О Пепле и Стали

ГЛАВА 17

МАДДИ

Свой новый дом покидаю почти на рассвете.

Я совсем не чувствую себя уставшей, поскольку провела долгие часы, отдыхая в палатах целителей. И кроме того, кто, во имя сисек Фрейи, будет спать, когда нужно исследовать целое здание?

Уверена, что мы осмотрели каждый его дюйм и что мне хватит времени собрать вещи и разложить их на новом месте, принять душ и успеть на завтрак.

Когда я прихожу в мастерскую, чтобы забрать большую сумку и несколько хранящихся там вещей, Сарры в ней нет. Я аккуратно упаковываю свои пожитки и намеренно оставляю несколько книг и рисунков. Кажется неправильным не оставить ничего от себя на память.

Думая об этом, я открываю левый ящик рабочего стола Сарры и живот тут же сводит.

Зеркальце.

Я оставила его Сарре, чтобы она проверила, не сломано ли оно, но у нее ничего не вышло. Не могу просто оставить его здесь.

Поддавшись соблазну, кладу его в карман. Я уже знаю, что позже попробую его использовать. Что просто не удержусь.

Я подавляю волну нарастающих эмоций и поток грустных мыслей, не позволяя им взять верх, и иду в свою бывшую спальню.

Когда складываю в большой мешок похищенные из прачечной, когда я только приехала, рубашки и штаны, в комнату заходит Нави с мокрыми короткими волосами.

— Что ты делаешь? — спрашивает она.

Торви ждет меня в коридоре, и если Нави вернулась из душевой, то точно ее видела.

— Переезжаю в Крыло Медведя.

— Значит, ты научилась контролировать медведицу?

Я поворачиваюсь и смотрю на нее.

— Мне не нужно было ничему учиться. Только принять ее.

Нави качает головой.

— Я… — она умолкает, и это первый раз, когда слышу в ее голосе неуверенность. — Я не одобряю то, что они с тобой сделали.

Нави больше всего ценит практичность, логичность и честность, так что я ей верю. Она бы не одобрила трусость.

Но не знаю, какого ответа она от меня ждет, так что пожимаю плечами и снова поворачиваюсь к сундуку.

— У Инги тоже медведь.

Я вздыхаю. Теперь становится понятно, к чему все идет.

— Ага. Так что теперь она будет моей соседкой.

От этой мысли живот сводит, и клянусь, клеймо горит так, будто сейчас прожжет рубашку. Чувствую, как в ответ на это моя кожа покрывается льдом, и усилием воли заставляю себя не думать об этом. Когда жжение исчезает, чувствую облегчение.

— Тебе стоит быть осторожной.

Эти слова заставляют меня повернуться обратно.

— Я думала… — начинаю я, но она поднимает руку, прерывая меня.

— Я ошибалась. Ты другая, а не бестолковая. Я и не думала, что может появиться новый способ стать сильнее. Или что твоя сила может быть так хорошо… — она умолкает, и я знаю, что она пытается не смотреть с раздражением на мое округлое тело и старую одежду, — …спрятанной.

— Ты видела Торви в коридоре? — сухо спрашиваю я.

— Она великолепна, — выдыхает Нави, и ее полный восхищения взгляд подтверждает сказанное.

— Так вот, она будет присматривать за мной, когда дело коснется Инги. Теперь она всегда будет здесь.

— Ты правда можешь с ней разговаривать?

— Да.

— Как она будет ходить с тобой на занятия? Она такая большая.

— Никак. Думаю, пока буду на занятиях, она будет гулять неподалеку от Фезерблейда, запугивая кроликов и лисиц. Но на занятиях по боевым искусствам она будет тренироваться вместе со мной.

На лице фейри Двора Золота появляется выражение яростного желания. Больше всего на свете Нави хочет стать одной из лучших в мире воительниц, любой ценой. И теперь у меня есть то, чего она желает.

Это странное чувство. Но далеко не неприятное.

Засунув последние вещи в мешок, я встаю.

— Увидимся, — говорю не уверенная в том, как лучше попрощаться.

Нави никогда не было со мной доброй или милой. На самом деле, она была той еще заразой. Но она никогда не причиняла мне вреда, и только что признала свою неправоту, что я не могу не уважать.

— Мне жаль, что я тебя недооценивала, — тихо произносит она.

— Ты видела только мою медведицу, — говорю в ответ. — Не то, как я сражаюсь или использую магию. Я все еще могу оказаться хреновым воином.

Она качает головой.

— Любой дурак почувствует силу, исходящую от твоего животного, а она — часть тебя. Она сделала твою магию сильнее?

Я поднимаю руку, заставляю ее покрыться льдом и призываю небольшой снегопад у себя над головой. Снежинки кружатся и завиваются в сверкающие ленты.

Глаза Нави округляются и меня захлестывает удовлетворение.

Она кивает.

— Я так и думала.

— Знаешь, то, что теперь, когда я обрела силу, ты вдруг стала мило со мной общаться, не заставит тебя мне понравиться.

— А мне и не нужно, чтобы я тебе нравилась.

— Тогда зачем ты передо мной извинилась?

Она морщится.

— Я никогда не использовала слово извини, — говорит она, и это правда. — Я лишь хотела, чтобы ты знала о том, что осознаю, что ошиблась в тебе. Это вопрос чести.

Я смотрю на нее во все глаза. Она тоже не то, чтобы нормальная. Она слишком практичная, безэмоциональная. У нее нет друзей, и она не способна на сочувствие, не считая этих жутких понятий о том, что хорошо, а что плохо.

Может, она так же, как и я, чувствовала себя одинокой в этом мире.

— Тебе пора, — говорит она, прерывая мои полные сочувствия мысли.

Что ж, а может, и нет.

Моя личная ванная комната в Крыле Медведя отличается от общих, которыми пользовалась раньше. И раз уж в здании больше никого нет, а если уж на то пошло, никто даже не видит здание, я с наслаждением мою волосы и отлеживаюсь в горячей воде.

Вымывшись и высохнув, расслабляюсь насколько это вообще возможно и устраиваюсь на своей огромной кровати и отправляюсь в галерею. Мне нужно сохранить все произошедшее, как плохое, так и хорошее. Я отправляюсь прямиком в комнату для создания статуй.

Но только я попадаю туда, как начинаю вертеться вокруг своей оси, а коридор галерее вращается и подрагивает вокруг меня. И вдруг резко останавливается.

Стою перед оттаявшей статуей медведя.

Весь мой страх перед тем, что может быть сокрыто внутри, мгновенно исчезает.

Это Торви. Медведь, которого я вижу — это Торви, прекрасное, великолепное ее изображение.

Все это время она была здесь, сокрытая подо льдом в моем разуме.

Я жадно к ней тянусь, и стоит мне только коснуться ее меха, как меня мгновенно переносит в палаты целителей, к этому выворачивающему душу глубинному моменту, когда осознала, что она часть меня. Все точно так, словно я все еще там, и понимаю, что мне ничего не нужно сохранять. Все уже здесь, в ней.

Я не понимаю, как это возможно. Но все равно радостно улыбаюсь, глядя на медведицу. То, что она всегда была здесь кажется настолько же правильным, насколько отвращает присутствие волка.

Вспомнив о волке, я не могу не проверить последнюю статую перед тем, как уйду. Орла.

Она по-прежнему покрыта толстым слоем льда, и когда осторожно касаюсь ее, ничего не происходит. Так что в ней по-прежнему остается сокрытым какой-то секрет.

Птицы могут летать. Возможно, и я всего лишь допускаю это, орел связан с тем, как я получу крылья?

Возвращаюсь в реальность, полная надежды. Я перебираю шкаф с одеждой в своей новой комнате и радуюсь, когда нахожу в нем штаны и брюки из плотной шерсти и гибкой кожи, а еще хлопковые рубашки разного кроя из голубой, зеленой и бежевой ткани. Кроме того, обнаруживаю перевязи для оружия, ремни, поножи, набедренные ножны, стопки носков, платья и даже нижнее белье и бюстгальтеры, сложенные в отделениях сундука, стоящего в ногах кровати.

После того, как я одеваюсь в чистые вещи и оборачиваю вокруг талии кожаную броню, ранее принадлежавшую Брунгильде, меня охватывает чувство спокойной уверенности. Причесывая волосы, и с удивлением обнаруживаю, что в них появились пряди куда более яркого голубого оттенка, особенно одна, около лица. Я держу ее в руках, глядя в зеркало.

Я стала чуть больше похожей на сестру. Всего капельку, и все же больше, чем раньше. У меня стала лучше осанка, а живот хоть и все еще мягкий, но гораздо более упругий. Моя одежда ярко украшена, что было бы неподобающим для служанки, и вот теперь мои бледного оттенка волосы стали такими же, как у Фрейдис.

Достаю из сумки зеркальце и с грустью смотрю на него. Мне так хочется, чтобы она увидела, какими голубыми стали мои волосы.

Зеркальце в моей руке превращается в лед.

От чистого удивления я вскрикиваю и роняю его на пол.

— Дерьмо!

Я заморозила дурацкое зеркало!

Опускаюсь на колени и пытаюсь подобрать, но оно скользит дальше по деревянному полу. Зеркальце ударяется о ножку кровати, и я наконец ловлю его, случайно раскрывая.

Дыхание перехватывает.

Фрейдис.

Она там, в зеркале, хмуро вглядывается в его небольшую стеклянную поверхность.

— Фрейдис!

— Мадди, — с облегчением выдыхает она.

— Фрейдис! Это и правда ты? — она только успевает кивнуть, а я крепче сжимаю зеркальце, и слова начинают литься бесконечным потоком. — Почему ты мне не отвечала? Почему не разговаривала, когда была здесь? Фрейдис, мне надо столько тебе рассказать, и я очень, очень сильно сожалею, что это мне пришлось сюда отправиться, честно, но боги не ошиблись! Должно быть, они знали…

— Мадди, тише, — говорит она, и я настолько привыкла слушаться, что мгновенно замолкаю. — У меня буквально пара секунд, прежде чем придется уйти. Отец собирается в Фезерблейд.

— Ч-что?

— Им нужна от тебя какая-то информация, а мать сказала, что ты отказалась помогать.

Я вглядываюсь в лицо сестры в крошечном зеркальце, пытаясь найти в нем черты той фейри, с которой вместе выросла. Которая меня любила.

— Ты даже не спросишь, как я? Не скажешь, что рада тому, что я пока что справляюсь? — мой голос не выше шепота, и прекрасно слышно, как хрипит мое пересохшее горло.

— Я вижу, что с тобой все хорошо. Спрашивать нет смысла, — говорит она.

Мое сердце будто пронзает кинжал.

— Фрейдис…

— Мадди, тебе нужно найти информацию о Лорде Витце и том, что он продал Двору Земли в прошлом году. Это важно. Ты найдешь это в донесении шпиона из Двора Тени, которое он передал отцу во время последнего визита во Дворец.

— Я теперь могу пользоваться магией, — сжимаю челюсть, отказываясь осознать то, что она только что сказала.

— Как только найдешь информацию, используй зеркальце, чтобы передать ее мне, и пожалуйста, сделай это раньше, чем уедет отец. Для нас всех будет лучше, если он снова не попытается попасть в Фезерблейд.

Снова? Он что, уже пытался? С чего бы им пускать его, чтобы он просто поговорил со мной? Наглость моей семьи и их неуклонное желание использовать меня лишь ради магии памяти, вызывает вспышку обжигающего гнева где-то внизу моего живота.

Это чисто физическое чувство, будто какая-то спящая часть меня пробудилась, как огромный костер, ждавший крохотной искры, чтобы как следует разгореться.

— Я первая из новобранцев, у кого появился валь-тивар, — говорю я. Не буду даже думать над ее словами, пока она мне не ответит. — Это волшебное животное Валькирий. Это медведица, и она совсем не такая, как валь-тивар, которые были у других, раньше.

— Мадди, Одина ради, замолчи и найди треклятую информацию, которая нужна родителям!

Захлопываю зеркальце, и из глаз брызгают слезы, похожие на жидкий огонь. Моя кожа моментально замерзает вместе со слезинками. Подняв руку, провожу пальцами по этим дорожкам застывшего горя на моих твердых щеках.

Огонь в моем животе вспыхивает с новой силой.

Я никогда больше не буду делиться со своей семьей вообще никакой информацией.