Ош. Жатва. Том 1

Глава 33

Тилль оказался славным малым. Мы проболтали до полуночи, прежде чем он впал в алкогольное беспамятство. Из этой душевной беседы я узнал, что стража на въезде в замок не слишком-то усердствует с досмотром телег под управлением примелькавшегося возницы, а пройдоха Руйбе там определённо успел примелькаться. Несмотря на уже упомянутый роман с поварихой, шалун Руйбе имел не только её, но и сформировавшуюся ячейку общества в составе потерявшей товарный вид жены и троих малолетних детишек. Люблю семейных, они сговорчивые. Единственное, о чём Тилль не поведал — где сей замечательный работящий семьянин проживает. Он постоянно увиливал от ответа на этот вопрос, а потом, когда, казалось, уже созрел, упал с табурета и обоссался. Выпытать что-то у человека в таком состоянии я не стал, подобное негуманно, по отношению к себе в первую очередь. Утром я проснулся с петухами и, радуясь природной устойчивостью к похмелью, жизнеутверждающе поприветствовал своих менее стойких собутыльников:

— Подъём! Рутезон взошёл, а вы ещё не опохмелились! Не будем нарушать славные деревенские традиции! Сегодня вы нужны мне бодрыми и продуктивными! Волдо, утри слюни, Тиль, смени портки. Освежитесь и накрывайте на стол, я голоден.

За завтраком разговор шёл не в пример туже вчерашнего. Почти трезвый Тилль был куда менее общителен и гораздо более хмур, нежели тот раскрепощённый и удалой душа компании, каким я его запомнил. Было невооружённым взглядом видно, что свергнутого овощного барона тяготят гнетущие мысли.

— В чём дело? — спросил я, наконец, отложив ложку. — Мне казалось, прошедшая ночь нас сблизила. Но сейчас ты так холоден и отстранён. Куда девалось твоё красноречие? Жалеешь о случившимся?

Волдо, закимаривший часа за два до отключки Тилля, с трудом проглотил баланду и наградил нас обоих удивлённым взглядом.

— Да не, — помешал Тилль ложкой клейкую белёсую массу в своей плошке. — Просто…

— Что? Ну давай, говори, как есть.

— Да что тут говорить? Глупостей я наплёл.

— Вот значит как? Глупостей?

— Не надо было мне этого говорить. Не хочу я такого. Самогон в голову ударил, вот и понесло.

— Ну ясно, — отодвинул я тарелку и цокнул языком. — Храбрость перешла в эфирное состояние и улетучилась вместе с парами спирта. А ведь я тебе поверил. Подумал, что ты настоящий мужик, человек слова. Но всё, как всегда. Знаешь, сколько я таких повидал, которые ночью баллады о себе слагают, а на утро мямлят что-то невразумительное? Много, очень много, дружище.

— Делай, что хочешь, — насупился Тилль, — а душегубом я по твоей прихоти не стану.

— Правда? И с чего ты так решил?

— Я лучше сдохну, чем… О нет! Нет-нет-нет!!! Перестань!!!

— Что такое, дружище? Глазки слезятся?

Ясны очи Тилля вдруг ни с того ни с сего закровоточили, да так обильно, что клейкая белёсая масса в плошке стала краснее наваристого борща.

— Не надо!!! Нет!!!

— А ты полагал, что в отместку за такое кидалово я безболезненно прерву твои прижизненные страдания и отправлю прямиком в объятия Амиранты, аккурат промеж её огромных горячих сисек? Откуда у тебя такие утопические идеи в голове? Нет, родной мой, я не просто сохраню твою жалкую жизнь, но и лишу тебя возможности с ней расстаться. Ты станешь моим предметом меблировки. Пуфиком, к примеру! А, Волдо, как считаешь, удобно будет класть на него ноги, сидя у камина после долгого трудового дня? Ты чего, мразь, — схватил я Тилля за пляшущий подбородок, — решил, что у тебя есть выбор?! Ты решил, что можешь рулить своей судьбой?! Решил, что можешь мне перечить, гнида?! Давай-ка расставим точки над «И». Как только я перешагнул твой порог, ты стал моей собственностью, моей сучкой. Слышишь? Я тебя выебу ментально и физически, если потребуется. Я превращу твоё существование в нескончаемое желание подохнуть. Да ещё и кайфану с этого. Эй! Смотри на меня! Тилль, дружище, ты сейчас стоишь на грани, на очень тонкой и очень опасной грани, отделяющей счастливую сытую жизнь от бездны тьмы и отчаяния. Если ты шагнёшь за неё, возврата не будет, надежды не будет, не останется ничего, кроме безумия, порождённого безысходностью. Не закрывай глаза, Тилль, смотри на меня! Сейчас ты стоишь перед выбором, определяющим не твоё будущие, а целиком твоё бытие, ибо боль и скорбь, которые я тебе дам, затмят всё, что было у тебя прежде. Ты забудешь прошлое, забудешь мечты и желания, забудешь себя, и будешь помнить только лишь о стремлении к смерти, сладкой и манящий, как влажное лоно Амиранты. А теперь скажи, каково твоё окончательное решение.

— Я согласен! — просипел Тилль.

— С чем?

— Со всем!

— Вот это другой разговор! Как знал, что не ошибся в тебе! Временная слабость — от такого никто не застрахован. Но умение принять верное решение в критический момент — подобное под силу только сильным сформировавшимся личностям! Я горжусь тобой, дружище! Так веди же нас к этому подлому засранцу, что отнял у тебя хлеб с маслом!

Подлый засранец жил неподалёку, в одном из домов на полях. Но, в отличье от бедолаги Тилля, на полях Руйбе работало с дюжину батраков.

— Может, дождёмся вечера? — без особой надежды в голосе поинтересовался Волдо и тут же сокрушённо вздохнул, видя снисходительную жалость на моём одухотворённом лице.

— Эй, парни! — крикнул я, воздев руку к небесам. — У Святой Инквизиции к вам есть несколько вопросов. Соберитесь-ка в кучку. Да, вот так, огромная благодарность. Понимаю, вы удивлены, но церковь переживает о состоянии вашего здоровья. Как у вас дела с холестерином? Бляшки не беспокоят? — после этого вопроса всё сборище, как по команде, рухнуло наземь. — О нет… Мы опоздали, это тромбоз. Волдо, душу. Премного благодарен. Уф… Невыносимо тяжело терять мужчин в расцвете сил из-за нездорового питания и злоупотребления алкоголем. Да, Тилль?

— Безусловно, — вымолвил тот, покрывшись испариной.

— Надо известить хозяина о произошедшей трагедии. А вот и он!

Руйбе, немедленно опознанный Тиллем, бежал со стороны дома, проявляя трогательное беспокойство о судьбе своих рабочих.

— Пресвятая Амиранта! — остановился он, наконец, посреди мёртвых любителей нездорового образа жизни. — Что произошло?!

— А ты кто? — решил я перепроверить показания Тилля.

— Я хозяин этих полей, Гюнтер Руйбе. А кто вы такие?

— Рад познакомиться, — приобнял я хозяина полей, подойдя. — Наслышан-наслышан.

Только сейчас Гюнтер признал в одном из визитёров Тилля, и забеспокоился пуще прежнего:

— Что он здесь делает?! Что вам нужно?!

— Вижу, у тебя много вопросов. Оно и немудрено. Обещаю ответить на все, но сначала давай пройдём в дом. Негоже обсуждать серьёзные темы посреди… — обвёл я жестом россыпь мёртвых тел. — Кстати, Волдо, собери души.

В доме нас ждал джекпот — баба и трое ребятишек, как цыплята, жмущиеся к её юбке.

— Пожалуйста, не трогайте их, — прошептал Руйбе. — Я сделаю всё, что скажите.

— Именно это я и хотел услышать, дружище, — потрепал я его по плечу.

— Вам нужно в замок? — проявил мой новый знакомый нешуточную смекалку.

— Неужели это так очевидно?

— Вы назвали своего спутника «Волдо», и я вспомнил — так зовут подельника Шафбургского мясника, убийцы маркиза фон Ройтера. Вряд ли такие люди интересуются мною исключительно из-за обид Тилля.

— А ты неглуп. Это сэкономит нам время. Так что, сможешь доставить нас за стену?

— Смогу.

— А твои домочадцы не побегут бить тревогу, как только мы выйдем?

— Ни в коем случае.

— Это хорошо, потому что иначе нам придётся вернуться, и тогда этой умильной семейной идиллии конец, сколь ни прискорбно. Как зовут твою жену?

— Маргарет.

— Маргарет, — обратился я к насмерть перепуганной женщине лет сорока, прижимающей к себе детей трясущимися руками, — у вас хватит мозгов сидеть тихо и ни с кем не общаться, пока не уляжется кипишь в замке?

— Д… Да, — кивнула она спазматически.

— Господи… Должно быть, ваши дети — просто гении, при таких-то сообразительных родителях. Давайте же сделаем всё от нас зависящее, чтобы они выросли и дали блестящее потомство.

— Мы сделаем так, как вы прикажите, — заверил Руйбе. — Но у меня есть одно условие.

— Правда? — взял я Маргарет за руку. — Какие красивые пальцы…

— Нет-нет-нет! — поспешил Руйбе внести уточнение. — Моё условие очень простое и не требующие от вас практически ничего — Тилль должен умереть.

— Этот? — глянул я на бедолагу, и у того немедля начались предсмертные конвульсии. — О… Похоже, его время вышло. Что-то ещё?

— Нет, — помотал головой побелевший Руйбе, явно не ожидавший столь скорых последствий своих желаний.

— Так, значит, мы достигли взаимопонимания, и сделка заключена?

— Без сомнения.

— Волдо, ты слышишь то же, что и я?

Пацан, не вполне понимая, чего от него хотят, только приподнял руки и пожал плечами.

— Вот именно, — продолжил я. — Сам в ахуе. Знаешь, подобные люди встречаются настолько редко, что их впору приписать к отдельному подвиду Хомо Практика. Работать с такими — одно удовольствие. А всё потому, что практицизм идёт рука об руку с высоченным интеллектом. Ни один среднестатистический дурак не проанализирует ситуацию так быстро и не выстроит логическую цепочку событий так точно, как прожжённый практик. Эти ребята в рот ебали мораль и совесть. Единственное, что ими движет — собственное благополучие, без каких бы то ни было оговорок. Тёмный убогий моралист может возразить, что подобный подвид человека не создаст жизнеспособное общество, и будет драматически неправ. Только такой подвид и способен создать процветающую утопию, ибо только он стремится не к эфемерному идиотическому всеобщему благу, а к вполне достижимому счастью отдельной ячейки общества. В конечном итоге именно это стремление и превратит человечество в процветающий вид, избавленный от критических рисков и глобальных угроз. Ведь ни один практик не отдаст приказ на пуск межконтинентальных ядерных ракет, или на иное массовое уничтожение себе подобных, ибо этим он множит риски для своей семьи. А среди практиков нет восторженных имбецилов.

— Я понял, — кивнул Волдо, внимательно выслушав мой монолог. — Так что, утром лезем в телегу с овощами?

— Да, бездушный ты кусок практицизма.