Глава 16

Владимирская область. Полигон семьи баронов Протасовых.

Когда Лука Протасов в первый раз привёз меня на занятия на полигон, я был немного в шоке: в моём представлении «полигон» — это просто участок или поляна для занятий. Ну, тренажёры там разные можно поставить. Такие участки на «полигоне» были — и обычная полоса препятствий, и со всякими хитрыми дополнениями. Но в центре полигона находилось большое круглое здание из стекла и бетона, накрытое куполом. Оказалось, что занятия у нас будут проходить в этом помещении.

Переодеваемся, выбираем сабли, и идём на манеж. Первое занятие Лука начал с объяснения мне механики «македонского боя». Потом, в соответствии с теорией, начал мне «ставить ноги», «ставить руки», «ставить корпус»: учить, как я должен чувствовать своё тело и его части. Потом — показал, как правильно разогнать организм, чтобы в бою или дуэли не порвать связки и не повредить что-то на высоких скоростях, которые нужны для сражения на саблях по-македонски. Проводим разминку. И, наконец, сам бой.

У Протасовых есть стандартный курс типа «Дуэль по-македонски для чайников», включающий в себя восемь занятий. Я попросил углубленный курс из шестнадцати уроков, и Протасовы не смогли отказать. Но как я ни старался, даже такой курс, который я проходил в течение двух месяцев, и близко не подвёл меня к тем скоростям, на которых работал Лука. Оно и понятно, и Лука меня сразу предупреждал: в их семье обучение мальчиков начинается с младенчества и в таком маленьком возрасте все навыки прошиваются на уровне инстинктов. Даже охранники, десятилетиями занимающиеся освоением македонского способа борьбы на саблях, не могут приблизиться к результатам, членов рода, так как начинают тренироваться уже в зрелом возрасте. Но я был доволен итогами тренировок — какие-то из «македонских штучек» я включил в сбой набор для предстоящих сражений саблей или другими колюще-режущими предметами. И в целом физические навыки развивались неплохо.

А вот моим успехам в стрельбе по-македонски Влад был удивлён: уже на третьем занятии я показал неплохой результат в прохождении стрелковой полосы. И на его вопрос ответил, что меня как снайпера давно готовят и такие понятия как концентрация и рассеивание взгляда, мгновенный перенос стрельбы и внесение поправок при движении мишени мне знакомы.

Москва. Данилов монастырь. Резиденция патриарха.

— Глянь, Никодим, иди быстрее. Патриарх вышел на гостевую лестницу. Может, император к нам приедет?

— Окстись. Если бы император, тут бы уже месяц всё чистили и красили. Да и не в парадном облачении патриарх. Может, из министров кто? Или из православных церквей — из Сирии там или из Африки?

В других зданиях сотрудники патриархии тоже прильнули к окнам: не так часто патриарх выходил на улицу, чтобы поприветствовать гостей. Обычно даже самых именитых посетителей встречал кто-то из приближённых, вёл до кабинета, и уже там начиналась церемония.

Въехавшая во двор машина не впечатлила — серийный «Москвич». Из неё вышел немолодой, скорее уже, — начинающий стареть мужчина в гражданской одежде.

— Это же Игнатий, — удивился Никодим. — Как равного встречает.

— Ты рот-то прикрой. Патриарх оказывает должное уважение достойному сыну церкви. И никак иначе!

Патриарх между тем пожал руку Игнатию, заключил его в объятия и трижды, по-православному, поцеловал.

— Пойдём, пойдём быстрее, замёрзнешь ещё в пиджачке-то на холоде, — стал поторапливать он Игнатия.

Шагая по паркетному наборному полу, патриарх спросил гостя: — Из Владимира же ехал?

И получив утвердительный ответ, продолжил: — Ну, тогда сразу и пополдничаем.

Банкетный зал был накрыт на две персоны. Как только патриарх Филарет и отец Игнатий опустились в кресла, двери распахнулись, и монахи стали заносить еду.

Трапезничали молча. Только иногда Филарет коротко комментировал рецептуру подаваемых блюд и кидал короткие реплики по их качеству.

Беседу начали уже за травяным чаем.

Выслушав рассказ Игнатия о работе над материалами, поступившими со всех епархий, Филарет вздохнул: — Громадный труд. Годы и годы работы.

Отец Игнатий согласно кивнул головой: — Проблема ещё и в том, что это всё проанализировать надо, и не ошибиться в выводах. А глубоким анализом мало кто владеет. На будущее уповаю, потому и рассылаю материалы, чтобы их хотя бы как статистику вводили в оборот, и надеюсь, что найдутся те, кто сможет их понять. Не тайна же за семью печатями.

— Ну, пусть Бог даст тебе сил на выполнение всего задуманного и продлит годы твои.

— Взаимно, Филарет. Пусть Господь и о твоём здоровье и долголетии позаботится. Нет почётнее, но и сложнее работы, чем быть предстоятелем нашей церкви. У каждого — свой крест. Ты свой несёшь достойно и безропотно. Вся страна — твоё стадо, а весь клир и прихожане — войско, бьющееся за православие.

— И ты в нашем строю, Игнатий, и делаешь не менее важное дело. И если мы просто отстаиваем веру православную, ты объясняешь, за что и почему. И нам, предстоятелям, и тем, кто сзади нас подпирает в сражении, очень важно осознавать нашу правоту. А тех, кто послабее духом — ты своим словом воодушевляешь и поддерживаешь. И, Игнатий, вот об одном прошу, Христом Богом умоляю: в мистику не ударься. Тебя слушают, за тобой идут.

— Исключено, Филарет. Где я — и где мистика? Я практик, который с годами стал наукой заниматься. И вся наука моя нацелена на то, чтобы дать нынешним практикам — нашим семинаристам и батюшкам, — более ясное представление о православии и научить лучше понимать паству и доносить до неё слово Христово. Те же материалы с епархий, которыми я год занимаюсь — математика, чтобы сделать выводы о прихожанах. И работы там — ещё на годы.

— Спасибо, Игнатий, успокоил. В любых своих трудах можешь на мою помощь рассчитывать. Как визиты-то у тебя проходят, может, содействие какое надо?

— Побывал в Александро-Невской лавре, со старцами пообщался, дневники Иоанна Кронштадтского почитал. Там, конечно, не читать, а изучать надо. И понять, что написано, а это сложно — многие фразы по-разному истолковать можно. И, опять же, время. Теперь вот на юг собрался, Киево-Печерскую лавру посетить, и в целом по югу проехать. Поддержка не нужна, клиру же от тебя письмо было, спасибо, этого достаточно.

— Ну, помогай Бог! Из Владимирской епархии писали о каком-то чудном ребёнке, который просил благословить его на строительство часовни. И ты у него, вроде, духовник?

— Он, вообще, на строительство храма просил благословления. Я ответил, что часовни достаточно и на это благословляю. И посоветовал: если он хочет еще церкви помочь, то может дать денег какому-то из действующих храмов, или на восстановление возрождаемого.

— Деньги он откуда взял?

— Ему князь Окинов виру заплатил за медведя-шатуна; потом ещё один строитель за неосторожные слова сына отдал кирпичный завод. А когда на его земле началось строительство деревни для переселенцев концерна «Феникс», те захотели построить свой храм для почитания предков. Вот он и решил, что и православный храм в деревне тоже быть должен.

— Знаю, знаю этих переселенцев, — согласно кивнул патриарх Филарет. — Есть среди них и православные, и при приёме гражданства многие веру принимают. С Дальнего Востока батюшек для них переводим, чтобы язык знали и обычаи. Не холодно им во Владимире-то?

— Так наши большей частью из Харбина, это уже Сибирь, к холодам они привычные. И к русской культуре тоже. Они и согласились так далеко на север забраться, что их холода не сильно пугают, на их старой родине такие же.

— А мальчика этого, может быть, стоило направить по церковной стезе?

— Мало ли у нас искренне верующих монахов или священников? Этим никого не удивишь. А вот мирянин, живущий по православным канонам, — это редкость. Его пример будет тем ярче, чем выше он поднимется. Надеюсь, что в ходе своего возвышения он сохранит чистоту веры и ту искренность, что в нём есть сейчас.


Владимир. Возле лицея.

Выходим с Алёной из лицея после занятий. У меня, как всегда, на спине два рюкзачка. Едва отошли от входа в лицей, к нам подходит мужчина и обращается ко мне: — Здравствуйте. Господин Андрей Андреевич Первозванов, не так ли?

Останавливаюсь. Раз спросили, значит, наверняка знают, что не ошиблись, отвечаю: — Добрый день. Да, это я. Чем обязан?

— Не могли бы Вы выделить несколько минут для разговора с Тиграном Давидовичем Саворняном?

Мужчина кивает головой в сторону и туда же немного показывает рукой — на машину с гербом Саворнянов на дверях, припаркованную в кармане около лицея.

Я немного подвисаю: я же землю у их врагов покупал, и косвенно помог Протасовым выйти из сложной финансовой ситуации, и, хотя это обычная сделка, можно посчитать, что «косвенно» я на стороне Протасовых. Вообще, на самом деле это была просто покупка, а вот какие «подробности» на это событие «наросли» в салонах — мне не известно. К тому же, я у Луки тренировался, тоже деньги заплатил, и получается — финансово помог. Или они какую-то информацию от меня планируют получить по возможностям Протасова? Если они на это рассчитывают, то напрасно: не выдаст вам Мальчиш-Кибальчиш военную тайну! * Но и вреда никакого мне Саворняны причинить не должны — для таких разговоров машины паркуют не на видных местах и в салон прилюдно приглашают, а где-нибудь в тёмных подворотнях ждут, или, как литвиновская бригада — со спины и толпой внезапно атакуют.

Говорю Алёне: — Думаю, минут десять, не больше. Подождёшь?

Видно, что она немного растеряна, но согласно кивает.

— Тогда рюкзаки подержи. Знаю, что эта функция для тебя незнакома, так как не предусмотрена заводскими настройками, но с рюкзаками в машину лезть как-то не очень, — с этими словами снимаю рюкзаки, передаю их Алёне.

Прохожу к машине. Ещё один слуга или охранник открывает дверь, и я сажусь на заднее сиденье. Парень. Мужчина? Лет за двадцать или около того представляется: — Добрый день, Андрей Андреевич! Я Тигран Давидович Саворнян, хотел бы коротко обсудить с Вами один деловой вопрос.

Я замираю: вопрос-то «деловой».

— Слушаю Вас, Тигран Давидович.

— Вы наверняка должны знать, что нашему роду периодически приходится решать финансовые проблемы.

Он вопросительно смотрит на меня, но я молчу. Его «наверняка» предполагает «обязан», но я их родом не интересовался вообще. Как и Протасовыми — мне они стали интересны исключительно в силу «македонских» умений. А вот тратить время, чтобы вникать в разборки между Протасовыми и Саворнянами? Так у меня и своих разборок хватает. На одного Литвинова и его подельников сколько времени ушло, которое бы мог потратить с пользой и интересом!

После небольшой паузы, не дождавшись от меня ответа, Саворнян продолжает: — Сейчас такой сложный момент для нашего рода; и мы бы хотели, чтобы Вы рассмотрели наше предложение о покупке земли вот на этом участке.

Тигран Давидович протягивает мне пластиковый файл, в который вложен плотный лист бумаги со схемой земельных угодий.

Ну не нужна мне земля! Вот бы цех, производящий холодное оружие, или хотя бы сёдла и сбруи, я бы купил, наверное. Но отказываться от предложения вот так сразу — нельзя. Принимаю лист, разглядываю его. Отвечаю: — Я представлю ваши документы своему опекуну и юристам. Мы всё внимательно изучим.

— Спасибо большое. Буду надеяться на положительный исход. Всего доброго, — отвечает Саворнян, жмёт мне руку, и я выхожу из машины.

Машина уезжает. Забираю рюкзаки у Алёны и идём с ней дальше. Естественно, поясняю ей: — Они с чего-то подумали, что решения принимаю я, а не опекун, как это происходит на самом деле. Я пока при всех этих делах чисто для мебели — поставить подпись, где скажут.

Алёна отвечает: — Ну, у мамы на салоне говорили, что условия контракта для Протасовых улучшили по твоей инициативе.

Удивлённо спрашиваю: — Кому может быть интересна маленькая сделка по продаже-покупке клочка земли? Тем более, её подробности? Таких сделок сотни за год.

— Очень даже интересно. За четыре часа салона о чём-то говорить нужно, так что обсуждают все новости. Знаешь, какая тема была главной на прошлом салоне? В центре Ярославля белка забралась на дерево и там сидела! В соседней губернии, белка, прискакала из леса и сидела. Сорок минут перемывали косточки несчастной белке.

И точно, что это я придираюсь? Старею, наверное.


Владимир. Дом Перловых.

В гостиной у Перловых мы проводили только самые важные совещания в узком кругу, вся «текучка» проходила вне дома; благо мест, где можно собраться, полно. Понятно, главный здесь Геннадий Алексеевич. Но и к моему мнению он прислушивается. Михаил Генрихович и Виктор Дитерихсы комментируют собранные справки, листают таблицы и ксерокопии. Предложение от Саворнянов неожиданное — скоро снег растает, сеять пора, а они решили землю продавать. Видимо, реально им деньги остро нужны.

Геннадия Алексеевича больше интересует политика: — Нам нельзя не только втягиваться в отношения между враждебными родами, но и каким-то образом демонстрировать предпочтение, так как каждое действие рассматривается под углом — на чьей мы стороне. Сейчас, дворянское общество имеет некоторые основания считать, что вроде бы за Протасовых — мы у них землю купили и цену не сбивали, очень хорошие условия для них предложили. Если мы на таких же условиях купим землю у Саворнянов, то, по сути, просто продемонстрируем, что находимся на равном расстоянии и от одних, и от других. Так что при таких параметрах покупка земли у этого семейства была бы свидетельством нашей равноудалённости от конфликтующих сторон.

Только вот с хозяйственной точки зрения участок нам не интересен. Поле хорошее, ухоженное, красивое; участок легко доступен. Но он южнее Владимира, с противоположной стороны по отношению к городу от нашего поля. У Протасовых землю покупали потому, что она примыкала к нашему участку, и, как оказалось, покупка ещё и открывала для использования нашей техникой просёлочную дорогу, сокращая расстояния. С сожалением констатируем, что вариант не подходит.

Предлагаю: — Но раз Саворняны к нам обратились, мы можем сделать для них что-то другое. Что выгодно им и не в убыток нам.

Изучаем варианты. Глухо. Мы с ними нигде не пересекаемся — наш кирпич их не заинтересует, как и возможность строительства домов в Первозваново — они ничего не строят; у них война, даже землю приходится продавать. Услуги гостиницы или ресторана тоже не для них. И их собственность вся на сельское хозяйство заточена и нам не интересна — мукомольный завод, производство молочных продуктов, растительного масла, всяких там овощей. Покупать у них какое-то производство из этой сферы — обречь себя на зависимость от сельского хозяйства и влезть ещё в одну область, о работе которой представления не имеешь.

Обсуждение продолжается по кругу. У меня какая-то мысль крутится в голове, но вот докрутиться до материализации не хочет. Я боялся пошевелиться и заговорить, ожидая, когда мысль, как пугливый мышонок, вылезет из своей норки.

И наконец, мозг цепляется за фразу, которую только что высказал Михаил Генрихович: — Хиреет род у Саворнянов. Расходы на войну большие, а кушать надо каждый день.

Когда он договорил, предлагаю: — Нам не нужна их собственность. Мы возьмём у них едой.

Поясняю: — Мы же недавно изучали финансовое положение ресторанного комплекса. Там часть продуктов закупается еженедельно, а часть — каждый день. Договоримся с Саворнянами, чтобы брать у них муку, картофель, другие всякие овощи, из чего там готовят борщи и котлеты; яблоки, и кстати, у них и ягодные плантации есть; они и масло с сыром в Вологодской области делают, — всё у них будем брать, а до конца года дадим им кредит под будущие поставки.

Михаил Генрихович соглашается: — Проект реальный. Надо по номенклатуре посмотреть и юридические моменты проработать. Думаю, они за эту идею ухватятся — им гораздо легче своей продукцией расплачиваться, чем собственность отдавать: капуста растёт каждый год, но, если ты землю продашь — не будет у тебя ни земли, ни капусты. Как только наше предложение будет внятным, хотя бы в первом приближении — известим Саворнянов.

— Кстати, — озвучил Геннадий Алексеевич дополнительные идеи: — Мы же два продуктовых магазина открываем в Первозваново. И там для товаров от Саворнянов можно сделать отдел. Да и столовую в общежитии тоже не забыть — они каждый день завтраки и ужины для работяг готовят. Чем больше будет сумма контракта, тем больше оптовая скидка должна быть.

Загрузка...