Хозяйка расцветающего поместья

Глава 20

Прасковья чем-то неуловимо напомнила мне Аглаю — может, возрастом, а может, выражением, появившимся на лице, когда я вошла в ее комнату. Я мысленно помянула мою предшественницу добрым словом — просто талант у человека настроить против себя всех окружающих! Впрочем, слушаются — и ладно, очаровывать всех вокруг я тоже не собиралась, достаточно и просто человеческого отношения.

И, точно так же как ее городская коллега, Прасковья бросила быстрый взгляд поверх моего плеча, когда я начала расспрашивать, как устроили Дуню, Марью и Петра. Конюха, как и в городе, поселили у конюшни, только не на чердаке, а во флигеле. Марью и Дуню — в «черной» части дома, на первом этаже, в отдельную комнату, которая предназначалась для слуг, приехавших с гостями.

Только я хотела попросить экономку, чтобы позвала кого-нибудь проводить меня в эту комнату — кто его знает, как здесь относятся к чужой челяди! — Виктор сказал:

— Места там немного, но есть все необходимое для жизни. И я распорядился, чтобы их кормили со всей остальной прислугой.

— Спасибо.

Я обернулась к нему, улыбнулась, всем видом давая понять: нет никакой необходимости, чтобы муж страховал каждый мой шаг в этом доме. В самом деле, я ведь не в пещере дракона! Но, похоже, Виктору кто-то доложил о том, как поначалу ко мне отнеслась Аглая, потому что он лишь улыбнулся мне в ответ и остался стоять. Возможно, и не зря, потому что, когда я завела речь о том, чтобы послать людей в лес, Прасковья снова глянула мне за спину. Не знаю, что оказалось убедительней — присутствие князя или упоминание, что лекарство должно помочь его матери, но экономка только поклонилась в ответ на приказ.

— Сейчас пошлю парней веток нарубить, а как принесут, пару девок посажу почки да кору обдирать, — кивнула она. — Потом метелок навяжут, они в хозяйстве всегда сгодятся. А ивовые прутья на корзины пойдут, их тоже вечно не напасешься.

— Вот и отлично, а как ветки принесут, позови меня, чтобы я объяснила, какие почки отделить. Или сама объясни. Нужны уже набухшие, но еще не раскрывшиеся.

— Не стоит вас, барыня, беспокоить из-за такой ерунды, — быстро сказала экономка. — Сама объясню, а вас позову, как все готово будет.

Я не стала спорить, понимая, что и эта экономка вряд ли была в восторге от взбалмошной молодой хозяйки, даром что здесь, похоже, свекровь не позволила той развернуться в полную силу. Незачем зря нервировать людей, занятых делом. Не позовут к вечеру — приду разбираться, что к чему.

— Здесь, как и в твоем городском доме, меню согласовывают за неделю? — спросила я у мужа, когда мы вышли от экономки.

— Да, только обычно Жан с Прасковьей не вмешивают в это хозяев. Я или матушка проверяем списки продуктов и счета. Оба честны.

— Я не сомневаюсь в этом. Но по чьим вкусам Жан составляет меню? Своим собственным?

— Не совсем. Батюшка был большой любитель поесть. Наверное, это его и сгубило — незадолго до того, как его хватил удар, он был настолько тучен, что ни одна лошадь не могла его нести.

Вот, значит, откуда все эти жирные бульоны и тяжелые блюда.

— Сам я, как ты успела заметить, непривередлив в еде, хотя и ценю хорошую кухню. — Виктор поднес мою руку к губам. — Особенно когда готовишь ты.

— Льстец, — хмыкнула я. — А твоя маменька?

— Вкусно поесть — одна из немногих радостей, что у нее остались.

И все же фигура княгини говорила о том, что радости этой она не предается чрезмерно. Что ж, возможно, и получится что-то изменить.

Подходя к кухне, я невольно хихикнула.

— О чем задумалась? — поинтересовался Виктор.

— Вспомнила тот скандал про Жана и грязные лапти. До сих пор стыдно, но все равно смешно.

Виктор рассмеялся.

— Не будем ему рассказывать, а то бедолаге эти лапти начнут в кошмарах сниться.

— Не будем, — согласилась я.

Муж потянул дверь, пропуская меня на кухню, оказавшуюся куда просторней и той, что была в моей усадьбе, и кухни в городском доме. Кто бы ни обустраивал ее, он явно был гурманом.

Большую часть помещения занимала русская печь, да не беленая, а выложенная белыми изразцами от пола до потолка. Рядом с ней пристроилась высокая и узкая печка, похоже, с двумя духовками. Между ними расположился цилиндрический котел с краном для горячей воды. Неподалеку стояла вторая печка… Нет, пожалуй, плита, и мне сразу стало понятно, откуда появилось такое название. Рабочей поверхностью служила чугунная плита, и высотой она была как привычные мне кухонные, и даже такой же белой и блестящей, только не из-за эмали, а из-за все тех же изразцов. В углу стоял кирпичный очаг с вертелами, под дымоходом виднелось что-то вроде лопастей. Я пригляделась — в самом деле, там было установлено колесо с крыльями, и, когда в очаге горел огонь, поток горячего воздуха, уходящий в трубу, вращал это колесо, а оно, в свою очередь, заставляло крутиться вертела, с которыми соединялось цепью вроде велосипедной.

Вдоль стен в три ряда тянулись полки, уставленные медной и луженой посудой. На верхних разместились крышки — медные за ручки на гвоздях, белые луженые лежали, наполовину свешиваясь с полки. Ниже теснились кастрюли всех размеров, от огромных до крошечных, сотейники и противни, расставленные строго по ранжиру. Под полками расположились широкие столы на крепких подножках, почти полностью закрытые противнями, листами для выпечки и прочей утварью.

Центр кухни занимал огромный выскобленный добела стол. Неподалеку стояла колода для рубки мяса, удивительно чистая, учитывая ее предназначение. Рядом с русской печью расположился еще один стол, судя по висевшим над ним скалкам — для работы с тестом.

Кухня выглядела как владения опытного военачальника — все продумано, все под рукой, каждый предмет на своем месте.

И сам военачальник обернулся ко мне и коротко поклонился.

— Чего изволите, Анастасия Павловна? — спросил он с едва заметным акцентом.

Если бы не белоснежный колпак и такие же сияющие чистотой фартук и нарукавники, я бы не признала в этом мужчине повара. Жан был невысокий, щуплый, носатый, с широкими черно-седыми бровями, почти сросшимися на переносице, и очень подвижным лицом, которому он безуспешно пытался придать невозмутимость. Но все же было очевидно, что мое появление его обеспокоило.

— Жан, я хотела бы поблагодарить вас за сегодняшний обед. Он выше всяких похвал, — сказала я.

На живом лице повара промелькнуло удивление.

— Услышать это от вас — необычайный комплимент. — В его голосе послышалась плохо скрытая ирония.

— Ужин наверняка задуман такой же великолепный? — продолжала я.

— Закуски: студень с хреном, паштет из гусиной печени на крутонах, соленые грузди и маринованные огурцы, — начал он тоном отличника, у которого все «от зубов отлетает». — На первое — крепкий говяжий бульон с пирожками. На второе — утка, фаршированная яблоками, жаркое из свинины в сметанном соусе. К горячему — грибы в сливочном соусе с трюфельным маслом, капуста, тушенная в сливках с каштанами, картофельный гратен с сыром, глазированная морковь в медовом соусе. На сладкое — яблочный пирог и наливки.

От такого и здоровому заплохеет! Нет, все вкусно, но нужен луженый желудок, чтобы это переварить!

Однако холодец наверняка уже сварен, как и бульон, паштет готов, остальные продукты почищены и разделаны. Если я попрошу сейчас изменить меню, и продукты пропадут, и ужин задержится.

— Скажите, а хороший ли аппетит у княгини? — решила я зайти издалека.

Жан вздохнул.

— Я стараюсь ее порадовать, но, что ни придумаю, ее светлость лишь притрагивается к пище. Зато прислуга, которой достаются остатки с барского стола, питается не хуже лангедойльских дворян.

— Маменька очень ценит тебя и твою кухню, — вмешался Виктор.

— Однако она больна, и у нее нет аппетита. Я желаю ее светлости скорейшего выздоровления.

Что ж, попробуем зайти с этой стороны.

— Жан, знакомы ли вы с теорией лечебного питания?

— Конечно! — воскликнул он. — Например, бульон говяжий с рисом укрепляет желудок…

Я едва не заметила, что рис без бульона делает это еще лучше, но вовремя прикусила язык.

— Куриный бульон с эстрагоном усмиряет головную боль. Суп со щавелем и рассольник изгоняют испарения, оставшиеся в голове после угощения в дружеской компании. Молочные и мучные супы придают тучность, а пряные крепкие бульоны, наоборот, противодействуют отучнению…

Вот насчет этого я совсем не уверена.

— Однако к чему вы ведете, ваша светлость? — закончил он.

— Вам наверняка известно, что у княгини ревматизм. И эта болезнь требует особого питания. Соленья и маринады задерживают в суставах жидкость, усиливая отек и боли. Не слишком полезны для больной жирное красное мясо и субпродукты. Да и вообще жирные блюда не слишком хороши, особенно когда ее лихорадит, как сегодня. Нежелательно спиртное, разве что немного красного вина, но вот винные соусы…

— Из винного соуса хмель выпаривается, сохраняя лишь изысканный вкус, — возразил Жан.

— Да, вы правы. Хороша для маменьки будет жирная рыба — если удастся достать, то форель или лосось…

— Их легко купить мороженые по зиме, но сейчас разве что в столице из садков.

— Я поговорю с Егором Дмитриевичем, можно ли развести их в нашем рыбном пруду, — вставил Виктор.

— Но это дело небыстрое, — заметила я. — Так что до зимы карп, судак, та же щука желательны на столе хотя бы дважды в неделю.

— Осетр и стерлядь? — поинтересовался Жан.

Я о таких изысках и не думала!

— Да, они тоже отлично подходят, — согласилась я. — Еще желательно как можно больше овощей и фруктов. Лучше свежих, но и приготовленных тоже, кроме солений, как я уже говорила. Жирное мясо лучше заменить птицей или крольчатиной.

— Дичь? — снова вмешался Виктор.

— Лучше та, которая летает, а не бегает. Впрочем, зайцы тоже подойдут. Из пряностей лучше использовать имбирь и травы. Сластей желательно бы поменьше.

Жан возвел глаза к потолку, размышляя.

— Действительно, после солений и маринадов случается одутловатость в лице и теле. Возможно, вы правы и в остальном, хотя мне странно… — Он осекся, и я поняла, что ему странно слышать подобные рассуждения от Настеньки.

— Может быть, в словах Анастасии Павловны есть здравое зерно и маменька с удовольствием отведает более легких блюд? — вступился за меня Виктор. — Я ни за что не поверю, будто вы не сможете придумать другое меню из тех же продуктов.

Жан фыркнул, словно предположение, что у него не хватит фантазии, показалось ему сущей глупостью.

— С паштетом и студнем уже ничего не сделать, они готовы. При умеренности княгини в пище, надеюсь, они не сильно навредят. Тогда вместо солений я сделаю салат из молодых проростков свеклы…

— Откуда вы их берете? — полюбопытствовала я, вспомнив, что подобный салат готовила и Дарья.

— Свекла прорастает в погребе к весне, — пояснил Жан, глянув на меня, точно на дуру. Но тут же заметно успокоился, видимо, мое неуместное любопытство очень походило на поведение Настеньки и для повара все встало на свои места. — И, возможно, княгиню порадует салат из примулы с морковью и каплей чесночного сока. — Он улыбнулся. — Да, это будет красиво, необычно и изысканно. Бульон тоже практически готов, но я удалю большую часть жира и добавлю тонко нарезанные овощи и зелень. Утку с яблоками я приготовлю на вертеле, это избавит ее от чрезмерного жира. Свинину запеку с травами. И в дополнение к этому подам капусту, тушенную в белом вине с тимьяном и эстрагоном, шампиньоны, припущенные с лимоном, картофель по-данелагски, протертый с небольшим количеством масла…

Надо же, а я и не знала, что обычное картофельное пюре здесь называется так пафосно.

— И морковь с пряными травами. На сладкое — яблоки, запеченные в тонком слое теста, и клюквенный кисель.

Он торжествующе посмотрел сперва на меня, потом на мужа, и я не удержалась, захлопала. Жан поклонился, точно артист на сцене, но тут же замахал руками.

— Погодите-погодите, сперва отведаете, потом будете аплодировать!