Глава 6

Шафбург. Его черепичные крыши показались за холмом уже к сумеркам. Совсем небольшой городишко, даже до Арзамаса не дотягивает. Никаких особых укреплений, ни стены, ни замка. Шафбург располагался на берегах протекающей через него речушки и имел очертания почти правильного круга. Приземистые окраины прирастали этажами тем больше, чем ближе к центру, и логично увенчивались самым высоким зданием с изящным шпилем.

— Церковь святого Рихарда, — пояснил Волдо, угадав направление моего взгляда. — На главной площади.

— А есть и второстепенная?

— Что?

— Площадь. Непохоже, чтобы в этой дыре их водилось больше одной.

— Нет, но... Просто, её так называют.

— Эти шафбургцы мне уже не нравятся. Ну, согласись, какой нормальный человек будет давать имя единственной площади города. Это же всё равно, что своему очку имя дать. Для чего? Чтобы со ртом не спутать? Они что, так и говорят, мол, я иду на главную площадь, там сегодня праздник, будут кого-то вешать? А другие, небось, уточняют: «На какую? Прости, не расслышали. На главную, ты сказал?». А тот такой: «Да-да, верно. На главную площадь. Ну, на ту самую, которая у нас одна единственная». Блядь, какой идиотизм.

— Да что вы прицепились к этой площади?

— Потому, что это тупо. А меня бесят тупые люди. Они пробуждают во мне желание убивать, спонтанно, хаотично и, как может показаться со стороны, немотивированно. Так что не удивляйся, если я ни с того ни с сего зарежу кого-нибудь на главной площади. Ладно, не ссы. Постараюсь делать это незаметно.

— У вас странные шутки.

— Ты привыкнешь. Думал, скажу, что это не шутки? Больше тупости я ненавижу только банальность.

Волдо недобро прищурился и заявил тоном, не допускающим возражений:

— Надеюсь, что вы не планируете ходить ночью по домам и добывать души. Тут не деревня в одну улицу, тут нас точно схватят и колесуют. На главной площади.

— С оркестром, надо полагать.

— Что?

— Забей. Постоялый двор найти сумеешь?

— Разумеется.

— Тогда бери поводья, устрой дяде Колу экскурсию.

Спустившись с окружающих Шафбург холмов, мы въехали в его окраины и двинулись по мощёной крупным булыжником улице меж мрачных домишек, словно сошедших с иллюстраций из книжки безумных германских сказочников. Красное солнце медленно катилось за горизонт и в крохотных оконцах за мутными стёклами то тут, то там зажигался свет. Редкие прохожие, напоминающие бродяг, брели по своим делам, понурив головы. Знакомая депрессивная картина, будто в какой-нибудь мордовской дыре, только антуражик иной, да дороги поприличнее.

— Давно хотел спросить... — нарушил Волдо давящую тишину, разбавляемую лишь цокотом копыт да скрипом телеги.

— Ну?

— Что у вас с глазами?

— Если коротко — они жёлтые и светятся.

— Да, — ощерился Волдо, — я замети. Но почему?

— Как рассказывал один знающий товарищ, дело в тапетуме. Он отражает свет. Так что ничего демонического. Прости, если разочаровал.

— Думаю, будет лучше...

— ...не зыркать ими почём зря. Да, я в курсе. Человек везде человек — пугливая ксенофобная тварь, в большинстве своём. Не имел в виду тебя лично.

— Хорошо. А что будем делать с Красавчиком?

— Посидит в телеге. Он нажрался на неделю, так что без труда прикинется ветошью. Лишь бы чужие лошади его не учуяли. Верно говорю? — пихнул я замаскированного под тюк питомца. — Эй. Заснул что ли?

Из-под дерюги раздалось нарочито возмущённое рычание.

— Не желаешь говорить?

— Он с этим свыкнется, — заверил Волдо. — Дайте ему время.

Постоялый двор представлял собой длинное трёхэтажное здание с двускатной черепичной крышей и носил звучное имя «Хромая гусыня». Нижний этаж почти целиком занимали стойла, а оставшуюся площадь — небольшой холл с полукруглой конструкцией, напоминающей барную стойку, и расположившийся за ней упитанный индивид весьма отталкивающей наружности. Кругломордый, румяный и прямо-таки пышущий здоровьем он явно диссонировал с царящими вокруг мрачностью и декадансом, что вызвало у меня чувство неприятного дежавю.

— Приветствую вас в лучшем заведении Шафбурга! — фальцетом пропел кругломордый и всплеснул пухлыми ручонками. — Желаете комнату?

— Да, — кивнул Волдо. — С двумя кроватями.

— Нет ничего проще! С вас четыре кроны, плюс ещё одну, если желаете определить на постой лошадь.

— Пять крон, — пихнул меня локтем Волдо, пока я разглядывал интерьер, украшенный искусно таксидермированной головой зверюги, похожей на слишком большую росомаху.

— А? Вот, отсчитай, и с телегой разберись, — передал я ему кошель с чужеземной валютой и обратился к хозяину заведения, указывая на трофей: — Сам добыл?

— Да, — не без гордости ответил тот, подбоченясь. — Не один, конечно. Но последняя пика была моя. Эх, молодость-молодость. Чудесная пора безумств и риска. Вы согласны?

— Даже не знаю. Я такой хернёй до сих пор маюсь.

— О! Охотник?

— Да. Когда не занят торговлей.

— Весьма необычно. И каков ваш лучший трофей?

— Так сразу и не определишь. Москва, пожалуй.

— Москва? — нахмурил хозяин заведения лоб, изображая сосредоточенное копание в недрах памяти. — Что за зверь?

— Не думаю, что тебе такой встречался. Жуткая тварь, мразота, каких поискать. Ну да что мы всё об охоте? Скажи-ка лучше, мил человек, где тут у вас кабачок отыскать. Кажется, «Весёлый звонарь».

— Есть такой. Как выйдите, налево, и дальше вдоль речки, а там уже и вывеску увидите, немного не доходя площади.

— Главной?

— Да-да, её самой. Но, должен предупредить, — опёрся хозяин о стойку и склонился вперёд, будто хотел поведать нечто сокровенное, — дурное это место. Сброду пришлого там, что крыс в канале. А в позднее время и того больше. Так что держите кинжал поближе, а кошель поглубже.

— Благодарю за предупреждение, приму к сведению. А ты пока племяшку моего засели и... держись подальше от телеги. Ничего особенного, просто, бзик у меня на это дело, не терплю, когда к моим вещам кто-то прикасается. Без обид.

— Да я... — развёл руками толстяк, состроив недоумённо-возмущённую гримасу, отчего второй подбородок дополнился третьим. — Даже в мыслях не было.

— Вот и славно. Скоро вернусь.

«Весёлый звонарь» возвестил о своём приближении задолго до того, как вывеска попала в моё поле видимости. Ор и гогот там стояли такие, что вопросы относительно названия сего гнезда порока отпали моментально. Я поправил капюшон и, открыв скрипучую дверь, шагнул в этот омут маргинального криминалитета.

Как на зло, свободных столов внутри не оказалось. Просканировав опытным взором нетрезвую толпу негодяев и подлецов, я вычленил из неё трёх особей в состоянии близком к коме и решил осчастливить их своей компанией:

— Вечер добрый, господа, — выдвинул я свободный стул и устало опустил на него пятую точку. — Уф. Наконец-то выдалась минутка покоя и домашнего уюта.

Двое из трёх коматозников, мобилизовав последние ресурсы своих организмов, повернули головы и честно попытались сфокусировать на мне взгляды стекленеющих глаз.

— Ты ещё кто нахер такой? — на удивление членораздельно выговорил тот, что сидел справа — гордый обладатель роскошных рыжих усищ.

— Да! — вторил ему тот, что оказался напротив меня, и стукнул по столу кулаком.

— Агх! — крякнул тот, что слева, потревоженный этим неожиданным действием, подпрыгнул и, не найдя поддержки вестибулярного аппарата, рухнул под стол, что, впрочем, абсолютно никого не смутило.

— Кол, — представился я, дружелюбно улыбнувшись. — Недавно в ваших краях. Вот надумал, пользуясь случаем, пропустить стопочку-другую в приятной компании. О! Вижу, у вас пусто. Не возражаете, если угощу?

Насупленные физиономии немного смягчились.

— Ну валяй, — одарил меня правый своим высочайшим дозволением.

— Вот и прекрасно! Эй, дружище! — повернулся я в сторону радушного хозяина рыгаловки, только что плюнувшего на кружку и теперь трущего её своим засаленным рукавом. — Да-да, милейший! Извольте подать нам бутылочку вашего лучшего...

— Шнапса! — помог один из моих новых товарищей.

— Точно! И закусить чего-нибудь! Ох, — повернулся я обратно, убедившись, что заказ принят, — новые места, новые люди, новые напитки. Разве не чудесно?

— А сам-то откуда будешь? — поинтересовался правый.

— Да отовсюду помаленьку. Колесим с племяшкой, торгуем всяким.

— Бродяга, значит?

— Кочевая жизнь тяжела, но крайне интересна. Вот, скажем, мог бы я познакомиться с такими замечательными людьми, сидя дома? Нет, конечно. И за это непременно стоит выпить! О, вы как нельзя вовремя, любезный!

— Крона и сорок геллеров, — выставил блюдоносец на стол бутыль с мутной жидкостью и три тарелки с каким-то хрючевом.

— Само-собой, — полез я за кошелём и... — М-м. Кажется, у нас небольшая заминка.

Безэмоциональная физиономия гражданина, принёсшего гастрономические изыски, без промедлений приобрела крайне недружелюбное выражение, как и физиономии двух моих лучших друзей.

— Ты чего, — кое-как поднялся со стула правый, заведя руку за спину, — дураков нашёл?

— Вот же сука, — последовал его примеру тот, что напротив.

— Господа, — посчитал я необходимым также поднять жопу, раз уж все вокруг стоят, — это всего лишь крошечное недоразумение. Я быстро его улажу.

— Тогда плати, — резонно парировал тот господин, что справа.

— Ну, может быть, не настолько быстро.

— Знаешь, что делают тут с такими умниками? — достал нож тот, что напротив.

— Им отрезают верхнюю губу, — любезно удовлетворил моё разыгравшееся любопытство усач. — И не будь я Дирк Рыжий, если сейчас этого не сделаю.

Чуя нарастающую атмосферу праздника, народ за соседними столами поспешил дистанцироваться от эпицентра веселья, дабы не превратиться из радостных зрителей в непосредственных участников представления.

— Должен заметить, господа, — поднял я вверх указательный палец левой руки, в то время как правой эффектно откинул полу плаща, — сегодня вечером я не планировал никого убивать. Просто, чтобы вы понимали всю абсурдность своих последних мгновений жизни. Одумайтесь.

Но мои взывания к здравому рассудку так и повисли в воздухе, не найдя адресата.

Дружище напротив, чьего имени я так и не успел узнать, дико заорал и перевернул стол. Очевидно, планировалось нанести мне страшный урон этим предметом меблировки, однако тот оказался слишком тяжёл и вместо смертоносного полёта в цель лишь отдавил ногу мирно спящему под ним забулдыге. Находящийся чуть ближе ко мне Дирк Рыжий, топорща усищи, махнул пару раз ножом, но, заметив, блеснувший стилет, благоразумно сделал шаг назад. А вот его менее внимательный товарищ ничего не заметил и ринулся через перевёрнутый стол в кавалерийскую атаку с тесаком наголо. Два быстрых укола стилетом парализовали его руку и снизили нагрузку на переполненный мочевой пузырь. Кавалерист не удержался в седле и скорчился, заливая пол желтовато-розовым.

Но щедрого на обещания публичной расправы Дирка это обстоятельство не вразумило. Он отвесил себе звонкую бодрящую оплеуху, и, устрашающе рыча, двинулся на меня:

— Ну, ублюдок, ты сам напросился.

— К вашим услугам, — отвесил я галантный поклон, как в книжке про мушкетёров, что было встречено одобрительными выкриками толпы, изголодавшейся, видимо, по утончённым манерам.

— Кишки выпущу.

— Так вперёд. Вот он я.

Дирк остановился в паре метров, отпихнул ногой опрокинутый стул и шумно высморкался, не отводя взгляда.

— Ага.

— Не многовато ли приготовлений? Ты меня зарезать хочешь или замуж позвать?

Незамысловатая шутка снова вызвала гогот, свист и улюлюкание. А здесь легко заработать популярность.

Дирк, наконец, собрался духом и предпринял осторожную попытку сближения. Тесак в его руке ходил из стороны в сторону, но отнюдь не из-за нервного тремора или перепития. Нет, этот парень знал, что делает, ему явно было не впервой сходиться нож на нож. Дуэль обещала быть занимательной.

— Давай уже!!! — подгоняла его толпа. — Что ты как девка?! Покажи ему!

Я стоял неподвижно, с картинно откинутой полой плаща и наполовину погружённым в ножны клинком стилета, памятуя о висящем на левом боку мече, если всё пойдёт совсем уж не по плану.

Испытывая нешуточное давление со стороны общественности, Дирк резко сократил дистанцию, сделал обманный выпад в сторону шеи и тут же попытался провести удар в живот, но получил лёгкий укол в предплечье и отступил. Правда, ненадолго. Следующая атака была агрессивнее. Что ни говори, а социум — страшно мотивирующая сила. Усач показал, что собирается атаковать мою правую руку, после чего резко присел и предпринял попытку меня оскопить. Шагом в сторону я избежал навязчивого сервиса и не преминул предложить собственные услуги по скоростному абортированию глазного яблока при помощи навершия стилета. Клиент не смог отказаться и, удовлетворённо вереща, пошёл прокладывать себе путь к выходу сквозь мебель и жаждущих продолжения зрителей.

— Не так быстро, — взял я торопыгу под локоток и слегка изменил конфигурацию его руки.

Тесак со звоном упал на каменный пол. Однако Дирк — не будь дурак — вытянул здоровой верхней конечностью засопожник и почти успел им махнуть, но клинок стилета весьма некстати пригвоздил плечо ловкача к столу.

— Сука!!!

— Верхнюю губу, говоришь? — подобрал я тесак и ухватил знатока местных обычаев за усищи.

— Хорош! — донеслось вдруг откуда-то из тёмного угла, и все зеваки, как по команде потеряв интерес к происходящему, расползлись по своим столам.

— Прошу прощения? — обратился я к нахалу.

— Отпусти его. Ты всё уже доказал. И нам с тобой есть, о чём потолковать.

— С кем имею удовольствие?

— Отпусти, — повторил наглец и щелчком пальцев подозвал трактирщика. — Организуй на двоих.

Тот кивнул и немедля сдристнул выполнять приказ.

Что ж, может и стоит с ним перетереть.

— А ты везучий, — улыбнулся я своему одноглазому другу и взмахом тесака укоротил его роскошные усищи.

Загрузка...