Жертва

4. Рэми. Печаль

Элизар так и не смог найти себе места. Ночь укутала все вокруг темнотой, Виссавия спала за высокими окнами, накрывшись тонким одеялом тумана, пахла влажной землей и сладостью вечноцветущих цветов, а наследник в замок так и не вернулся. Даже не думал, судя по всему, возвращаться.

Может, стоило его выслушать? Не отталкивать? Только что он мог сказать? Сейчас, наверное, ничего…

Если он не вернется в замок до рассвета, Элизар пойдет за ним сам. По лесам наследник может походить позднее. Если захочет. Сейчас ему надо приготовиться к принятию власти… так мало времени. И так многое надо успеть сделать.

***

Как же это все неправильно… виссавийская сила текла сквозь кожу, травила сладким ядом, но подчинялась другому и использовать ее было нельзя. Аши… Аши не откликался, и золотая клетка раздражала все больше. Почему Миранис не ищет, не зовет обратно? Почему так просто сдался, оставил его в Виссавии… Вот так все и закончится? Здесь и сейчас? Так просто?

Рэми злился, но, вне обыкновения, Виссавия не отвечала на его злость… он был не только нем, он был глух и слеп, запутался в серебристой паутине, и не находил из нее выхода.

Проклятие! Никогда еще он не был таким беспомощным! Никогда еще с ним не обращались, как с неразумным ребенком, отказываясь выслушать… даже Мир… где ты, Мир? Арман?

Он стоял над озером, смотрел в темную, отражающую звезды воду, и не хотел возвращаться в замок. Не хотел видеть дядю, не хотел страдать от того унизительного чувства, когда делать что-то надо, а что делать – не знаешь… Эта Виссавия клетка почище замка повелителя…

Рэми знал, что так будет. Знал! И потому не хотел становиться виссавийским наследником. Для Мираниса он был другом, для дяди… драгоценным принцем, которого надо посадить на трон. Хочет он этого или нет. Надо заставить забыть о Кассии и отказаться от помощи Миранису, Арману, Лие… боги… да что ж так…

Миранис, где ты! Где ты, когда ты так нужен…

И будто откликаясь, прошелся по деревьям ветерок. Ударил в грудь, вошел раскаленной стрелой зов, и Рэми чуть было не упал на колени от накатившей слабости. Принц, наконец-то, позвал. И если раньше этот зов бы разозлил, то теперь… наполнил душу радостью. Разорвал цепи чужой магии, напряг соединяющие с Миранисом узы, влил синюю волну магии.

– Ну наконец-то! – прошептал Рэми, чувствуя, как возвращается к нему сила, выталкивает все чужое, бессмысленное, расправляет плечи, возвращая разум.

«Вернись ко мне!» – в едва слышном голосе Мираниса дрожали мольба и неуверенность… потому он не звал? Боялся, что Рэми не откликнется? Глупец…

«Да, мой принц… – выдохнул Рэми, поняв, что Миранис позвал не просто так. Почувствовал его тревогу, затаенный страх, и тихо прошептал: – дождись меня…»

Он влил силы в далекий, защищающий принца щит, и вздрогнул от запаха крови. Но теперь было легче. Теперь поднимал голову уснувший было Аши, лилась по венам знакомая сила, и Виссавия больше не вмешивалась, молчала. Будто понимая и поддерживая. А еще… Рэми мог говорить. И действовать.

– Арис! – закричал он.

Послышался над озером шум крыльев, тронули воду серебристые, поблескивающие в темноте копыта, и белоснежный, изящный пегас опустился на траву рядом с Рэми, ласково касаясь мордой его плеча.

– Я так соскучился…

Рэми ничего не сказал: не хотел тратить время и силы на бессмысленные теперь разговоры. Нетерпение сжигало изнутри, и, пегас, почувствовав тревогу человека, послушно расправил крылья, позволяя вскочить себе на спину.

– Отнеси меня к вождю.

Ударили по воздуху огромные крылья, оттолкнулись от земли копыта, и Арис стрелой взмыл в усыпанное звездами небо. Он спешил. Свестел в ушах ветер, волновалось под копытами темное море деревьев, полыхало ароматом трав и запахом мокрой листвы, тревожило душу едва ощутимым привкусом магии.

Здесь было пронизано магией все: каждая травинка, каждый камень стремительно приближающегося белоснежного, высокого замка вождя, и в эту ночь Рэми как никогда ощущал вокруг присутствие богини. Вне обыкновения, это не раздражало. Наполняло уверенностью, потому что казалось теперь чужим, далеким. Душа тянулась к ожидающему где-то принцу, томилась и обливалась кровью, чувствуя недоброе, и Рэми хотел сейчас только одного – оказаться рядом с Миранисом.

Арис опустился на широкий балкон, и Рэми спрыгнул со спины пегаса, вбежав через узкую дверь в небольшой, заставленный шкафами с книгами кабинет. Сидевший за столом и просматривающий бумаги Элизар вздрогнул, Арам поклонился и отошел в сторону, уступая дорогу. Рэми решительно подошел к столу, сметая с него бумаги и угрожающе навис над дядей.

– Ты что-то хотел сказать? – невозмутимо спросил вождь, поигрывая в пальцах пером. – Но пока я тебе не разрешил говорить. А на твои глупости, прости, у меня сейчас времени нет.

Рэми вздохнул, посмотрел прямо в глаза дяде и едва слышно ответил:

– Я лишь хотел попросить, чтобы ты образумился.

– Гм… – слабо улыбнулся вождь. – Вижу, ты сильнее, чем я думал.

И посмотрел так, что Рэми понял: если он ничего не сделает, Элизар вновь попробует заковать его в цепи виссавийской магии. И придется защищаться. И тратить на это силы, чего Рэми не мог себе позволить. Не сейчас.

– Достаточно силен, чтобы пробить брешь в щите Виссавии, – ответил он. – А так же чтобы не позволить тебе вновь меня оглушить. Но это будет стоит сил, которые сейчас так необходимы. Так что будь добр, прикажи цепным псам меня выпустить.

– Думаешь, ты уйдешь отсюда так легко?

Конечно, не думает… но теперь Элизар слушал, а уговаривать Рэми умел. Всегда умел:

– Я ведь важен для тебя?

– Еще как важен, мой мальчик, – мягко ответил Элизар.

– Тогда открой глаза и посмотри на это!

Рэми выпрямился и позволил руне телохранителя вспыхнуть ярким сиянием, а крыльям – раскрыться за спиной, ударить в тонкие стены. Полетели на пол старинные книги, заржал за окном Арис, и Элизар заметно побледнел.

– Целитель судеб… вот почему… вот почему ты смог ко мне подойти так близко… но…

Рэми убил рвущееся к горлу нетерпение и продолжил объяснять. Мягко, умоляюще… пытаясь достучаться до столь же упрямого, как и он сам, дяди:

– Мой принц умирает. И если я останусь здесь, ты знаешь, что будет… Выпусти меня! Сейчас! Умоляю, дай хотя бы небольшую возможность пережить эту ночь! Иначе потеряешь меня быстрее, чем приобрел, вождь. Если ты этого хочешь…

И выдохнул облегченно, когда Арам, опережая вождя, сказал:

– Иди, телохранитель, – и сам открыл темное жерло перехода.

– Нет! – вскричал вождь, поднимаясь, но Рэми уже его не слушал. Он бежал к Миранису.

Оттолкнув стоявшего на дороге Арама, он не снижая темпа, впрыгнул в холод перехода и вылетел с другой стороны, попав в хаос. На миг ослеп и оглох, не понимая, где он и что с ним.

– Берегись, Рэми! – кто-то толкнул его в грудь, опрокидывая на холодный пол, и навалился сверху, заливая лицо и шею горячей кровью.

Раньше, чем Рэми узнал своего спасителя, он понял, что тот мертв. А еще понял, что мертвых в этой зале, увы, много… Мир… Мир пока жив…

Столкнув с себя мертвого Гаарса и прошептав: «Прости», – Рэми медленно поднялся. Они в храмовой зале. Храм небольшой, незнакомый, статуя Радона лежит на боку, развалившись на части, через окна у свода заглядывает лунный свет. Пахнет пряно силой, но ее запах травит другой, едва уловимой… гнили. А еще – запах крови.

Помощи ждать неоткуда… Рэми чувствал щит, окутывающий храм частой сеткой щупальцев, чувствовал, как пытаются через щит пробиться дозорные, высшие маги, Лиин… бесполезно. Даже Рэми удалось сюда прийти лишь по одной причине – Алкадий его ждал. Потому и пропустил.

Шептал что-то Аши, рвались ввысь крылья, которых Рэми не спешил выпускать, и блестели насмешкой глаза неподвижно стоявшего Алкадия. Только его сейчас Рэми видел. Только в нем была опасность… в уже обессиленном слегка недавней дракой, залитым кровью. Знакомой кровью, но теперь нельзя узнавать. Теперь надо спасти то, что еще можно было спасти.

– Почему ты так смотришь на меня, целитель судеб? – усмехнулся Алкадий. – Жаль твоего дружка, так опрометчиво бросившегося тебя спасать? Верь мне, я не хотел на тебя нападать… это было ошибкой. Ты просто вышел из перехода в неподходящее время и в неподходящем месте. А я лишь хотел припугнуть твоего принца, потому что устал ждать.

– Не льсти себе, упырь, – прошипел Рэми, наклоняясь к лежавшему у его ног Кадму.

Мертв. Торчащие кости позвоночника, неестественная поза, вонзившийся в спину меч. Рэми плавным движением, не спуская взгляда с Алкадия, вытянул клинок из тела друга. Быстро огляделся. Тисмен лежит у колонны. Не движется, судя по ауре – еще жив, но недолго. Арман в обличие зверя, тяжело ранен, но тоже пока дышит. Лерин без сознания. Лия, воспользовавшись передышкой, подбежала к слабевшему Миранису и спряталась под окружавшим принца щитом. Умница. Кто держит над Миранисом щит, Рэми понятия не имел. Он знал только одно – он не может позволить Алкадию победить. Если позволит… умрут они все.

– Я не хочу с тобой драться, брат, – как-то вдруг тепло улыбнулся Алкадий. – Я рад, что ты пришел.

– Я никогда не буду тебе братом, – тихо ответил Рэми, чувствуя, как охватывает его, растворяется в нем ярость Аши. – Не называй меня так, отродье!

Тело вмиг наполнилось силой, вспомнило жесткие уроки приграничья, частые тренировочные бои с Виресом и Кадмом, дружеские поединки с братом и дозорными.

Растворился в нем, одарил силой Аши. Улыбнулся широко, заражая азартом драки и жаждой крови. Аши все это забавляло. Аши даже не просил, требовал позволить ему вмешаться в битву. Отомстить. И уже не беспокоиться о том, что Рэми может убить.

– Пусть будет так, – разрешил ему Рэми.

Чуть напряглась каждая мышца, заныла в ожидании хорошей драки. На миг прожгло болью лоб – загорелась руна телохранителя – и нити судьбы сами запросились в ладони. Рэми видел промелькнувший страх в глазах Алкадия, чувствовал, как аромат собственной силы перебивает гнилую вонь ворованной магии. Видел, как стелется по полу синий туман, разгоняя грязную пелену, смешиваясь с лунным светом, и сразу же запросились на язык, прожгли до основания, насмешливые фразы:

– Однажды ты пожалеешь о каждом слове, что прозвучало в этом зале. Однажды приползешь ко мне на коленях, моля о прощении. И попросишь о смерти... Получишь ее. Я буду милостивым...

– Кому нужно твое прощение? – взвился Алкадий.

Злишься? Значит, уже проиграл.

– Ты ведь сам хотел меня видеть.

– Не тебя, – выдохнул Алкадий. – Жаль… жаль, что у него не получилось… Но теперь ты умрешь, Нериан!

Умрет? Возможно. Завибрировал, обрадовался скорой крови и мести меч Кадма, влил в ладонь почти родную силу побратима, и запросилась на губы улыбка. Алкадий, скорее всего, не даст подойти близко, ведь он не воин, и в близком бою падет сразу. Но он уже ослаблен щитом над храмом, битвой с другими телохранителями, а, значит, не столь и силен, как прежде. Значит…

И Рэми атаковал. Спокойно, холодно. Остановившись прежде, чем налететь на щит и обжечься чужой магией. А потом меч привычно запел в руках, начал собирать магическую жатву. Рэми завертелся вокруг щита волчком. Удар за ударом, быстро, быстрее, еще быстрее! Чтобы добраться до желанной цели. Наслаждаясь обиженным звоном щита и затравленным взглядом Алкадия. И, наверное, получилось бы… если бы Алкадий не ударил. Но не в Рэми.

Он и сообразить не успел, что происходит, как его тело в прыжке оттолкнулось от земли и оказалось на линии волны, прикрывая собой лежавшего на полу брата. Наскоро поставленный щит отразил большую часть атаки, но все же доля ее настигла Рэми, обдав лицо жаром. Взорвались болью глаза. Рэми ослеп. Неосознанно схватился за голову, упал на колени.

Тотчас ему врезали ногой в грудь, опрокидывая на спину. Зрение вдруг вернулось, и Рэми успел сомкнуть пальцы на лезвии чужого меча.

– Так просто не сдамся, – прошипел он.

– Может, и хорошо, что у него не получилось, – где-то вдалеке сказал Алкадий. – Значит, ты можешь умереть.

С порезанных ладоней текла на грудь кровь. Сила Аши помогала, останавливая неумолимо приближающееся к сердцу лезвие, но даже ее было недостаточно. Рэми уже подумал, что через миг снова умрет, на этот раз навсегда, как натиск меча вдруг ослабел, и из груди Алкадия вышло серебристое, в разводах крови лезвие.

– Знаменитый меч вождей Виссавии, – прохрипел Алкадий, отшагивая от Рэми. – Который вы практически никогда не используете… и за что же мне такая честь?

– Ты думал, что так просто убьешь моего наследника? – холодно ответил Элизар, вытягивая из Алкадия тонкий меч. – И теперь ты умрешь.

– И все же ты договорился со своим племянничком, – захрипел покачнувшийся, но еще каким-то чудом стоявший на ногах Алкадий. – А я уж думал, этого никогда не произойдет.

Элизар смертельно побледнел в полумраке и бросил в сторону Рэми убийственный взгляд:

– Это правда? – дрожащим голосом спросил он.

– Какая разница! – вскричал Рэми. – Бей!

Вождь стремительно обернулся, нанося удар. Но лезвие пронзило захлопывающееся жерло перехода и упало на осыпанный осколками и камнями пол.

– Ушел, – устало сказал Рэми, чувствуя, как истощается, пропадает над храмом щит и вбегают внутрь, спешат по коридорам дозорные и Лиин.

И тут же пробило стрелой осознание, и Рэми спохватился, шатаясь поднялся на ноги и бросился к брату. Ар, все еще в облике зверя, лежал на полу белоснежной в черных пятнах грудой. Рэми сел рядом с Арманом, положил его голову себе на колени, обнял за шею, пачкая белое красным, и прошептал в пушистые уши:

– Ар… Ар… стань человеком. Ну же, братишка. Вернись ко мне! Не уходи, даже не думай… Ар…

Он посмотрел на вбежавших в зал дозорных, взглядом показал на полуоглушенного, стекающего на пол Мираниса и испуганную Лию, и вновь сосредоточился на брате, уговаривая принять облик человека. Дрожащими руками он гладил холку зверя, холодеющий нос, круглые уши… Ар будто не слышал, ускользал к призывающей грани, пугал своей неподвижностью. И Рэми хотел уже было смириться, попробовать его исцелить и так, как шкура под пальцами истощилась и подбежавший к ним дозорный сорвал с плеч плащ, закрывая лежащего на полу обнаженного Армана.

– Ар… – выдохнул Рэми и улыбнулся, поймав на себе взгляд брата.

– Нагнись ко мне, – едва слышно прошептал Арман.

– Ничего не говори…

– Нагнись, – еще раз потребовал Арман, и Рэми подчинился. Вздохнул, почувствовал на щеке, волосах, дыхание брата и вздрогнул, услышав:

– Пахнешь кровью. Не своей… Гаарса? Он мертв?

– Ар! – осадил его Рэми, но Арман продолжил:

– Мне жаль, брат. Мне так жаль… прости… это я его сюда привел…

– Прекрати! – прервал его Рэми, обняв Армана за плечи и принуждая не двигаться. – Прекрати немедленно, слышишь!

– Твои руки…

– Не думай сейчас обо мне! О себе, наконец, подумай!

– Не смей меня исцелять! Для этого есть виссавийцы! – прохрипел Арман, дернувшись слишком сильно. Тихо застонал и обмяк на руках Рэми, вновь погружаясь в тяжелое беспамятство. И тотчас вмешался молчавший до сих пор вождь:

– Он прав. Ты сейчас слишком слаб, чтобы исцелять столь серьезные раны. Посмотри на свои ладони… Оставь его нашим целителям.

– Твоим целителям… – поправил его Рэми.

– Его исцелят лучшие, даю слово, – ровно продолжил вождь. – Ведь он из семьи вождя.

– Семьи? – взвился Рэми, посмотрев вождю прямо в глаза. – А где ты был со своей семьей раньше! Ты забыл о нем, о моем брате? Ты выкинул его из памяти! Тебе было плевать, что с ним, как он живет! Что его много раз чуть было не убили! Ты даже, когда Арман приехал в Виссавию, не признал в нем пасынка своей сестры! Кто ты после этого?

– Рэми… мы не можем… Арман не виссавиец…

– Самолюбивые выскочки! – оборвал его Рэми, чувствуя, как по его щекам катятся слезы. – Ты заставил меня остаться в Виссавии, бросить моих друзей, когда я им был нужен! Если я был бы тут… если я был бы с ними… Гаарс бы теперь жил! Арман бы не был ранен! Но что тебе до них? Они не виссавийцы! А я потерял друга, понимаешь! Человека, который был ко мне гораздо добрее, чем ты! Он был рядом, когда был мне нужен! А ты?

– Нериан…

– Не называй меня так! Мое имя Эррэмиэль, и я всего лишь кассиец, ничего более. Оставь меня, слышишь! Проваливай в свою Виссавию. Живи себе там дальше и забудь о моем существовании, как ты забыл о существовании моего брата! Уходи! Я справлюсь сам!

– Мальчик мой, – продолжал уговаривать вождь. – Я во многом виноват, но одно ты должен признать: я никогда тебе не врал. Я помогу тебе и твоим друзьям… чем смогу. Я дам им прибежище в Виссавии. Ты успокоишься, и тогда мы все решим. Не надо терять времени, у Армана его нет. Позволь мне и моим, если настаиваешь, людям. Прошу…

Рэми, наверное, никогда бы не согласился. Продолжал бы неистовствовать, если бы рядом с ним на корточки не опустился Лиин:

– Мой архан, – прошептал он. – Позволь мне осмотреть твои ладони.

Рэми позволил. Он терпел, когда лилась на его ладони целительная сила, сращивая порванные мышцы, и смотрел на лежавших неподвижно Гаарса и Кадма. На застывших дозорных, ожидающих приказов… его приказов. На едва живого и измученного Мираниса, над которым склонилась, на счастье, живая Лия. Он облизал пересохшие губы и вздрогнул, когда виссавийский целитель пытался подойти к Тисмену, и дозорный преградил ему дорогу:

– Пусти его, – прошептал Рэми.

– Но телохранитель… – пытался возразить дозорный.

Рэми сдержал рвущийся из груди крик, и, проведя ладонью рядом с лицом брата, погрузил его в целительный сон. Вождь прав… сейчас исцелять Армана было опасно, да и незачем: виссавийские целители справятся с этим лучше.

– Присмотри за ним, – приказал он Лиину. – Глаз с него не спускай, слышишь! И если ему станет хуже…

– Мой архан, я тебе нужен, – пытался возразить Лиин. – С твоим братом ничего не случится в Виссавии…

– Я хочу быть уверенным, что он выживет. Только тогда я смогу сосредоточиться на… умерших.

Он осторожно переложил голову брата на колени замолчавшему Лиину, в последний раз погладил Армана по волосам и медленно поднялся, попросив дядю:

– Позаботься… о них… всех. И о дозоре, чтобы не помнили.

– Можем ли мы исцелять так же телохранителей? – осторожно поинтересовался Элизар.

– Да, – дрожащим голосом ответил Рэми, – исцелите Лерина и Тисмена, приготовьте тело Кадма к ритуалу. Вы не могли к ним раньше подойти… из-за… меня… потом… хорошо?

– Да, Рэми, – быстро согласился вождь. – Но сначала я позабочусь о том, чтобы ты от меня больше не спрятался. Отдай мне то, что делает тебя невидимым. Что замылило нам глаза, чтобы мы не увидели очевидного.

– Дядя… – выдохнул Рэми.

– Я не позволю тебе больше уйти, мой мальчик, – холодно прервал его вождь. – Тебе это больше не нужно. Я все равно тебя найду, ты же знаешь.

Рэми сорвал с плеч полог богини, бросил его Элизару и выдохнул:

– Тогда забирай!

– Я буду ждать тебя, Нериан, – уже тише ответил Элизар. – Мне очень жаль, что твоему другу пришлось уйти за грань. Ты вернешься домой, когда сам того захочешь…

Домой? Смешно!

Но и отвечать он уже не стал: будто почувствовав, что теперь можно, тяжесть потери упала на плечи, опрокинула в темную пропасть. Молчал где-то рядом, дышал на них скорбью, Айдэ, тяжелыми каплями капала вода, шуршали под ногами осколки стен и колон. Храм стонал и едва слышно жалился от недавного осквернения, лилась на него, тревожила душу гневом, сила Радона. Рэми шел… шел к тому, кто почти стал ему старшим братом. Другом.

Он упал перед Гаарсом на колени, перевернул его тело на спину, чувствуя на себе запах его крови. Болело… потеря жгла изнутри, выжигая внутренности до пепла. А еще более – стыд. За свою ошибку. За то, что он, высший маг, вылетел из перехода так бездумно. И чуть было не погиб. Кадм, когда вернется из-за грани, не одобрит. Рэми сам себя не одобрит. И не простит.

– Мне очень жаль, Рэми, – положил ему руку на плечо неведомо откуда взявшийся Бранше. – Мне действительно жаль.

Жаль? Жалей не жалей, а друга не вернешь. И осознание безысходности, беспомощности, душило, рвало в крочья израненную потерей душу. Он мертв… мертв… и виноват в этом, увы, Рэми.

– Если ты позволишь, я облегчу переход души твоего друга за грань… – прорвался через черные волны скорби едва знакомый голос.

Рэми недоуменно посмотрел на склонившегося перед ним юношу в одеждах рожанина. Но это не кассиец, виссавиец. Это он держал щит над Миранисом, когда Рэми не было рядом с принцем. И ведь хранитель смерти устал, был измучен защитой Мираниса, а предлагает провести сложный ритуал...

– Что тебе до моего друга? – выдохнул Рэми.

– Твоя боль это моя боль, – спокойно ответил тот.

– Потому что я наследник, а ты – виссавиец?

– Потому что ты это ты, мой архан.

И Рэми вдруг поверил… виссавийцы ведь никогда не врут. А ему сейчас так нужен был кто-то… близкий.

– Спасибо, Рэн, – выдохнул он, и медленно поднялся, подняв на руки тело друга. Кто-то из дозорных хотел помочь, кто-то что-то спрашивал, Рэми уже не слышал ничего. Он шел прочь из этого проклятого храма и думал лишь о Варине и спавшем сейчас, наверное, Рисе…

В отверстие в обвалившемся потолке храма вдруг проник первый солнечный луч. Новый день… без Гаарса.

Рэми спустился со своей ношей по ступенькам, в сереющее городское утро, нашел взглядом повозку и при помощи дозорных затянул тело Гаарса внутрь. Он уложил умершего друга на деревянном полу и сел рядом. Бранше занял место на козлах, несколько дозорных вскочили на коней, явно решив сопровождать повозку, а Рэн опустился рядом с телом, окутывая его черной сетью заклинаний.

Когда повозка остановилась, над городом уже вовсю светило, купалось в утреннем мареве, солнце. Рэми облизнул внезапно пересохшие губы и тихо сказал Рэну:

– Побудь пока с ним.

– Я побуду, – тихо ответил Рэн, продолжая оплетать Гаарса заклинаниями.

Рэми выпрыгнул из повозки на темный, еще влажный после вчерашних дождей, песок и вместе с молчаливым Бранше прошел через скрипучую, увитую плющом калитку.

– Рэми пришел! – выкрикнул радостно Рис, обнимая Рэми за пояс.

– Как ты вырос, – улыбнулся через силу Рэми. – И букву «р» выговаривать научился.

Он посмотрел вверх, на стоявшую на крыльце Варину, и… объяснять ничего не пришлось. Женщина покачнулась, оперлась спиной о закрытую дверь, и бесшумно зарыдала. Бранше забрал притихшего, почуювшего беду Риса, и Рэми шагнул в залитый солнцем, такой родной двор.

Квохала в кустах смородины, рыла лапой землю курица, пищали рядом с ней желтые комочки, чуть слышно выл в будке молодой, незнакомый пес. Рэми подошел к Варине, прижал ее к себе и тихо прошептал:

– Прости, это я виноват… прости… если сможешь… это из-за меня…

***

Аши смотрел на своего носителя и не понимал. Почему люди переживают из-за чужой смерти? Гаарс умер не так и плохо, за друга. Да за какого друга! И теперь перейдет за грань быстро, хранитель смерти постарается. А дальше возрождение, новая жизнь и новые возможности.

Так зачем переживать? Зачем в безумной скорби раздирать себе душу в клочья? И почему это настроение передается так же Аши, красит все вокруг в тяжелое, темное, беспощадное… и безнадежное…

Больно… Рэми пытался отослать Аши к Миранису, но Аши отказался уходить. Миранис в безопастности, его же телохранитель… теперь слаб как котенок. И дозорные, что от него не отходят ни на шаг, и тенями следующие за ними, верные Рэми наемники… против высшего мага слабы и бесполезны.

У Рэми слишком влиятельные враги. И слишком глубокая рана в груди. Рана, которую Аши не мог залечить, как бы не хотелось…

«Мне очень жаль…», – мягко прошептал он.

– Знаю, – ответил Рэми и слабо улыбнулся, когда Аши укутал его своими крыльями, забрал часть его боли. Как сам Рэми не раз забирал чужую.

Где-то отохвалась на боль заклинателя птица и вновь замолкла: Аши укрепил окружающие Рэми щиты, отрезал от всего мира. Сейчас носителю нужен покой…