Садясь под дерево, я вдруг перестал чувствовать ноги и крепко приложился всё ещё не потерявшей чувствительность жопой о корни. Но резкая поначалу боль отступила уже через секунду. Попытка подняться привела к тому, что призванные на помощь руки подломились в локтях, и я уткнулся рожей в землю. Волдо суетился рядом, не понимая, что происходит и как с этим бороться:
— Что с вами?! Кол, что случилось?! Вы меня слышите?!
Я попытался ответить, но лишь пустил слюну по подбородку.
— Вот же срань! Это яд! Проклятое яблоко! О нет... — отвёл он от меня полный отчаяния взгляд и обратил его на дорогу. — Они возвращаются. Они возвращаются, Кол! Что мне делать?!
Я с трудом указал глазами на торчащий из седельной сумки меч и только потом сообразил, что моя подсказка может быть неверно истолкована. Но пацан не подвёл и, вместо того чтобы вскочить в седло и пустить лошадь галопом, взял в руки оружие. Меч дрожал и плясал как эпилептик, однако же смотрел в нужную сторону.
Святая троица отложила планы переселения и вознамерилась продолжить совсем недавно прерванное общение с нами. Они шли так же неспешно, как и до этого, совершенно не опасаясь, что собеседники покинут уютную полянку. Молодёжь перевесила узлы за спину и, произведя быстрые манипуляции со своими палками, превратила их в некое подобие копья с торчащим из деревяшки небольшим клинком вместо наконечника. Дело — дрянь.
— Пресвятая Амиранта, у них оружие! И оно длиннее моего! Кол, очнитесь!!! — беспардонно отвесил мне пинка Волдо, но никакого терапевтического эффекта это, к сожалению, не возымело. — О нет... Они убьют нас. Мы умрём. Умрём...
Пацан переминался с ноги на ногу, но продолжал стоять с мечом наизготовку.
— Брось это, сынок, — заговорил, подошедший в сопровождении своих подручных главарь шайки. — Мы не причиним тебе вреда. Нам нужны только ваши пожитки. И он.
Вероятно, имелся в виду я. Паралич к этому моменту уже овладел мною целиком, так что даже голова не слушалась, а перед глазами были только ноги коварных лиходеев.
— Ну же, — продолжил старик. — Я знаю, что он тебе не отец. Отдай его нам и можешь уходить.
Три пары ног сделали шаг вперёд, но тут же поспешно отступили.
— Прочь! — проорал Волдо, срываясь на фальцет. — Можете забрать лошадей, всё, что на них есть, и убирайтесь!
— Так не пойдёт.
Ноги начали расходиться — пара влево, пара вправо. Окружают. Пизда мальчонке. Красавчик — жопа с зубами — где ты, когда так нужен?
И — о чудо! — не успел я закончить мысль, как безрадостная картина перед глазами радикально преобразилась. Пара ног, обходящая нашего героического стража с левого фланга, вдруг резко дёрнулась, перешла в горизонтальное положение и засучила по земле. Тревожная тишина сменилась душераздирающими воплями. К двум оставшимся мельтешащим парам присоединились ещё две — работающие в связке. Клочья травы и комья земли полетели мне в рожу, смешиваясь с кровью и драным тряпьём. Чья-то изорванная рука упала прямо у меня перед носом и тут же исчезла, утянутая вместе с телом. Правый глаз залило брызгами, и мир сделался очаровательно розовым. Что-то закрыло обзор и затряслось из стороны в сторону, оглашая поляну задушенным воплем, быстро сходящем на нет, после чего отлетело прочь, а мне открылся чудесный вид. Две пары мускулистых блестящих от влаги лап подошли к лежащему на спине телу. Это была девушка. Её залитое кровью лицо всё ещё разевало рот в попытке схватить хоть немного воздуха. Лапы остановились, и тёмное, истекающее слизью пятно по ту их сторону опустилось к груди жертвы. Тело тряхнуло, ещё раз, и ещё... Глаза были открыты. Они смотрели вверх, периодически моргая, а рот продолжал судорожно хватать воздух. Должно быть она пребывала в глубоком шоке, потому что даже не пыталась кричать пока Красавчик жрал её грудь. Нежная юная жировая ткань — м-м... Что может вкуснее. Четвероногий пройдоха всегда был большим любителем женских прелестей, но те крайне редко разнообразили его меню, состоящее в основном из жёстких пресных мужиков. Посмаковав самую мякотку, он перевернул уже не подающее признаков жизни тело и приступил к задней поверхности бёдер.
Признаться, видя такое, я думал, что Волдо снова оцепенел от ужаса и стоит сейчас где-то столбом. Но нет, его сапоги тоже скоро появились в ограниченном поле моего зрения. Пацан убедился в бездыханности остальных двух особей, педантично потыкав в их тушки мечом, и присел возле одной:
— У него должно быть противоядие. Надеюсь, уцелело.
Для чего?! — хотел я вопросить, но только пополнил лужицу слюней под онемевшим лицом. — Неужто местные отравители носят склянку антидота на случай, если совесть заест? Хорошо бы. А то эта хуйня уже становится скверной традицией. Если не окочурюсь, надо будет пересмотреть свои критерии доверия.
— Да! Есть! — воскликнул Волдо так радостно, будто впервые нашёл клитор. — Так... — откупорил он склянку и шумно втянул ноздрями пары. — Нет, это, похоже, отрава. Значит, противоядие в другом, наверное...
Наверное?! Проглот Красавчик, мог бы и подождать со жратвой, было бы на ком испытать. Впрочем, учитывая, что у меня уже стало мутнеть зрение, я готов был бахнуть из любой бутылки до дна. Хотя моим мнением на сей счёт никто и не интересовался.
— Кол, — перевернул меня Волдо на спину и уложил безвольную голову затылком себе на колени, — нужно выпить это. Надеюсь, вы ещё не разучились глотать.
Как унизительно...
Сомнительная жидкость из бутылька потекла мне в рот. Прямо на язык, чтоб тебя! Ну и горькая же дрянь! Если б я мог морщиться, то у меня кожа на лбу лопнула бы нахер!
— Вот так, вот так, глотайте, — взялся Волдо массировать мне горло, а потом и вовсе зажал нос.
Сперва мне показалось, что я задохнусь. Но, видимо, какая-то часть чудодейственного зелья попала-таки в нужные места организма, и мышцы худо-бедно начали работать.
— Да. Отлично. Оно действует! Кол, вы чувствуете? — больно ущипнул меня сучий потрах за щёку. — Моргните, если чувствуете.
Я заморгал, чем вызвал искреннюю радость своего врачевателя. Кажется, у него даже слёзы накатили.
— Хвала Амиранте. Я уж думал, вы не выкарабкаетесь.
— Ешли есё хоц лаз васьму жлатву у плохозево, ебас мне по ложе наотмашь.
— С радостью, — расплылся Волдо в улыбке, и слёзы полились по конопатым щекам.
Антидот действовал быстро, и контроль над собственным телом вскоре восстановился полностью. Вежливо отказавшись от предложенной Волдо души, я встал на ноги и подошёл ко всё ещё смакующему девичье тело Красавчику:
— Молодец, — потрепал я его по загривку. — Доволен представлением?
Гурман вынул морду из промежности дамы и уставился на меня с якобы удивлённым выражением.
— О чём это я, да? Давай проявим чуточку взаимоуважения и не будем держать друг друга за идиотов. Ты наблюдал за этим пиздецом с самого его начала, но вмешался только под конец. Хотел, чтобы у меня очко поиграло? Поздравляю, цель достигнута. Это за сутки в телеге?
Красавчик смухортил и без того морщинистый ебальник, задрав правую бровь и тем самым сигнализируя: «Что ты — ёб твою мать — несёшь?».
— Этот чёрт замызганный, — указал я на частично разукомплектованный труп «дедушки», — минут пять кошмарил нашего дорогого Волдо. А ты это позволил, в отместку мне. Эй! — ухватил я отвернувшуюся было морду за висячие щёки и развернул к себе, ощущая совсем не иллюзорную угрозу, идущую от верного четвероногого товарища. — Ты что... Ревнуешь?
Верхняя губа Красавчика закатилась к мочке носа, и я предпочёл оставить фамильярности:
— Ладно. Хочу, чтобы ты понял, этот парень, — кивнул я в сторону хлопочущего возле лошадей Волдо, — нужен нам. Очень нужен. Ясно? Тебе ясно?
Морда Красавчика приобрела менее враждебное выражение, и я чётко услышал вышедшее из зубастой пасти «Да».
— Безмерно рад. И знай, несмотря на твои загоны, я благодарен, что ты не дал ему подохнуть.
Обшмонав свежеиспечённых доноров материальных ценностей и забрав то немногое, что у них при себе было, мы водрузили задницы в сёдла и продолжили прерванный путь. Волдо ехал чуть впереди и, судя по характерному наклону головы, был явно чем-то обеспокоен.
— Что на сей раз терзает тебя, мой юный подельник? — решил я проявить участие.
— Я не нравлюсь ему, да? — чуть обернулся пацан.
— Боженьке?
— Красавчику.
— Ну... Не попробует — не узнает.
— Шутка?
— Точно. Ты делаешь успехи. А если серьёзно, не заморачивайся на его счёт. Красавчик мнителен, ему не по нраву чужаки. То есть никто, кроме меня. Но он верен и хорошо знает границы дозволенного.
— Как вы с ним сошлись?
— Это было давно. В одном городе-призраке, где всё живое и неживое стремится тебя угробить. Он тоже хотел, я уверен, но был слишком мал для этого.
— Вы его вырастили?
— Сиськой не кормил, если ты об этом. А так да, пригрел сиротинушку.
— Много в вашем мире таких как он?
— Думаю, сейчас уже ни одного. Красавчик не вид и не порода. Он мутант, причуда спятившей природы. Кто там у него в роду был — точно не знаю. Но, похоже, не обошлось без собаки и человека, а может и ещё кто подмешался.
— Значит, у вас тоже есть магия?
— С чего ты взял?
— А как ещё может смешаться собака с человеком?
— О, дорогой мой, в тех краях случаются и более экзотические союзы. Сома себе представляешь? Это такая здоровенная рыба без чешуи. Так вот знавал я одного затейника, который страсть как любил с этими сомами романтическим отношениям придаться. А уж расписывал — милее девы юной. Послушаешь — самому захочется. А ты говоришь, с собакой не могут.
Волдо обернулся и состроил кислую мину:
— Ваш мир странный.
— Ты себе даже не представляешь насколько.
— Расскажите о нём.
— Ну, с чего бы начать... У нас есть огнестрел.
— Вы уже говорили это слово, в нашу первую встречу.
— Да. И ты не вдуплил о чём я. А ведь, на самом деле, ничего сложного — полый стержень, спуск, затвор, рамка, магазин, патрон, горсть пружин, штифтов, винтов — вот и огнестрел готов. Хм, до чего ж я по нему истосковался, даже на стихи пробило. Так вот, значит, берёшь эту малышку в руки, засылаешь патрон в патронник, наводишь ствол на источник проблемы, жмёшь спуск, радуешься жизни. И я искренне не понимаю, по какой неведомой причине у вас нет этих прелестных вещиц. Почему — дьявол вас дери — вы до сих пор шароёбитесь по миру с мечами-топорами, когда тут куча моих земляков, и уж кто-то из них точно в курсе устройства хотя бы древнего дульнозарядного говна с кремневым замком? Я уж не говорю о двигателях, электрогенераторах и прочих благах цивилизации.
В процессе объяснений лицо моего визави помаленьку вытягивалось, пока увеличившаяся длина не вынудила раскрыть рот, и из него вырвалось полное ужаса:
— Так вы говорите о машинах!
— Ну да.
— Машины под запретом! — решительно пресёк Волдо мои греховные фантазии.
— Да мне посрать. Найду кузнеца, дам чертёж, и будет у меня машина.
— Вы не понимаете, — не унимался юный ретроград, — машины в Оше изначально прокляты. Они не работают, и зачастую причиняют смерть своим создателям!
— Ври больше. А как же мельницы? Я их у вас видел. А про арбалет что скажешь? Чем не машина?
— А тем, что в них ничего не сгорает! Машина есть проклятый механизм, приводимый в движение или сам в движение приводящий при помощи пламени нечестивого! — выдал пацан на-гора высокопарную цитату и даже потряс воздетым к небу указательным перстом. — Ясно?
— Пиздёж. Не верю. Вам попы мозги засрали, чтобы в вечном средневековье держать, да барыши стричь невозбранно. Как только побезопаснее станет, первым делом найду толкового кузнеца и сделаю себе пищаль. И гранат десяток, пусть хоть с фитилём. Я вам тут блядь устрою промышленную революцию. А то всё у них, понимаешь, запрещено да проклято.
— Вы навлечёте на нас беду своим неверием!
— Вот чудак-человек. Я его буквально за волосы из болота средневековья хочу вытащить, а он за дно цепляется.
— Неужели вы думаете, что никто до вас не пытался? И чем, по-вашему, это для них закончилось? Триумфом? Промышленной революцией?
— Я без понятия, что за неудачники пытались до меня. Но теперь с вами дядя Кол, сынок, и всё пойдёт иначе.
— По пизде, — выдал Волдо несвойственный для себя жаргонизм.
— А вот и нет, — кольнула меня острая обида. — Откуда в столь юной голове такая огромная куча пессимизма и выученной беспомощности? Держись меня, Волдо Кёлер, и перед тобой откроются новые горизонты познания.