая должное тем, кто приготовит для нас кашу.
Ваниямпи, собрались вокруг огня и расселись. Большинство из них, казались мне довольными, что у них были гости. Принесли железную стойку, и подвесили на нее котел. Огонь уже горел.
— Я помешаю за тебя, Морковь, — предложила темноволосая девушка.
— А я за тебя, Капуста, — поддержала блондинка.
— Но сейчас — моя очередь, — удивился Капуста.
— Пожалуйста, — попросила девушка, украдкой бросая взгляд на Миру.
— Ну, ладно, — пожал плечами Капуста.
— Тогда Морковь и Капуста позже должны, мешать кашу дважды, — тут же объявила Редька.
— Нет, — сказали брюнетка и блондинка почто хором.
— Вы помните двух молодых людей, которых недавно изгнали из загона? Их звали Кабачок и Клубника, — поинтересовался я у Тыквы.
— Да, — печально сказал он.
— Они уже в безопасности, — успокоил я его, — в стойбище Кайил.
— Я очень рад это слышать! — радостно воскликнул Тыква.
— Замечательно! — послышались сразу несколько возгласов.
Я видел, что они действительно не хотели, чтобы пара молодых людей погибла в прериях, за то, что они была замечены трогающими друг друга. Я подозревал, что так и будет.
— Это Редька захотела их изгнать, — сообщил Морковь.
— Они были пойманы, когда трогали друг друга, — сердито заявила Редька.
— Кабачок взял себе имя народа Кайил, — рассказал я. — Теперь он Wayuhahaka, что означает «Тот, Кто Владеет Многим».
— Но он же, ничем не владеет, — заметила Редька.
— Он нашел свое мужество, — объяснил я, — и никто, и никогда теперь, не сможет отобрать у него этого.
— Это не подходящее имя для Одинакового, — зло сказала Редька.
— А он больше не Одинаковый, — усмехнулся я.
— Отвратительно, — сморщилась она.
— Он уже учится пользоваться луком и копьем, — сообщил я Тыкве.
— Любопытно, — ответил тот.
— А Клубника осталась Клубникой, — добавил я. — По крайней мере, сейчас, это имя ей оставлено. Он еще не счел целесообразным изменять его.
— Что значит «ей оставлено»? — спросила Редька. — Как это «Он еще не счел целесообразным изменять его»?
— Он нашел ее приятной, — пожал я плечами. — Он сделал ее своей рабыней.
— Своей рабыней! — тяжело задышала брюнетка, помешивающая кашу.
— Да.
Брюнетка даже прекратила помешивать кашу.
— Значит, он может снять с нее одежду, если пожелает, — сказала блондинка, также делая паузу в помешивании.
— Одета она или нет, теперь, полностью зависит от его желания, подтвердил я.
— И он может трогать ее всякий раз, когда пожелает? — спросила другая женщина Ваниямпи.
— Конечно, — ответил я. — Когда, как, где и столько, сколько ему нравится. И поскольку она — рабыня, она может теперь выпрашивать его ласку, и умолять о его прикосновении.
— Если она теперь рабыня, она должна повиноваться ему, не так ли? — спросила брюнетка.
— Она должна не просто повиноваться ему, а делать это превосходно, и во всех случаях, — пояснил я.
— Мешайте кашу, — напомнила Редька, застывшим женщинам.
Эти две девушки снова вернулись к прежнему занятию.
— Она — тоже рабыня, не так ли? — спросила женщина Ваниямпи, которая уже говорила прежде, и кто не была занята готовкой, указывая на Миру.
— Да, — кивнул я головой, а Мира скромно опустила свою.
— Не рассматривайте ее, — прикрикнула Редька, — особенно, это касается тех из вас, чья одежда имеют большие размеры!
— Любой может смотреть на нее, кому нравится это делать, — вдруг сказал Тыква.
Мира покраснела, и еще ниже склонила голову. Тыква был прав, конечно. Рабыни, будучи предметами собственности, могут быть осмотрены любым, кому хочется это делать.
— Я не хочу, чтобы она находилась среди нас, — зло заявила Редька.
— Почему это? — поинтересовался я.
— Она — рабыня.
— Я думал, что все Ваниямпи рабы, — напомнил я ей.
Редька в бешенстве посмотрела на меня.
— Безусловно, не замечание рабства — лучшее убежище, — усмехнулся я.
— Каша готова, — сказала темноволосая девушка, помешивая ложкой, пузырящуюся и булькающую массу в котле.
— Давайте ужинать, — предложил Тыква.
— Что она делает? — возмущенно спросила Редька.
— Она прислуживает мне, — объяснил я.
Мира стоя передо мной на коленях, опустив вниз голову, протягивала ко мне руки с миской каши, предлагая мне поесть.
Котел с кашей уже был снят со стойки и отставлен в сторону. Блондинка принесла деревянные миски и ложки.
— Здесь каждый обслуживает себя сам, в порядке очереди, — сварливо сказала Редька.
— Ваша каша, Господин, — меж тем предложила мне Мира.
— Спасибо, — поблагодарил я девушку, беря миску, и рабыня вернулась в очередь к котлу, чтобы принести кашу для Кувигнаки и Хси.
— Она симпатична, не так ли? — поинтересовалась брюнетка, у Моркови, который внимательно наблюдал за Мирой.
— Да, — признал он.
— А я симпатична? — спросила брюнетка.
— Ты не симпатична, и Ты не уродлива, — ответил он. — Ты — Одинаковая. Одинаковые не бывают симпатичными, и они бывают уродливыми. Они все одинаковые.
— Ох, — вздохнула она.
Мира уже возвратилась от котла и опустилась на колени около Кувигнаки, и, опустив голову, на вытянутых руках предложила кашу ему, точно таким же способом, как и мне.
— Спасибо, — кивнул Кувигнака, и девушка отправилась к котлу за следующей порцией.
— Она хорошо прислуживает, — отметил Тыква.
— Женщины быстро обучаются, — пожал я плечами в ответ.
Брюнетка и блондинка, которые готовили кашу, и сидели со скрещенными ногами около Моркови и Капусты, вдруг встали и снова встали в очередь за кашей.
— Я много думал о том, что мы обсуждали, — сказал мне Тыква. — Я думал об этом много раз.
— Я надеялся, что Ты мог бы это делать, — признал я, а в действительности, ради этого я и приехал в барак Ваниямпи на этот раз.
Мира подошла нам, и теперь встала на колени перед Хси, предлагая ему миску каши, как ранее мне и Кувигнаке. Он с достоинством взял миску одной рукой, а другой щелкнул пальцами, обратившись к ней на языке Кайил. Рабыня опустила голову к земле перед ним. Хси сказал снова, и она покорно поцеловала пол перед ним. Новый приказ, и девушка выпрямилась и с снова опустила голову до земли у его ног. Еще команда, и она вернулась к своему прежнему положению, стоя на коленях, выпрямившись и разведя ноги в стороны. Хси сказал еще слово, и она кротко опустила голову.
— Она подчиняется с совершенством, — похвалил Тыква.
— Как волнующе это должно быть, находиться под властью мужчины и повиноваться ему с таким совершенством, — тихо прошептала женщина Ваниямпи, ни к кому не обращаясь.
— Спасибо, Хси, — сказал я на Кайила.
— Спасибо, Хси, — повторил Кувигнака.
— Это — пустяк, — улыбнулся Хси.
Урок Хси не был для нас бесполезен. Мы с Кувигнакой, возможно неосмотрительно, относились к Мире слишком мягко. Рабыня, с которой обращаются столь мягко, может начать забывать, что она — рабыня. Бывает, что необходимо напомнить ей о ее положении. Порка в этом случае может оказаться наиболее полезной.
Две девушки, которые недавно ушли за кашей, темноволосая и белокурая, уже вернулись назад, каждая с миской, вновь наполненной пищей. Они появились как раз вовремя, чтобы понаблюдать за действиями Хси и Миры. Девушек почти трясло от волнения.
— Я принесла Вам еще немного каши, — сказала темноволосая, становясь на колени перед Морковью.
Он пораженно уставился на нее, как будто увидел девушку впервые в жизни.
— Вы не хотели бы еще немного? — тихим голосом спросила она.
— Да, — ответил он, в прострации беря миску из ее рук.
— Я Вам принесла добавку, — теперь уже белокурая, опустившись на колени около Капусты, протягивала свою миску к нему.
— Спасибо, — поблагодарил он, пораженный до глубины души.
— Здесь каждый приносит себе свою кашу сам, — зло бросила Редька.
— Нет, — упрямо заявили девушки.
— Я думаю, что даже притом, что Ты — Одинаковая, возможно Ты симпатичная, — наконец выговорил Морковь, обращаясь к брюнетке.
— А могли бы Вы командовать мной, — вдруг спросила она, — как, командовали той девушкой.
— Нет, — воскликнул он, — конечно, нет! Ты — Одинаковая!
— Ох, — вздохнула она, явно разочарованно.
— У Вас разве нет неотложных дел где-нибудь в другом месте? — попыталась намекнуть мне Редька.
— Нет, — усмехнулся я.
— Я думаю, что сейчас самое время, вам оставить наше поселение, — уже прямо указала она на дверь.
— Я еще не доел свою кашу, — показал я ей свою миску.
— Не будьте грубой, Редька, — раздраженно буркнул Тыква. — Они — наши гости.
Редька вскинула голову, как мне показалась в нетипичном для нее, почти женском жесте, и отвела взгляд.
Я вручил остатки своей каши, размазанные по деревянной миске Мире, оставив ложку у себя. Она уже не была столь глупа, чтобы попросить ее. Рабынь обычно кормят вообще без посуды. Кстати, каша к настоящему времени, конечно, уже остыла.
— В случае необходимости, Вы можете быть выставлены силой, — предупредила Редька.
— Что-то я сомневаюсь в этом, — усмехнулся я.
— Что Вы хотите от нас? Зачем Вы сюда приехали? — наконец поинтересовалась она.
— Конечно же, ради удовольствия разделения котла с друзьями. Разве это не является достаточной причиной?
Женщина впилась в меня взглядом полным ярости.
Мира с аппетитом доела кашу, и теперь, пальцами и языком доводила миску до идеальной чистоты. Теперь, она уже не ела, как могла бы есть богатая свободная женщина, с золотой посуды турианской вилкой, в каком-нибудь роскошном прекрасном доме. Она уплела кашу, как рабыня, и была благодарна за, то, что ее покормили.
— Кажется, что вот теперь, вам пора бы отправляться, — едко заявила Редька.
Но вместо ответа, я поднялся и обошел вокруг костра, выбрав место около нескольких Ваниямпи. Они быстро отодвинулись, освободив пространство вокруг меня.
— Ко мне, Мира, — резко скомандовал я.
Девушка стремительно вскочила на ноги и, обежав костер, встала передо мной. Она была очень красива в ее подпоясанных тряпках.
— Сними одежду, — приказал я ей.
Она подняла руки к затылку, чтобы распустить узел воротника, от этого движения линия ее грудей приподнялась, сделав их форму еще более привлекательной.
Благоговейный вздох прокатился по рядам Ваниямпи.
Она потянула узел слева на ее бедре. Крик удовольствия пробежал среди Ваниямпи. Прежняя Леди Мира из Венны стояла передо мной, уже как обнаженная рабыня.
— К моим губам, рабыня, — скомандовал я, и она растаяла в моих руках, обнимая и целуя меня, как положено рабыне в объятиях ее господина.
— А-и-и-и! — восхищенно, но тихо крикнули некоторые из мужчин.
— О-о-ох, — вздохом возбуждения вторили им женщины.
Я не отрывался от губ своей рабыни.
Казалось, она заблудилась в моих объятиях. Она потерянно скулила. Она отдалась моим рукам, сдаваясь мне полностью, как и должна это делать рабыня, если не хочет быть избитой владельцем.
— Выбросить их! — услышал я, дикий крик, доносившийся до меня, как если бы из страшного далеко. — Выбросить их!
Потихоньку отходя от охватившего меня желания и страсти, я начал смутно ощущать стук маленьких кулаков по моей спине. Потом удары прекратились, кто бы ни делал это, но его явно оттащили от меня.
Я осмотрелся затуманенным взглядом. Тыква, с трудом удерживал извивающуюся Редьку.
— Выбросить их! — билась в истерике Редька. — Выбросить их!
Темноволосая, что перемешивала кашу, внезапно, вызывающе глядя на Редьку, выскользнула из своей одежды. Блондинка немедленно последовала ее примеру. Эти две, надо признать — красотки, оказались столь же обнажены как Мира.
— Нет! — визжала Редька, в ужасе глядя на них. — Нет!
— Да! Да! — кричали ей девушки.
— Изгнать их! — закричала Редька, указывая не только на этих двух девушек, но и на Морковь с Капустой. — Всех их изгнать!
— Желтые Ножи! — крикнул мужчина, стоявший около двери.
В бараке Ваниямпи мгновенно повисла осязаемая тишина. Редька перестала биться в истерике и побледнела.
— Их там двое, — сообщил мужчина. — Они стоят у ворот.
— Что там происходит? — спросил Хси Кувигнаку.
Кувигнака коротко изложил ему суть дела. Хси кивнул, и оба моих друга поднялись на ноги. Я оторвался от Миры, и присоединился к ним. Мы обменялись взглядами, и без лишних слов приготовили наше оружие. Я не рассчитывал на появление здесь Желтых Ножей.
— Я пойду, посмотрю, чего они хотят, — сказал Тыква. Он обернулся и покинул барак.
— Они не уйдут, — дрожа от испуга, сказала Редька. — Я знаю это!
— Как Ты думаешь, что им надо? — поинтересовался я ее мнением.
— Я не знаю, — пожала она плечами. — Еда? Ночлег? Они могут потребовать у нас все, что им понравится.
— Они берут то, что они хотят, — объяснил мужчина.
— Я привлекательна? — меж тем, спросила брюнетка у Моркови.
— Да, — признал он, наконец. — О, да! Ты привлекательна! Ты красива!
— А я? — пристала блондинка к Капусте.
— Да, — восхищенно ответил он. — Ты, тоже красива!
— Тогда, обними меня и соедини свои губы с моими, — потребовала брюнетка от Моркови.
— Но ведь для этого мне нужно тронуть тебя!
— Я раздета. Поцелуйте меня, я прошу Вас!
— Я дотронусь до тебя! — прошептал он.
— Я не смогу быть женщиной, если Вы не будете мужчиной.
И он взял ее в руки, и они поцеловались. Светловолосая, не отставала от подруги, и уже была в руках Капусты.
— Вы — идиоты! — отчаянно прошипела Редька.
Тогда Морковь и Капуста, обнимая своих девушек, повернулись к остальной части населения барака, собравшейся у порога, чтобы оценить произведенное впечатление.
В барак Ваниямпи стояла полная тишина. Лишь слышен, треск поленьев костре. Я взглянул на двух девушек, стоявших с Морковью и Капустой.
Они разделись сами. Совершенно ясно, что они были рабынями. Теперь весь вопрос только в том, кто станет их владельцами. Обычно краснокожие не интересуются женщинами Ваниямпи, но у меня не было сомнений, для этих двух красоток Желтые Ножи будут готовы сделать исключение. Они были желанны и красивы. Но даже их нагота была здесь ни при чем. Я думаю, что в большей степени здесь играло роль нечто иное, нечто, что пряталось внутри их, нечто психологическое. Это нечто, возможно, лучше всего можно охарактеризовать, как признание ими их женственности. В любом случае, теперь, они больше не были женщинами Ваниямпи, они стали призами и сокровищами, они оказались вполне достойны того, чтобы быть связанными по рукам и бежать за кайилой господина. Я не думал, что Желтые Ножи сочтут целесообразным пренебрегать ими. Слишком, очевидно, было то, что они теперь готовы быть покорными желанию мужчины. Я рассматривал девушек, Морковь, Капусту. Я задавался вопросом, воспротивятся ли эти недомужчины, если Желтые Ножи войдут и решат, что девушки представляя для них интерес, должны быть, связаны и уведены с ними. Поначалу, я предположил, что нет — даже не возразят, поскольку они были мужчинами Ваниямпи. Но потом я посмотрел в их глаза, и улыбнулся сам себе. В их глазах была решимость защищать свою собственность. Возможно, в конце концов, они были мужчинами.
— Они войдут, — обреченно сказала Редька. — Я знаю это!
— Вам надо спрятаться, — посоветовал мужчина.
— Не думаю, — усмехнулся я.
— Если они найдут вас здесь, то они убьют вас, — сказал мужчина.
— Нет, если они найдут меня здесь, то именно они будут убиты, — осадил я его.
— Вы должны уйти! — заявила Редька.
— Нет.
— Вы не понимаете, что в опасности не только Вы, — запричитала Редька. — Разве Вы не понимаете этого? Они подумают, что мы оказали вам гостеприимство!
— Но Вы именно это и сделали, — напомнил я. — Каша была превосходна. Спасибо.
— Возможно, они захотят убить не только вас, — закричала она. — Они могут захотеть убить нас всех!
— Возможно, — не стал спорить я с истеричкой.
— Вы должны уйти, — потребовала она. — Ваше присутствие здесь подвергает опасности всех нас!
— Я так не думаю.
— Уходите! — приказала Редька.
— Вы же не ожидаете, что они вот так возьмут и выйдут, — заметил мужчина. — Там, снаружи, Желтые Ножи.
— Возможно, они могли бы сбежать в другую сторону. Можно сделать подкоп под столбами, — предложил второй.
— Я не думаю, что на это есть время, — отмахнулся третий.
— К тому же, будет трудно быстро скрыть следы такого побега, — добавил первый.
— Верно, — согласился второй.
— Вы правы! — крикнула Редька. — Если их поймают, при побеге, или если обнаружат следы такого побега, то Желтые Ножи в любом случае поймут, что они были здесь.
— Это кажется логичным, — признали мужчины.
— У нас есть шанс! — заявила Редька.
Ваниямпи с интересом уставились на нее.
— Мы можем сделать только одно! Теперь я вижу это совершенно ясно!
— И что же это? — спросил мужчина.
— Схватить их! — дико закричала она, показывая на нас пальцем. — Хватайте их!
Но никто даже не пошевелился.
— Хватайте их! — верещала Редька. — Вы что, хотите умереть? Вы хотите, чтобы вас убили? Хватайте их!
— Зачем? — удивленно спросил один из мужчин.
— Я не хочу умирать! — кричала она. — Я не хочу быть убитой Желтыми Ножами!
Ваниямпи в растерянности смотрели друг на друга.
— Хватайте их, вяжите их! — истерично выкрикивала женщина.
— Почему? — опять спросил мужчина.
— Да потому, что мы можем передать их Желтым Ножам, Вы, дурачье! — визгливо попыталась они объяснить им. — Мы можем притвориться, что захватили их. Что мы только ждали Желтых Ножей, когда те прибудут к нам, чтобы мы могли передать их!
— Но Желтые Ножи могут убить их, — удивился мужчина.
— Да, но мы все будем спасены! Мы останемся в живых! Вы что, не понимаете? Это же — наш единственный шанс! — выкрикивала Редька.
— Мы не будем делать этого, — ответил ей мужчина.
— Морковь, Капуста — крикнула Редька. — Схватите их.
— Нет, — сказали оба.
— Я приказываю это! — взвизгнула Редька.
— Нет. Нет, — повторили Морковь с Капустой.
— Кто-то подходит! — предупредил мужчина от порога.
Хси с Кувигнакой встали по обе стороны от двери, сжимая в руках свои ножи, а я остался там, где стоял.
— Отставить! — крикнул я им на Кайила.
На пороге стоял Тыква, держа в руке украшенное перьями копье. Я узнал оружие. Это было одно из тех двух копий, которые Ваниямпи подобрали на поле боя между наемниками и дикарями, несколько недель назад. Очевидно, что, по крайней мере, одно копье было сохранено. Я был просто поражен. Я никак не ожидал увидеть его снова. Я даже не предполагал, что Ваниямпи могут прятать это у себя.
На наконечнике копья была кровь.
— А где Желтые Ножи? — удивилась Редьку.
— Я убил их, — меланхолично ответил Тыква.
— Ты убил их! — закричала она в ужасе.
— Да, — спокойно подтвердил он.
— Ты сошел с ума! — затряслась он.
— А где другое копье? — спросил Тыква у Моркови.
— Спрятал, около края кукурузного поля, — ответил Морковь.
— Я так и думал, — кивнул Тыква. — Утром принеси.
— Принесу, — пообещал Морковь, и раздетая брюнетка, дрожа от страха и возбуждения, крепче вцепилась в его руку.
— Но ведь на самом деле Ты не убил Желтых Ножей, не так ли? — с надеждой простонала Редька.
— Убил, — разбил ее последние надежды Тыква. — Я сделал это.
— Ты безумен! — закричала она, закрыв лицо руками. — Ты безумен!
Огромный мужчина спокойно, не говоря ни слова, рассматривал ее.
— Мы обречены, — простонала она. — Мы все обречены!
— Сними свою одежду, — вдруг приказал он.
Она пораженно, открыв рот, смотрела на него.
— Полностью, — уточнил он.
— Никогда! — взвизгнула он сорвавшимся голосом.
— Сейчас же, — спокойно сказал Тыква.
Тут я заметил, что остальные женщины Ваниямпи сбрасывали с себя одежду, за исключением тех двух, кто уже сделал это раньше. Редька в ужасе смотрела вокруг себя, не веря в происходящее. Потом ее глаза уперлись окровавленные наконечник копья. С трудом оторвав глаза от оружия, она столкнулась взглядом с Тыквой. Она задрожала. Она поняла, что неповиновения он не потерпит.
— Хорошо, — довольно кивнул Тыква, наблюдая, как серое платье упало на земляной пол.
Я увидел, что Редька, как я и догадался в нашу первую встречу, была, с какой стороны не посмотри, не была непривлекательной женщиной. А положа руку на сердце, надо признать, что она была довольно соблазнительна.
— Я — лидер! — сказала она, но уже совсем не уверенно.
— Повернись, медленно, теперь встань ко мне лицом, — спокойно командовал ей Тыква. — Хорошо.
Теперь я во всех подробностях увидел, что Редька, действительно была очень красивой женщиной.
Тем временем, мужчины Ваниямпи уже осматривали остальных женщин. Некоторые сами крутились перед ними, кого-то заставляли делать это силой, вращая руками для детального осмотра. В некоторых случаях сами мужчины обходили вокруг смирно стоящих женщин, и женщины знали, что являются предметом их интереса и оценки. Этот процесс очень порадовал мужчин. Я думаю, что многие из них, никогда прежде, не представляли, насколько нежны, красивы и насколько желанны их женщины.
— Тыква! — со слезами в глазах, позвала Редька.
— Я не овощ, — рыкнул он. — Я больше не Тыква.
— Я не понимаю, — отпрянула Редька.
— Я беру себе новое имя, — объявил он. — Я беру себе имя «Seibar». Теперь я — Сэйбар.
«Сэйбар», кстати, весьма распространенное на Горе мужское имя. Такой была фамилия, например, работорговца в Кайилиауке. Также, я знал двух человек в Аре с этим же именем.
— Тыква! — окликнула его Редька старой кличкой.
— Я — Сэйбар, — поправил он.
— Но это не имя Ваниямпи, — попыталась возразить она.
— Верно, — кивнул он.
— Это — дерзость. Это — неповиновение! Позволь мне надеть мою одежду, немедленно! — еще раз пыталась она покомандовать.
— Носить тебе одежду или нет, решать буду я. И я решу этот вопрос, тогда и так, когда и как мне понравится, — ошарашил ее мужчина.
— Я — лидер! — закричала она.
— На колени, — рявкнул он.
Одна за другой женщины Ваниямпи опускались на колени. Редька в страдании оглядывалась вокруг.
— Быстро, лидер, — прикрикнул Сэйбар на Редьку.
Редька встала на колени. Она неплохо выглядела у его ног.
— Я — лидер! — крикнула она.
— Нет, — огорчил он ее. — Ты — всего лишь женщина.
— Но мы же — все Одинаковые! — заплакала она.
— Нет. Ты — женщина. Я — мужчина. Мы все разные.
— Учение! — плакала она. — Вспомните Учение!
— Учение ложно, — отмахнулся он. — И конечно, Ты это знала. Ты просто по какой-то причине достаточно долго использовала его, чтобы ниспровергать, отрицать и прятать свой пол.
— Нет, — замотала она головой. — Нет!
— Но теперь, больше Ты больше не будешь предавать и скрывать свой пол. Впредь, Ты объективно и открыто, будешь, тем, кто Ты есть, женщиной, — объявил Сэйбар.
— Нет! — плакала женщина.
— Твоя ложь, твои отговорки, твое притворство закончились.
— Нет, — рыдала Редька.
— С этого момента, Ты признаешь свой пол и будешь верна ему. Впредь, без обмана, без оговорок, в твоих мыслях, и даже в твоих самых тайных мыслях, в твоем поведении, манерах и внешности Ты будешь выражать твою женственность честно и полностью.
— Нет, нет, — заливалась он слезами.
— Впредь, Ты будешь точно тем, кто Ты есть — женщиной.
— Пожалуйста, не надо.
— Я все сказал, — закончил Сэйбар.
— Пожалуйста. Пожалуйста, пожалуйста!
— Уже все сказано.
Она опустила голову, сотрясаясь от рыданий.
— Естественно, за нарушение этого приказа, последует справедливое наказание, — честно предупредил он.
— Я понимаю, — всхлипнула она.
— И я не думаю, что неповиновение будет трудно обнаружить, — добавил Сэйбар, усмехнувшись.
Она кивнула. Выражение, жест, даже тон голоса, или любое, казалось бы, неприметное движение, могло бы показать отступление от правил или неповиновение. Ей больше не разрешено подавлять ее женственность. Теперь она должна демонстрировать ее, бескомпромиссно и подлинно. Так было решено Сэйбаром.
— Кто Ты? — строго спросил Сэйбар.
— Я — женщина, — глотая слезы, запинаясь от рыданий, ответила Редька.
— О-о-ох, — послышался вздох кого-то из женщин Ваниямпи, тихий и взволнованный услышанным от Редьки признанием.
Сэйбар передал свое копье Моркови, и ремнем в руке, присел около Редьки.
— Что Вы делаете? — испугалась она.
Он привязал ремень к ее правой щиколотке, затем оставив приблизительно шесть дюймов слабины, завязал узел и на левой. Остаток ремня мужчина пропустил между ее ногами, скрестив ей запястья, принялся связать их спереди. Он решительно дернул концы, затягивая последний узел, и наконец, соизволил ответить:
— Связываю тебя.
Она незаметным движением, проверила тугие, плоские кожаные круги, стянувшие ее руки, и побледнела, почувствовав себя совершенно беспомощной.
— На ноги, женщина, — скомандовал Сэйбар, вытягивая рукой ее на ноги.
Она не могла стоять прямо, поскольку он оставил ее только около восемнадцати дюймов ремня между ее левой лодыжкой и связанными запястьями.
— Подойди ко всем мужчинам в этой комнате и сообщи им, кто Ты, — приказал Сэйбар.
Редька, полусогнувшись, короткими шагами, насколько это позволяли ей кожаные кандалы, посеменила к Моркови. Она посмотрела на него, глазами полными слез.
— Я — женщина, — сказала она.
— Да, — признал Морковь.
— Я — женщина, — сообщила Редька Капусте.
— Да, — кивнул Капуста.
Наконец Редька встала передо мной, и сквозь плач проговорила:
— Я — женщина.
— Это легко увидеть, — ответил я.
Сэйбар взял ее своей огромной рукой, и вывел на открытое место в середине барака.
Внезапно она вывернулась из его руки и обернулась почти падая.
— Я не женщина! — крикнула она, бесполезно дергаясь в тугих путах.
Сэйбар, неторопливо, начал накручивать на правую ладонь кожаные ремни, поудобнее располагая их в руке. Оставив свободно свисать двухфутовые концы этих пяти ремней со своего кулака, он приблизился к Редьке. Она в ужасе уставилась, на медленно раскачивающиеся перед ее глазами кожаные полосы. Она смотрела на них, почти как если бы было загипнотизирована.
— Я солгала, — пробормотала она. — Я — женщина. Я — действительно женщина!
— На колени, — услышала она короткую команду Сэйбара, и не теряя времени упала на пол.
— Ты были высокомерна и заносчива, — заявил он.
— Она изгоняла людей из нашего дома, — добавил какой-то мужчина.
— Она хотела, чтобы мы связали наших гостей и передали их Желтым Ножам, — напомнил второй.
— Она пыталась казаться мужчиной! — сказал третий.
— Она предала свой пол, — сказал еще кто-то.
— Нет, — прошептала Редька. — Нет!
— А еще Ты пытались ослабить, уменьшить и разрушить истинную мужественность, — подытожил Сэйбар.
— Нет, — закричала она. — Нет!
— Мужчины больше не хотят терпеть этого, — объявил Сэйбар. — С нас хватит.
— Я не собиралась никому повредить! — заплакала Редька.
— Мы поднимаемся, — крикнул мужчина.
— Да! Да! Да! — посыпались со всех сторон радостные мужские голоса.
Редька дико заозиралась. Потом снова остановил свой взгляд на ремнях в руке Сэйбара.
— Мы выбрали, Ты видишь, моя дорогая Редька, — сказал Сэйбар. — Мы решили подтвердить нашу естественную независимость. Эксперимент по извращению, неправде и болезни закончен. Мы теперь снова будем мужчинами.
— Сэйбар! — зарыдала она.
— Да! кричали все мужчины в бараке.
— Конечно, Ты боялась, что это могло бы однажды произойти, — усмехнулся он, глядя в ее искаженное ужасом лицо.
— Опусти голову к земле, — приказал он.
Она повиновалась. Она дрожала.
— Я — женщина, — закричала она. — Я — женщина! А-а-а-а!
— Да, и мы тобой остались не довольны, — сказал ей Сэйбар, замахиваясь для следующего удара.
Надо признать, что он хорошо выпорол ее. Уже через несколько мгновений она валялась на боку у его ног, связанная, рыдающая, исполосованная, наказываемая.
По знаку Сэйбара, Морковь и Капуста подняли ее на ноги. Они поддерживали ее, поскольку сама она удержаться на ногах была не в силах. Она смотрела на Сэйбара, сквозь свои растрепавшиеся волосы и слезы в ее глазах.
— Выкиньте ее отсюда, как она сделала это с другими, — велел Сэйбар.
— Нет, — вскрикнула женщина. — Нет!
— Не бойся. Тебя развяжут, как только вышвырнут за ворота. Тогда у тебя будут те же самые возможности для выживания, которое Ты предоставила другим изгнанным, — пообещал он ей с ухмылкой на лице.
— Сэйбар, пожалуйста, нет! — крикнула она, пытаясь свалиться на колени.
— Только тогда ворота закроются за тобой.
— Пожалуйста, нет! — она начала биться в истерике. — Позвольте мне встать на колени! — взмолилась она к Моркови и Капусте.
Они позволили ей упасть на колени, но лишь после знака Сэйбара.
— Я прошу проявить ко мне милосердие, — молила она.
— То же самое милосердие, которое Ты оказала другим? — поинтересовался Сэйбар.
— Нет, — зарыдала женщина, — истинное милосердие!
— Почему оно должно быть оказано тебе, если другим Ты в нем отказала?
— Мы откроем ворота, — предложил кто-то из мужчин.
— Любимая Мира, — закричал Редька, дико глядя на мою рабыню, — что я должна сделать?
Мира отпрянула, пораженная этим вопросом, обращенным именно к ней.
— Я — всего лишь рабыня, — развела она руками. — Вы — свободная женщина.
— Что я должна сделать? — испуганный повторила она.
— Вы имеете только один маленький шанс, — сообщила ей Мира.
— Скажи мне! — взмолилась Редька.
— У вас остался только один путь к спасению, который пока открыт, — сказала Мира, — но он унизительный и оскорбительный. Я даже не осмеливаюсь предложить это Вам.
— Говорите, пожалуйста, говорите!
— Умоляйте его, чтобы он сделал Вас своей рабыней, — сообщила Мира. — Тогда он может оказать вам милосердие, как полностью подчиненной женщине, своей собственности.
— Я не знаю, что мне делать, — плакала Редька.
— Если Вы — свободная женщина, гордо уйдите подальше в Прерии, чтобы погибнуть от голода и жажды, или от хищников. Если Вы — рабыня, молите, чтобы стать его рабыней, — обрисовала выбор рабыня.
— Я не знаю, что мне делать!
— Делайте то, что подсказывает ваше сердце, — предложила Мира.
— Попросите милосердия для меня, умоляйте за меня, походатайствуйте обо мне! — попросила Редька.
Мира подошла и встала на колени, склонив голову перед Сэйбаром.
— Пощадите нас, Господин, — попросила она. — Мы — всего лишь женщины, одна невольница и одна свободная. Мы знаем вашу силу. Мы знаем то, что Вы можете сделать. Мы не оспариваем ваше право. Мы просим о милосердии, хотя бы на какое-то время. Мы просим о доброте, хотя бы на мгновение.
— Ваша рабыня говорит красноречиво, — отметил Сэйбар.
— Она испытала силу мужчин, и уже знает, что они могут с ней сделать, — пожал я плечами.
Женщина в кожаных кандалах, внезапно зарыдала, и затряслась от неудержимых, подавляющих ее эмоций. Ее дрожь не поддавалась контролю. Очевидно, что-то происходило глубоко в ее душе.
— Да, — прошептала она самой себе. — Да!
Она низко опустила голову, и без всякой команды, нежно и покорно принялась целовать ноги Сэйбара.
— Посмотри на меня, — приказал Сэйбар.
Она подняла голову. Ее глаза были мокрыми от слез. Взгляд их был невероятно мягок и нежен. Я думаю, что никогда прежде не удостаивался Сэйбар такого взгляда, как этот.
— И, несомненно, Ты подписываешься под просьбой этой рабыни, — сказал Сэйбар, указывая на Миру.
— Да. Но с одним исключением, — сказала женщина в кожаных кандалах.
— О? — удивился Сэйбар.
— В одном она ошиблась, — сказала она.
— В чем же? — заинтересовался он.
— Она сказала, что на коленях перед Вами стоят две женщины, одна невольница и одна свободная. В этом она была ошибка. Перед вами на коленях стоят две рабыни.
Мира, со слезами на глазах, внезапно схватила связанную женщину, и поцеловала ее.
Я схватил Миру за волосы и отбросил ее в сторону, чтобы не мешалась.
— Да, я — рабыня! — объявила женщина в кожаных кандалах, глядя в глаза Сэйбара.
— Поберегись слов, тобой произнесенных, — предупредил Сэйбар.
Все верно. Такие слова, сами по себе, в соответствующем контексте, закрепляли порабощение. Намерения, как таковые, нематериальны, поскольку всегда можно было бы заявить, что человек не это имел в виду. Слов же, сказанных в соответствующем контексте, достаточно. Имеет ли она в виду это, или нет, но после их произнесения она немедленно становится, категорически и безвозвратно, полностью и по закону рабыней, вещью, с которой владельцы с этого момента наделены правом делать все, что им заблагорассудится. Такие слова, не должны произноситься походя. Они являются столь же многозначительными как ошейник, столь же символичными как клеймо.
— Слова, которые я произнесла сейчас, я произнесла осознанно, — признала она.
— Говори ясно, — велел он.
— Этим я объявляю себя рабыней, — заявила она. — Я — рабыня.
— Теперь, Ты — рабыня, даже в городах, — сообщил я ей. — Ты — собственность. Ты можешь быть возвращена владельцу как таковому в суде, действующем по нормам общего права. Это — нечто, что признано даже за пределами Прерий. В этом смысле, это имеет гораздо большую силу, чем быть рабыней Кайил или Желтых Ножей.
— Я знаю.
Сэйбар посмотрел на нее сверху вниз.
— Теперь, я — рабыня по закону, — признала она.
Он кивнул. Это было верно.
— Несколько мгновений назад, — заговорила она. — Я впервые признавалась сама себе, что я — рабыня. Это признание, я теперь обнародовала. В течение многих лет я знала, что была рабыней, но я отрицала это, и боролась с этим. Только что, внезапно, я поняла, что больше не хочу бороться с этим. Тот, кто борется сам с собой, тот неизбежно должен проиграть. Я поняла это, и сдалась своей тайной правде. То, что я сделала теперь, всего лишь доведение до сведения общества моей тайной правды. Мое заявление не более чем уточнение формальности.
— Но формальности теперь решены, — заметил Сэйбар.
— Да, — опустила она голову, — теперь это решено.
— Чья Ты рабыня? — поинтересовался он.
— Вы раздели меня, связали как рабыню, — сказала она. — Я уже почувствовала вашу плеть. Я ваша.
— Разве я надел на тебя ошейник? — сделал удивленное лицо Сэйбар.
— Нет, — признала она, не поднимая головы, — но я надеюсь, что Вы сделаете это.
— Я выказал интерес к владению тобой как рабыней? — уточнил он. — Я дал какой-либо повод полагать, что я мог бы принять тебя как рабыню?
— Нет, — она опустила голову еще ниже, — Вы не делали этого.
— Чьей рабыней Ты хотела бы быть? — строго спросил мужчина.
— Вашей, — ответила она.
— Говори, — приказал он.
Женщина подняла голову, и стараясь не встречаться глазами с Сэйбаром, объявила:
— Я — рабыня Сэйбара.
— Теперь, возможно я отдам тебя другому, — задумался он.
Она все так же избегая его глаз, проговорила:
— Теперь со мной может быть сделано все, что вам понравится.
— Ты что же, думаешь, я не понимаю, что Ты объявила себя моей рабыней в надежде, что таким образом сможешь избежать судьбы быть изгнанной в Прерии? — сердито спросил Сэйбар.
— Независимо от того, что, возможно, было моим побуждением, в любом случае факт остается фактом, теперь я — полностью ваша рабыня, и со мной может быть сделано все, что Вы пожелаете.
— У тебя был шанс гордо пойти в Прерии, с достоинством свободной женщины. Теперь, возможно, я сделаю так, что тебя выкинут туда с позором. С бесчестьем рабыни!
— Вы можете сделать со мной, все что заблагорассудится, — тихо повторила она.
— А не будет ли это забавно? — сердито спросил он.
— Да, это будет очень забавно, — признала она, глядя вверх полными слез глазами. — Если я должна быть изгнана, могу я попросить об одном одолжении?
— О каком же? — заинтересовался он.
— О вашем ошейнике. Наденьте его на мою шею. Завяжите вашим узлом, так, чтобы, если люди найдут меня, они могли бы сказать: «Вот посмотри на этот узел. Это — Сэйбара. Значит, эта женщина была его рабыней».
— Ты просишь мой ошейник? — спросил Сэйбар.
— Да, я прошу его.
Он взял один из ремней, которые он использовал только что для порки, и дважды обернув вокруг ее шеи, завязал его на горле.
— У тебя есть он.
— Спасибо, — прошептала она, и, подняв голову, попыталась коснуться его рук губами, но он не позволил ее губам дотронуться до себя, и маленькие руки коленопреклоненной женщины, лишь беспомощно задергались в путах.
— Это ведь было бы прикосновение, не правда ли? — иронично спросил он.
— Да, — признала она.
— Какая Ты шустрая! — рассердился Сэйбар. — Какая же Ты хитрая, коварная и бесстыдная самка слина!
— За что Вы так ненавидите меня?
— Ты думаешь, что я не вижу твоего притворства, твоего обмана? — закричал мужчина.
— Вы думаете, что все это — только потому, что я не хочу умирать? — заплакала она. — Вы думаете, что все это — только потому, что я не хочу быть выброшенной в Прерии?
— Да!
— Нет. Нет!
— Разве нет? — спросил он.
— Нет! — крикнула она сквозь слезы.
— Говори, — приказал Сэйбар со злостью в голосе. — Ты начинаешь меня утомлять.
— Но я — рабыня, — испуганно сказала она, и умоляюще посмотрела на меня, словно прося помощи.
— Это значит, что Ты, жалкая порабощенная девка, должна говорить правду, — объяснил я.
Она опустила голову и дернулась в своих путах.
— Я что, должен повторить приказ? — нетерпеливо поинтересовался Сэйбар.
Она подняла голову, и плача сказала:
— Я — рабыня, и я должна говорить правду. Простите меня. Я прошу Вас. Простите мне. Избейте меня, если Вы хотите.
— Да?
— Я хочу вашего прикосновения, — призналась она. — Я прошу этого!
— Бесстыдная рабыня, — проворчал он.
— Но ведь рабыня может, и должна быть таковой, — улыбнулась она.
Он молчал и пристально смотрел на стоящую перед ним женщину.
— Вот уже два года, как я хочу быть вашей рабыней, быть покорной вашим желаниям, принадлежать вам, и если Вы пожелаете, терпеть вашу плеть.
— Лживая рабыня, — раздраженно сказал Сэйбар.
— Я хочу повиноваться вам, — сказала она.
— Лживая рабыня!
— Я люблю Вас, — вдруг заявила она.
— Лгунья!
— Увы, как я могу убедить Вас?
— Ты не сможешь! — крикнул он.
— Как же я смогу это сделать, если Вы не разрешаете мне это?
— Положи свои руки на ее тело, — велел я Сэйбару.
— Я люблю Вас, — повторила она.
Я потрогал ее и сказал:
— Она говорит правду.
— Я люблю Вас, — всхлипнула она. — Поцелуйте меня, а потом выгоняйте меня, если хотите. Я пойду с радостью, если таково будет ваше желание.
И Сэйбар все-таки поцеловал ее. Я было улыбнулся, но вдруг он с гневным и разочарованным криком, ударил ее по лицу, так что она завалилась на бок на земляной пол.
— Вы действительно думаете, что она говорит правду? — спросил он меня.
— Да, — кивнул я. — и на твоем месте я бы испытал ее, посмотрел, как она будет служить. Ну а если она не оправдает доверия, то выгнать ее за ворота никогда не поздно.
Сэйбар пнул женщину, и грубо спросил:
— Как тебя зовут?
— У меня нет еще имени.
— Это — подходящий ответ, — усмехнулся я.
— Ответ рабыни? — спросил Сэйбар.
— Да, — кивнул я.
— Ты думаешь, что она — на самом деле рабыня? — еще сомневался Сэйбар.
— Да. Для меня это очевидно. Теперь весь вопрос в том, интересна ли она тебе.
Сэйбар посмотрел вниз, на лежащую на боку нагую женщину.
— Каково подходящее имя для рабыни?
— Тука, — предложил я. — Неплохое имя.
«Tuka» — весьма распространенное рабское имя на Горе. Оно простое, чувственное и сочное. Большинство гореанских рабовладельцев, вероятно, знало одну или более девушек с таким именем.
— Ты — Тука, — назвал ее Сэйбар.
— Я — Тука, — прошептала со счастливо улыбкой, названная рабыня.
— На колени, — скомандовал Сэйбар, и женщина, извиваясь в своих путах, поднялась на колени.
Она смотрела на него с любовью в глазах. Он тоже смотрел на нее, и в выражении его лица, как это ни странно, читалась невероятная нежность. Я видел, что ему стоит принять меры против слабости. Но я чувствовал уверенность, что он так и сделает. Уж кто-кто, а он слишком хорошо знал о проблемах и результатах, связанных с такой слабостью. И эти результаты, в конечном счете, оказываются трагичными для благосостояния обоих полов.
— Ну что, мне идти, открывать ворота? — спросил мужчина от двери.
— Нет, не надо, — отмахнулся Сэйбар. — Я решил оставить рабыню, по крайней мере, на какое-то время.
Мужчины и женщины в вигваме приветствовали это решение. Мира стремглав бросилась к Туке и поцеловала ее.
— Неплохо получилось, — похвалил я Сэйбара.
— Я — рабыня. Я — ваша рабыня, — заявила темноволосая девушка, опускаясь на колени перед Морковью.
— Я — рабыня. Я — ваша рабыня, — не отставая о подруги, признала блондинка, становясь на колени перед Капустой.
Одна за другой женщины Ваниямпи, робко и красиво, вставали на колени перед выбранными мужчинами, порабощая сами себя, и этим превращая мужчин в своих владельцев. Мне оставалось только надеяться, что они хорошо осознавали, что они делали, поскольку теперь они навсегда становились рабынями.
Мужчины и женщины, вскрикивая от удовольствия, со слезами в глазах от нахлынувших эмоций, целовались, трогали и любили друг друга.
— Мы можем забрать трупы Желтых Ножей, — предложил Кувигнака Сэйбару. — Мы разрубим их и разбросаем в степи. Так что никто не узнает, что они встретили свой конец здесь.
— Это было бы полезно для нас, — признал Сэйбар.
— Тогда, Вы сможете возвратиться к тому, чтобы быть Ваниямпи, если, конечно, Вы захотите этого, — добавил я.
Сэйбар осмотрелся вокруг, усмехнулся и заявил:
— Мы укрепим частокол, — объявил он. — Мы никогда больше не будем Ваниямпи.
— Всегда найдется время, чтобы побыть трусом, — заметил я.
— Мы уже узнали, что значит быть мужчинами, — ответил Сэйбар. — Мы никогда не отступим. Мы лучше умрем, но умрем мужчинами.
— Возможно, было бы разумнее, какое-то время, выражать ваше перерождение только в пределах вашего жилища. Может быть лучше, некоторое время, продолжать притворяться, что вы все еще Ваниямпи, — осторожно предложил я.
Сэйбар улыбнулся, и с интересом, выжидающе, посмотрел на меня.
— У меня есть план, — сообщил я.
— Я и не думал, что ваше посещение было одним только визитом вежливости, — усмехнулся он.
— Ты бы освободил свою рабыню от ремней, — предложил я. — Этой ночью Ты, так или иначе, не обрадуешься, если ее ноги будут связаны, так близко друг к дружке. А так, она может послужить нам, пока мы будем разговаривать.
— И Вы стали бы говорить перед рабынями? — удивился он.
— Конечно, — пожал я плечами. — Они же — всего лишь рабыни.
— Господа? — предложила Тука, стоя на коленях и держа поднос. Мы взяли жареные кукурузные пироги с подноса, который сразу опустел, за исключением для одного предмета, куска сушеного корня, приблизительно два дюйма длиной и половину шириной.
— Открой рот, — приказал Сэйбар Туке, что она сделала немедленно и без колебаний. — Это для тебя.
Она кивнула.
Он разломил корень в две части и затолкнул его в рот рабыне.
— Разжуй его хорошенько, и проглоти, каждую частичку.
Она кивнула, принялась жевать, морщась от горечи.
— Открой рот, — вновь приказал он, когда Тука прекратила жевать.
Она немедленно продемонстрировала, что корень сипа проглочен без остатка.
— Можешь убрать поднос, и затем возвращайся сюда, — велел Сэйбар.
— Да, Господин, — радостно сказала она.
Это Мира показала ей, как надо встав на колени и опустив голову, предложить поднос должным образом. Тука, я это видел, будет способной ученицей в неволе. Рабыни быстро учатся, ведь если они этого не делают, их жестоко наказывают.
— И те, являются частями моего плана, — закончил я излагать свои предложения.
— Это смело и просто, — признал Сэйбар.
— Суть твоей роли ясна? — уточнил я.
— Да.
— И, конечно Ты понимаешь, что опасность этого также велика? — спросил Кувигнака.
— Это верно, для всех нас, — заметил Сэйбар.
— Да, — согласился Кувигнака.
— Вы оказываете нам честь такой ответственностью.
— Могу тебя заверить, награда будет соразмерна риску, — пообещал Кувигнака.
— Мы снова стали мужчинами, — усмехнулся Сэйбар. — Это — достаточная награда для нас.
Рабыня вернулась к нам и встала на колени позади Сэйбара, постаравшись сесть как можно ближе к своему хозяину.
— Значит, Вы с нами? — уточнил я.
— Да, — ответил он, и мы крепко пожали друг другу руки.
— В таком случае, давайте снова повторим все детали, — предложил я. — Ошибки быть не должно, ни в коем случае.
— Отлично, — сказал он.
Пока мы разговаривали, рабыня, очевидно неспособная уже сдерживать себя, и не получающая отказа или наказующего удара, начала, сначала робко, а потом все смелее, целовать и ласкать Сэйбара. Вскоре она тяжело задышала от возбуждения, и начала прижиматься к нему. Наконец Сэйбар не выдержал, и, взяв ее на руки, положил спиной себе на ноги. Теперь ее тело изогнулось подобно луку. Ее голова упиралась в землю с одной стороны, а пятки с другой.
— Держи руки за головой, — приказал он.
— Да, Господин, — всхлипнула она.
Мужчина принялся гладить и ласкать ее, впрочем, не прерывая разговора. Вскоре она уже стонала, беспомощно извиваясь на его ногах, то сжимая, то разжимая кулаки. Почувствовав, что Тука больше не выдержит, Сэйбар, милостиво, подтянул ее к себе, и она прижала голову к его груди, обхватив руками шею. Она тряслась почти в шоке, а ее глаза были широко раскрыты и полны изумления. Кажется, рабыня была неспособна поверить с то, что те ощущения, которые затопили ее тело, могли существовать в природе.
— Я думаю, что план ясен, — решил я.
— Да, — кивнул Сэйбар.
— Мы должны отправляться в путь, — сказал я, и мои друзья поднялись на ноги.
— Ты можешь поцеловать ноги наших гостей, Тука, — намекнул Сэйбар.
— Да, Господин, — покорно отозвалась она.
— Не будь слишком добр с ней, — на всякий случай предупредил я.
— Не буду, — пообещал он.
Я улыбнулся, видя, что он сказал чистую правду.
— Тука, — окликнул рабыню Сэйбар, — принеси то, что раньше было твоим одеялом и положи его рядом с моим, у стены, где я сплю.
— Слушаюсь, Господин! — воскликнула она.
Я улыбнулся. Тука, по крайней мере, в течение этой ночи, не будет привязана за шею, во дворе.
Сэйбар и я снова пожали руки, подтверждая наш договор.
— Я исполнила, все, что Вы пожелали, — сообщила Тука, вернувшись, и упав на колени перед своим господином.
— Что-то я сегодня утомился, — вдруг заявил Сэйбар. — Я думаю, что стоит связать твои ноги.
— О, пожалуйста, не связывайте их, Господин! — вскрикнула Тука.
— Ну ладно, не буду, — усмехнулся он.
Мужчина жестом указал, что она должна подняться на ноги, а когда она это сделала, он подхватил ее на руки, и рабыня нетерпеливо вцепилась в его губы.
— Желаю тебе всего хорошего, — улыбнулся я.
— И Вам всего хорошего, — ответил он, на мгновенье, отрываясь от целующей его рабыни.
Тогда мы все, Хси, Кувигнака, Мира и я сам, покинули барак. Правда на пороге я на мгновение оглянулся, чтобы увидеть, как Сэйбар нежно укладывает свою Туку на одеяла, постеленное на земляное возвышение, около бревенчатоглиняной стены. Казались, они совершенно забыли об окружающих их мужчинах и женщинах, которым, впрочем, тоже было не до них. Они были поглощены друг другом. Они были господином и рабыней.