Ош. Жатва. Том 1

Глава 2

— Ош? Никогда не слышал. Какой ближайший город, как далеко он?

Пацан глубоко вздохнул и прикрыл глаза, видимо, силясь разродиться запрашиваемой информацией, а не очередным вопросом:

— Шафбург, — выдал он, наконец. — Два дня пути на север.

— Далековато. Деревни, форты поблизости есть?

— Д... Да, — буквально выдавил он из себя.

— Твоя деревенька, угадал? Сколько домов?

— И дюжины не наберётся, а жилых ещё меньше. У нас и взять-то нечего.

— Мужики с оружием есть? Ну? — слегка надавил я мечом на шею языка.

— Старики да бабы.

— А оружие?

— Откуда? — попытался он пожать плечами. — Разве что топоры с вилами.

— Не дуркуй, я про огнестрел спрашиваю.

Лицо паренька приобрело такое выражение, будто я ему курс квантовой физики начал задвигать.

— Пекали, дробаши, карабины, автоматы? Вы тут совсем отсталые что ли?

— Я не понимаю... Простите.

— Как звать?

— Меня?

— Нет, блядь, прабабку по линии золовки.

— А... Волдо.

— Погоняло что ли?

— Пого... Меня так зовут, это моё имя, Волдо. Волдо Кёлер.

— Чудно. Лады, давай начистоту, Волдо Кёлер, — присел я рядом на корточки и убрал меч от шеи допрашиваемого. — Несколько часов назад я плыл на своём замечательном пароходе по прекрасной русской реке Волге в сторону славного Нижнего Новгорода, а потом случилось непонятное, и я оказался в настоящей — мать его! — крепости, как и мой верный товарищ, — потрепал я Красавчика по голове, отчего нитки слюны потекли парнишке на обескураженное лицо. — А я никогда не бывал в таких крепостях. Понимаешь? Я их только на картинках в книжках видел. Это же совсем древняя херня, сейчас такие не строят. Меч ещё этот... Там же его нашёл. А лес... — обвёл я широким жестом окружающую нас монструозную растительность. — В жизни таких деревьев не видал. Но всё вышеперечисленное можно худо-бедно объяснить. Единственное, что напрочь выбивает меня из седла — вот это, — указал я в сторону пробивающихся сквозь кроны последних предзакатных лучей. — Почему солнце здесь громадное и красное, как бычий хер? Вот этого я никак себе объяснить не могу.

— Рутезон, — произнёс паренёк полушёпотом.

— Что, прости?

— Наше светило. Мы называем его — Рутезон.

— Наше? Просто, я услышал: «Наше светило». Мне не почудилось, нет? Сука... То есть, — хохотнул я нервно, сам от себя не ожидая, — хочешь сказать, что мы не на...?

— ...Земле, — нарушил затянувшуюся паузу Волдо. — Земля — ваш родной мир, верно?

— За идиота меня держишь? — снова приставил я острие клинка к податливой юной шее. — Красавчик, оторви ему ступню.

— Нет-нет-нет!!! — запротестовал Волдо против озвученного мною плана действий. — Я объясню!!! Всё объясню!!!

— Постой, — остановил я уже примеряющегося к ноге членовредителя.

— Я... Я не сильно много об этом знаю, но...

— Левую или правую?

— Вас называют свежими! Вы попадаете в Ош из своих миров!

— Как? — слегка надавил я на рукоять.

— Этого никто не знает! Вы просто появляетесь здесь! Клянусь, это правда! Зачем мне врать?!

— Ош, значит?

— Да. Мы в Аттерлянде, в графстве Швацвальд.

— Ух ты, — попытался я усмехнуться, но не вышло, вместо этого я почуял предательскую слабость в ногах. — Графство... Не трепыхайся! — распахнул я укрывающую Волдо хламиду и пошарил под ней.

Моим уловом стал массивный тесак с роговой рукоятью и в кожаных ножнах, кисет с какой-то вонючей растительностью, наполненная водой фляга и огниво. Всё это висело на кожаном ремне, поддерживающем холщовые штаны. Ноги пацана были обуты в остроносые сапоги с коротким голенищем и многослойной кожаной подошвой. Ни резины, ни нейлона, ни сраного пластика.

— Ладно, — сунул я тесак в карман плаща, — предположим. Как мне вернуться?

— Я не знаю. Правда. Сомневаюсь, что хоть кто-то знает. Говорят, — продолжил он после неловкого молчания, — что свежие попадают в Ош... После смерти.

— Забавно. Вот только не припомню, чтобы я умирал.

Взгляд Волдо вдруг сделался испуганнее прежнего и сфокусировался в районе моей правой щеки:

— У вас кровь, на скуле.

— Да, поранился. А что не так?

— Она совсем свежая.

Я коснулся скулы, и тёплая жидкая кровь потекла по пальцам.

— Какого...?

— Давно это случилось?

— Часов двенадцать уже... Не уверен, — рассматривал я алую плёнку, цепляющуюся за кожные узоры на фалангах, и решил-таки ощупать место кровотечения.

Более плотное прикосновение к скуле вызвало новый обильный поток, заливший подбородок и шею. Кровь текла так, будто рана образовалась секунду назад. Скользящий по лицу палец вдруг нащупал углубление и просто провалился в дыру:

— Да что за нахер? — полез я глубже, чувствуя, как мягкие ткани сменяются раздробленными костями черепа. — Этого... Просто... Быть не может.

— Как вы получили ранение? Стрела? Праща? — вклинился в мой задумчивый монолог Волдо.

— Пуля. Я думал, что меня стеклом посекло, думал — ерунда... Так ты попала, сука.

— Что?

— Это дерьмо растёт. Верно? Оно будет расти, пока не сожрёт мою голову целиком?

— А эта... Пуля? Она снесла бы вам голову?

— О да. Мокрое место от неё бы оставила. Ну, чего молчишь? Плохие новости? Не бойся, я умею принимать правду. Но, — ухватил я Волдо за грудки и подтянул к себе, — не вздумай мне врать. А теперь говори.

Парень глубоко вдохнул и принял решительное выражение лица:

— Хорошо. Я расскажу, что знаю. Мой дед был из свежих. Он рассказывал, что очутился в Оше после военного полевого госпиталя. Ему нанесли колотую рану чуть выше сердца, и прооперировали. Он очнулся в палатке, один. А когда вышел, увидел перед собой Ош.

— Как твои семейные байки должны мне помочь, чёрт подери?

— Дайте закончить. Дед говорил, что его рана поначалу исчезла. Очнувшись, он первым делом глянул себе на грудь, но она была цела, ни следа от удара саблей. Однако, уже на следующий день на месте раны появился алый... рубец-не рубец, а что-то похожее. Где-то через неделю он начал изъязвляться и кровоточить, а потом и вовсе раскрылся.

— К сути переходи уже. Как твой дед избавился от дряни? Или он тут же побежал зачинать твоего родителя, и сразу после этого в ящик сыграл?

— Нет! Иначе как бы он рассказал мне всё это?!

— Не умничай, говори по делу!

— По делу... — Волдо запнулся, будто размышлял, а стоит ли. — Дело тут непростое. Можно сказать, греховное.

— Убийство?

— Как вы...?

— Не бери в голову. Кого нужно порешить? Слушай, пацан, — поспешил я разложить всё по полочкам, дабы сэкономить время, — я ни разу не праведник, и убил стольких, что ты вряд ли сочтёшь. И если какая-то мразь тебе жизнь портит, просто, ткни пальцем. Но от этой хуйни, — указал я на свою распадающуюся физиономию, — нужно избавиться, как можно скорее.

— Дело не в этом. Мне ничья смерть не нужна. Но без неё не обойтись.

— Ты чего, на какие-то шаманские ритуалы намекаешь?

— Нет! Пресвятая Амиранта! Я говорю о душе.

— Нашёл время.

— Вы не понимаете. Душа здесь — не то же самое, что у вас. Если её поглотить, телесная оболочка восстановится.

— Поглотить душу?

— Да! Душа материальна, она покинет мёртвое тело, и тогда её можно забрать.

— А ну-ка, — склонился я поближе к лицу Волдо и пристально посмотрел ему в глаза. — Хм, зрачки в норме. Дыхни.

— Зачем?

Спиртным от парня тоже не пахло.

— Чем закидываешься? Грибы, трава? — и тут мой взгляд упал на кисет, в котором, при ближайшем рассмотрении оказался мох с кусочками свежесрезанной коры. — Ага, вот в чём дело.

— Это ведьмин лишай, — поспешил оправдаться юный любитель галлюциногенов. — Если его собрать на закате, он сохраняет целебные свойства. От разных хворей помогает, он чесотки, от запора... Меня отчим за ним посылает, чтобы аптекарю продать, а на эти деньги купить выпивку.

— Лечебный, значит? А беседы тет-а-тет с Богом после такого лечения случаются?

— Что? Нет! Это совсем не то! У него нет никаких дурманящих свойств! Я говорю вам правду!

— Ладно, допустим. Так кого же мне надо убить за эту душу? Уж не твоего ли отчима?

— Как вы догадались? — прошептал Волдо, съёжившись.

— О, дружище, ты многого ещё обо мне не знаешь. Я залезу в твою рыжую башку и прочитаю мозги, как кабацкую разблюдовку. Даже не пытайся юлить.

— Вы колдун? — выдохнул не на шутку перепуганный парнишка.

— Ага. Будешь меня бесить — превращу в гуляш. А теперь рассказывай, по кой чёрт мне топать до твоего отчима, если я могу прирезать тебя, прямо здесь и сейчас.

— Нет-нет! — приподнял руки Волдо, защищаясь от нависшей над ним не иллюзорной перспективы донорства. — Моя душа не годится!

— Слишком хороша для меня?

— Слишком молода. Вы же не можете её очистить. А неочищенные души способны свести с ума. Они хранят воспоминания, которые смешаются с вашими собственными.

— А твоему отчему, выходит, и вспомнить нечего?

— Почти так. Он пропащий пьяница, уже и говорит с трудом. Сомневаюсь, что имя своё помнит. Его душа хлопот не доставит. Тут недалеко.

— Да и тебе от его безвременной кончины хуже не станет, верно?

— Вы это и так знаете. Зачем спрашивать?

— Смышлёный, — подмигнул я Красавчику, всё ещё ждущему приказа на старт злостного членовредительства. — Не будем его калечить, пока.

— Вы не пожалеете.

— Всё зависит от тебя, Волдо Кёлер, — поднял я того с земли за шиворот. — Ну, веди меня к своему пропойце.

До деревни оказалось и впрямь недалеко. Миновав странный лес, мы вышли к полузаброшенным полям, за которыми виднелось несколько крыш с нитками дыма, тянущимися в совсем уже потемневшее небо. Дома мало походили на привычные избы. Некоторые в два этажа, все покрыты черепицей, окна с деревянными ставнями были расположены высоко над землёй, замшелые каменные фундаменты переходили в грубо оштукатуренные стены, давно не знавшие ухода, оттого изуродованные трещинами и плесенью. Но, несмотря на всё, дома выглядели крепкими, основательными, давшими приют ни одному поколению.

— Сюда, — махнул рукой Волдо, указывая на один из таких — небольшой и по самую крышу заросший вьюном. — Не шумите. Я пойду первым.

— Только без глупостей, если не хочешь, чтобы я устроил геноцид в этой милой деревушке.

— Мы же договорились.

— Ну, всякое бывает.

Волдо поднялся по ступеням высокого крыльца и отворил дверь. Ненадолго исчезнув внутри, он вернулся и призывно махнул рукой.

— Сейчас перекусишь человечинкой, только на печень не налегай, — потрепал я Красавчика по холке, и удивился, как огрубела его и без того не самая нежная шкура. — Что это с тобой? Ладно, потом разберёмся. Пошли.

Из внутренностей дома доносился громогласный храп.

— Он там, — указал Волдо на одну из трёх дверей. — Только, пожалуйста, сделайте всё быстро.

Я вынул тесак и проверил остроту лезвия пальцем:

— Даже не разбудим?

Парень отрицательно помотал головой, явно не желая затягивать с процесс умерщвления.

— В доме больше никого?

— Никого, мы живём здесь вдвоём.

— Жили, — открыл я дверь и шагнул внутрь.

Отчим — высоченный плечистый мужик с всклокоченной бородищей — лежал на кровати, будучи мертвецки пьян, и храпел так, что нависающие над губой усы поднимались почти вертикально. Напоить такого лося, должно быть, стоило недёшево, а финансировать его состояние запойного алкоголизма — и вовсе баснословно дорого. Мне даже стало чуточку жаль бедного Волдо, и я занёс тесак для удара. А потом опустил. Но раньше, чем остро заточенная полоса стали соприкоснулась с беззащитной плотью, капля моей крови упала на безмятежное лицо отчима.

Надо сказать, что я весьма неплохо знаком с клиническими проявлениями алкоголизма, и хорошая реакция точно не является одним из даров Бахуса. Однако данный пациент сумел поставить сей постулат под сомнение. Его громадная лапища вцепилась мне в запястье и остановила тесак в считанных миллиметрах от шеи. Дополнительное движение кистью позволило мне лишь коснуться остриём кожи. Я навалился на обух второй рукой, но косматое чудовище тоже не теряло времени и, ухватив меня за рукав, увлекло в койку, как бы романтично это ни звучало. От такого напора и частично от удара башкой о стену я немного растерялся, но от полного конфуза спасли подломившиеся ножки. Не выдержавшая столь агрессивных утех кровать с грохотом рухнула на пол и, воспользовавшись секундным замешательством прелюбодея, я высвободил руку с тесаком. Но фортуна позволила мне нанести лишь один удар, который скользнул по бороде и почти не нанёс урона невоспитанному мужлану. Тот весьма резво для своих габаритов и заявленного Волдо состояния здоровья перекатился в сторону и вскочил на ноги. Я последовал его примеру. В вертикальном положении «пропащий пьяница» выглядел ещё внушительнее. Сраный троглодит одним движением оторвал от стола ногу и, держа её как дубину, ринулся на меня. Чуть задремавшие, но грубо разбуженные такими обстоятельствами инстинкты подсказали, что ловить на верхнем этаже нечего, окромя вышеупомянутой ножки стола, и я с разбегу скользнул в ту область, которая неотъемлема от образа любого брутального великана. Или отъемлема? Полоснувший пах тесак расставил точки над «И» в этом непростом вопросе, и великан, воя, скорчился на полу. Я оттянул свободной рукой бороду и ударил в оголившуюся шею. Фонтан крови брызнул мне в лицо и... я даже не отвернулся. Чёрт подери, как же мне этого не хватало.

— Он... мёртв? — нарисовался в дверном проёме мой заказчик.

— Волдо, — потёр я кулаком м залитые кровью глаза, — сучий потрах, что же ты мне пел про немощного отчима?

— Я не говорил, что он немощный, я сказал, что он спившийся.

— Да, дьявол в деталях, — погрозил я ему тесаком.

— Вы справились. Вы справились! — повторил он уже без полувопросительной интонации и с гораздо большим чувством удовлетворения, после чего пнул труп. — Эта свинья в самом деле сдохла.

— Точно. А теперь будь добр... Что там? — заметил я небольшое свечение во рту покойного. — Это то, о чём я думаю?

— Да, — кивнул Волдо, недобро ощерившись. — Его душа.