Ош. Жатва. Том 1

Глава 29

Холл выглядел всё таким же тёмным и заброшенным, как и сутки назад, когда мы его покинули. Признаться честно — это меня даже немного успокоило. Всегда легче принять пусть и неприглядную, зато знакомую и объяснимую реальность. По крайней мере, она не поднимала со дна муть переживаний о том злополучном вечере, когда то ли я трахнул, то ли меня трахнули. Сука... Всё-таки подняла.

— Ну хватит, давай без театральности, — сказал я так, будто баронесса стояла прямо передо мной и, похоже, не ошибся.

— Как фамильярно... — с нотками отвращения произнёс вездесущий голос, и кожу закололо электричеством. — Полагаете, мнимой ночи страсти достаточно для перехода на «ты»?

— Полагаю, нам пора уладить незаконченное дело, — ответил я, не желая развивать тему «ночи страсти», и вывел вперёд прячущуюся за мной Хельгу.

— О-о! — обрёл вдруг голос источник, и Арабель, блистая в свете невесть откуда материализовавшихся люстр и канделябров, появилась прямо перед нами посреди роскошного мраморного убранства. — Кто этот ангел?! — присела она и заключила чумазое испуганное личико в свои идеальные ладони.

— Её зовут Хельга. Годится?

— Кол... — с притворной укоризной глянула баронесса на меня. — Нельзя же быть настолько бесчеловечным. Мы ведь говорим о ребёнке. К тому же о таком милом, — расплылась коварная стерва в почти материнской улыбке.

Хотя, откуда мне знать, как эта хуйня в действительности выглядит.

— Так годится? — повторил я вопрос.

— Более чем, — сложила Арабель бровки домиком и очаровательно наморщила носик. — Нам нужно незамедлительно отмыть это личико. Да? И, конечно же, переодеться во что-то более подобающее такой прекрасной даме. Ну, пойдём. А мужчины пусть подождут здесь. Таинства преображения не для их глаз. Верно, ангел мой?

Идя вслед за баронессой, Хельга обернулась и посмотрела на меня полными ужаса глазами.

— Ей конец, — вынес своё ебучее экспертное заключение Волдо, когда стелящийся по полу подол Арабель скрылся из виду.

— Расстроен?

— Слегка. Хотя ещё вчера я рыдал бы, проклиная себя. Вы снова оказались правы Кол, от совести никакого проку, один вред.

Дьявол... Похоже, мне впервые довелось услышать это утверждение из чужих уст, если не считать — гори в аду — Валета. И, должен сказать, чувства смешанные. Будто кто-то посторонний выразил своё согласие после того, как ты покрыл хуями близкого тебе человека — вроде и обижаться не на что, но и ебло сломать хочется.

— Так и есть. Да...

— Кажется, вы расстроены больше моего. Что особенного в этой девчонке, почему вы хотели её заменить? Только не говорите, что мальчиков легче отправлять на смерть. Тут что-то личное. Я прав?

— Решил отыграться?

— Нет, — усмехнулся Волдо. — Ваш отрыв слишком велик. Но такое неравнодушие трудно не заметить? Так в чём дело?

— Эта девчонка напоминает мне кое-кого. Кое-кого небезразличного. Я думал, что те воспоминания навсегда потеряны, но то ли Ош, то ли проклятие... Что-то подняло их со дна. Не хочу вдаваться в подробности.

— Это она вас убила?

— Не понял, — проняло меня вдруг ознобом, и Волдо это заметил.

— Пуля... Вы сказали: «Так ты попала, сука». Мне кажется, о пуле так не говорят. Скорее, о том, кто её послал. М? Ещё одно очко к моему счёту?

А сопливым моралистом он нравился мне больше.

— Не твоё дело.

— Как скажете, — пожал Волдо плечами. — Я лишь хочу, чтобы мы лучше узнали друг друга, и лучше понимали. Каждому нужно иногда выговориться. А кто выслушает вас, если не я?

— Решил в мозги мне залезть?

— Ну, может, я тоже немножечко колдун. Хоть в гуляш и не превращу, конечно. Знаете, это довольно странно. Я имею в виду, что вам был кто-то небезразличен, кто-то из людей. Вы же их ненавидите. И тут вдруг худо-бедно дорогой человек, к тому же женщина. Кем она вам приходится, дочерью?

— Нет.

— Но и не женой. Думаю, между вами не было ничего плотского. Вы знали её с малолетства, потому Хельга и всколыхнула воспоминания. Ваша ученица? И, похоже, не в меру одарённая, раз уж превзошла своего мастера. Должно быть, обидно принять смерть от единственного дорогого человека. Может, была причина?

— А может ты захлопнешь, наконец, хлеборезку?

— Да бросьте, вы же не на суде, чтобы всё отрицать. Мы просто болтаем, коротая время. За что она снесла вам голову? Обычно людям становится легче после признаний. Попробуйте, вдруг и вам поможет.

— Я как-нибудь справлюсь без этого. Да и исповедник из тебя херовый.

— Неправда. Никто не поймёт грешника лучше, чем другой грешник. Ну же, не запирайтесь. Что это было? Вряд ли дело в насмешках и словесных оскорблениях. За такое если и убивают, то без отлагательств, на месте. А вы были захвачены врасплох, не ожидали атаки. Это была месть, верно? О да. А за что можно мстить близкому человеку? За предательство. Вы предали её, Кол? Использовали и бросили, как лишнюю вещь? Может, даже сами попытались убить, но безуспешно? Прошу, не надо смотреть на меня так, будто я всё насочинял. На самом деле ваша история не так уж глубока и таинственна, чтобы скрывать её детали.

— Ладно, я расскажу тебе о деталях.

— Правда?! — воскликнул мой дознаватель, сам не ожидавший такого успеха.

— Конечно, почему бы нет. Всё дело в том, что эта сучка меня дико бесила. Постоянно капала на мозги. То ныла, то умничала, то просто пиздела без умолку. В конце концов мне надоело. Я её скрутил, завязал подол на голове, намазал жопу мёдом и посадил в муравейник. Восемь часов там сидела, пока не распухла так, что даже языком ворочать не могла. Думал, помрёт. Бросил её в лесу. Ан нет, оклемалась, пизда доставучая. Такие дела. А у вас тут есть муравейники?

— Есть, — ответил Волдо без былого энтузиазма и ушёл в себя.

Отчего-то в этот раз баронесса не удосужилась поиграться со временем, и пришлось торчать в холле битый час, если не больше. В процессе выяснилось, что первозданное убранство опять вижу только я, и мы с Волдо развлекались описанием друг другу предметов интерьера с разных точек зрения. Особенно забавно получалось с развешанными повсюду картинами, над которыми, судя по всему, потрудилось не только время, но и магия, настолько сильно они отличались. Блестящий маслом холст с изображением юной розовощёкой девицы в безумной шляпе из моей реальности в реальности Волдо оказывался покрытым трещинами и паутиной портретом уродливой старухой под вуалью. Бравые рыцари верхом на вздыбленных конях становились дряхлыми старцами в креслах-качалках, а величественные замки и крепости, окружённые пышной зеленью, превращались в руины посреди выжженых лесов.

Наконец, баронесса соблаговолила оторваться от своих женских таинств и осчастливить нас визитом, от которого Волдо вздрогнул и поспешил скрыться в самом дальнем углу.

— Всё готово? — спросил я.

— Можем начинать, — ответила Арабель и кивком головы велела следовать за собой.

Хельга, чистая и наряженная в невесть откуда взявшееся идеально подходящее по размеру платьице, ждала нас в покоях баронессы и выглядела отнюдь не счастливой. Девчонка была едва ли не белее обрамляющих её лицо рюш и отличалась от мертвеца лишь морганием век, да и то неестественно редким.

— Разве не ангел? — улыбнулась Арабель.

— Давай закончим с этим поскорее.

— Конечно. Прошу, — указала мне баронесса на кресло, после чего подняла остолбеневшую девчонку и усадила напротив: — Вот так, прелесть моя. Ну что ты, не грусти. Мы управимся — и глазом моргнуть не успеешь. А потом будут конфеты и мармелад! Итак, — развела Арабель руки, будто для хлопка в ладоши, и сказала «начали».

Но хлопка я так и не услышал. Вместо этого в ушах оглушительно зашумело, а перед глазами возникла всепоглощающая ослепительная белизна. Кажется, я закричал, не уверен. Окруживший меня белый ад запульсировал чёрными прожилками, становящимися всё жирнее и многочисленнее. Они прорастали сквозь белизну, как трава сквозь залежалый труп, дрожали и складывались в смутно угадываемые изображения — чьи-то незнакомые лица, пейзажи, интерьеры, предметы, а потом в шуме появились более конкретные звуки, навроде голосов, и даже запахи. Я готов поклясться, что среди прочего почуял яблоко в карамели. Никогда такого не пробовал, но абсолютно уверен — это оно. И вкус... Кисловато-сладкий с вкраплениями пряностей. Невероятно яркий, как вспышка, как... Счастье.

— Вот и всё, — неожиданно сменилась какофония бархатным голосом баронессы.

Испещрённая чёрными жилами белизна вмиг исчезла, уступив место реальности, от которой я невольно поёжился. Передо мной в кресле сидела Хельга. Но, если бы не едва заметное движение грудной клетки, я мог бы поклясться, что это фарфоровая кукла, настолько она была бледна и безжизненна. Даже веки теперь не шевелились, а расширившиеся зрачки почти вытеснили радужку.

— Что произошло? Кажется, я видел...

— Детские воспоминания?

— Да.

— Всё верно. Ваши души теперь связаны, — констатировала Арабель так обыденно, будто диагностировала триппер.

— Связаны? В смысле?

— В прямом. Теперь эта маленькая леди — ваш фильтр.

— Фильтр?

— Не замечала раньше за вами такую странную манеру ведения диалога. Толька не спрашивайте: «Диалога?», — баронесса коснулась пальцем моего носа и весело рассмеялась. — Вам же известно значение слова «фильтр»?

— Да, но...

— Значит, вы понимаете, как это работает.

— ...мы договаривались, что проклятие будет снято.

— Правда? Не припоминаю такого. В любом случае, проклятие может снять лишь тот, кто его наложил, и никак иначе. А сделавшая это ведьма мертва, так что... — пожала Арабель плечиками. — Мой вариант решения проблемы единственно верный.

— И что теперь? Я смогу поглощать души, как раньше, не опасаясь за свою кукуху?

— Ваша... — провела Арабель ладошкой по моей небритой щеке, — кукуха в полной безопасности.

— Вся сила душ мне, всё безумие ей?

— Схватываете на лету.

— Даже неочищенных?

— Угу.

— И надолго её хватит? — кивнул я на смотрящую в одну точку девчонку.

— Её душа чиста, как страницы едва начатой книги. Но, всё-таки, эти страницы не бесконечны.

— Хотя бы примерно.

— Сложно сказать. Всё зависит от силы душ и от степени их очистки. Думаю, десяток крупных поглощений она переживёт при бережном отношении. Возможно, сумеет отфильтровать даже великую, невысокого ранга.

— А потом?

— Потом она умрёт в страшных ни с чем не сравнимых муках.

— И как мне узнать, когда менять фильтр?

— О, это вы поймёте, гарантирую.

— По факту прогрессирующей шизофрении?

— Нет, сигнал будет гораздо яснее.

— Ладно... — встал я и оправился, одновременно пытаясь распознать изменения в своём ментальном здоровье, но тщетно, никаких ощутимых перемен не наблюдалось. — В таком случае можем попрощаться.

— Разумеется. Но перед вашим отъездом я хотела бы попросить вас о небольшой услуге.

— Услуге? Я полагал, что для вас, как для большого учёного, сам процесс работы со столь редким проклятием — величайшая награда.

— Безусловно, — растянулись губы баронессы в не сулящей ничего хорошего улыбке. — Но небольшая ответная услуга станет приятным дополнением.

— И в чём же она заключается?

— Сущий пустяк. Нужно убить Бертольда Длинноногого.

— Конечно... Что же ещё. Почему никто не просит меня попозировать для портрета, поделиться сюжетом для героической баллады, или, на худой конец, взять в жёны? Всем нужно лишь одно. А я ведь могу не только убивать. Я очень разноплановая личность, чей потенциал самым драматичным образом не раскрыт и на сотую долю. Это чертовски обидно. Эх... Ну ладно, довольно лирики. Что за Длинноногий? Погоняло, вроде, знакомое, но не могу вспомнить. Кто он, где искать?

— В столице. В большом замке на холме, мимо не пройдёте. Бертольд — герцог Швацвальда.