Глава 5

Владимир. Домбаронской семьи Протасовых.

Пригнанный из Москвы «Аурус» плавно скользит по центру Владимира. Еще две машины кортежа сопровождают нашу машину. У нас деловой визит к баронам Протасовым, мы к ним в гости едем договор подписывать, так что должны соответствовать высоким стандартам дворянских требований — и машина, и одежда соответствующие. Протасовы торопят — им деньги нужны срочно, так что юристы только вчера вечером завершили работу над договором и пачкой приложений к нему, а сегодня уже церемония подписания. Я ради такого дела даже лицей прогулял — договор сразу же отвезут в губернский департамент сельского хозяйства, где Симеон Маркович Давидов зафиксирует его, и тогда с моего счёта можно будет провести платёж. Если сдвинуть подписание на субботу, то «учесть» договор можно будет только в понедельник. Видимо, реально очень сильно припекло Протасовых, раз им очень хочется договор до завершения сентября закрыть.

Мы вчетвером сидим в «Аурусе». Михаил Генрихович и Виктор Михайлович Дитерихсы листают и комментируют Геннадию Алексеевичу и мне готовый договор. В принципе, дело уже знакомое: такие же бумаги, как и при покупке земли у графа Игнатьева.

Через широкую арку «Аурус» вкатывается на территорию Протасовых и останавливается напротив входа. Выходим, меня представляют встречающим — в процессе переговоров все, кроме меня, перезнакомились, представляют меня одного, так что ритуал знакомства и общие приветствия занимают всего пару минут.

Барон Григорий Тимофеевич Протасов провозглашает: — Господа, прошу в дом.

Толпой поднимаемся по ступенькам, рядом со мной оказывается Лука Протасов — единственный, с кем я знаком: в лицее дважды накоротке разговаривал с ним, когда начинали обсуждение «вопроса о земле»; он приветливо мне кивает и беззвучно шепчет: — Спасибо!

Я улыбаюсь в ответ.

В гостиной установлен длинный стол. Рассаживаемся. После коротких приветствий юристы начинают зачитывать страницы договора. Я лениво листаю бумаги — слишком много специальных терминов, таблиц с координатами, перечисления состава почв, истории использования земли. Уверен, что Дитерихсы, а с этим договором, из-за отсутствия времени, они работали вдвоём, проверили и предусмотрели всё. В самом конце договора натыкаюсь на цифры — расчёт полной стоимости контракта. Озадаченно достаю смарт и начинаю считать…

* * *

То, что что-то «пошло не так», глава рода барон Григорий Тимофеевич Протасов понял, когда сидевшие на противоположной стороне стола, слева от него, Андрей Первозванов и его юрист — Виктор Дитерихс, начали интенсивно что-то писать на листке и передавать его друг другу. Собственно, Григорий Тимофеевич понимал, что главные здесь — «взрослые»: Геннадий Перлов и Михаил Дитерихс. Они находились напротив барона и внимательно слушали читку договора. Так что можно не беспокоиться: мало ли что дети могли углядеть в смартфоне и теперь обмениваются эмоциями. Однако, когда Андрей Первозванов передвинул листок с перепиской не Виктору, а его отцу — Михаилу Генриховичу и тот удивленно вытаращил глаза, сердце у Григория Тимофеевича тревожно ёкнуло: эта сделка была нужна ему, нужна именно до конца сентября. То есть сегодня. И если она сорвётся, не факт, что он сможет найти деньги так быстро где-то ещё. Точнее, найдёт, но условия будут другими.

Протасову показалось, что Михаил Дитерихс прочитал записку два или три раза, видимо, пытаясь осмыслить содержание; затем что-то написал сам и передвинул листок уже Перлову.

Геннадий Алексеевич бросил короткий взгляд на текст на листке; на его лице не то, чтобы удивление отразилось, или хотя бы мускул дрогнул — казалось, он глаза от юриста, читавшего договор, опустил лишь на секунду, что-то коротко черканул и сдвинул листок Дитерихсу.

— Старая школа, такого не прошибёшь, — уважительно подумал Протасов. — Хотя, может, я себя просто накручиваю; мало ли какие внутренние проблемы у них могут быть.

То, что проблемы не «внутренние», Григорий Тимофеевич убедился, как только закончилось чтение договора. Буквально сразу же Михаил Генрихович Дитерихс с извинениями попросил небольшой тайм-аут для внутреннего совещания.

Григорий Тимофеевич приветливо улыбнулся и согласно кивнул головой: — Конечно. Вам предоставить помещение?

— Нет, не нужно, мы просто в кучку соберёмся, — ответил Дитерихс.

Они и впрямь вчетвером собрались в углу гостиной. Разговор у гостей был жарким, хотя и шёпотом. И у барона Протасова сложилось впечатление, что Андрей Первозванов пытается что-то доказать своему опекуну и двум юристам. Протасов знал, что юридически хозяином денег является именно этот малец и полагал, что на заключении он будет сидеть надутый от гордости: как же — его усадили за один стол со «взрослыми» и позволили поставить свою закорючку на договоре. Однако, если сейчас мальчишка заартачится, то без его подписи никакого договора не будет. Протасов взволнованно наблюдал за дискуссией и жестикуляцией её участников, с нарастающей тревогой ожидая развязки.

Наконец, гости пришли к какому-то соглашению, Михаил Генрихович Дитерихс черканул что-то на листке, показал его Первозванову, тот согласно кивнул.

Развернувшись, Дитерихс обратился к барону: — Мы закончили. Всё в порядке, всё нормально. Продолжаем работу. Можете мне предоставить коротенькое слово?

— Естественно, — барон показал рукой в сторону трибуны, откуда только что зачитывали договор.

— Если разрешите, я с места.

Все расселись, и Михаил Генрихович начал: — Господа! В связи с тем, что разработка договора велась в условиях цейтнота, Андрей Андреевич Первозванов не был знаком со всеми его положениями. Как известно, все мы ориентировались в договоре на предыдущий опыт по покупке соседнего участка — у графа Игнатьева, а также условия других сделок вашей семьи. В процессе переговоров, из-за форс-мажорных обстоятельств, была согласована скидка цены на землю по отношению к контракту с Игнатьевым в двадцать процентов. Андрей Андреевич только сегодня смог увидеть готовый контракт, в том числе и полную его стоимость. Он считает скидку, о которой мы договорились в процессе переговоров, несправедливой и полагает, что никакие обстоятельства не могли так существенно понизить цену на землю. Использовать какие-либо дополнительные факторы, которые могут уменьшить цену контракта, он считает бесчестным и недопустимым. В связи с этим Андрей Андреевич Первозванов предлагает пересмотреть стоимость контракта, закрепив в нём, что скидка, которую вы даёте на землю, составляет не двадцать, а семь с половиной процентов. Если у Вашей стороны нет возражений, я предлагаю исправить цифры в договоре, распечатать его заново и приступить к церемонии подписания.

* * *

— Тимофей, и мне коньяка плесни немного. Переволновался я что-то, — барон Григорий Протасов устало опустился в кресло.

— Переволнуешься тут, когда на подписание договора «наши уважаемые партнёры» такой номер выкинули, — поддержал его старший сын, передавая отцу бокал с коньяком.

— Ну, нам-то это в плюс пошло. В хороший плюс. Ты понял, что произошло? Это же всё Андрей Первозванов — перловский приёмыш затеял. Решил, что двадцатипроцентная скидка — это не честно, не по-пацански, ну, или не по-дворянски. В результате мы хорошие деньги дополнительно получили, на которые и не рассчитывали. И то, что нам жутко нужны были деньги, он посчитал за «дополнительный фактор», который на цену влиять не должен. А те семь с половиной процентов скидки, что он оставил — это плата за землю, которую в качестве налогов в конце года вносить надо будет.

Тимофей поддержал отца: — Молодой он ещё просто, по сути — ребёнок, жизни не видел, да и вырос в монастыре. Вот и руководствуется не реальными интересами, а представлениями, почерпнутыми из кодекса «О чести, долге и праве дворянском». Подрастёт, столкнётся с реальной жизнь, и будет как все — каждую копейку выгрызать с остервенением, не взирая ни на какие обстоятельства; точнее, чем хуже обстоятельства у второй стороны, тем жёстче будут условия. Все в детстве герои, а потом — романтики. А в юности — либералы. Но как там говорят: кто в молодости не был либералом — у того нет сердца; кто к старости не стал консерватором — у того нет ума*.


Москва. Центр.

Спускаясь по ступенькам Большого театра, дяди императора Константин Михайлович и Михаил Михайлович Романовы, заботливо придерживали супруг за руки, успевали отвечать на поклоны и улыбаться, говорить коротенькие комплименты дамам.

Рядом с ними семенил директор театра, лично вышедший проводить членов императорской фамилии. Чуть поотстав, шествовали сыновья и дочери с супругами, приближённые и охрана.

— Выше всяких похвал. Феерия. Сколько раз бывал, и на премьерах, и на обычных представлениях. А каждый раз заново в другой мир переносишься. Школа, традиции, и Ваши труды видны; века пролетают, а Большой неизменно остаётся одной из визитных карточек страны.

— Весь коллектив осознаёт, насколько дорогое наследство перешло к нам от предшественников, — директор театра почтительно склонил голову; — разрешите Вашу столь лестную оценку, Ваше императорское высочество, передать своим сотрудникам?

— Да, конечно, поблагодарите за верное служение искусству от императорской фамилии.

Дойдя до колонны «Аурусов», Константин Михайлович и Михаил Михайлович сели в первый автомобиль, махнув рукой жёнам, чтобы садились во второй. Оно и понятно — у мужчин свои темы для беседы, жёнам их не особенно интересные; а у дам дня на три наберётся разговоров для обсуждения нарядов, причёсок и украшений знати, присутствовавшей на премьере в Большом театре.

— Костя, порадовал ты комплиментами старика-директора, — обратился к старшему брату Михаил. — Хотя, да, мастерство не пропьёшь. И состав сильный, и на костюмах с декорациями не экономили. Надо будет позвонить министру культуры и высказать похвалу.

— Позвони, — согласился Константин, — тем более, твоя оценка объективнее моей будет. Я-то, как ходоки пошли в Царскую ложу, ничего больше не видел и не слышал.

— Как тебе французский посол?

На минуту задумавшись, Константин Михайлович ответил: — Этот без мыла хоть куда пролезет, вытолкай в дверь — в окошко стучаться будет. Набивался и на других премьерах и крупных культурных и светских событиях побывать. Настолько противно было видеть его счастливую рожу, что пришлось его немного потроллить: очень кисло он отреагировал на моё приглашение побывать на новой выставке, посвящённой юбилею Бородинского сражения. Но головой согласно кивал при этом.

— Не резковато?

— Что нам эти французы? У них всё в прошлом — славная история, блестящая культура, колонии в половине Африки. А сейчас — едва держатся, уровень жизни падает, арабизация продолжается и её уже не остановить. Что им и осталось: памятники, виноградники, пляжи? Страна для туристов и пенсионеров.

— А новый английский посол?

— Да, «к нам на утренний рассол прибыл аглицкий посол» **… Этот, конечно, не просто поумнее и похитрее, а из старых бульдогов — если вцепится, то уже не отпустит. Сказывается вековая школа «Большой игры». Правильно они сделали, что почти всех дипломатов в России заменили — прежний состав только и умел каблуками щёлкать и шпионов неумело вербовать.

— Да нормально они вербовали, — не согласился со старшим братом Михаил. — Для их уровня неплохо. Просто племянник наш — наследник престола Владимир — свой хлеб тоже недаром ест, и, курируя разведку и контрразведку, и финансирование им обеспечивает, и от руководства развитие требует, и стимул в виде волшебного пендаля обеспечивает. Вообще, самая опасная экономия для государства — это на контрразведке ***. Вот император с наследником и не скупятся. А британцы последние годы шаблонно действовали — ну, под их цели было нормально: они же большую войну с нами готовили, и задача у них была — обеспечить максимум шпионов и агентов влияния во всех слоях общества и во всех структурах. Вот под это дело и пытались вербануть всех подряд.

Немного обдумав слова Михаила, Константин продолжил: — Да, скорее, так и есть. И в Британии первыми осознали, что минимум на несколько лет Российская империя им не по зубам и стараются перенести упор с тайных операций на дипломатию. И Бьюкенена вытащили откуда-то именно поэтому: карьерного дипломата соответствующего масштаба не нашлось и усилить наше направление было некем; он же не профессиональный дипломат, но, судя по хватке, опыт у него солидный, — где-то серьёзно он поднаторел в дипломатии. Значит, важной работой занимался, но особенно не светился. Такие как раз и есть самые опасные.

— Джордж Бьюкенен также приглашал на приёме в посольстве побывать, который они организовывают в память о визите Петра Первого в Англию, и в Английский клуб зазывал. Что-то втирал про необходимость поездки в Мурманск, дабы отдать дань памяти героическим морякам конвоев Второй Мировой войны. Сладко пел про модернизацию английской монархии. Мол, провозглашение наследником престола сына её величества принца Ричарда, а вторым наследником — внука её величества принца Эдгара, открывает новые перспективы сотрудничества между Британией и Россией; а то, что при этом обошли старшего внука королевы — Кристофера, это громадный плюс, показывающий, что английская монархия руководствуется не династическими предрассудками, а необходимостью организации эффективного управления; и Эдгар по административным и организационным качествам выше Кристофера на две головы. И за беседу Джордж раза два или три повторил мысль о приоритете опыта над имперскими амбициями и общей пользе всем гражданам Великобритании и других государств от пересмотра некоторых устаревших традиций. Короче, вертелся сэр Джордж Уильям Бьюкенен как уж на сковородке ****.

— Ну, англичане и раньше умели проявлять политическую гибкость и плевать, в случае необходимости, на условности и приличия, — согласился с братом Михаил Михайлович. — Там было в истории: когда не оказалось наследников по мужской линии, Елизавета Вторая королевой стала. И издала эдикт, что её потомки — всё равно Виндзоры. Да, не делай удивлённое лицо, Костя! Нам на занятиях по истории правящих домов рассказывали, ты просто подзабыл. Типа, её муж, принц-консорт Филипп настаивал, что дети должны носить его заковыристую фамилию — Маунтбеттен, а Черчилль её уговаривал сохранить за детьми фамилию её отца. Черчилль победил, а Филипп потом возмущался, что он — единственный англичанин, который не может передать свою фамилию детям*****.

— Ну да, — согласился старший брат с младшим: — Настоящий английский джентльмен всегда играет по правилам. Если английский джентльмен не может выиграть по правилам, он меняет правила — и выигрывает!

— А если не может выиграть английская леди, — продолжил Михаил, — то она меняет джентльмена. Так что нынешняя королева Елизавета Четвёртая — достойная преемница своих предков. И когда сейчас её представитель начинает уверять в своей дружбе и преданности, я вспоминаю старую поговорку: Горе тем, у кого хорошая память: им сложнее верить в перемены к лучшему. Сколько раз за последние пятьсот лет англичане уверяли нас в любви, дружбе и сердечном согласии? ****** И как паршивые коты, гадят в сапоги своих хозяев, так и англичане гадили ******* нам везде, где только можно.

— Получится у тебя сыграть так, чтобы очередная порция дерьма от англо-саксов нас не затронула? Или даже на пользу нам сыграла? — задал вопрос старшему брату Михаил.

Тот вместо ответа задумчиво пожал плечами.


* Фраза, приписываемая У. Черчиллю. В реальности он так не говорил.

** Леонид Филатов. «Сказ про Федота-стрельца, удалого молодца», 1987 г.

*** Искажённая фраза из романа Владимира Богомолова «Момент истины» (другое название «В августе сорок четвёртого…»), 1974 г.

**** Считается, что компиляция «уж на сковородке» возникла как смесь из двух старинных поговорок: «Вертится, как уж на вилах» и «Скачет, как карась на сковородке». Обе поговорки сложились из наблюдений над жизненными реалиями, но сейчас люди в массе своей ни ужей, ни карасей не видели — и в результате такого незнания объединили две несовместимые ситуации, получив в итоге нелепицу.

***** Речь идёт о прокламации Елизаветы Второй от 1952 г., согласно которой её потомки, хотя и не являются Виндзорами (по закону ими являются только потомки Виктории и Альберта по мужской линии), продолжат принадлежать к дому Виндзоров и носить их фамилию.

****** «Сердечное согласие» — Отсылка к сформированному к 1907 г. военно-политическому блоку Российской империи, Великобритании и Франции, носившем название «Антанта», от фр. словосочетания l’Entente cordiale («сердечное согласие»).

******* Фразу «англичанка гадит» часто безосновательно приписывают Александру Суворову. Возможно, восходит к пьесе Н. В. Гоголя «Ревизор», где встречается выражение «француз гадит» (действие 1, явление 2). Впервые фраза «Англичанка гадит» появилась в XIX веке, во время Крымской войны 1853-56 гг.

Загрузка...