Хозяйка расцветающего поместья

Глава 25

— Просто слишком перепугалась. — Я ткнулась лицом в его грудь. — Ты меня спас.

Муж крепче прижал меня к себе.

— Я же сказал, что буду рядом. Хорошо, что это случилось на открытом пространстве. В лесу было бы куда опаснее.

— Повезло, — хмыкнула я.

— Повезло, — очень серьезно подтвердил Виктор. Прошептал мне в макушку: — Я тоже очень испугался.

Негромко заржала Звездочка. Я высвободилась из объятий мужа, подошла к лошади.

— Напугали нас с тобой, девочка, да?

Кобылка, вздохнув почти как человек, положила голову мне на плечо. Я погладила ее морду.

— Ничего, маленькая. Ты не виновата. Сейчас отдышимся, успокоимся и тихонько поедем дальше.

— Ты не устаешь меня удивлять, — покачал головой Виктор.

Продолжить он не успел: к нам, запыхавшись и отдуваясь, подбежал Евгений Петрович.

— Анастасия Павловна, вы целы?

— Вашими молитвами, — процедила я.

— Простите меня, бога ради, бес попутал за понюшкой табаку полезть! Я должен вас посмотреть и выписать…

У меня зазвенело в ушах, в глазах потемнело, стерев весь мир, кроме лица доктора, продолжавшего что-то причитать.

— Простить? — зарычала я.

Ругань, черная, подзаборная, совсем не подходящая юной барыне, тем более княгине, словно сама полилась изо рта. Я понимала, что даю доктору возможность снова обвинить меня в неадекватности, но остановиться не получалось.

Широкая спина мужа заслонила мир.

— Евгений Петрович, вы меня очень обяжете, если будете держаться подальше от моей жены, моей матери и владений моей семьи.

— Прошу прощения, ваша светлость?

Я не могла видеть ни лица мужа, ни лица доктора, но в его голосе мне почудился страх.

— Если я случайно встречу вас в угодьях, принадлежащих моей семье, я буду очень, очень недоволен. Я достаточно внятен?

— Вполне, ваша светлость.

Я высунулась из-за плеча мужа ровно настолько, чтобы увидеть, как доктор отвесил церемонный поклон.

— Еще раз прошу простить мою неосторожность. Желаю здравствовать, Анастасия Павловна, и вам, Виктор Александрович. Передавайте мои наилучшие пожелания вашей почтенной матушке.

— Непременно.

Он развернулся и зашагал прочь — не слишком быстро, но и не медля. Я посмотрела ему вслед — ненависть мешалась с отвратительным ощущением беспомощности.

Доктор споткнулся и с размаху полетел носом в землю. Совсем как Иван когда-то. Я дернулась, но Евгений Петрович уже поднимался с земли. Отряхнулся — ветер донес приглушенное ругательство — и похромал дальше.

— А у тебя в самом деле тяжелый глаз, — заметил Виктор.

Я не поддержала шутку.

— Он сделал это специально. Пришел пешком, чтобы незамеченным покрутиться вокруг моего дома, а когда увидел нас, быстро сообразил, как испугать лошадь — и чтобы комар носа не подточил.

— Знаю, родная. — Виктор притянул меня к себе. — Но мы не можем ничего доказать. Понюшка табаку на дороге — не преступление.

Я кивнула. Вдохнула ставший такой родным горько-пряный запах его одеколона. Хорошо, что муж мне верит. Хорошо, что я не одна.

— Вернемся домой пешком? — предложил муж.

— Нет. — Я мягко отстранилась от него. — Нужно посмотреть, что там, в усадьбе — вдруг он успел снова напакостить? И я должна снова сесть в седло.

— Уверена? — Виктор заглянул мне в глаза.

— Да. Если я не решусь сейчас, не решусь уже никогда.

А верховая езда в этом мире — не развлечение, а необходимость.

Да в конце концов — чтобы какой-то гад напугал меня на всю оставшуюся жизнь!

— Не дождется! — вырвалось у меня.

Муж рассмеялся. Подобрал с земли мою тросточку — странно, что я не потеряла ее в самом начале. Выудил из кармана еще один кусочек морковки.

Я протянула ее Звездочке.

— Ты ведь будешь хорошо себя вести, правда, девочка?

Схрумкав лакомство, кобылка ткнулась носом мне в плечо, словно извиняясь. Я погладила ее по шее.

Я подошла к Звездочке сбоку. На мгновение замешкалась — тело словно забыло все, чему научилось за сегодняшнее утро. Виктор молча подставил сложенные ладони. Глубоко вздохнув, я оперлась о его плечо, шагнула в руки и оказалась в седле.

— Все хорошо? — Муж погладил меня по колену.

— Да. — Я заставила себя улыбнуться. — Правда хорошо.

И действительно, первый страх прошел. Звездочка стояла смирно, всем своим видом показывая готовность искупить вину. Я расправила юбку, собрала поводья, стараясь не думать о том, что было полчаса назад.

Виктор легко вскочил на коня, и мы двинулись дальше — совсем тихо, в полшага. Он придерживал своего серого, не давая тому отойти от Звездочки. Кобыла послушно переставляла ноги, мерно покачивая головой.

Мне показалось, будто спину сверлит ненавидящий взгляд. Очень хотелось оглянуться, но я сдержалась.

— О чем думаешь? — спросил Виктор.

— Как бы отвадить его от моего дома. Может, пустить слух, будто клад нашелся и положен в банк?

Муж вздохнул.

— Все, что я могу…

— Только не вздумай стреляться! — вскинулась я.

Он с улыбкой покачал головой и продолжил:

— …намекнуть нашим общим знакомым, что не стоит доверять его компетентности. И не продлить контракт от имени земства, когда истечет срок этого. Но земли Зарецкого должны приносить неплохой доход при умном управлении, так что…

— Не так-то просто будет выдворить его из уезда, — закончила я.

— К сожалению.

У колодезного сруба суетились люди, и долетавшие до нас восклицания мне не понравились. Дородный мужик лет сорока, заметив нас, стянул шапку и побежал навстречу.

— Ваши сиятельства, а мы тут работаем, значит, не покладая рук, — начал он, а сам все старался сдвинуться так, чтобы отвлечь наше внимание от происходящего у колодца.

Виктор спешился, помог мне спуститься со Звездочки.

— Не шевелится… — донеслось от колодца.

— Ты старший? Как звать? — перебила я мужика.

— Никифором, барыня.

— Что происходит?

— Дак вот…

— Что происходит? — повторила я, и мужик попятился.

— Дак вот, изволите видеть, Митька в колодец спустился, падаль достать, и что-то притих…

Не знаю, как у меня получилось сдвинуть с места мужчину в два раза больше себя. Я подлетела к колодцу. Рядом были свалены ведра, веревки, но было совершенно очевидно: о страховке никто не позаботился.

Как и о том, чтобы спустить свечу перед тем, как позволить человеку туда спуститься.

Я ухватила Никифора за грудки.

— Егор Дмитриевич инструктаж проводил?

— Ась?

— Что, перед тем как в колодец лезть, нужно туда фонарь со свечой спустить? Что человека нужно веревкой обвязать?

Мужик мотнул головой, словно хотел начать отнекиваться, но глянул на что-то — на кого-то — за моей спиной и закивал.

— Говорил, барыня. Мол, вы велели.

— Так какого рожна ты не сделал?!

Он бухнулся на колени — полы армяка вырвались из моих рук.

— Простите, барыня, бес попутал! Думал, бабская глупость!

— Всем от колодца! — гаркнула я так, что мужики подпрыгнули.

Склонилась над срубом, запустив вниз осветительный шар. На дне, у конца веревочной лестницы, свернулась человеческая фигура. Я обернулась к мужу.

— Можешь послать в колодец поток холодного воздуха?

Виктор протянул руки, с пальцев сорвалась небольшая метель. Мужики загудели, попятились.

— Зачем? — спросил муж, не переставая колдовать.

— На дне скопился углекислый… газы от гнили.

— Кислоуглечный газ? — уточнил муж.

— Да.

Возможно, кроме углекислого, сероводород и аммиак. За вонью гниения вряд ли кто-то смог бы унюхать характерное для этих газов амбре. Впрочем, это мало что меняет.

— Он тяжелее воздуха и вытесняет его и кислород…

— Кислотворный газ?

— Да. Который необходим для дыхания и жизни.

— Понял. Долго еще?

— Пару минут, я пока сбегаю за фонарем и свечой.

Которые, по идее, должны были стоять здесь, у колодца. Если бы один шибко умный товарищ решил послушать «бабскую дурь». Но с этим я разберусь попозже.

— Давай проверим, — сказала я, вернувшись с зажженной свечой в фонаре.

Осторожно — чтобы свеча не погасла от резкого потока воздуха — я начала опускать фонарь в колодец. Огонек трепетал, но гаснуть не собирался.

— Можно спускаться, — сказал Виктор, когда фонарь коснулся дна, осветив лежавшего.

Я кивнула. Если еще не поздно.

Муж огляделся.

— Ты! Как звать?

— Федька, ваша милость. — Самый молодой и щуплый работник стянул шапку.

— Федор, ты самый легкий, придется тебе лезть.

Парень позеленел, но спорить с князем не осмелился. Впрочем, когда Виктор объяснил ему, как обвязаться, сказал, что второй конец веревки будут держать наверху, чтобы вытащить его, если что, а барыня будет светить, приободрился. И снова сник, когда кто-то из столпившихся поодаль мужиков пробурчал:

— Проклят, поди, колодец-то, вот и…

— Гниль от падали отравила воздух в колодце, — громко и отчетливо произнес Виктор. — Барыня предвидела, что так может случиться, поэтому велела перед тем, как людям лезть, свечу спускать. Если огню дышать есть чем, значит, и человеку тоже. И, если бы Никифор…

Старший снова бухнулся на колени, но и он не посмел перебить князя.

— … сделал все так, как ему со слов княгини Егор Дмитриевич велел, ничего бы не случилось. Не задохнулся бы Митька. Но с этим я потом разберусь. Сейчас свеча горит, все видели, значит, и человеку внизу дышать можно. Да и я воздуха добавлю.

Федька обвязался веревкой.

— Была не была! Сам погибай, а товарища выручай. — Он сотворил священное знамение и начал спускаться.

Виктор склонился над колодцем, поддерживая поток воздуха. От меня толку пока не было, поэтому я отошла чуть в сторону, чтобы не толкаться локтями с ним и мужиками, потихоньку вытравливающими веревки. Секунды тянулись как патока.

— Теплый! — донеслось снизу.

— Дышит? — спросила я.

— Не пойму…

— Тяните! — скомандовал Виктор.

Ворот заскрипел. Показалась голова Федьки, за ним — бессознательное тело Митьки. Мужики подхватили их, вытащили на траву.

Я кинулась к пострадавшему. Пульс нитевидный, дыхание…

Дыхания не было.

— Настя? — напряженно произнес муж.

— Потом, — выдохнула я, начиная непрямой массаж сердца. Выдернула из кармана носовой платок, накрывая им рот мужика.

— Настя?!

Два вдоха. Этого хватило — Митька закашлялся, зашевелился.

— Лежи спокойно. — Я удержала его, помогая принять полусидячее положение. Сунула под плечи скинутый кем-то армяк. — Дыши глубже.

— Ожил! От барыниного поцелуя ожил! — прошептал кто-то.

Среди людей пробежал возбужденный шепоток.

— Про Сидора-то, значит, не враки! — прогудел еще один голос.

— Какого еще Сидора? — резко спросил Виктор.

Мужики запереглядывались, не решаясь говорить.

— Ну! — Голос князя хлестнул, будто хлыст.

— Да который в избе тогда угорел, — нашелся храбрец. — Парни говорили, будто барыня его поцеловала и он ожил. Думали, враки, а оно вона как!