Хозяйка расцветающего поместья

Глава 29

Гонец поклонился мне, но обратился к княгине:

— Ваша светлость, могу я видеть светлейшего князя?

— Виктор Александрович скоро вернется. Пока ты можешь поговорить с его супругой, Анастасией Павловной.

Внутри все сжалось от волнения, но я постаралась сохранить невозмутимое выражение лица.

— Прошу прощения и у вашей светлости, однако мне велено докладывать только князю лично.

Значит, ничего, требующего немедленных действий, не случилось. Я тихонько выдохнула.

— Что ж, тогда жди. — Княгиня указала на коновязь под навесом.

Впрочем, не успел гонец привязать лошадь, как снова послышался топот копыт и во двор въехал Виктор. Волосы встрепаны от быстрой езды, румянец на скулах — я залюбовалась мужем и его уверенными движениями. Виктор улыбнулся, встретившись со мной взглядом, и сердце привычно екнуло.

— Тут тебя спрашивали, — сказала я, когда он спешился и сторож подхватил поводья.

Князь жестом велел гонцу приблизиться.

— Прошу прощения, ваша светлость, велено было только вам докладывать, — поклонился тот.

— Что приказы выполняешь в точности — молодец, но, если дело касается усадьбы княгини, можешь в следующий раз и ей рассказать. Что случилось?

— В колодце, ваша светлость, мужики сундучок нашли. Каменный, старинный. Мне велели вам сообщить и спросить, что с ним дальше делать.

Я ахнула, надеясь, что волнение в моем голосе прозвучит достаточно натурально.

— Что за сундучок? — полюбопытствовала княгиня. Не знай я, что она в курсе дела, ни за что бы не догадалась.

— Вот такой. — Гонец развел руки жестом рыбака, хвастающегося добычей, и, как у того рыбака, размеры пойманного, в смысле найденного, были раза в два больше настоящих.

— Хорошо. Возвращайся и передай: мы скоро будем. Посмотрим и решим, что там за сундучок.

В поместье нас встретил начальник охраны. Работники, копошившиеся у колодца, при нашем появлении едва не посворачивали шеи, пытаясь и посмотреть-послушать, и одновременно изображать бурную деятельность. Похоже, мгновенное увольнение Никифора их кое-чему научило. У одного распухла челюсть, наливаясь свежим синяком.

— Обо что ушибся, не видели? — спросила я у начальника охраны.

— О кулак, — усмехнулся тот. — Хотел находку утаить, да не придумал ничего умнее, как за пазуху сунуть. Мои парни углядели да поучили маленько.

Я поморщилась. Трудно привыкнуть к местным методам поддержания трудовой дисциплины. Вслух сказала:

— Рыба с головы гниет. Каков старшой был, такие и работники.

Мужики обеспокоенно переглянулись, но в разговор влезть не посмели.

— Что за находка? — спросил Виктор.

Я мысленно ругнулась: по-хорошему, это должна быть моя реплика. Женское любопытство и все такое.

— Вот, извольте посмотреть. — Охранник извлек из сумки уже знакомую мне шкатулку.

Виктор потянулся за ней, но я перехватила сокровище первой. Покрутила.

— Ключа нет.

— Откуда бы ему взяться? — хмыкнул муж. — Сколько она в воде пролежала!

Вопрос явно был риторический, но охранник отозвался:

— Не могу знать, ваша светлость. В иле была вся, но мы его стерли, чтобы вам не испачкаться.

Значит, Петр нашел-таки старую лужу, перепачкал шкатулку, чтобы выглядела натуральнее.

— Надо в город везти. — Муж взял находку у меня из рук. — К мастеру, замок открыть.

— А по-другому никак? — протянула я тоном капризной девочки. — Это сколько ждать?

— Вряд ли там что-то ценное.

Я потрясла шкатулку. Загремели камни внутри.

— А я уверена, что это… — Я ойкнула, закрыв ладонью рот, будто боялась проболтаться.

Виктор огляделся, поманил старшего над работниками.

— Долото у тебя найдется?

— Ежели барин пожелает, то найдется. Только позвольте сказать — жалко портить такую красоту. Стамесочкой тоненькой, аккуратненько, можно попробовать замочек отжать.

— Неси.

Мы завели работника в черные сени.

— Если кому проболтаешься, что внутри окажется — шкуру спущу, — пообещал Виктор.

— Не извольте беспокоиться, ваша светлость, я человек с понятием.

На самом деле не так уж важно было, сдержит работник обещание или нет. Слухи все равно пойдут.

Мужик просунул тонкое лезвие между створок шкатулки, надавил — и замок открылся. Я захлопала в ладоши, ухватила ожерелье, потерла его о рукав — камни засверкали даже в полутьме сеней.

— Язычок у замочка погнул, уж простите, — сказал мужик, старательно не глядя на драгоценности.

— Заменим, — пожал плечами Виктор. Достал из кармана серебряный отруб, протянул мужику. — Это тебе за услугу и за молчание. Возвращайся к работе.

— Благодарствую, барин.

Я подхватила шкатулку, прижав к груди, потащила в гостиную. Примерила ожерелье, делая вид, будто не замечаю прилипшего к окну мальчишку на побегушках — тот так увлекся зрелищем, что даже нос расплющил о стекло. Перебрала камни, любуясь ими по-настоящему. Все же зря свекровь считала, будто они не имеют никакой ценности. Да, сами по себе — поделочные, не драгоценные, но резьба хороша.

Виктор принес холстину, мы завязали в нее шкатулку. Вернувшись во двор, я приказала Петру «приглядывать, вдруг еще что найдут».

— Надо отправить их в город. На оценку ювелиру и в банк, — сказал Виктор, когда мы выезжали со двора.

Похоже, муж опять что-то затеял. И в самом деле — глянул на меня быстро и остро, мол, подыграй.

— Нет! — возмутилась я чуть громче, чем следовало. — Такая красота! Буду носить!

— Настя, куда ты будешь носить их в деревне? В городе им самое место, наденешь, когда начнется сезон.

Я еще немного поворчала для приличия. И только когда мы отъехали достаточно далеко, заметила:

— Похоже, с утра ты ездил не на прогулку.

— Прогулялся, — улыбнулся он. — До почты. Сегодня письмо будет у Стрельцова. А там посмотрим, попробует ли кто-нибудь перехватить ценную посылку в город.

— Думаешь, клюнет? — Я невольно затаила дыхание, представив, как доктор попадется в ловушку.

— В усадьбу он больше не совался. Посмотрим, может, на эту провокацию поддастся.

Дела требовали внимания одно за другим — только успевай поворачиваться.

Колодец очистили в срок. Мужика, заработавшего синяк, я больше не видела — его сменил парень. «Осенью женится, — сказал про него новый старший. — Работник справный, силы много, пусть подзаработает: молодой семье каждая змейка в казну». На мой вопрос, что стало с побитым, скривился, дескать, ни с кем не посоветовавшись, хотел найденное утаить и всех под удар подставил — а ну как наниматель всю артель бы и уволил? А посоветовался бы, ему бы сказали, что мужику золото да драгоценные каменья пытаться продать — только беду на себя накликать, власти решат, что ворованное, и так насядут, что дышать невмочь станет. Я сделала вид, будто не обратила внимания на оговорку про золото и драгоценные каменья, отметив про себя, что слухи все же пошли — чего мы и добивались.

Вода снова стала свежей и вкусной, «лучше, чем была», уверяла Марья и рассказывала всем, кто не успевал увернуться, какая умница барыня, вычитала в ученых книжках, как испорченный колодец снова сделать хорошим.

Первое время я каждый день ездила верхом из одного дома в другой. Звездочка, исправно носила меня туда и обратно, больше не пугаясь — возможно, просто потому, что пугаться теперь было нечего или некого. Но все же с непривычки я уставала от этих поездок и, когда в доме снова появилась чистая вода, вернулась к себе, благо свекровь чувствовала себя совсем хорошо и больше не нуждалась в моей постоянной заботе.

«Настенька, я словно помолодела на десяток лет, — сказала как-то она. — Столько сил откуда-то взялось, наконец-то можно хозяйством заняться как следует», — и я поняла, что не стоит ей мешать. Теперь уже Виктор, перебравшись в Ольховку, каждое утро ездил к себе — проведать мать и проконтролировать, как идут дела в имении. В конюшне теперь стояли три лошади — моя, то есть Настенькина сивка, Звездочка, подарок мужа, и его Серко. Петр, которому явно прибавилось забот, радовался, что дела в усадьбе пошли на лад.

Он посватался к Дуне по всем правилам и получил отказ. Однако это не расстроило ни его, ни Дуняшу. «Так надо, касаточка, — объяснила мне Марья. — Уважающие себя родители с первого раза дочку не просватают. Вот если после третьего раза откажут — тогда и правда придется отступиться. Да только, помяни мое слово, все сладится».

В усадьбе появлялось все больше людей. Повара я все же решила не нанимать, несмотря на ворчание Марьи: «Где это видано, чтобы барыня из одного котла с дворней ела». Может, когда-нибудь и придет время для изысков вроде тех, что готовил Жан, но пока мне было не до них. Жан и посоветовал мне нанять женщину, которая на его кухне числилась помощницей кухарки, но уже давно «посматривала на сторону», как он выразился. «Лучше пусть свои сманят, чем чужие». Готовила она и правда хорошо, и моя скромная кухня ее не смутила, а свежая зелень из теплицы порадовала. Позже я узнала, что кухарка проболталась, дескать, наслышана была, что новая хозяйка бестолковая, а она во все вникает не хуже старой княгини, кое-чему у нее и поучиться не грех.

Марья, которой не по чину теперь было ночевать на кухне, переселилась вместе со своим сундуком в комнатку рядом с кладовой. Я отдала ей ключи, порадовавшись, что сняла с себя еще одну заботу. Правда, забирать к себе чай и кофе нянька отказалась, дескать, «непорядок». Я удивилась:

— Они вообще на кухне в шкафу лежали, и ты не возмущалась.

— Так это было, когда мы с тобой вдвоем жили да с Дуняшей.

— И Петр, — напомнила я.

— Петя сперва болел, а после на кухню только поесть заходил, когда ты звала. Его забота — лошади да двор, до домашних дел он не касается и не касался, и все равно, кто дорогие припасы отмеряет. А сейчас сколько глаз да ушей кругом — все должно быть как подобает. Ты вспомни, барин-то, как сюда переехал, не торопился чай из сундука доставать. И ежели послушаешь ты меня, касаточка, то домашним слугам еще туда-сюда, а дворне чай вообще не по достоинству. За новым-то в город не наездишься.

— Так что же, людей пустой водой поить?

— Зачем пустой, касаточка? Яблок сушеных у нас с осени сколько осталось — взвара горячего на всех хватит. А ежели ты расщедришься да велишь кухарке туда меда и аниса добавить, все спасибо скажут. Смородина опять же листья пустила, малина, земляника, а там и вишневые можно будет надергать. Потом жара придет, квас поставим, мяту насобираем. А там и осень — шиповник, боярышник, те же яблоки: не все же ты велишь в городе продать, что-то и себе оставишь.

Парни, те же, что сделали мне парник, занялись малинником. Вскоре дикий лес — того и гляди медведь заведется — сменили аккуратные ряды молодых побегов. Вырезанные старые прутья я велела не отправлять в компост, куда сейчас уходили все отходы, а аккуратно сложить сушиться под навес.

— Зачем тебе они? На растопку? — полюбопытствовал Виктор.

— На копчение. Добавят тонкого фруктового аромата.

Муж покачал головой.

— Никогда не слышал, чтобы печь с подвешенным мясом топили какими-то особыми дровами.

— Вот потому ты и считаешь, что закоптить мясо — все равно что испортить, — хмыкнула я. — Смола хвойных деревьев придает дыму горечь, как и береза…

— Березовые дрова самые лучшие — горят долго и жарко.

— И при этом выделяют деготь. Когда он просто вылетает в трубу — ничего страшного, но если в той трубе висит копченое мясо…

Я не стала договаривать. Все же повезло мне, что папа — мой настоящий папа, а не Настенькин, о котором мне здесь приходилось отзываться как о «батюшке», — обожал и рыбалку, и охоту, и сам любил заготавливать добытое.

— Похоже, не зря ты запросила привилегию, — улыбнулся Виктор. — Печь скопировать любой может, но в такие тонкости поначалу никто не станет вдаваться.

Я ожидала, что следом услышу «откуда ты это знаешь?», но, похоже, муж сам опасался узнать ответ и потому больше вопросов не задавал.