Хозяйка расцветающего поместья

Глава 21

Виктор сам отправился в комнату матери, чтобы помочь ей пройти в столовую. Когда они появились в гостиной, где я коротала время за вязанием, у ног свекрови крутился Мотя.

— Не подаришь его мне? — спросила княгиня. — Убаюкал так, что я почти до самого ужина проспала, а то глаз сомкнуть толком не могла.

Мотя одним прыжком оказался у моих ног и, вцепившись когтями в юбки, взлетел ко мне на плечо.

Свекровь рассмеялась.

— Кажется, ответ очевиден.

— Простите, маменька, друзей не дарят. — Я чуть поклонилась, извиняясь, как здесь было принято. Мотя тут же потоптался по моему загривку, перебрался на другое плечо. — Но он явно вам симпатизирует, так что, пока я здесь, надеюсь, он будет вам мурлыкать.

Кот сиганул обратно к ногам княгини, и она снова рассмеялась, легко, точно на время забыла о боли. Но, когда она пошла вперед, едва заметная гримаса исказила лицо. Я мысленно обругала себя: пару раз став свидетельницей чуда, я стала ждать нового, хотя весь мой прежний опыт говорил о том, что такие болезни лечатся долго, трудно и не особо успешно.

Мотя важно вышагивал у юбки княгини, но только я подумала, что придется вежливо выдворять его из столовой, он уселся у самого порога, не переступая его.

— До чего воспитанный, умница! — восхитилась Елизавета Дмитриевна. Перевела взгляд на меня. — Ты сказала: «…пока я здесь». Разве ты не собираешься жить с мужем, как и подобает жене?

Вряд ли свекровь прониклась ко мне симпатией за несколько часов. Скорее не хочет расставаться с Мотей. Наверное, стоит оставить его здесь на какое-то время. Я хмыкнула про себя: дожила, верю в лечебных котов. Но что поделать, если мне и в магию пришлось поверить? Похоже, это не Виктору, а мне предстоит помотаться из имения в имение. Нужно проверить, умею ли я ездить верхом, одна лошадь пройдет по этим дорогам легче, чем повозка.

— Мне очень дорог муж, но и Ольховское дорого…

— Давно ли?

— Недавно, — призналась я. — Именно поэтому усадьбе нужно немало заботы. Как только я приведу ее в состояние, не требующее моего постоянного присмотра, смогу выбирать, где остаться. Простите, маменька, если обидела.

— Не обидела. Удивила. Но ты права, любое имущество требует заботы. Расскажешь о своих планах?

Ответить я не успела, дворецкий положил на тарелку княгини салат. Выглядел он действительно ярко: оранжевая морковь, зеленые листья салата и желтые цветы примулы. Княгиня замерла, не дотянувшись до вилки.

— Весна?

И столько потаенной боли промелькнуло в ее голосе, что я испугалась, а Виктор приподнялся на стуле.

Сколько же времени она провела, не выходя из дома? И, если единственным ее развлечением оставался вид за окном, могла ли она не заметить просыпающейся природы? Или дни слились в одну пелену и нужно было увидеть цветы перед собой, чтобы заметить? Такое тоже может случиться с измученным болезнью человеком.

— Матушка, мне жаль, что доктора запретили вам гулять… — начал было Виктор.

— Запретили гулять? — вырвалось у меня. Хотя чему удивляться, разве это первая нелепость, мной услышанная?

— Сквозняки и прохлада запирают болезнь внутри, — ровным голосом произнесла свекровь. — А мой сын слишком заботится о моем здоровье, чтобы пренебречь наставлениями докторов.

Я заметила, как Виктор стиснул в пальцах вилку, похоже, этот упрек прозвучал не в первый раз. Но влезать было бы неуместно и неправильно, и я промолчала.

— Впрочем, оставим эту тему. — Княгиня попробовала салат. — Кажется, Жан сегодня превзошел сам себя.

Вкус был действительно необычным — очень легким, сладковато-пряным с острой ноткой чеснока. За салатами последовали основные блюда. Поначалу Виктор, да и я, что греха таить, то и дело поглядывали на свекровь, опасаясь ее реакции, потом успокоились, видя, что на ее тарелке остается куда меньше недоеденного, чем днем. Но рано я расслабилась. Когда подали десерт, свекровь задумчиво ковырнула ложкой кисель и посмотрела прямо на меня.

— Признавайся, твоя работа?

Я вздохнула.

— Елизавета Дмитриевна…

— Вот как, уже не «маменька»?

— Маменька, я бы с радостью посоветовалась с вами насчет ужина, но не стала тревожить ваш сон.

— И решила сама похозяйничать?

По ее тону было совершенно непонятно, собирается ли она обругать или похвалить меня. Впрочем, какая разница? Я поступила так, как должна была поступить.

— Обед был великолепен, но при вашей болезни…

— Я сама прекрасно знаю, что больна, — холодно сказала княгиня. Будь я в возрасте Настеньки — съежилась бы от этого холода, но не сейчас.

— Матушка, — заговорил Виктор, но я положила руку ему на колено, и муж умолк.

— При вашей болезни полезны более легкие блюда, — твердо повторила я. — Поэтому я спросила Жана, действительно ли вы любите тяжелую и сытную пищу.

— И он ответил, что я очень мало ем. — И снова по ее тону невозможно было понять, что у нее на душе.

— Потому я взяла на себя смелость проверить, возможно ли, что деликатная и изысканная еда порадует вас сильнее обычного.

— И ты оказалась права, — медленно произнесла свекровь. — Что ж, раз уж ты позволила себе решать, что мне есть, и я позволю себе спросить прямо — с чего ты вдруг затеяла обо мне заботиться?

Свекровь оглянулась на дворецкого, замершего у буфета.

— Емельян, сходи к Прасковье, распорядись, чтобы чай подали в столовую, а не в гостиную.

Дворецкий испарился. Княгиня уставилась на меня, всем видом показывая, что ждет ответа.

— Когда я выздоравливала, у меня было достаточно времени на размышления. Мне дорог муж, а ему, естественно, дороги вы. Вряд ли его радует знание, что его матушка страдает от боли.

— Я не привыкла ныть, — качнула головой княгиня.

— Матушка, вы не любите, когда говорят о вашем здоровье, поэтому я молчу. Но я не слепой и не бесчувственный.

— Толку-то о нем говорить, — проворчала свекровь. — От охов и вздохов еще никому легче не стало.

Я подхватила:

— Поэтому я и предложила вам помощь, а не разговоры.

— Раньше тебя раздражало мое состояние. — Она жестом велела мне молчать, хотя я и не собиралась с этим спорить. — Да, я помню, что вслух ты ни разу не сказала об этом, но не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять.

— Молодость часто бывает жестока по неведению.

— Ты так говоришь, словно сама стала старухой, — хмыкнула она.

Старухой я себя и в прежнем мире не считала, честно говоря. Но жизненный опыт никуда не делся.

— Нет, но болезнь заставляет на многое посмотреть под другим углом. Думаю, вы как никто понимаете меня в этом.

По лицу княгини промелькнула едва заметная тень. Похоже, она действительно прекрасно понимала, о чем я, но не слишком хотела признавать это.

— Я действительно хочу вам помочь, насколько это в человеческих силах.

И насколько способна магия, но об этом я подумаю позже.

— Однако решать вам. Принять мою заботу или отказаться, если она вам докучает.

Какое-то время мы молчали, меряясь взглядами.

— Мой покойный супруг любил поесть сытно и вкусно, — задумчиво сказала княгиня. — После его смерти я не стала ничего менять. Но, возможно, пришла пора это сделать. — Она повысила голос. — Емельян!

— Да, барыня, — тут же откликнулся старый дворецкий. — Чай почти заварился.

— Передай там, чтобы позвали Жана.

— Сию минуту, ваша светлость.

Жан появился не «сию минуту», но быстро — и выглядел взволнованным, явно гадая, позвали его похвалить или отругать.

— Жан, сегодняшний ужин был выше всяких похвал, — начала княгиня, и повар просиял. — Впервые за долгое время я поела по-настоящему с аппетитом, а не потому, что плоть требует пищи. Насколько я знаю, это Анастасия Павловна предложила тебе изменить блюда?

— Да, ваше сиятельство. Я очень рад, что перемены пришлись вам по душе. Анастасия Павловна дала мне подробнейшие указания относительно лечебной кухни.

— Следуй им и дальше. Я распоряжусь о премии к твоему жалованию.

— Работать на вас — само по себе награда.

Жан удалился, Емельян начал разливать чай.

— Так что там за указания? — полюбопытствовала княгиня.

Я повторила все, что рассказала Жану. Свекровь выслушала меня, не перебивая.

— Прасковья делает очень вкусные моченые арбузы с яблоками, — заметила она, когда я закончила объяснять. — Что ж…

— При вашей умеренности в пище вы можете есть их понемногу, когда болезнь отступает, — успокоила ее я.

— Может быть. — Она снова обернулась к дворецкому. — Емельян, после чая скажи Пелагее, чтобы оставила по бочонку всех солений, а остальное распорядилась отвезти в город на рынок.

— Как прикажете, барыня.

— И еще, если позволите… — снова заговорила я. — На самом деле вам очень полезны прогулки, только нужно одеваться по погоде. Шапка, шарф, руки в тепле, шерстяные носки в валенки.

— Валенки? — приподняла бровь княгиня.

— Валенки, — твердо ответила я.

Зимой дамы носили бархатные сапожки на меховой подкладке, но в них носок не впихнешь. Демисезонная же обувь, на мой взгляд, годилась только на позднюю весну — тканевые сапожки, подшитые кожей на носке и пятке. Сколько я ни перерывала сундуки в своем имении, не нашла ни одной пары по-настоящему зимней и удобной дамской обуви. Просто издевательство какое-то! Мужчины носили сапоги с войлочными голенищами, даже в помещении, или суконные ботинки с кожаными носками, парились в трех жилетах, а дамы должны были мерзнуть в атласной обуви и полупрозрачных платьицах!

— Только валенки нужно непременно подшить дополнительным слоем войлока и подбить кожей, чтобы не промокали, — добавила я. — Сырость…

— Сырость меня убивает, — сказала свекровь, — и вовсе не фигурально. Что ж, где-то у меня лежали валенки, дочь все смеялась, а я слышала, маменька нашей императрицы и во дворце не чуралась валенки носить, когда суставы ныли. Ты не у нее научилась?

Я улыбнулась — укол меня на самом деле ничуть не задел.

— Не у нее.

Свекровь отставила пустую чашку, Виктор помог ей встать.

— Вели, чтобы мне приготовили теплую одежду.

— Матушка, но уже темнеет, — встревожился он.

— Ничего, заодно на звезды посмотрю. Поможешь мне прогуляться?

— Конечно.

— Хорошо, я дам тебе знать, как оденусь. Иди распорядись, а Настенька пока меня проводит.

Я удивилась, но спорить не стала. Подставила свекрови локоть, позволяя на него опереться.

Едва зайдя в свои покои, княгиня приказала:

— Дверь закрой и иди сюда.

Когда я послушалась, она раскрыла ящик стола. Порылась в нем — по лицу пробежала гримаса боли. Достала сложенный листок бумаги и протянула мне.

— Это ты тоже в маменькиных журналах вычитала?

«От женских хворей и душевных волнений, — было написано витиеватым Настенькиным почерком. — Возьми корня валерианы две части, пустырника две части…»

Я медленно опустила листок, дочитав до конца.

На первый взгляд рецепт выглядел безобидным травяным сбором. Зверобой, душица, шалфей, полынь… Все это используется и в наше время.

Вот только все эти травы были противопоказаны при беременности. И не просто так.