О Пепле и Стали

ГЛАВА 20

МАДДИ

Я опаздываю на занятие по ковке, но вместо того, чтобы отругать меня, Харальд просто машет в сторону моего рабочего места. Видимо, в том, чтобы быть его любимицей, есть свои плюсы. Горн мерцает и искрится, и звон бьющих о металл молотов действует успокаивающе, когда я принимаюсь за свой щит. Сегодня планирую его закончить и молюсь, чтобы этой задачи было достаточно, чтобы отвлечься от мыслей о Каине хотя бы до конца дня.

Мне довольно быстро удается переключиться на работу. Металл будто поет под моими инструментами, и с каждым ударом я приближаюсь к завершению, уже во второй раз.

Я пытаюсь зацепиться за тот факт, что хотя они и пытались однажды сломать этот щит, он все еще цел. И даже лучше, чем был раньше. Он стал больше, но все такой же легкий, а края я украсила рунами, означающими защиту и стойкость.

Упорство стало основой, на которой этот щит был создан, и зная это, буду пользоваться им с еще большей радостью.

В меня врезается Харальд, отгоняющий непонятно как оказавшегося в кузнице воробья. Чувствую знакомою тошноту и едва успеваю бросить молот и отойти от огня, прежде чем меня накрывает темнота. Когда прихожу в себя, Тора помогает мне подняться. Пробормотав благодарности, я возвращаюсь к работе.

Жду, пока все уйдут, чтобы поговорить с Харальдом насчет лука, как советовала Вальдис. Он в это время ворчит насчет двуручного меча, выкованного Хенриком и получившегося слишком большим, чтобы им можно было взаправду сражаться.

— О! Лук для берсерка! — он наваливается на полку, сметая с нее книги и свитки. — Я рассказывал, как однажды убил одной стрелой сразу двух Снежных Великанов?

С заразительным энтузиазмом он показывает мне подробные чертежи, попутно потчуя меня байками о Валькириях с валь-тивар в виде медведя, которые использовали силу берсерка во время стрельбы.

В моей голове появляется картина настолько яркая, что у меня перехватывает дыхание.

Широко расправив крылья, я лечу над полем боя, слыша снизу рев Торви. Мои стрелы со смертоносными ледяными наконечниками разрезают воздух.

От этого образа и предвкушения у меня даже кружится голова.

Этим вечером я приношу законченный щит в мастерскую Сарры. Она одобрительно разглядывает каждую деталь, обводит пальцами руны, которые я так долго доводила до совершенства.

— Теперь, когда я знаю, как выглядит Торви, мы можем сделать новое изображение на центральной части, — говорит она, тут же принимаясь рисовать.

Ее рука наносит уверенные штрихи, с удивительной точностью зарисовывая ярость Торви.

— Ты сможешь перенести это на металл? — спрашиваю, наблюдая за тем, как на бумаге появляется медведь.

Она кивает, уже беря в руки инструменты для гравировки.

— Начну сегодня вечером.

— О, Сарра?

— М-м? — она все еще вдохновенно рисует.

— Я… Я забрала его с собой, когда переезжала в Крыло Медведя, но на самом деле думаю, что ему лучше остаться здесь.

Она поднимает на меня взгляд, и он наполняется сочувствием, когда она видит складное зеркальце.

— Я ничего не смогла с ним сделать Мадди. Наверное, тебе стоит его забрать.

Решительно качаю головой. Мне становится грустно, когда я на него смотрю, а Крыло Медведя должно стать началом новой жизни для новой меня.

— Давай просто спрячем его здесь на случай, если оно понадобится тебе в будущем, — говорит она и аккуратно кладет его в один из запирающихся ящичков у задней стенки ее рабочего стола.

Когда в замке поворачивается ключ, у меня в животе будто вспыхивает пламя.

Здесь, в Фезерблейде мне не нужна моя семья. У меня уже есть все, в ком я нуждаюсь.

В четверг я работаю на кухне, учусь потрошить и готовить рыбу. С иронией размышляю, что это занятие понравилось бы Торви и морщусь, глядя на кровавое месиво перед собой. Рядом со мной стоят Хенрик и Гарда. Они болтают без умолку, и мне приятно отвлечься.

Хенрик рассказывает, что дружил с Лордом при Дворе Земли и о путешествиях, в которых был. Кажется, он успел побывать везде, кроме Двора Огня. Гарда говорит о Дворе Тени, о деревушках на склоне огромной горы, увенчанной полным тайн Дворцом под вечным пологом звездного неба.

Я жажду увидеть места, которые они упоминают с силой, которая впервые подкреплена надеждой.

Когда у меня будут крылья, смогу увидеть остальные Дворы.

Весь Иггдрасиль.

Желание становится таким обжигающе-яростным, что кажется самым сильным за всю мою жизнь, не считая притяжения к Каину.

Возможно, мои чувства стали такими яркими от того, что больше не боюсь упасть замертво в любой момент, и еще из-за того, что пробудилась моя магия. Ощущается все так, будто все мои эмоции стали в десять раз сильнее.

А может, остальные чувствуют это всю жизнь, когда думают о будущем? Может, надежда и предвкушение на самом деле нормальны?

В любом случае, я как следует отдаюсь им, снимая с рыбы покрытую чешуей кожу.

Надежда. Предвкушение. Будущее.

Я стану Валькирией. У меня будет новая семья из тех фейри, кто прошел через те же испытания, что и я, и поклялся быть на моей стороне. Надеюсь, они тоже захотят быть моими друзьями.

Я буду сражаться и побеждать. Я сделаю этот мир безопасным местом и впервые в жизни стану кем-то значимым. Не той, кто поставляет секреты для шантажа и угроз, а храброй и уважаемой.

Своими подвигами заслужу право носить косы.

Никто не причинит мне вреда, потому что меня будут бояться.

Последняя мысль пугает меня, и рука с ножом замирает.

Я хочу стать героем, а не той, кого боятся. Так ведь? Следует ли одно из другого?

Думаю о тех, кого считаю героями. О Брунгильде, Сигрун, богах. Сестре. И понимаю, что временами боялась всех их.

Это то, что приходит вместе с могуществом? Если оно есть, тебя в любом случае будут бояться?

Я грустно вздыхаю, когда мои мысли возвращаются к Каину. Его все боятся, но лишь потому, что он использовал свою силу для ужасных вещей. Я так ужасно хочу узнать, что же он сделал.

Моя рука дергается, и я с удивлением смотрю вниз, все спутанные мысли разом улетучиваются. Мое запястье опутано тенями.

Я замираю, и потом мое запястье снова дергается, и нож прорезает один из моих пальцев.

Зашипев, бросаю нож. Тени рассеиваются.

Подняв взгляд, вижу, что они смотрят на меня. Оргид с самодовольным выражением, а Инга взглядом, полным ненависти. В животе вновь вспыхивает пламя, и не успев подумать, я иду прямо на них через кухню.

Никто из них не отшатывается, только улыбка Оргида слегка вянет.

Эрика нигде не видно с тех пор, как он дал нам задание, так что здесь только пятнадцать новобранцев.

— Оставьте меня в покое, блядь, — говорю, даже не стараясь быть потише. Подходя ближе, я поднимаю руку, по которой сбегает тонкая струйка крови из порезанного пальца. — Это цветочки по сравнению с тем, что вам сделает Торви, если вы от меня не отвалите.

— Твоя медведица ничего нам не сделает, — говорит Оргид.

Он, конечно, прав. Я не могу позволить своей валь-тивар разорвать их на куски, даже если очень хочется.

— Она — нет, а вот я могу, — говорю, сжимая пальцы в кулак и ударяя Оргида в лицо так быстро, как только могу.

Попадаю ему в глаз, и, хотя костяшки взрываются болью, только он кричит и отшатывается.

Меня охватывает удовлетворение. Я слышу, как сзади кто-то одобрительно кричит, но пульсация в ушах заглушает все.

— Ах ты сраная мелкая… — слова Оргида тонут в наполняющих помещение криках.

Посреди кухни появляется медведица Инги, восьми футов в высоту, глаза цвета оникса, мех пылает. Взмахнув огромными лапищами, она встает на дыбы, расшвыривая в разные стороны сковородки, ножи, разделочные доски и посуду.

Новобранцы бросаются кто куда, и когда медведь яростно ревет, я почти к ним присоединяюсь.

Ворон Одина, в этой медведице столько же злобы, сколько в Торви достоинства и красоты. И когда ее взгляд останавливается на мне, он полон той же ненависти, что и у Инги.

Собрав всю свою смелость, я смотрю на Ингу.

— Тебя накажут, если ты позволишь ей причинить мне вред. Ты не сможешь стать Валькирией и больше никогда ее не увидишь.

В ответ Инга только рычит, хоть и знает, что это правда.

С грохотом приземлившись на все четыре лапы, медведица медленно идет ко мне.

Я снова смотрю на Ингу, молясь, чтобы мой страх не проступил на лице.

— Отзови ее.

— А где твоя достойная медведица? — спрашивает она.

Торви гуляет снаружи, потому что она слишком крупная для кухни. Как и медведица Инги, которая прямо сейчас разносит все на своем пути.

— Я не буду ее звать, потому что это просто ужасная идея, — говорю я.

Контроль. Нужно удержать контроль.

Ее медведица уже в футе от меня, и я чувствую исходящий от нее жар. Мои руки моментально покрываются льдом, над головой кружат снежинки.

Инга пока еще не контролирует медведицу. Она не может использовать магию огня или удерживать здесь свою валь-тивар. Значит ли это, что та может убить меня без разрешения?

Блядь, возможно, она ненавидит меня так сильно, что даст разрешение.

Двери кухни с грохотом распахиваются. Эрик и Каин врываются в помещение, застав врасплох не только меня одну.

Медведица Инги ревет, встав на дыбы, и пока она крушит все, до чего может достать, с ее меха слетают языки пламени.

В меня кто-то врезается, и я моментально оказываюсь на другом конце комнаты, руки Каина обвивают мое тело. Дикая медведица Инги не может сравниться с ним в скорости, и он перенес меня в безопасное место еще до того, как она подошла ближе.

Моя кожа покрывается льдом, и я оборачиваюсь, вцепившись в Каина как раз вовремя, чтобы увидеть, как Оргид падает на пол, его одежда охвачена огнем.

Инга кричит на свою валь-тивар, а Эрик не может подобраться ближе, потому что огромная валь-тивар все еще ревет и машет лапами.

Я могу потушить одежду на Оргиде.

Я поднимаю руку, и над ней появляется небольшое количество снега. Но я медлю.

— Хочешь дать ему сгореть? — едва слышно рычит Каин.

Еще мгновение ничего не делаю, а потом вырываюсь из хватки Каина и направляю на катающегося по полу и кричащего Оргида поток снега.

Его вопли умолкают, когда его наконец касается снег, и я вижу на его лице секундное замешательство.

— Пожалуйста, хватит! — слышу я крик Инги, и потом медведица исчезает так же резко, как и появилась.

Эрик бежит к Оргиду, но резко останавливается. Любопытство заставляет подойти и меня. Инга склонилась над ним, снова и снова прося прощения.

Призванный мной снег все еще сыплется на него сверху. Огонь потух, но почти вся верхняя часть его одежды сгорела. Кожа на его груди красная и покрыта волдырями, но не это заставило Эрика замереть.

Все дело в черной с серебристым змее, обвивающей тело Оргида.

Кусочки головоломки встают на место, когда я ее вижу.

Вот, каким образом сломанная нога Оргида так быстро исцелилась. У него валь-тивар в виде змеи.