Москва. Кремль.
Цесаревич Александр Владимирович Романов проснулся от недомогания. Глаза болели; не так, чтобы сильно, но лёгкое жжение, идущее изнутри, раздражало тем, что через глазницу почесать его нельзя. Цесаревич сильно прищурился и попытался поводить закрытыми глазами. Помогало мало. Но хоть какое-то действие, отвлекавшее от боли. Перепад с небольшой температуры на озноб, постоянная, но не сильная головная боль усугубляли болезненные ощущения. И как всегда в таких случаях, цесаревич стал вспоминать, где он мог подхватить простуду или другую болезнь. Подождав ещё минуть десять и убедившись, что несильный озноб меняется на такой же слабый жар, Александр с сожалением нажал на кнопку вызова дежурного врача — он знал, что лучше обратиться к медикам сразу: иногда и несколько часов могли сыграть роль в лечении.
Дежурный врач появился через несколько минут, поклонился на входе и задал стандартный вопрос: — На что жалуетесь, Ваше императорское высочество?
Цесаревич описал симптомы, медик при этом всё время согласно кивал и как всегда при общении с врачами, было непонятно: то ли он полностью согласен с плохим состоянием больного, то ли полностью понимает, что тот говорит, то ли просто сочувствует.
Бегло осмотрев Александра, врач резюмировал: — Лечение пока никакое не рекомендую. Считаю, что ничего опасного нет и долго такие проявления не продлятся. Рекомендую немного перетерпеть. На работоспособности сказаться не должно. Есть предположения, утром определимся окончательно.
Владимир. Дом Перловых.
Резко вынырнув из сна, я прислушался к жару, скользившему по моему телу и дополненному резкими толчками давления. Вглядевшись, я увидел, что звёздочка магической силы, живущая рядом с моим сердцем, дергается. За последние года два я неоднократно наблюдал процесс инициации, и он всегда начинался именно с того, что капелька магической силы, жившая в каждом человеке с его рождения, начинала вибрировать и раскачиваться и дёргаться из стороны в сторону, постепенно увеличивая диапазон, как бы готовя место под своё расширение. Затем она резко значительно увеличивалась в объёме и от неё по всему организму пролегали линии подачи магической силы, и весь человек начинал «светиться» магией.
Я лежал и ждал — вот-вот искра вспыхнет, начнёт разгораться и заполнять потоками всё тело. Но искорка подёргалась и успокоилась, так и оставшись искрой и не желая преобразовываться. Болезненное состояние, которое сопровождало процесс инициации, точнее даже не болезненное, а некоторый дискомфорт, ушло полностью. Я этот дискомфорт не лечил, боясь, что мои действия могут как-то повредить инициации. Оказалось — не могут. Потому что инициации не было. Инициация не прошла. Как же так-то?
Она же должна была «изучить пространство» подёргавшись, затем медленно разгореться, запустить энергетические нити по всему организму… и в энергетическом зрении я бы засиял, как новогодняя ёлка. И утром бы сказал улыбаясь: я инициировался. И на тренировке — раз так, огнём! Или водой… А тут — ничего. Я что — в самом деле нулёвка? Вообще полный ноль? Как мне в армии теперь служить?
Вместо дискомфорта осталась другая боль, пульсировавшая в мозгу: почему со мной всё не так? Я же всё делал правильно. Я развивал силу, волю, интеллект. Все с детского садика знают — это три слагающих хорошей инициации. И у меня все эти показатели не просто в норме, а на очень приличном уровне и инициация должна тоже быть хорошей. А у меня даже не хорошей — никакой не получилось?
Прождав и промчавшись почти всю ночь, и так и не дождавшись инициации, я только под утро смог немного поспать…
Москва. Кремль.
Императорский медик Иван Фёдорович Гангов привык прибывать на работу рано утром — чтобы к моменту, когда проснутся царственные особы уже иметь представление о минувшей ночи. Вот и сегодня, выслушав доклад дежурного врача, он нажал на вызов секретаря наследника, сообщив, что у него есть информация для доклада.
Секретарь отзвонился буквально через три минуты: — Владимир Николаевич примет Вас в кабинете перед завтраком.
Иван Фёдорович заспешил — до кабинета ещё нужно было дойти по дворцовым лабиринтам. Когда подошёл наследник, то поздоровавшись, ещё в приёмной он спросил: — Что у Вас, Иван Фёдорович?
Изобразив поклон, Гангов ответил: — Цесаревичу Александру Владимировичу сегодня ночью нездоровилось. Я его осмотрел. Заболеваний не обнаружено. Имели место проявления, характерные для признаков инициации, но только более сильные и более явные. Думаю, они и были восприняты как болезнь.
— Вот как. Думаете, есть смысл проверить? — заинтересованно спросил Владимир Николаевич.
— Полагаю, что не помешает. К сожалению, у некоторых людей, редко у кого, но при инициации бывают болезненные проявления. Причина их не установлена, но в медицинской литературе они подробно описаны. Нечто подобное наблюдалось и у Вашего сына. А если у Александра Владимировича диагноз не подтвердится, то будем искать, что стало причиной для подобного необычного недомогания.
Во время завтрака наследник подробно рассказал отцу о беседе с императорским медиком и Николай Петрович согласно кивнул: — Иван Фёдорович редко ошибается. Думаю, надо проверить. Александру столько до очередного уровня оставалось?
— Многовато ещё, — отозвался наследник.
— Саша, не помнишь точную цифру до перехода на следующий уровень? — поинтересовался он у сына.
Цесаревич тут же отозвался: — Да, помню, много ещё не хватает, за середину уровня перевалил, но не менее тридцати, а скорее, сорока баллов; может, немного меньше, измеряли почти год назад. Тренера-наставники считают, что года три, а то и четыре-пять нужно заниматься, чтобы к следующему уровню подступиться. Чем выше уровень — тем медленнее рост, и на третьем уровне быстро продвигаться не получается.
— Я всё же выдал распоряжение, чтобы комнату и приборы подготовили к измерениям. Так что, может, после завтрака и пройдём? — задал вопрос наследник.
Император согласно кивнул: — Да, давай. Нужно снять вопросы и если причина ночного нездоровья в чём-то другом, то пусть медики разбираются. Хотя — тридцать-сорок баллов на третьем уровне за год-два не пройдёшь.
Император, наследник и цесаревич возвращались с проверки в приподнятом настроении. Выдернув адъютанта, император на ходу ставил задачи: — У нас есть полторы недели до празднования дня рождения Александра и успеем пересмотреть программу и всё подготовить как надо.
— В связи с тем, что цесаревич перешёл на четвёртый уровень, — продолжал Николай Петрович, — мы масштабы праздника увеличим до общероссийского; часть торжеств проведём в субботу, а в воскресенье соберём аристократию на большой приём в Кремле и начнём его с измерения магической силы у цесаревича. Пусть министры-губернаторы и князья-графы полюбуются и впечатлятся. Ха! — хохотнул император, — сколько у нас подданных на второй и третий уровень перейдёт через две недели? Они же быстро прилив силы от Сашки получают. С такими темпами нарастания магической силы, как у Александра, в стране скоро вообще одни дворяне будут. Может, стоит параметры получения дворянства пересмотреть? Сделать требования повыше?
— И, кстати, — добавил Николай Петрович после небольшой паузы. — Раз пошла такая пьянка, обязательно иностранных подданных нужно пригласить. Атташе там всяких и послов, особенно английского и французского — любят они по приёмам ходить. Пусть посмотрят. Они, конечно, своеобразные выводы сделают и гадить не перестанут, но, если поймут, что их пакости против России могут иметь тяжёлые последствия, будут осторожнее.
Владимир. Дом Перловых.
То, что я не выспался и выгляжу устало, Оксана Евгеньевна заметила сразу, как я вышел к завтраку, хотя я и пытался взбодриться. Так-то я всегда огурцом…
Киваю и отвечаю: — У меня ночью не прошла инициация.
— А так может быть? — удивлённо спрашивает Геннадий Алексеевич.
— Сам удивлён. Но, значит, может. Хотя, может, просто мощности не хватило или какой-то сбой и инициация пройдёт позже. Только мне такие случаи неизвестны — везде описано, что весь процесс инициации происходит за одну ночь, изредка днём, но тоже в течение не более нескольких часов.
— Может, есть смысл съездить к Евичу и с ним переговорить? — задала вопрос Оксана Евгеньевна.
— Да, сам думал об этом. Посмотрю, где в графике есть окно и договорюсь.
Владимир. Военный госпиталь.
— Ты всё лучше любого прибора видишь. Со здоровьем у тебя всё в порядке. Организм в идеальном состоянии. Вообще в идеальном. И никаких препятствий для инициации в принципе быть не может — их вообще не существует. Известны случаи, когда молодые девушки и парни при смерти были, но инициация всё равно происходила. Видимо, при магической инициации действуют какие-то механизмы, не завязанные на здоровье, — Юрий Васильевич сокрушённо разводит руками.
— Не знаю, может здесь причина в твоём даре? — продолжил Евич. — Вдруг он каким-то образом несовместим с магической силой? Как бывают несовместимы лекарства. Давай попробуем шарики подержать в руках — может они воздействуют на каналы и активируют их.
Отвечаю: — Можно. Но так-то, я их чуть не каждый день держу — заряжаю, а в некоторых немного магической силы обычно остаётся. Но вообще, дар — он же что-то другое, типа зрения, дополнительное чувство и с магией вроде конфликтовать не должен. Да и магические облака, что на земле лежат, думаю, их много, а в районах с плотным населением и в городах должны быть. Значит, через них и ездят, и ходят, и ни на кого они не повлияли. Если бы влияли, то людей, не имеющих силы, было бы много.
Беру шарики, держу их. Ноль реакции. Разочарованный кладу их снова в контейнер. Юрий Васильевич сокрушённо качает головой.
— А на магическую силу ты переходил вчера-сегодня? После вот этой температуры и рывков шарика света в груди? — спрашивает он.
— Нет, не до того было. Сейчас попробую.
Переключаюсь на энергетическое зрение и поражаюсь — оно стало гораздо сильнее. Ярче, насыщеннее. Картинка видится подробнее и более выпукло, что ли. Пытаюсь протянуть магическое зрение на максимальное расстояние: видеть я стал тоже гораздо дальше.
Говорю об этом Евичу. Юрий Васильевич отвечает: — Точно тебе никто не скажет. Но, раз уж у тебя такие специфические умения, может, ты на следующий уровень дара перешёл?
— Может быть. Не знаю. Больше всего мне бы хотелось, чтобы у меня не было никакого дара. Чтобы я жил обычной жизнью, учился, тренировался. Инициировался магической силой, как все мои одноклассники и не одноклассники тоже. Готовился к сдаче экзаменов и поступлению на какую-то специальность. Короче, жил обычной жизнь. Это же такое счастье — быть обычным человеком.
Сочувственно кивнув, Евич ответил: — Твой дар — драгоценность, которую нужно беречь. Ты со своим даром спас немало жизней. А вылечил ты сколько? Кому в твоём возрасте удалось такое? Ты не просто особенный, ты уникальный. Так судьба или Бог распорядились, что ты получил этот дар. Может быть просто так, случайно. Но мне кажется, что в этом есть глубокий смысл и глубокая причина. И там, в будущем, мы поймём, почему дар избрал тебя в качестве своего носителя.
Владимир. Деревня Первозваново.
Не так я надеялся встретить свой день рождения. Этот день должен был стать, наверное, самым счастливым в моей жизни. Я рассчитывал, что к шестнадцатилетию рядом с моим сердцем запылает ещё одно — магическое, от которого по всему моему организму потечёт магическая сила. И пусть её было бы не много — я же не знаю, какой уровень был у моих родителей — ну, тех женщины и мужчины, что дали мне жизнь. Но ведь каким-то их уровень был? Или у них он тоже упал настолько, что даже приборы его не фиксировали?
Увы, маленькая звёздочка, слабо мерцающая в моей груди, так и осталась чисто символическим напоминанием о том месте, которое должно было превратиться в центр магической силы моего организма. Не превратилось. И уже не превратится: после шестнадцати лет инициация не происходит. Я так и останусь без магической силы. И хоть и нелегко, эту мысль нужно принять.
Мне столько лет рассказывали, что я должен делать, чтобы быть «хорошим», и я это делал. Тренировал волю, развивал физическую силу и много читал, учил языки и вообще старательно учился. Не то, чтобы я работал для кого-то или пытался заслужить похвалу. Я это делал для себя, мне реально было интересно тренироваться и узнавать новое. Но я знал, был уверен: сила меня возблагодарит. А она проигнорировала. Так, наверное, чувствует себя ребёнок, который давно мечтал о подарке от Деда Мороза, и в предыдущие годы исправно получал просимое. Он хорошо себя вёл и прилежно учился и был вправе рассчитывать, что Дед Мороз оценит его усилия. И вот, наконец-то получил долгожданную посылку на праздник, но вскрыв коробку, обнаружил — она пустая.
Так и я оказался пустышкой. Столько лет тренировок, развития, ожидания. И в результате — ничего. Вообще ничего. И это мне казалось проявлением какой-то высшей несправедливости — даже алкоголики и наркоманы инициируются без проблем, получая «за просто так» десяток, а то и два десятка баллов на первом уровне. А у меня — ноль. Какой тут праздник?
Но если моё шестнадцатилетие — это праздник не для меня, пусть он станет праздником для тех, кто мне дорог. Они искренне хотели меня порадовать и сделать счастливым, решили собраться вопреки расстояниям и обстоятельствам, и они должны увидеть меня счастливым. И они увидят меня счастливым. Не потому, что я хочу их обмануть, а потому что видеть каждого из них, общаться, просто знать, что они рядом — это уже и есть счастье.
Я вообще-то думал, что, коль день рабочий, почти середина недели, вторник, у всех дела, то и соберутся только «владимирские». Но за две недели до праздника Геннадий Алексеевич сообщил мне, что приедут не только Перловы из Москвы и Абрикосовы из Крыма; в полном составе будут семейства Окиновых и Анохиных — с супругами и детьми. А к прилетевшим князьям отпустили княжичей из военных училищ. В воскресенье неожиданно порадовал и удивил Артур, позвонивший и сообщивший, что он в понедельник прилетит в Москву и вечером будет во Владимире. Отдельная делегация от Фениксовых — глава рода Вэй, он же Владимир Иванович и муж Кати — Кирилл Борисович. Ну, и наши местные — мои ровесники, наша кампания.
Я одет с иголочки, на шее бабочка с чёрной жемчужиной и встречаю гостей. Точнее, пока жду, но подъедут с минуты на минуту. А пока я даже как бы не знаю, что дарить мне будут школу и для чего там повязана красная ленточка. И даже не смотрю в ту сторону. Впрочем, в ту сторону я реально не смотрю: за школой высится, поблескивая в лучах солнца, стеклянный купол большого круглого здания — такого же, как на полигоне у Протасов, даже больше. Я думал, что буду здесь тренировать и развивать свою силу. Тренировать и развивать оказалось нечего. И каждый раз, когда я вижу этот купол, моё настроение рушится, как карточный домик от лёгкого дуновения ветра.
Наконец, подъезжает кавалькада машин, в том числе губернатор с князьями. Здороваюсь, принимаю поздравления. Начинается церемония перерезания ленточки. Мне вручают большой ключ и под аплодисменты, с широкой улыбкой, я поднимаю его над собой. Идём по школе. Занятия здесь начнутся после новогодних праздников; всё готово, только мебель нужно расставить. Проходим по этажам, осматриваем классы и большие помещения. Открываются широкие двери в столовую, где накрыты столы. Столовая хоть и школьная, но сегодня фуршет для неё готовили в ресторане «Золотое кольцо». По традиции праздник начинает отец Игнатий, провозглашающий «многая лета».
И я вдруг понимаю, что такой масштабный, но и семейный праздник — у меня в последний раз. Многие друзья уже уехали из города, остальные, да и я тоже, уедем будущим летом. В следующем году я буду где-то учиться и вряд ли попаду во Владимир. И, наверное, семнадцатилетие я буду полностью воспринимать спокойно, как взрослые вообще воспринимают свои дни рождения — без детской непосредственности, восторгов и ожидания чуда. Я к этому постепенно иду несколько лет и эмоций от праздника становится всё меньше; больше радует возможность общения с друзьями и теми, кто мне дорог. И не будь их сейчас рядом, никакой день рождения был бы мне не нужен…
В принципе, в самом деле — сейчас у меня прощание с детством. Впереди — взрослая жизнь.