Пиромант напрягся и начал заблаговременно выжигать кислород, сотворив по сфере пламени возле каждой ладони:
— Скомандуй «огонь» и ей конец.
Люблю людей дела, конечно, в меру любви к людям, как таковой. Люди дела в критический момент не станут ныть или торговаться, а поставят лишь одно простое условие. «Скомандуй и получишь результат», «Заплати и бери товар», «Убей и забери плату», «Сотрудничай и избежишь неприятностей», «Говори и умрёшь без мучений», «Отсоси и…», впрочем, последние слишком рисковые для людей дела.
Агнета уже почти скрылась за деревьями, а чёртов вервольф всё не появлялся в зоне прямой видимости.
И тут ветка хрустнула совсем не с той стороны, в которую были устремлены наши кровожадные взгляды.
— Три часа! — проорал я по привычке, но Глют меня, как ни удивительно, понял.
— Не вижу её!
И я не видел. Совершенно некстати сгустившийся туман ограничивал видимость двумя десятками метров. А звук, пусть и дающий примерное представление о местонахождении источника смерти, не позволял покончить с блохастой угрозой.
Мы крутились, стоя на месте, как идиоты, не в состоянии захватить цель. Даже Красавчик растерял всё своё романтическое настроение и тревожно рыскал носом по сторонам.
Зверь был рядом, это точно. Но насколько рядом? В полусотни метров или прямо за спиной? Байки про оторванную голову лучшего поединщика как-то само-собой всплыли в памяти и заставили мошонку сменить размеры на более скромные.
— Красавчик, где она?
Но четвероногий осеменитель всего живого, отличного от медведя, оставался нем к моим вопросам и панически вращался вокруг собственной оси. А ведь он не боится никого, кроме хозяина леса. Или это уже стало пережитком прошлого? Даже, казалось, напрочь лишённая страха Хельга припала к загривку своего скакуна и лишь зыркала вытаращенными пуще прежнего глазищами.
— Эй! — пнул я отключившегося Волдо. — Подъём!
— Шогун подери. Зачем вы…?
— Хватай меч и постарайся не сдохнуть, — скомандовал я, обнажая клинок фламберга и позволяя зарождающемуся ражу брать рычаги управления в свои окровавленные сотнями смертей руки. — Зверь рядом.
Но зверь не спешил являть себя. Он будто играл с нами, кружа вокруг. Кружа с такой скоростью и проворством, что даже мои обострённые чувства ловили лишь редкий хруст веток да шелест кустов.
— Он не один?! — реагировал Волдо на ещё более редкие слышимые ему звуки резкими рывками.
— Один. Но чертовски быстр.
Раж приходил медленнее обычного. Может, из-за отсутствия видимой угрозы, а может, из-за не в меру раздувшегося самомнения, которое вот-вот лопнет под метким ударом когтей по шее.
Чёртово животное, проявляя непредвиденное самообладание, не трогало Агнету и продолжало уничтожать нервные клетки остальных участников айнзац группы. Решительно настроенный поебаться Красавчик так и вовсе находился на гране нервного срыва, похоже, чуя своими первобытными инстинктами то, что более высокоразвитым особям недоступно. И Хельга — неужели я это вижу?! — гладила его по голове, пытаясь успокоить. Последнее встревожило меня даже больше, чем остальное.
— Не могу захватить! — донеслось до моих занятых прослушиванием собственного учащённого пульса ушей.
Я будто пришёл на званный обед к представителям высшего сословия и не был в состоянии подержать высокоинтеллектуальную беседу. Чёртов зверь, скачущий по кругу в безумном темпе, был словно тема светского разговора, ускользающая от моего неподготовленного разума. Я пребывал в некоторой растерянности. Неужели какая-то зверюга, терроризирующая деревушку у чёрта на рогах, способна составить конкуренцию самому Коллекционеру, великому и ужасному жнецу душ, опустошителю укреплённых замков и секретных тюрем, грозе балов и кошмару ведьм? Конечно же…!
Я был в полушаге от успеха самоувещевания, когда что-то крупное почти бесшумно выскочило из кустов и врезало так, что едва подставленный фламберг вылетел из рук, а сам я грохнулся наземь. Рядом кто-то истошно проорал: «В сторону!». Лицу стало жарко, а ноздри заполнил смрад палёных волос.
— Там-там!!!
— Ушёл!
— Нет! Оно возвращается!!!
Всё это я слушал, крайне неблагородно ползя на карачках за своим мечом. Но секунды унижения не прошли даром. Раж оценил мастерски выписанный мне пиздак и решил поторопиться с приходом. К моменту, когда ладонь обхватила веретенообразную рукоять в кожаной оплётке, я уже был готов. Мир замедлился, а чувства обострились до того, что я отчётливо ощутил шевеление волос на затылке от воздушного потока, вызванного несущейся во весь опор тварью. Поднимаясь на ноги, и разворачивая клинок в сторону угрозы, я увидел… Увидел Его. Во всей красе. Вервольф — персонаж жутких германских сказок. Когда я услышал это слово от Олафа, то чуть не рассмеялся. Да за кого он меня держит?! Тупая деревенщина, верно, что-то попутала. Но Олаф был слишком уж серьёзен, а мне не хотелось обидеть нанимателя. И — чёрт подери! — этот тёмный, суеверный, зашоренный дикарь был прав. В считанных метрах от меня стоял вервольф! Стоял вертикально, опираясь лишь на задние ноги. Около трёх метров ростом, при том, что имел далеко не образцовую осанку. Точнее, не стоял, а стояла. В половой принадлежности не было сомнений из-за весьма чётко очерченных грудей, скрытых под густой шерстью, как и всё остальное тело, поджарое и мускулистое. И это не были ряды сосков, как у волчицы, нет, полноценные женские груди, весьма неплохие, к слову. А ещё из женского у неё была левая половина морды. Волчья голова с удлинённой клыкастой челюстью выглядела так, будто к ней пришили кусок женского лица — единственный фрагмент, не покрытый шерстью. И — дьявол меня дери! — готов поклясться, что этот кусок улыбнулся своим чёрно-красным лишённым зрачка глазом, пока когтистая волосатая лапа летела сверху вниз по направлению груди моего верного оруженосца.
— Жри душу!!! — успел проорать я обречённому на несовместимые с жизнью увечья Волдо перед тем, как чёрные когти вспороли грудную клеть, в которой билось полное любви сердце.
Острие меча уже направлялось в разинутую пасть кошмарной твари, как вдруг она резко, даже для меня в состоянии ража, сместилась в сторону, и та самая когтистая лапа, что только-только вскрыла моего юного невинного прихвостня, вцепилась мне в шею. Ноги оторвались от земли, и я полетел спиной вперёд, как живой щит, влекомый несущемся в атаку оборотнем. Её оскаленная морда была прямо у меня перед лицом, но на какие-то секунды я и думать забыл о магии крови. Мой разум оцепенел от ужаса. Эти глаза — чёрно-красные, словно кровь в дёгте — смотрели в саму душу. В душу, которая вот-вот станет чужим трофеем.
Звероподобная мразь размахивала мною на бегу, как сраной куклой, отчего сосредоточится было крайне сложно, не говоря уж о том, что лапа перекрыла мне кровоток, и голодающий мозг стремительно впадал в уныние. Но всё же я улучил момент, и его хватило, чтобы моё серое вещество перестало быть одиноко в своём кислородном голодании. Вервольф споткнулся и разжал когтистые тиски, зависнув надо мной и подставившись под прицельный огонь Глюта. Шерсть зверя вспыхнула, опалив мне брови и ресницы. Пришлось зажмуриться, но лишь на одно мгновений. В следующем я был уже на ногах, а острие фламберга полоснуло горящую тварь промеж упругих лохматых грудей. Господи, мог ли я помыслить когда-то, что скажу такое. Вервольф упал наземь и принялся кувыркаться, пытаясь сбить пламя. И это ему удалось, но не удалось уйти от удара мечом в сердце. Оборотень вытянулся по струнке, протянул вперёд передние лапы и замер, будто в глухом нокауте. И только сейчас я заметил под тлеющей шерстью блеск металла. Олаф говорил о нём, но я не придал значения, посчитав это пустыми бреднями. Но нет, прямо в мясе этого кошмарного существа сидел металл, подозрительно похожий на фрагменты лат.
— Дьявол! — вспомнил я вдруг о Волдо и, оставив меч в сердце вервольфа, метнулся к своему растерзанному оруженосцу.
Удар был страшным. Насколько же прочны эти когти, что сумели разделить рёбра и даже грудину? Волдо лежал на спине, орошая мох под собой обильными потоками крови.
— Давай! — зачерпнул я из кармана горсть душ и приложил к кровоточащей ране, но процесс поглощения не шёл. — Давай же!!!
Тело Волдо засветилось пустеющей кровеносной системой. Разорванное сердце сказало: «Дальше сами», и мне пришлось сменить его. Я запустил кровоток. Исходящий паром гейзер в груди Волдо забурлил, и тёплая алая жидкость устремилась внутрь. Я старался гнать кровь ритмично, в такт собственного пульса. И вскоре это принесло результат — лёгкие заработали. А вместе с этим грудь охватило сияние поглощаемых душ. Разодранные кости и мышцы пришли в движение, срастаясь на глазах. Очень скоро Волдо очнулся и резко сел, хватая ртом воздух, будто едва не утонул.
— Ты как?! — ухватил я пацана за плечи, но вместо благодарности тот вдруг замахал руками и, ошалело таращась, попытался отползти на жопе прочь от своего спасителя.
— Вы кто?!
— Ты чего несёшь?
— Не подходи!!! — нащупал он палку и выставил её перед собой. — Убью!!!
То, что у Волдо рано или поздно может возникнуть подобное желание, меня не удивляло, но вот то, что он попытается сделать это гнилой палкой…
— Пацан, уймись. Тебе память отшибло?
— Я… — Волдо всхлипнул и, трясясь, огляделся. — О нет. О нееет! Пожалуйста… Я хочу домой! Мама!
По его щекам покатились слёзы, а нос надул здоровенный пузырь. Выставленная палка упала на колени, руки повисли плетьми, и всё тело затряслось от рыданий.
— Какого чёрта? — переглянулся я с Глютом, но тот лишь пожал плечами. — Эй, Волдо, — присел я рядом с рыдающим как пятилетка парнем, — ты меня помнишь?
Тот с трудом поднял голову и после долгой паузы кивну:
— Вроде бы.
— Ну, уже кое-что. Как самочувствие?
— Есть хочу.
— Это можно.
Я подобрал с земли оброненную сумку с провизией и торжественно вручил Волдо колбасу. Он схватил её, жадно впился зубами и принялся жевать. Жевать и всхлипывать, всхлипывать и жевать, периодически утирая рукавами бегущие ручьём сопли и слюни.
— Неужели мозгами успел повредиться? — озвучил я собственные мысли, наблюдая за этим жалким зрелищем.
— Могу прекратить всё здесь и сейчас, — участливо предложил Глют.
— Не вздумай.
— Да мне-то что. Хочешь нянчиться с юродивым — дело твоё. Только меня к этому не привлекай.
— Он оклемается, — ответил я, скорее собственным тревожным мыслям, нежели Глюту, и, оставив сопливого пожирателя колбасы, подошёл к поверженному вервольфу. — Хм, и впрямь сука. Извини, дорогая, придётся забрать твою очаровательную головку. Покрасуешься на пике.
Я взялся за рукоять меча и вытянул его из груди зверя, намереваясь тут же отсечь клыкастую голову. Но едва клинок покинул сердце оборотня, как эта сука тут же ожила! Клыки оскалились, а когтистые лапы вмиг метнулись ко мне! Подавившийся колбасой Волдо едва на дерево не влез с перепугу. Пришлось загнать меч обратно, и это, к счастью, сработало — зверюга снова отключилась, будто сдохла.
— Ты видел?! — обратился я к Глюту.
— Ещё бы, — подтвердил тот, обнажая собственный меч. — Пусть лежит так, я отсеку голову.
— Нет! — выкрикнула вдруг вышедшая из чащи Агнета. — Не делайте этого.
— И почему же? — осведомился я.
— Это убьёт её, — произнесла милая дева, будто сама удивилась сказанному.
— Вот так сюрприз. А разве не этого вы желали?
— Она не вервольф, — сменила Агнета тему, и весьма успешно — мне стало интересно.
— И кто же тогда?
— Пусть сама расскажет, — рыжая бестия подошла к низвергнутому ужасу лесов, присела и ласково положила ладонь на звериный лоб. — Госпожа, прошу, укроти на время свой гнев. Пусть они услышат о тебе. — после чего воззрилась на меня и, указывая на погружённый в сердце зверя клинок, взмолилась: — Пожалуйста.
Всё рациональное в моём сознании вопило: «Не ведись! Эта рыжая ведьма однажды уже запудрила тебе мозги! Просто отчекрыжь зверюге башку, и девку деревенским сдай, как пособницу. Хотя, девку можешь забрать себе. Куда ей теперь деваться? Хе-хе». Но иррационально-любопытное жаждало заполучить ответы на вопросы, которые меня вынудили задать. Жаждало так сильно, что рациональное покрутило пальцем у виска и откланялось.
— Глют, встань там. Если дёрнется…
— Спалю за милу душу.
— Читаешь мысли. А ты, — грозно зыркнул я на Агнету, — будь добра, донеси до своей госпожи, что она не в том положении, чтобы артачится. Пусть будет паинькой, если хочет сохранить голову.
— Она понимает, — кивнула Агнета. — Пожалуйста, выньте меч.
И я вынул.
На сей раз вервольф, или кем бы она ни была, повела себя куда спокойнее. Существо, совершенно не обращая внимания на рану в груди, медленно село, а потом и встало, стараясь совершать каждое движение максимально плавно и предсказуемо.
Господи, до чего же здоровенная. В пылу боя или распластанное на земле, её тело казалось меньше. Моя макушка не дотягивалась ей даже до груди.
— Говори, — приказал я, глядя снизу вверх в немигающие красно-чёрные глаза.
И она заговорила. Волчья пасть раскрылась, рождая низкие горловые звуки, складывающиеся, как эти ни странно, в слова:
— Я принцесса Санти, последняя из рода Шазар — правителей Латарнака, дочь короля Уртуса и наследница его трона.
— Ого. Большая честь для нас, ваше высочество. Не сочтите за дерзость, но что королевская особа забыла в этой глухомани?
— Души, — чуть подалась вперёд Санти, и я физически ощутил исходящую от неё угрозу.
— Души? Женские души, если быть точнее. Верно?
— Да.
— Зачем они тебе?
— Дабы вернуть своё прежнее обличье.
— Оно было ближе к человеческому?
Огромные клыки обнажились в жутком подобии улыбки:
— Нет. Это вы — ничтожные твари — обладаете отдалённым сходством со мною прежней, а не наоборот.
— Недолюбливаешь людей? Понимаю. Но я не один из них. И, вижу, что твои усилия принесли не слишком-то ощутимые результаты. Без обид.
— Тут ты прав, — прорычала Санти, борясь с огромным желанием оторвать мне голову. — Слишком мелкие душонки. Я ослабла, питаясь ими. Представить не могла, что мир людей настолько жалок.
— Так зачем ты в него явилась?
— Потому что мой погиб! Вместе со всем, что было мне дорого.
— Латарнак… Никогда не слышал об этом королевстве.
— Не удивительно, ведь ваши никчёмные жизни столько коротки и бессмысленны.
— Кстати про жизнь. Как тебе удалось выжить с клинком в сердце?
— Это проклятие.
— Проклятие бессмертия? Ха! Глют, дружище, впредь, если я буду тебя раздражать или как-то третировать, проклинай меня только так!
— Вечной жизни тебе, засранец, — тут же подхватил пиромант новую установку.
Санти же лишь брезгливо поморщилась в ответ на наши остроты.
— Поправь, если ошибаюсь, — обратился я к злющей, но всё же контролирующей себя суке. — Из-за скудной диеты ты ослабла, а поставленная цель возвращения прежнего облика едва ли стала ближе. А всё потому, что в людском мире тебе никак не добраться до великих душ. Не знаю, как было в Латарнаке, но здесь они за высоченными стенами, под многочисленной охраной, да и сами могу за себя постоять. Но подумай, как всё может измениться… — сделал я театральную паузу. — Если я дам тебе великую душу.
Морда Санти плавно лишилась выражения брезгливости и обрела черты заинтересованности:
— Что ты за неё хочешь?
— А вот это правильный вопрос. Во-первых, я хочу знать, какого дьявола между вами двоими творится, — указал я одновременно на Санти и Агнету.
— Она мой фамильяр, — ответила принцесса. — Кажется, так у вас это называют. Крохотная часть моей души передана ей ради контроля. Мне нужен был тот, кто поможет в охоте. Глаза и уши по ту сторону стены.
— Так ты знала о нашем приближении заранее? Почему не скрылась?
— Посчитала вас лёгкой добычей, — произнесла Санти с ноткой сожаления. — Что во-вторых?
— Ценю твой деловой настрой. А во-вторых, я хочу от тебя сотрудничества. Ты войдёшь в мой отряд и будешь служить мне верой и правдой, пока я не сочту, что великая душа тобою отработана сполна. Тогда ты её получишь.
Санти склонилась надо мною и втянула воздух расширившимися чёрными ноздрями:
— Покажи.
— Душа не при мне. Но она у меня есть, а принадлежала герцогу Швацвальда Бертольду Длинноногому. Не скажу, что он был писаным красавцем, да и женоподобием не отличался, дядька мощный. Вы с ним, кстати, примерно одного роста. Думаю, это поглощение сильно поможет с твоей задачей.
— Если лжёшь…
— Не лгу. И отвыкай грозить своему командиру. Согласна?
— Одно условие — прорычала Санти мне в лицо.
— Какое?
— Деревня. Отдай её мне.
Я взглянул на Агнету, но по милому личику не скользнула и тень тревоги.
— Почему бы и нет. Но половина душ моя. За организацию застолья.
— Буду ждать здесь.
Мы отправились в деревню втроём, сдав Волдо на поруки не сразу сыскавшимся Красавчику с заботливой Хельгой.
Ворота открыли без лишних вопросов, и мы прошли внутрь. Старого-знакомого бородача уже сменили, но Бьёрн был на страже.
— Что случилось?! — молнией спустился он с вышки. — Агнета, ты не ранена?
— Со мной всё в порядке, Бьёрн. Благодарю за заботу.
— А где их третий?
— Погиб, — ответил я дрогнувшим голосом. — Как истинный герой. Нужно собрать народ на площади. У меня для них важное объявление.
Бьёрн и второй стражник до того впечатлились, что даже не подумали забрать наше оружие.
— Святые духи! Неужто вервольф убит?!
— Обо всём расскажу на площади. Проводи нас к ярлу.
И он проводил. Старик ярл едва не плакал от радости, слушая наш рассказ об умерщвлении вервольфа, и тут же разослал зазывал во все концы деревни. Народ стекался на площадь под возбуждённый гомон, явно пребывая в приподнятом расположении духа, ведь гонцы-зазывалы так задорно кричали, переняв отличное настроение своего ярла. Очень скоро вся деревня, от мала до велика, собралась в плотную толпу человек на триста. Агнета стояла на высоком помосте, и я отчётливо понимал, кто смотрит сейчас её глазами. Она заговорила, и толпа взорвалась одобрительным гулом, а мы с Глютом, никем не замеченные, отправились назад, к воротам. Бьёрн умер, не успев даже раскрыть рта. Его напарник тут же лёг рядом. Мы сняли засов и распахнули ворота. Серо-бурая тень промчалась мимо нас и скрылась за поворотом. Мы затворили ворота и вернули засов на место.
— Отряд растёт, — сказал Глют так спокойно, будто и не слышал, донёсшихся с площади многоголосых воплей ужаса. — Надо бы дать ему имя. Как считаешь?
— Пожалуй. Нужно что-то узнаваемое, хлёсткое.
— И позитивное.
— Непременно.
В сторону ворот потянулись первые капитулянты, и нам пришлось их остановить.
— Как тебе «Искры»?
— Слишком вычурно.
Дюжина тел, частично пылающих, упала в грязь.
— А если «Необоримые»?
Следующая группа беглецов, увидев своих предшественников, повернула назад, но недалеко ушла.
— Первые.
— Первые? — переспросил Глют, усмехнувшись.
— Первый отряд. Кто, как не мы?
— Мне нравится.
— Пора собирать души.
КОНЕЦ ПЕРВОГО ТОМА