Хозяйка расцветающего поместья

Глава 44

Пару дней мы прожили спокойно. Иван Михайлович писал из Ольховки дважды в день. Новые заболевшие появлялись, но только среди контактных. Похоже, мы успели вовремя, изолировав их и продезинфицировав все деревенские колодцы.

Императрица, до которой дошли посланные Виктором через влиятельных знакомых известия, решила уезд не покидать, чтобы не создавать панику. Она повелела издать указ, в котором перечисляла меры по профилактике и борьбе с болезнью, и разослать его по всем губерниям, «дабы власти знали, с чем дело имеют и как с оной напастью справляться». Все перечисленные мною меры остались без изменений, разве что добавили длительность карантина, похоже, из соображений «на всякий случай». Я так и не поняла, то ли лейб-медик оказался человеком с широкими взглядами, то ли императрица просто не стала ни с кем консультироваться, поверив письму князя Северского и приложению от Ивана Михайловича. Доктор всячески рекомендовал предложенные методы, особенно меры лечения, «имеющие разительный контраст в пользе с рекомендациями данелагских коллег».

Доктор просил моего разрешения описать для журналов и этот случай, разумеется, сославшись на меня, — если господь убережет от заражения и смерти его самого. Впрочем, теперь мы оба надеялись, что этого не произойдет. Иван Михайлович старательно мыл и дезинфицировал руки, кипятил воду, а еду ему, солдатам и Стрельцову присылали с моей кухни. В безопасности пищи я могла быть уверена, потому что сама проводила на кухне почти все время. Слишком много работы прибавилось из-за необходимости все кипятить, ошпаривать и проваривать как следует.

Императрица выдала привилегию фабрике Крашенинникова — хоть ни сам купец, ни Виктор об этом не просили — в виде финансовой поддержки на производство хлорной извести с обязательством поставлять часть на государственные нужды.

Виктор признался, что не знает, смеяться ему или плакать из-за полученной его деловым партнером привилегии. С одной стороны, зарабатывать на опасной болезни ему было неловко. С другой — возможно, именно сознание, что он помогает остановить эпидемию, успокаивало его. Сошлись на том, что свою часть полученной прибыли он отдаст на оплату труда врачей и нужды будущей больницы.

Беда пришла откуда не ждали. С запыхавшимся от бега мальчишкой-пастушком, который так торопился, что не сразу смог говорить. Согнулся, хватая ртом воздух, прокашлялся.

— Барыня, там мужики поднялись. Сюда идут. Бают, барыня велела народу колодцы травить, сыплет в них какую-то гадость, что птицу с железным крылом приманивает. Задурила разум всем господам в округе, чтобы те людей по домам позапирали, кто от мора корчевы не помрет, так от голода потом передохнет.

Муж, с которым мы гуляли по саду — проветриться, — подхватил меня за талию. Вовремя: у меня от таких новостей голова закружилась.

— Много их? — начал расспрашивать Виктор, пока я ошалело хватала ртом воздух и пыталась не грохнуться в обморок.

— Много. Почитай, вся деревня. Я сперва Ульке не поверил, а потом как увидел — так и побег. С топорами да вилами мужики идут, да бабы с ухватами.

— Наши мужики? — Я наконец обрела дар речи.

— Нет, из Отрадного. Улька, соседка наша, там замужем с прошлой осени. Она-то ко мне и прибежала, сказала, скорее, мол, барыню предупреди. Мои, дескать, от нее ничего кроме добра не видели, не иначе нашептал мужикам кто-то, а то и наворожил чем, что совсем ума лишились.

Я даже догадывалась, кто нашептал. Отрадное — имение господина Зарецкого, и деревня, стоявшая рядом, по обычаю была названа в честь барской усадьбы.

Но доказывать это не было времени, незачем и некому.

— Ты сам как, малец? — спросил Виктор. — До Ольховки добежишь, господина исправника предупредить, или кого другого послать? — Он вынул из кармана отруб, серьезные деньги для деревенского мальчишки.

— Добегу, — заверил тот. — Все расскажу.

— Чьих будешь, чтобы потом семью твою наградить?

— Рябого Ивана сын, — сказал парнишка, запрыгав от нетерпения, словно отруб в кулаке вернул ему силы не хуже новой батарейки. — Так я побежал, барин?

— Беги.

Виктор огляделся. Работавшая неподалеку девка смотрела на нас с ужасом.

— Чего глазеешь, быстро за Федором Игнатьевичем. И к Петру забеги, скажи, чтобы немедля Звездочку седлал. Настя…

— Я не поеду.

В его голосе прорезался металл:

— Настя, не время…

— Может быть, я могу найти слова. Я и наши люди, которые такие же мужики, как те, что идут сюда с дубьем. — Виктор покачал головой, я схватила его за руку. — Федор Игнатьевич — опытный боевой маг, ты тоже наверняка чего-то стоишь, Стрельцов с солдатами. Вы сумеете нас защитить, я уверена. Но будет много крови, а я не хочу крови.

Виктор помолчал, играя желваками.

— Хорошо. Петр оседлает Звездочку и будет держать ее наготове. И лошадь для себя, чтобы сопровождать тебя, если понадобится. Мы с поручиком будем рядом с тобой, если что — задержим толпу, прикроем. Но, как только я скажу «беги» — беги и не оглядывайся. Поняла меня?

Очень хотелось сказать, что я его не брошу, но, если мне не удастся уговорить людей, самым разумным действительно будет сбежать подальше от схватки, чтобы моему мужчине приходилось думать только о собственной безопасности.

— Ты ведь не станешь геройствовать?

— Я собираюсь растить нашего первенца, и еще кучу детишек, — улыбнулся Виктор.

Конечно, меня это не успокоило, но развивать тему не было смысла. Оба мы поступим так, как считаем нужным.

— Ты! — Виктор ткнул пальцем в мальчишку на побегушках, который, как ему полагалось, крутился рядом. — Хватай лошадь, лети в Дубровку. Скажи сторожу: в Ольховке беда, барин велел людей поднимать.

Мальчишка умчался — как большинство деревенских, он прекрасно умел скакать верхом без седла и узды.

— Женщин надо укрыть, — сказала я.

— Пусть все соберутся у навеса, где рыбу коптят. И если что — бегут по домам. — Виктор кивнул подошедшему Федору Игнатьевичу. — Тут…

— Я слышал. И, насколько вижу, Анастасия Павловна бежать не собирается, — заметил подошедший охранник. — Тогда вот… — Он снял с шеи и протянул мне тяжелую серебряную бляху с крупным агатом по центру. — Вот сюда, на камень, нажать, и всех, кто прямо перед вами окажется, будто тараном отнесет сажени на три. Один раз действует, но как раз, чтобы оторваться, хватит.

— Спасибо, — сказал Виктор.

Я не торопилась забирать амулет.

— А вы?

— А я столько раз от смерти уходил, что, если и догонит в этот раз, не обидно будет, — усмехнулся поручик. — За то мне ваш супруг и платит, чтобы я вашу жизнь и покой охранял, а какой ценой — значения не имеет.

— Спасибо. — Я сглотнула появившийся в горле ком. — Надеюсь, сегодня все останутся живы.

Парнишка опередил толпу ненамного — но благодаря ему мы многое успели сделать. Расставить мужиков с дрекольем вдоль забора. Исключительно добровольцев: Федор Игнатьевич рассудил, что от поставленного силой толку не будет — сбежит при первой же возможности, а то и вовсе вред, если решит обернуться против господ. Тех, кто отказался, — отправить с женщинами и детьми к коптильне. К слову, такой приказ у половины вызвал реакцию «что это меня с бабами равняют» и желание немедленно доказать, что он настоящий мужчина и есть, с лопатой или топором наперевес. Все равно набралось немного — десяток мужиков, даже парней, четверо сторожей, да Федор Игнатьевич и Виктор — основная боемагическая сила.

Успели запрячь лошадей, на случай если все же придется стремительно убираться. Спрятать под замок то, что не хотелось бы потерять, и навесить защитные заклинания. У Федора Игнатьевича магия оказалась электрической, как и у меня, так что я надеялась, что полезших удастся отпугнуть, не убивая. Подготовить «закладки» по периметру поместья. Я плохо разбиралась в боевой магии, но, как я поняла из объяснений Федора Игнатьевича, это были заготовки заклинаний, которые можно активировать быстрее, чем плести новые. Удержать под защитой все поместье не смог бы ни один маг, но мы опять же надеялись, что достаточно будет прикрыть только какой-нибудь участок, шарахнув как следует, если толпа ломанется. Едва ли среди мужиков найдется хороший стратег.

Петр выслушал приказ караулить рядом с лошадьми, и этот приказ ему явно не понравился. Конюх помолчал, собираясь с духом, и сказал:

— Настасья Павловна, дозвольте у вас за спиной постоять. Я, конечно, не как господа, молоньями али огнем кидаться не умею, да хоть будет кому вас до лошади дотащить, ежели, не ровен час, споткнетесь али что. Бегать-то вам сейчас… — Он бросил красноречивый взгляд на мой живот.

Кобуры для оружия в доме не было, и, зарядив пистолеты, я обмотала талию кушаком, заправив оружие за него. Чувствовала я себя, конечно, идиотски — словно играю в пирата, тем более что роль попугая на плече взялся исполнять Мотя, как взобравшийся на меня, так и не слезавший. Будь ситуация чуть менее опасной, повеселилась бы от души. Однако этот обмотанный вокруг талии пояс показал и то, что я до сих пор успешно скрывала. Взгляд мужа то и дело возвращался к моему животу, да и отставной поручик хмурился, глядя на меня. Готова была поспорить — оба уже пожалели, что разрешили мне остаться и не попытались выставить силой, если не удастся уговорить. Но слово не воробей, особенно дворянское, а я изо всех сил старалась не давать им повода передумать.

— Оставайся, — разрешил Петру Виктор. — Поводья держать любой мальчишка сможет, а вот барыню уволочь, если что, не каждому под силу.

Марья отказалась прятаться с остальными женщинами.

— Да что ты, касаточка, разве ж я тебя брошу! — возмутилась она. — К тому же кто с мужиками-то поговорит по-свойски? Петька, конечно, умный, да язык у него не тем концом подвешен. А вы, баре, и вовсе по-чудному да по-ученому баете.

Я фыркнула, но Марья была непреклонна.

— И тебя тоже частенько заносит, хоть и видно, как стараешься, чтобы и простые люди поняли да прониклись. Так что останусь я.

Доспорить мы не успели: с улицы с шумом примчался мальчишка, выставленный дозорным.

— Идут! От реки идут, скоро тут будут!

Несмотря ни на что, я выдохнула. От реки — это значит с «парадной» стороны, где забор и ворота. Значит, хотят сперва высказаться, прежде чем громить. Да и ограда, хоть и ненадолго, удержит толпу, если что пойдет не так.

— Настя, может, все же уедешь? — спросил Виктор, но по тону его я поняла, что он не надеется на мою разумность, и потому лишь молча покачала головой. Сжала его руку — одно это прикосновение наполнило меня уверенностью и силой. Здесь те, кого я люблю, и я не могу их подвести. Значит, и не подведу.

Так, держась за руки, мы и двинулись к воротам.