Хозяйка расцветающего поместья

Глава 16

Быстро уехать из города не вышло: пришлось задержаться, пока швея не закончит работу. Эти дни я не теряла времени даром.

Мед, купленный на пробу, растворился в воде без осадка, значит, продавец не примешал в него муку или крахмал. Я не поленилась и проверила раствор ляписным карандашом, хотя понимала, что сахар дороже меда и потому его вряд ли будут подмешивать в подделку. Кусочек хлеба, который я намазала этим медом, зачерствел уже через четверть часа, доказывая натуральное происхождение продукта. Так что я съездила на рынок еще раз и выкупила у бортника весь запас — не так уж много его и было, бочонок в полпуда, или, если считать привычными мне мерками, чуть больше двух трехлитровых банок.

Пришлось съездить второй раз и в аптеку. Та минималистичная аптечка, которую держал Виктор, на мой взгляд, никуда не годилась, что, собственно, и показали недавние происшествия. А у прислуги и вовсе не было запаса лекарств. Так что вместе с запасами я прикупила и пару сундучков.

В сундучок для господ встали спиртовые настойки ивовой коры — жаропонижающее и противовоспалительное, мяты — от головной боли и тошноты. Заодно и как успокоительное сгодится — учитывая норов мужа, да и мой, чего греха таить, успокоительное в этом доме просто необходимо. При простуде пригодятся липовый цвет и сушеная малина, а шалфей и ромашка пойдут для полоскания горла. От кашля я запаслась солодкой и девясилом и сделала мазь из свиного и гусиного жира с мятой и имбирем. Дубовая кора и сушеная черника помогут при расстройстве желудка, а как следует промытая и высушенная белая глина заменит активированный уголь — как и в наше время. Точно так же, как и в наше время, пригодится и магнезия, которую здесь именовали данелагской солью. Не забыла я и про кристалл квасцов для обработки порезов и ран, и мазь от ожогов с календулой.

Наблюдая за тем, как заполняется аптечка, Виктор когда озадаченно, а когда и со смехом спрашивал, не на войну ли я собралась. Я только отмахивалась — с моей точки зрения, я даже необходимого минимума не подготовила. Ладно, капли от насморка можно будет заменить разведенным в воде ляписом, но антибиотики точно ничем не заменишь. Хорошо, что мы оба молодые и здоровые — не пришлось изобретать средства от хронических болезней вроде гипертонии.

Второй сундучок я отдала Аглае. В нем было почти все то же самое — разве что побольше мази от ожогов и порошок буры для промывания порезов. Конечно же, пришлось приложить и подробные инструкции к каждой бутылочке и мешочку с травой. После того, как экономка прекратила забастовку, она оказалась добросовестной и умелой работницей, так что я была уверена, что все средства она использует по назначению.

Раз уж у меня под рукой нашелся очищенный мел, я приготовила зубной порошок с мятой и гвоздикой. Половину немедленно экспроприировал у меня муж, а потом поинтересовался, не хочу ли я производить это средство на продажу, потому что данелагский порошок, продающийся в лучших галантерейных лавках, чересчур дорог. А кроме него и карандаши из квасцов — от ран и от пота, лето на носу, от желающих купить их отбоя не будет.

Так что пришлось мне подробно расписывать технологию. Виктор обещал, что Крашенинников возьмется за организацию производства, ему не впервой, а сам он поучаствует капиталом, как всегда. Если все получится, каждый получит свою долю прибыли. Подумывали мы и о пудре, но решили отложить эту идею до времени, когда Виктор — точнее, люди, которым он поручил разработку, — доведут до ума способ получения свекловичного сахара. В конце концов, что свеклу, что картошку нужно промыть и измельчить перед дальнейшей обработкой, так что разумнее было совместить производство сахара и крахмала.

Оставалось время и для рукоделия. Носовые платки почему-то очень обрадовали мужа — я даже удивилась: неужели Настенька никогда не дарила ему таких мелочей? Но радость мужа согрела и меня, так что я сделала еще и пару шейных платков, которые мужчинам полагалось носить «с небрежным изяществом». Один — из батиста с вышивкой белым по белому: вензеля с инициалами мужа по углам и орнамент вдоль сторон. Второй — из золотисто-коричневого шелка, там мне нужно было только аккуратно подрубить края.

Дуня в это время старательно плела пояс для Петра. «Топки» оказались квадратными дощечками, в краях которых проделывались дырочки, чтобы пропустить нитки. Один конец она привязывала к ножке стола, второй — к собственному пояску а узоры получались поворотами дощечек. Как девушка умудрялась ничего не перепутать, орудуя ими, я так и не поняла. Дуня обещала научить меня этому способу в обмен на обучение вязанию кружева крючком. Зимой. «Когда для баловства времени больше будет», как она выразилась.

Я не была уверена, что зимой у меня будет много времени: муж уже планировал на следующий сезон съездить в столицу. Насколько я успела выяснить, балы и визиты заменяли здесь корпоративы, именно там заводились полезные знакомства и обсуждались деловые планы. Впрочем, до зимы было еще далеко, и я не стала забивать себе голову подобными вещами. Вот сниму урожай, переработаю, а там буду разбираться, шить ли бальные платья по следующей моде и доставать ли из-под картошки драгоценности.

Если из деревни мы приехали на двух колясках, то обратно за нами двигались еще и две телеги. Я категорически не пожелала расстаться с хлоркой, медом, гвоздями, инструментами, которые я прикупила по случаю, и множеством других полезных мелочей вроде семян.

Удивительно, как изменился пейзаж за какие-то пару недель. Копыта стучали по подсохшей колее, и карета катилась споро, без натуги. По обочинам дороги желтели россыпи мать-и-мачехи, а на пригорках проклюнулась первая травка. Березовые рощи подернулись зеленоватой дымкой — вот-вот распустятся клейкие листочки. В низинах осины покраснели от набухших почек, а на опушках орешник выбросил длинные сережки.

Поля ожили — там, где земля успела просохнуть, уже начинали пахать. Лошади тянули плуги, за которыми шли крестьяне в бурых домотканых армяках, распахнутых, несмотря на прохладу. Грачи важно расхаживали по свежей пашне, выискивая червей. А в прогретом весеннем воздухе уже вовсю заливались жаворонки — такие высокие, что их и не разглядеть в синем небе.

Я щурилась в окно на яркое солнце и радовалась, что скоро буду дома. Виктор же, наоборот, мрачнел с каждой минутой.

— Что случилось? — спросила я, когда поняла, что дело не в очередном ухабе.

— Не хочу расставаться с тобой.

— Так не расставайся, — улыбнулась я.

Как-то так вышло, что мы не обсуждали, как будем жить, вернувшись в деревню. Может быть, именно поэтому я не торопилась уезжать из города. Мы оба понимали, что свой дом я не брошу: слишком много сил туда вложено, выстроено слишком много планов, отказываться от которых я не хотела. Но и у Виктора наверняка были свои желания и свои планы.

— Придется расстаться, — подтвердил он. — Нужно проведать матушку, объехать угодья, переговорить с приказчиком. Подправить кое-что из намеченного. Сейчас до осени будет самое жаркое время, во всех смыслах.

Как же просто бывает в юности, когда оба начинают почти с нуля. Куда сложнее сейчас.

— Понимаю. — Мне тоже стало немного грустно. Приятно быть самой себе хозяйкой, но есть у этого и обратная сторона. — Постараюсь приезжать к тебе так часто, как только получится.

Виктор приподнял бровь.

— А я как раз собирался сказать, что, когда закончу с первыми делами, поселюсь у тебя.

— Это было бы замечательно! — обрадовалась я. — Если тебе не придется мотаться туда-сюда.

Давненько мне не доводилось встречать мужа с работы.

— Придется, но это ерунда. Пара часов верхом заменят мне утренний моцион, только и всего, — пожал он плечами.

Я потянулась к нему, поцеловать, и на какое-то время нам стало не до обсуждения дел.

Наконец карета замедлила ход.

Я выскочила, не дожидаясь, пока Виктор поможет мне выйти, — так не терпелось увидеть дом.

Двор встретил меня громким кудахтаньем: куры, выпущенные из птичника, деловито разгребали прошлогоднюю траву у забора. Снег сошел полностью, только в тени строений, у северных стен, еще белели грязные ошметки. Земля местами подсохла, кое-где уже пояаилась робкая травка, особенно у конюшни, где было теплее. В низинках еще блестели лужи, отражая высокое весеннее небо.

Мотя, дремавший на завалинке теплицы, поднял голову и помчался ко мне не хуже собаки. Поставил на колени передние лапы, заглядывая мне в лицо. Я рассмеялась, подхватила его на руки, не обращая внимания на следы, оставшиеся на юбке.

— Молодец, хорошо сторожил. Морда у хлыща долго заживать будет.

Кот громко замурлыкал.

Держа его на руках, я метнулась к теплице. Окна запотели изнутри, надо бы открыть. Да и вымыть неплохо бы. Не удержавшись, я отворила дверь, вдыхая запах влажной земли и зелени.

Марья не подвела: редиска уже вовсю пустила листья, лук выбросил стрелки. Я сорвала одну, сунула в рот, довольно щурясь: вот и зима прошла. Укроп проклюнулся тоненькими иголочками, и на грядке с салатом виднелись первые всходы. Остальное же все покрывала сочная зелень горчицы.

Надо перекопать, и можно будет потихоньку высаживать рассаду. Пройтись по саду, который я еще не видела. Достать из своей поклажи семена календулы, купленные в городе, и…

Планы множились в голове. Виктор прав, сейчас пора будет жаркая, только успевай поворачиваться.

Хлопнула дверь господского дома, отвлекая меня от мыслей.

— Батюшки, приехали!

Марья заторопилась к нам по тропинке. Подойдя ближе, поклонилась в пояс.

— Нянюшка, чего ж ты как чужая!

Я раскрыла объятья, и Марья бросилась мне на шею, расцеловала в обе щеки.

— Вернулась, касаточка! Я уж думала, ты решила в городе с мужем остаться!

— Как же я дом брошу, — рассмеялась я.

Когда нянька отстранилась, Виктор поклонился ей как равной. Марья ошалело моргнула, а потом вернула ему поклон со спокойным достоинством.

Откуда-то донеслось бодрое хрюканье. Я обрадовалась:

— Поросят завела?

— Троих в деревне взяла, обещала расплатиться, как ты вернешься. — Нянька помрачнела. — Да только как бы не пришлось обратно отдавать.

— Что случилось? — встревожилась я.

— Падаль какая-то в колодец угодила. Теперь к реке за водой приходится ходить, а это, сама знаешь… — Она махнула рукой. — Лошадку-то я сведу попить, курам и луж хватит, себе кое-как тоже натаскаю, а поросята-то расти будут…

— То есть — падаль?

Я подбежала к колодцу, подняла крышку и отпрянула от густого сладковато-тухлого запаха.