Хозяйка расцветающего поместья

Глава 7

Рынок был слышен издалека. Ровный, невнятный гул, когда мы приблизились, рассыпался на многоголосье.

— Булавки, иголки, стальные приколки!

— Пальто и жилеты, сапоги и жакеты! Торгую, не спешу, двигай к нашему шалашу!

— Сбитень горячий, медовый!

— Стригу-брею!

Между торговых палаток расхаживали торговцы «на разнос», и в их коробах я видела не только съестное, но и отрезы тканей, обувь, платки.

Я вертела головой по сторонам почище Дуни, которая нет-нет да вспоминала, что горничная знатной дамы, и на несколько мгновений замирала. Но любопытство брало свое, и она снова начинала вертеться, едва ли не подпрыгивая от нетерпения.

Правда, как следует разглядеть базар не удалось: Герасим придержал лошадь ровно настолько, чтобы не снести кого-нибудь из снующих прохожих, но останавливаться не собирался.

— Наверное, в красные ряды везет, — предположила Дуня.

— Разве ты была здесь? — удивилась я. Девушка сама говорила, что никогда никуда не уезжала из своей деревни.

— Нет. Дядька сказывал. Он каждую зиму в город нанимается, а как возвращается, рассказывает, что в мире делается. Я люблю его байки слушать. Здесь вот простой люд. Вон там, — она указала на видневшиеся впереди деревянные постройки, — красные ряды, это для чистой публики, кому толкотня да запахи не нравятся…

Запах и в самом деле даже ветер не мог сдуть. Можно хоть с закрытыми глазами понять — вот мы проезжаем мясные ряды, а вот ароматы рядов булочных, вот запахло кожей, а то защекочет нос пряный запах петрушки и лука, похоже, из теплиц.

— Аглая с Дарьей только в красные ряды ходят. Говорят, торговцы у них уже проверенные, товар свежий, и обманывают в меру, — продолжала Дуня. — А вот в этих гаре… ле…

— Галереях, — подсказала я, проследив за ее взглядом.

— Да, в этих хоромах каменных товары деликатные, дорогие. Дядька так сказывал, сам он туда не совался, все равно бы не пустили.

По спине Герасима было видно, что ему очень хочется прокомментировать наш разговор, но приличия не позволяют. Чтобы дать ему возможность заговорить — и заодно удовлетворить свое любопытство, — я спросила:

— Расскажи: куда ты нас везешь?

Красные ряды мы почти миновали, и а лошадка продолжала мерно перебирать ногами.

— На ленивый торжок поедем. Там вещи, полезные в хозяйстве, гуртом продают. Барин сказывал, вам много чего надобно.

— Спасибо, — кивнула я. — Может, что-то посоветуешь?

Теперь спина кучера выразила удивление.

— Разве гоже мне барыне советовать?

— Ты же уже посоветовал Дуняшу взять. И я тебе за это благодарна: не дал мне себя и мужа опозорить по забывчивости. Может, еще чего подскажешь.

Герасим потянулся почесать в затылке.

— Куда прешь, раз-з-зява! — Он снова перехватил вожжи. — Простите, Настасья Пална. Ежели меня послушать хотите, так одно могу сказать: торгуйтесь и за всем внимательно следите. У них, у торгашей, только меж собой слово честное, а нашего брата, думают, не проведешь — так и не проживешь. — Он замер, осознав, что причислил меня к «нашему брату». — Простите, барыня, бес попутал.

— Ничего, — улыбнулась я.

— А вас, господ, еще раз простите, по ихнему обычаю и вовсе грех не обмануть, вы же монет не считаете.

Монет? Хорошо, что я взяла кошелек. Но хватит ли денег? Виктор сказал: «Запиши на мой счет», и я расслабилась. Может, попросить Герасима вернуться в красные ряды? Хотя вряд ли баре сами покупают гвозди и прочие хозяйственные мелочи, для этого есть приказчики…

Видимо, все эти мысли отразились у меня на лице, потому что Дуняша наклонилась к моему уху и прошептала:

— Мне барин кошель дал с ассигнациями. Сказал, ежели вы захотите на рынок поехать или в чайную заглянуть, вам отдать, чтобы было чем расплатиться.

— А если не поеду? — полюбопытствовала я.

— Тогда отдать вам уже дома. — Дуня нахмурилась. — Сдается мне, он мою честность проверить хотел. Вы уж, сделайте милость, скажите ему, чтобы не обижал так больше.

Она повозилась под тулупом и протянула мне бумажник из черной кожи. Я заглянула внутрь, и первым, что я увидела, была записка.

«Я помню, что обещал тебе содержание, и выполняю обещание. Марье я доверил бы любую сумму безоговорочно, надеюсь, что и в Дуне ты не ошиблась».

Вот же невыносимый тип!

— Скажу, — пообещала я Дуне. — Непременно скажу.

В конце записки была указана сумма, лежащая в кошельке. Да уж, князь явно не мелочился, проверяя честность прислуги.

Я отвернулась от Дуни к Герасиму.

— Расскажи, как купцы обманывают?

— Ежели товар какой россыпью, вроде зерна или гвоздей, то в мерке выпуклое дно делают, чтобы, значит, меньше помещалось. Одно время бур-го… городской голова даже велел все рассыпные товары только на вес продавать, без мерки.

— Да толку никакого не было, — хихикнула Дуня. — Дядька сказывал, начали гирьки высверливать и варом смоляным доливать, чтобы, значит, она полегче была. А ежели покупать у мужиков зерно там или кудели, так, наоборот, в гирьки свинец добавлять, чтобы побольше товара взять за те же деньги.

Что ж, все как в моем мире. Кто-то честен, кто-то пользуется всеми способами, чтобы нажиться побольше. Интересно, сумею ли я «просветить» гирю, как Виктор — грязную воду?

— А то гвоздь в чашку весов втыкают, а как инспектор идет, вынули его, и не поймаешь, — вставил Герасим.

— От гвоздя перевес невелик, — заметила я, вспомнив «воруют в меру». Похоже, таковы были неписаные правила игры.

— Так-то оно так, да с миру по нитке — голому рубашка. — Кучер хохотнул. — Хотя когда это купец гол ходил? Хоть и считается — мужик — да с мужицкой-то жизнью егойную не сравнить.

Запахи рынка сменил свежий запах талой воды, перемешанный с прохладным весенним воздухом. Мы выехали на набережную, где вдоль берега теснились баржи, лодки и лодчонки.

Герасим натянул вожжи.

— А вот и ленивый торжок.

Прежде чем выйти из коляски, я решила проверить пришедшую в голову мысль. Если моя магия — электричество, значит, я могу создать электромагнитное поле, как это делают аппараты МРТ. Не в этом ли секрет магии, позволяющей видеть сквозь стены?

Я опустила руку на сиденье коляски, пропустила силу через ладонь, представляя себе, как атомы начинают сдвигаться…

Часть сиденья сделалась полупрозрачной, обнажив пружины, перетянутые крест-накрест широкими кожаными лентами. Я отпустила магию, довольно улыбнувшись.

— Настасья Пална? — позвала меня Дуня.

— Иду-иду.

Похоже, девушка ничего не заметила. Наверное, потому, что у нее магии нет.

Но как получилось, что местные медики не используют эту способность для диагностики? Это же просто мечта! Никаких тебе огромных магнитов, никаких дорогущих аппаратов, только собственный мозг. Возможно, использовать ее на человеке опасно? Как бы проверить?

«В магии до многого приходится доходить самому», — вспомнились мне слова мужа.

Не может ли быть, что для освоения заклинаний и создания новых нужно понимать основные принципы естественных наук? Физика, химия, биология… Вернусь домой, покопаюсь еще в журналах, чтобы понять, в правильном ли направлении я думаю.

Но, если в правильном, придется мне вспомнить все, что когда-либо учила, а заодно подтянуть математику. Кто там из древних сказал, что она — язык, на котором с людьми разговаривают боги?

— Пожалуйте к нам, барыня, — прервал мои мысли шустрый молодой человек. — И девушка ваша пусть с вами идет.

Он попытался подхватить Дуню под руку, увлекая за собой, но та дернулась.

— Дуня, помоги мне.

Я взяла ее локоть, изобразив, что опасаюсь ступать на мостки, даром что баржу и берег разделяли только плетенные из веревки кранцы. Назойливость зазывалы мне не понравилась, но, похоже, здесь это было в порядке вещей. Вон у соседней баржи мальчишка перегородил дорогу крестьянину, протягивая ему коробочку с какими-то мелочами. Мужик замешкался, и мальчишка стал дергать его за полу кафтана, увлекая к воде. Проходящий мимо человек с крупной бляхой на кафтане, похожей на ту, что носил урядник, не обратил на происходящее никакого внимания.

Интересно, обратно без покупок выпускают или надо хоть гвоздик приобрести?

Я хихикнула, представив, как пробиваюсь на берег с помощью магии и доброго слова. Жаль, боевого кота нет. Как там Мотя? Я уже успела соскучиться и по нему, и по нянюшке.

Ступив на борт, я поняла, почему плавучий рынок назывался ленивым торжком. Никто не морочился с тем, чтобы выгружать и распаковывать товары, выставили на палубу понемногу всего, что есть.

— Барыня, лучший товар на всей реке, из самого Белокамня! — тут же подскочил ко мне мужчина средних лет. На степенного купца он, несмотря на бороду, походил мало. Наемный продавец, или как его здесь именуют? — И цены ниже не бывает, куда вокруг ни пойдите, нигде таких хороших цен не будет, чтоб мне завтра околеть, ежели вру!

— Ой, не каркал бы, сиделец, а то вдруг сбудется? — хихикнула Дуня.

Я пошла вдоль ящиков, разглядывая товар. Гвозди, от миниатюрных до здоровенных, длиннее моей ладони. Медная и стальная проволока разной толщины. Крепежные уголки, правда, шурупов я, как ни старалась, не смогла разглядеть.

«Сидельца», как обозвала его Дуня, реплика девушки ничуть не смутила, он прилип к нам, расхваливая каждый товар, около которого я останавливалась. Его зудение раздражало, хотелось поскорее убраться. Но, как ни крути, мне нужны были гвозди, и не факт, что на соседней барже не обнаружится такой же «соловей».

Услышав цену, я мысленно присвистнула. Герасим мог бы меня не напутствовать, хочешь не хочешь, а торговаться придется, знать бы еще, как это делается.

— Пойдемте, барыня, — выручила меня Дуня. — Гвозди хороши, конечно, да дядька Игнат вам не хуже наделает, и в два раза дешевле.

— Что ж вы в коляске трястись до того дядьки будете, важной барыне можно и уступить немного, — тут же включился в игру продавец.

Пока они с Дуней торговались, я успела и повосхищаться спектаклем, и заскучать. Торговец, похоже, заметив это, стал уступчивей и наконец предложил цену, которая устроила Дуню. Он проводил меня к весам, достал металлическую кружку чуть больше поллитровой.

— Сейчас все отмерим в лучшем виде. Вот, клеймо, мерка честная, все как подобает. — Продавец указал на прилепленную к боку кружки сургучную печать с изображением сражающихся льва и дракона.

— А поближе можно посмотреть? — захлопала ресницами я. — Говорят, всякие негодники дно утолщают…

— Сущие негодники, — согласился сиделец. — А у нас все честно, все по весу.

Он бросил на чашку весов гирьку, зачерпнул меркой самых мелких гвоздей.

— А гирьки можно посмотреть?

— Как вам будет угодно, — льстиво улыбнулся продавец, вручая мне гирьку дном кверху. — Пять фунтов, извольте видеть клеймо.

Я вернула продавцу улыбку, взвешивая гирьку на руке. Пять фунтов — чуть больше двух килограммов, но поди пойми на глаз, если сравнить не с чем. Пришлось коснуться магии.

Под клеймом был высверлен цилиндрик, залитый чем-то более легким, чем чугун самой гирьки.

— Клеймо, говоришь. — Я снова захлопала ресницами. — Наверное, и пристав подтвердит, что все честно. Он тут только что по берегу проходил.

Торговец выхватил у меня из рук гирьку, уронил на пол.

— Ох ты ж, помялась! Наверняка легче стала, сейчас другую возьму.

В считаные мгновения гирька исчезла и появилась новая, на вид ничем не отличимая от первой. Торговец, льстиво улыбаясь, вручил ее мне, я никакого подвоха не нашла и решила, что все же куплю у него.

Мелкие, «с ноготь», как говорили тут, и средние, «с палец», гвозди отправились в плотные холщовые мешки, перевязанные бечевой. Крупные торговец сложил в деревянный ящичек, а здоровенные, которые использовали в строительстве, обернул холстиной и перевязал бечевой.

— Вот, барыня, извольте забирать.

В его улыбке мне почудилось злорадство. И в самом деле, покупала я с размахом, помня, что домашние запасы подходят к концу — кажется, после смерти Настенькиной матери об их пополнении никто не заботился, — а я со своей магией не могу починить все. Так что теперь у моих ног лежало примерно четырнадцать килограммов гвоздей.