Хозяйка расцветающего поместья

Глава 37

Я ошарашенно хватанула ртом воздух.

— Матушка, я… Не сочтите меня неблагодарной, но это слишком щедрый дар. Ваши дочери…

— Они получат капитал, я же сказала, и распорядятся им с пользой, все четыре. А Сиреневое слишком мало для того, чтобы его делить. И я хочу оставить его тебе не как невестке, а как женщине, которая сумеет сберечь то, что мне дорого, когда меня не станет.

Она помолчала.

— Последние несколько лет я только ждала смерти, устав от болезни. Не знаю, как ты сотворила это чудо, но сейчас я снова радуюсь каждому дню и хочу жить еще долго…

— И будете жить долго, — заверила я ее.

Сколько ей? Сейчас, когда недомогание отступило, княгиня выглядела моложе, чем при нашей первой встрече. Лет шестьдесят, не больше, жить еще да жить.

— Твои бы слова да богу в уши, милая, хотя мне и так грех жаловаться на судьбу. Как бы то ни было, имение — небольшая благодарность за все, что ты сделала.

— Я… не знаю, что сказать.

Я действительно была ей благодарна, тронута до глубины души. И в то же время это наследство — пусть пока только обещанное — пугало меня. Не ответственностью и не новыми заботами; мне и так хватало и того, и другого. Но ценностью, неизмеримой никакими деньгами.

— Вот и не говори ничего. — Она улыбнулась. — Надеюсь, господь в самом деле пошлет мне еще много лет, и я проживу их с радостью, наблюдая, как растет еще один мой внук… или внучка. И как ты превращаешь Ольховку в настоящий райский сад.

Я помогла ей взобраться в коляску и долго смотрела вслед. На душе было тепло и тревожно одновременно.

Через пару дней явилась еще одна неприятность, словно мало их свалилось на мою голову. Эта приехала в почтовой карете на казенных лошадях. Двое мужчин выглядели живой иллюстрацией «Толстого и тонкого»: дородный, важный с красным лицом гипертоника и характерными сизыми прожилками на носу и семенящий за ним человечек с серой незапоминающейся внешностью и папкой бумаг наперевес.

Толстый представился статским советником, чиновником особых поручений по взысканию недоимок губернской казенной палаты, тонкий оказался его письмоводителем.

Настроение у меня последние недели было отвратительным, и визит налогового инспектора, очевидно, улучшить его не мог. Даже если бы упомянутый инспектор и вел себя прилично, а не смерил меня сальным взглядом, задержавшимся на шароварах, торчащих из-под укороченной рабочей юбки, а потом приклеившимся к груди вместо лица. Даже если бы он обратился ко мне как положено, а не «госпожа Северская».

— Простите, я не принимаю у себя самозванцев, — холодно улыбнулась я, выслушав его. — Господин статский советник наверняка знает, как обращаться к княгине. Боюсь, я вынуждена позвать людей, чтобы выпроводить вас, и написать в канцелярию губернатора о том, что некие подозрительные личности пользуются именами и чинами его сотрудников.

— Ваша светлость! — Он произнес это таким тоном, что титул превратился в издевательство, но тон к делу не пришьешь. — Губернатору еще меньше понравится известие, что кто-то осмелился напасть на чиновника восьмого класса. Вот предписание вице-губернатора, подтверждающее мое имя и полномочия.

Он помахал бумагой перед моим лицом.

— Будьте любезны. — Я протянула руку.

Если отдернет бумагу, я кликну сторожей — к счастью, Виктор по-прежнему держал слово и их не отозвал. Но я переговорила и с охраной, и с деревенским старостой, Марьиным братом, подготовив замену на случай, если князю вдруг надоест тратить деньги на женщину, с которой он больше не желал иметь ничего общего. Сторожа не зря ели свой хлеб — вон, двое уже замаячили за деревьями, только намекни, и выставят любого.

Чиновники бывают двух видов. Одни следуют духу и букве закона и находят способ тебе помочь, не нарушая их. Вторые не заслуживают доброго слова. К какой категории принадлежал этот, было очевидно.

Все же он оказался не совсем дураком, позволил мне взяться за край бумаги и внимательно ее изучить. Куда внимательней, чем следовало бы, но недостаточно долго, чтобы взбесить гостя окончательно.

— Что ж, ваше высокоблагородие, пройдемте в дом. — Я повысила голос. — Дуня! Проводи господина статского советника в гостиную. А господина письмоводителя пусть встретят в сенях, позволят присесть и дадут напиться.

Тонкий все же пока ничем меня не обидел, так что не стоило унижать его просто так, заставляя стоять на улице, но и пускать в дом еще одного незваного гостя я тоже не собиралась.

В гостиной я указала чиновнику на стул, сама устроилась в кресле рядом со столиком.

— Итак, чем обязана?

— Как вам, верно, известно, для нужд государственных пороховых заводов требуется селитра, — начал он назидательным тоном. — А для ее производства необходим навоз. И небрежное отношение к кизячному сбору свидетельствует о небрежном отношении к судьбам нашего отечества.

— Кто бы мог подумать, что судьбу отечества решают нечистоты, — не удержалась я.

— Ваши слова слишком легкомысленны, ваша светлость. Или вас вовсе не заботит безопасность страны?

— Безопасность страны заботит меня в той же мере, как и любого достойного гражданина, — заверила его я. — И очень похвально, что она заботит и господина статского советника, чья непосредственная задача — взыскивать недоимки. Так все же чему я обязана вашим визитом?

— Я и говорю о деле. Кизячный сбор с ваших земель не плачен больше двух лет. Ваша задолженность перед казной — более тысячи отрубов.

Я мысленно присвистнула.

— …и я имею полное право истребовать ее немедленно.

— Вот как? — приподняла бровь я. — Что ж, это нетрудно устроить. Насколько мне известно, человеческие нечистоты намного лучше подходят для производства селитры, так как в них больше азота. Работников в усадьбе достаточно, если что, деревенские помогут. Я прикажу подготовить бочки, и вы можете их сопроводить, чтобы убедиться…

Пока я говорила, лицо чиновника багровело все сильнее, и, наконец, он взорвался, перебив меня.

— Вы… Ваша светлость, вы издеваетесь!

— Я? Напротив, пекусь о судьбах отечества. Из денег селитру не сделать, в отличие от… — я многозначительно улыбнулась.

На миг показалось, будто чиновника сейчас хватит удар, даже испугаться успела — реанимируй еще это недоразумение!

— Но если вы настаиваете именно на деньгах… Не изволите ли рассказать, откуда взялась столь крупная сумма?

— Кизячный сбор за два года и штраф за недоимку. — прорычал он.

— А подробнее?

— Что вам непонятно? — статский советник явно начал успокаиваться.

— Все.

Мытарь улыбнулся с видом превосходства, кажется, снова почувствовав себя в своей тарелке. Я сделала вид, будто не заметила, и продолжала:

— Каким образом рассчитывается сумма штрафа…

— Пеня, каждая просрочка влечет за собой новые пени, — елейным тоном перебил меня он. — Это сложная математика, не каждому мужчине доступна. Если ваша светлость пожелает, я разъясню все настолько подробно, насколько могу… Возможно, в те расчеты, что предоставили мне в канцелярии, действительно вкралась ошибка. Конечно, это потребует дополнительных усилий с моей стороны, и, как вы понимаете…

Ах, вот как? Значит, дополнительные усилия, которые, конечно же, должны быть дополнительно оплачены? Барашком в бумажке, за неимением у меня борзых щенков?

— Не понимаю. — Я развела руками с самым простодушным видом, на какой только была способна. — Не понимаю, почему я должна исполнить кизячный сбор, который рассчитывается исходя из количества крестьянских дворов на моих землях и поголовья барского скота.

— Вы утверждаете, будто на ваших землях нет деревень, а в вашей усадьбе — скота? Притом что, когда мы подъезжали, на лугу ковыряли землю полдюжины гладких, холеных свиней?

— Поросят, — поправила его я. — До свиней им еще расти и расти. Конечно, на моих землях есть деревни, а в усадьбе — скот. Но и то, и другое появилось меньше месяца назад. В следующем году я, как и полагается примерной хозяйке, отдам кизячный сбор…

А может, куда выгоднее будет использовать навоз для чего он и предназначен: удобрить землю, сделать теплые грядки. И заплатить пени ассигнациями. У меня еще есть время это обдумать.

— А пока — мне жаль, что вы напрасно проделали такой долгий путь.

— Ваша светлость, вы пытаетесь мне доказать, будто ваше родовое имение стало принадлежать вам меньше месяца назад?

— С чего вы взяли? — Я позволила себе легкую улыбку.

— Вы только что сами это утверждали.

— Я утверждала, что земли, на которых есть деревни и скот, появились у меня недавно, — поправила я его тоном школьной учительницы, выговаривающей двоечнику за невнимательность. — В моем родовом имении нет крестьянских дворов. Если пожелаете, мы можем обойти его, и вы убедитесь…

Я начала подниматься с кресла.

— Земли тоже ваши родовые!

— Ах, если бы, — вздохнула я. Тут же крикнула, так что чиновник подпрыгнул от неожиданности: — Марья!

Конечно, нянька не заставила себя долго ждать.

— Чего изволите, барыня?

— Принеси из моего кабинета серую кожаную папку, — велела я. — Да смотри не перепутай, проверь как следует: не черная и не желтая.

— Будет сделано, ваша светлость.

Я не удивилась, когда из-за не успевшей закрыться двери донесся ее крик, от которого чиновник снова подпрыгнул.

— Дуня! Дуняша! Барыня папку желает…

— Подождем, — улыбнулась я.

Застыла с приклеенной улыбкой и стеклянным взглядом сквозь чиновника. Меня молчанием утомить трудно: за день так нараспоряжаешься, что посидеть в тишине, пусть и такой напряженной, — счастье.

— Так ваша светлость не желает платить? — не выдержал тишины чиновник.

Я все с той же приклеенной улыбкой покачала головой. Он решил усилить напор.

— Возможно, вы не понимаете всей серьезности ситуации. Я ведь могу осуществить принудительное взыскание. Описать имущество и наложить на него арест.

Я продолжала смотреть сквозь него, старательно удерживая на лице выражение фарфоровой куклы.

Марья поняла меня правильно: прошло довольно много времени, прежде чем она явилась с папкой, которая стояла в книжном шкафу, на самом видном месте.

Я с притворно-озабоченным видом покопалась в бумагах.

— Вот, извольте. Дарственная от князя Северского.

На самом деле — ее заверенная в городе копия. Не доверяя больше собственному дому — чтоб ему икалось, тому Зарецкому! — я увезла все документы и ценности в банк Больших Комаров.

— А вот роспись приданого и купчие на земли, приобретенные князем Северским. Можете обратиться к нему за недоимкой — впрочем, я уверена, что он платит в казну исправно.

А не милейший ли доктор натравил на меня этого визитера? Не лично, но доносы, в том числе и заведомо ложные, — традиция давняя, и не только в моем старом мире. Из задушевных разговоров с купцами — есть свои преимущества у молодого смазливого личика — я поняла, что в их среде конкуренты стучат друг на друга с целеустремленностью дятлов.

Или у меня уже просто паранойя разыгралась на фоне гормонов?

— Таким образом, жду вас в следующем году. Впрочем, могу заверить, что визит чиновника палаты по взысканию недоимок не понадобится.

Статский советник побагровел, я продолжала — с неизменным наивным выражением лица:

Статский советник побагровел, я продолжала — с неизменным наивным выражением лица:

— Конечно, если вы считаете, будто этих документов недостаточно, то вы вольны объявить арест имущества и так далее, и тому подобное. Для этого вам потребуется помощь земского исправника. Я буду очень рада визиту сиятельного графа Стрельцова, и, раз уж вы все равно направитесь к нему, не изволите передать письмецо от меня?

Формально Стрельцов — чиновник девятого класса. Статский советник — восьмого, значит, выше рангом. Но уездный исправник — граф, с влиянием и связями. Он может устроить множество проблем человеку, получившему лишь личное дворянство — а все манеры мытаря говорили о том, что потомственного дворянства у него нет — за государственную службу.

Чиновник вытер вспотевший лоб платком.

— Между вами и графом теплые отношения? Конечно, молодая женщина, живущая отдельно от мужа… — Он сально улыбнулся. — Но как сиятельный князь Северский воспримет эту новость?