Жертва

3. Миранис. Зов

– Он не вернулся, – осмелился сказать Арам. – Мой вождь, уже темнеет, он и не думает возвращаться в замок.

Сидевший в кресле Элизар, не отрываясь от чтения, лишь пожал плечами и ответил:

– Пусть побегает, если так хочет.

– Без эльзира? Целый день без еды и воды? Мой вождь…

– Виссавия не позволит ему умереть…

Даже если он этого хочет. Любому в Виссавии позволит, но не вождю и его наследнику. Это их дар… это их проклятие.

***

На верху башни тревожил холодный ветер, кидал в лицо дождевые брызги, развевал за спиной тяжелый от влаги плащ. За зеленым кольцом магического парка плыл в дождливой пелене город: частый, запутанный лабиринт улиц, далекие точки-повозки, черепичные крыши многоэтажных домов, а между ними – высокие, остроконечные стрелы башен храмов.

Даже сюда донесся звон колоколов: город окутывала темнота, а с ней близилось время молитвы и окончание работы.

Рэми так и не пришел. Обиделся всерьез? Знать бы на что. Знать бы, что с этим делать, как разговаривать с собственным телохранителем. Посланный сразу после возвращения в Кассию в покои Армана хариб ошарашил новостью… Рэми, вместо того чтобы со всей свитой вернуться в замок повелителя, предпочел сразу же незаметно улизнуть в одно из родовых поместий.

– Твой брат с ума сошел? – прохрипел тогда Миранис.

– Я напишу ему, – заметно побледнел Арман, которому так и не вернули его облика.

Тогда Миранис и сказал, что Рэми ему не нужен, чтобы успокоить его брата. Самому бы как успокоиться, как усмирить полыхающий внутри гнев, который так хорошо чувствовали телохранители и совсем не чувствовал Арман?

Дотянуться до Рэми не удалось. Телохранитель закрылся, закрылся основательно, и Миранис, заскрипев зубами и наступив на горло собственной гордости написал упрямцу аккуратную, дружескую записку. Был уверен, что мальчишка прибежит на зов, как прибегал всегда. Но вместо этого получил вежливый, официальный… отказ.

– Занят? – не поверил своим глазам принц, комкая записку и швыряя ее в огонь.

Кадм вздохнул, и по глазам его было видно: телохранитель с удовольствием бы нанес Рэми визит лично. И принц бы, пожалуй, разрешил, да только времени уже совсем не осталось. Кадм был нужен здесь. Все они были нужны. Неизвестно, что ждет их в городе, за стенами замка.

А город все более завоевывала темнота. Сначала углубила тени улиц, потом доползла по стенам до крыш домов, медленно погружая все вокруг в сумрачный полумрак. Один за другим загорались огни. То неподвижные, в окнах домов, то бегущие струйками по улицам города, на повозках и каретах. А Мир все так же стоял на башне и не спускал взгляда со знакомых до боли улиц.

– Рэми не вернулся? – спросил он Лерина, сменившего на дежурстве Кадма.

Армана Миранис отпустил. Дозорный был неплохим другом, но слабым магом: он не мог подпитать иссякшие силы принца, как это постоянно делали телохранители. И Рэми.

Миранис слишком привык черпать у целителя судеб магию. Рэми был так силен, что этого практически не замечал, а теперь, когда его не было рядом, в груди ныло от неожиданного голода. Миранис брал силы и у других телохранителей, но без Рэми их магия имела другой привкус… Принцу был нужен его целитель судеб. Нужен сейчас.

– Прекрати, Мир, – холодно отрезал Лерин. – Прикажи Рэми явиться в замок, и он никуда не денется, явится. Или дозор за ним пошли, если будет упорствовать.

Миранис посмотрел на затянувшие небо тяжелые, полные влаги тучи и ответил:

– Покажи мне дозор, который сумеет принудить к чему-то целителя судеб. Если Рэми сам не захочет явиться, то он не явится.

– Просто скажи, что накажешь их, если они вернутся без целителя судеб. И прикажи передать это Рэми…

– Не находишь, что это нечестно? – выдохнул Миранис. – Нечестно наказывать других за проступки Рэми. Некрасиво заставлять его вернуться так…

Миранис посмотрел в темнеющее небо, подставил лицо холодным каплям дождя и прикрыл глаза, прислушиваясь к шуму ветра и шороху капель. Он хотел, чтобы Рэми вернулся сам… боги, сам… потому что этого хочет. Какие странные желания… и тоска эта странна, и выедающий душу страх.

– Раньше ты не думал о том, что он хочет! – вспылил Лерин.

Всегда волновало.

– Я просто надеялся…

– Надеялся на что?

На что? Рэми спас от безумия своего дядюшку, почему бы ему не спасти от смерти и наследного принца Кассии? Но есть вещи неподвластные даже целителю судеб. Миранис перестал надеяться. Когда? Он и сам не знал.

– Я навещу Рэми на обратном пути, – ответил Миранис. – Лично заберу его в замок. Мне он не воспротивится.

– Мир, не думаю, что выходить в город для тебя безопасно, – вполне ожидаемо возразил Лерин.

Миранис знал, что телохранитель прав. Но знал он и другое:

– И в замке тоже быть опасно. Для меня нет безопасного места, и если меня хотят убить, то пусть сначала поищут. Сегодня ночью я ухожу в храм. С Лией. Сегодня она станет моей женой, а ее сын – моим официальным наследником.

– Лия хорошая девушка, но сомневаюсь, что она достойна.

– Она достойна, – Мир оторвался от созерцания города, и повернулся к Лерину. – Ты хоть раз мне доверишься или так и будешь продолжать спорить?

– Мир, я всего лишь...

– Беспокоишься за меня? Пойдешь со мной, как и другие телохранители, я сегодня не хочу от вас убегать.

– А Рэми… Он ведь брат Лии? Не думаешь, что и он захочет быть на свадьбе? К чему такая спешка?

«У меня нет времени, – подумал Миранис. – Совсем нет».

– Потому что я так хочу, – вслух ответил он. – Все готово к свадьбе и откладывать нам ни к чему да и опасно. Вместо Рэми со мной поедет Арман.

– Вновь этот оборотень.

– Давно хотел тебя спросить, – Мир заглянул в поблескивающие в полумраке глаза телохранителя. – За что ты так не любишь оборотней?

Лерин скривился на миг и ответил дерзким взглядом. Никто кроме телохранителей не осмеливался так смотреть на наследного принца. Ну, может Арман иногда. В миг безрассудства.

– Когда я жил в горах, у меня был друг и названный брат, – тихо ответил Лерин. – Однажды ночью к нему в дом постучался странник. В горах закон гостеприимства свят, мой принц, и Илар впустил незнакомца, а утром спугнул гостя у тела своей дочери. Тот оборотень оказался людоедом.

– Мне очень жаль твоего друга, но и среди кассийцев хватает шальных людей. Тем не менее, всех кассийцев ты не ненавидишь.

– Помнишь, несколько зим назад я уезжал в родную деревню? – продолжил Лерин. – Мой младший брат прислал тогда письмо... Илар долго преследовал того оборотня, и однажды вернулся в деревню израненный, покусанный. Провалялся в лихорадке седмицу, а когда встал, сбежал в лес и сам начал убивать... Мой род позвал меня, чтобы я убил названного брата собственными руками…

– Ты никогда не рассказывал о своей семье... – прошептал Миранис.

– А что рассказывать? Там, в провинции, люди живут иначе. И они да, ненавидят оборотней, не верят им – на то есть причины. А тут этот Арман, Рэми...

– …и я... – так же шепотом ответил принц. – Меня ты тоже ненавидишь?

– Ты же знаешь, я не умею тебя ненавидеть. Как не умею ненавидеть Рэми, как не сумел возненавидеть Илара. Арман же...

– … никогда не убивал...

– Я этого не знаю.

– Так ли?

– Не мучай меня, Миранис, – неожиданно мягко ответил Лерин. – В последнее время я и так многое передумал, многое понял. На многое посмотрел иначе.

Миранис вздрогнул. Рэми… его сила меняет всех. Но только ли она? Кадм был более задумчивым, почти перестал язвить, Тисмен то и дело поглядывал на Мираниса долгим, печальным взглядом, вот теперь и холодный обычно Лерин будто растаял…

– Рык… странный подарок, не так ли? – усмехнулся Миранис.

Симпатичный, белоснежный барс, который, возможно, переживет их всех. Барс, который теперь скучал без хозяина в замке.

– Не вздумай хоть мне льва дарить, – Миранис направился к люку, ведущему к лестнице.

– Боевой лев отличное подспорье в битве, мой принц, – неожиданно спокойно ответил Лерин.

– Против магии? Сомневаюсь. Идем, Лерин. Дождь усиливается, я не хочу вымокнуть.

***

Стоило выехать из замка, как опять стеной зачастил дождь. Но Миранис даже радовался крупным каплям, бьющим о крышу простой повозки: тепло и солнце, которыми баловала их Виссавия, уже давно надоели. Хорошего должно быть немного, иначе оно перестает быть хорошим. Перестает цениться. И дожди нужны земле так же, как нужно и солнце. А зима нужна так же, как и лето. Виссавия же была ненастоящей, жила за счет силы своей богини.

За стенами кареты суетился ночной город. Зазывали яркими огнями дома веселья, а в них – податливые, молодые красотки, терпкие вина, эрс и приятное, томительное забвение.

Миранис любил ночную столицу. Когда-то он сбегал из замка в ближайшую таверну и погружался в пьяный угар до тех пор, пока его не вытаскивали оттуда за шиворот Арман и телохранители.

Сегодня все было иначе. В свете стоявшего на полу повозки фонаря дремал, устроившись в углу, Кадм, задумчиво перебирал четки Лерин, в очередной раз выпрашивая милость у богов, рассматривал ползущего по руке паука Тисмен, прижималась к боку Мираниса смущенная Лия. Арман, завернувшийся в плащ, сидел к ним спиной на козлах рядом с управляющимся с конями Лиином. Настоящий Арман: теперь, в городе, им не была нужна маскировка.

Повозка плавно остановилась. Всхрапнули тревожно кони. Шевельнулась тяжелая ткань, скрывавшая их от ночного города и дождя, напряглись телохранители и мгновенно расслабились, когда внутрь сначала заглянул, а потом и запрыгнул высокий, худой мужчина.

Миранис кивнул поклонившемуся наемнику, вдохнув полной грудью влетевший в повозку свежий воздух. И все же Рэми умеет выбирать друзей, и, что немаловажно, умеет к себе привязывать. Даже этого циничного Гаарса привязал, а среди наемников теплые чувства, как известно, – редкость.

– Нечасто ты к нам заглядываешь, – сказал Миранис.

Заглядывал бы почаще, глядишь, упрямый телохранитель меньше бы ерепенился. Гаарс каким-то непостижимым образом всегда добивался от Рэми послушания. У Мираниса вот так не получалось.

Впрочем, время ли сейчас думать о Рэми?

– Некогда, – холодно ответил Гаарс, скидывая мокрый плащ и усаживаясь в углу повозки. – Да и вреден мне воздух замка. Первые два визита туда удавшимися не назовешь.

Еще бы. В первый визит Гаарс пытался убить Армана и попался не очень-то добренькому Кадму. Миранис помнил, как выглядел наемник после разговора по душам с его телохранителем. Но помнил, что и едва стоя на ногах, Гаарс пытался защищать попавшегося Миранису мальчишку, Рэми, хотя и понятия не имел о его происхождении.

Несмотря на дружбу с Рэми, Гаарс не раз давал понять, что с Миранисом они не на одной стороне. Цех наемников всегда был против власти – оно и понятно. Те, кто дружит с законами Кассии, со своими хлопотами идут к дозору да к жрецам. Остальные платят менее щепетильным наемникам. И, хотя Гаарс перестал быть наемником, подчинялся он исключительно целителю судеб. Как, увы, и многие другие «друзья» телохранителя.

– Не вижу с тобой Рэми, – заметил, наконец-то, наемник. – Жаль, я бы с удовольствием повидал мальчика.

Миранис тоже с удовольствием повидал бы «мальчика»...

– Ты сделал, что я просил? – спросил он.

– Да, жрецы ждут, ритуальный зал готов, – Гаарс с легким любопытством посмотрел на Лию. – Все, как ты пожелаешь, мой принц.

Повозка вновь остановилась, на этот раз у тяжелого, побитого временем и погодой храма. Миранис вышел наружу, разминая затекшие ноги. Плащ из валеной шерсти казался тяжелым и слишком теплым: Мир взмок и теперь с удовольствием подставлял лицо дождю, надеясь хоть на какую-то прохладу.

За его спиной Гаарс помогал выйти из повозки Лие.

– Я рад за тебя, моя дорогая, – улыбнулся он. – И в то же время – беспокоюсь. Быть женой наследного принца Кассии – не слишком приятная участь.

– Ты много говоришь, Гаарс, – ответил Мир, бросая в плоскую глиняную тарелку золотую монету.

Сидящий до этого неподвижно жрец счастливо улыбнулся, подхватил монету и поспешно спрятал ее в складках хитона.

– А ты излишне щедр, мой друг... для рожанина-то.

Миранис ничего не ответил. Он и сам понимал, что не пристало ему разбрасываться золотом, но сегодня хотелось быть щедрым, сегодня почему-то тянуло броситься на колени и просить Радона о защите. Если не для себя, то для Лии и сына.

– Мир! – прошептала Лия, неожиданно прижимаясь к Миранису. – У меня дурное предчувствие.

– Не хочешь быть моей женой? – усмехнулся принц. – Боишься?

– Нет… но…

Лия замолчала.

Миранис посмотрел вверх, на высокие и тяжелые стены храма, освещенные по обеим сторонам тусклым светом фонарей, и пытался унять невесть откуда взявшуюся дрожь.

Неужели смерть так близко? Неужели ее дыхание, а не пронзительный, бросающий в лицо брызги ветер, заставил кожу покрыться мурашками?

Не пристало принцу бояться. Не пристало медлить на мраморных ступеньках храма. Не пристало и сомневаться, если решение принято. Миранис сжал ладонь Лии еще крепче и, даже не оборачиваясь на телохранителей, вошел в распахнутую настежь дверь.

Они пересекли небольшой, неярко освещенный зал, опустились на колени перед статуей Радона, и Миранис бесшумно зашевелил губами, прося у верховного бога благословения и для себя, и для будущей жены, и для неродившегося сына.

Когда-нибудь его ребенка положат на алтарь у ног статуи Радона, когда-нибудь споют наследнику ритуальные песни жрецы, а на запястьях избранника богов, потомка двенадцатого, проступят синей татуировкой знаки рода повелителя.

Но сумеет ли Мир дожить до посвящения своего сына?

Тихо распахнулась боковая дверь, и в зал вошел жрец Радона, чьи темно-синие одежды в полумраке казались черными и напомнили Миранису плащи жрецов смерти.

Принца вновь пробила предательская дрожь. Жрец, будто не замечая волнения наследника, тихо прошептал:

– Мы ждали вас, прошу пройти за мной.

В соседней зале, роскошно обставленной и используемой для наиболее знатных гостей храма, было все так же темно и тихо. Неярко светили по углам лампады, чадили горько пахнущим дымом. Отражались блики света от стен, расписанных сценами из жизни Радона. Вон там великий бог принимает в чертоге клятву от братьев и сестер. Вот там наставляет двенадцать сыновей, а вот там склонился над младенцем, касаясь его запястья.

Миранис повернулся к алтарю. От запаха дыма, смешанного с ароматом увядающих роз, закружилась голова, пересохло в горле, и почудились в тишине едва слышные голоса...

Говорили, что это голоса богов, но Миранис думал иначе, – всего лишь воздействие дыма, наркотика, которым жрецы покоряли неокрепшие умы паломников.

Жрец встал между алтарем и Миранисом. Дождался, пока подталкиваемая Арманом Лия застыла рядом с принцем, и, взяв с алтаря гирлянду из роз, посмотрел выжидательно.

Миранис сглотнул. Сплел свои пальцы с пальцами Лии и чуть вздрогнул, когда гирлянда из роз коснулась кожи, и протестующе вспыхнули на запястьях татуировки.

Лилась тихая мелодия, одурманивая печалью. Сильнее кружилась голова, нестерпимо жгло запястья. Пальцы Лии стали вдруг холодными, и Миранис сжал руку будущей жены чуть сильнее, успокаивая...

Скоро церемония закончится… еще немного…

Голос жреца, читающий заклинания на древнем, полузабытом людьми языке, вдруг стал далеким. Показалось, что зал наполнился тяжелой, прижимающей к земле болью. Жгло запястья, волновались нити татуировки, меняя узор, тихо, едва слышно, вздохнула Лия, и все вдруг отхлынуло, прояснилось, наполнив душу облегчением и радостью: Радон благословил брак. Радон принял будущего повелителя Кассии.

Воздух загустел, заиграли в нем синие нити, затанцевали в такт мелодии, все более ускоряясь. Забилось, стремясь выскочить из груди, сердце, и боль ушла, уступая место облегчению.

Миранис медленно, пошатываясь, поднялся с колен, заставил Лию встать и поцеловал перепуганную жену в макушку. Жреца уже не было. Застыли за спиной телохранители, тихо шептал молитвы Арман, скучающе подпирал дверь Гаарс.

– Доволен? – вполголоса спросил мужчина.

– Ты даже богов не уважаешь? – ответил Миранис, увлекая Лию к выходу из залы.

– Уважаю, – пожал плечами Гаарс. – Но своего больше. Ваш Радон для нас излишне правильный. Поздравляю, Лия... жена наследного принца Кассии...

– И я поздравляю... – раздался за спиной холодный голос, – племянница вождя Виссавии.

Мир медленно повернулся. Успел краем глаза заметить, как встали рядом телохранители, как отразился свет от клинка Армана, и напрягся Гаарс, замечая:

– Да, Мир, умеешь ты доверять не тем людям. Но предал тебя не я.

– Верю, – одними губами прошептал Миранис, прижимая к себе Лию. Потом он найдет того, кто предал. Из-под земли достанет. Если выживет.

Он впервые видел человека, который много раз пытался его убить. Невысокий, гибкий и изящный, как и все виссавийцы. Светлые, собранные в длинный, тонкий хвост волосы, разного цвета глаза, чуть поблескивающие в темноте, и столько ненависти и презрения во взгляде, что Миранис сразу понял: этот так просто не отпустит.

Лия спрятала лицо на плече мужа, обняла за пояс. То ли хотела защиты, то ли не хотела отпускать: не поймешь!

«Защити ее, Радон!» – одними губами взмолился Миранис и толкнул Лию к Гаарсу.

Наемник все понял. Он заслонил Лию собой и начал отходить к двери, не спуская с виссавийца настороженного взгляда.

– Мне очень жаль, но пока отсюда никто не уйдет! – ответил Алкадий, и двери, недавно гостеприимно распахнутые, резко захлопнулись.

Гаарс схватил Лию за руку, толкнул за толстую, увитую клематисом, колонну и нырнул туда же.

Вспыхнули темнотой глаза Алкадия, в зале стало нечем дышать... Правду говорили, что он хранитель смерти, только и сила его какая-то… больно грязная. Мерзкая. Краденая. От одного запаха которой, запаха болота, подкрадывалась к горлу тошнота.

Как же здесь не хватает Рэми с его мудростями. С его полным презрения к подобной мерзости взглядом целителя судеб. Миранис в который раз попытался достучаться до телохранителя, осторожно, чтобы не использовать слишком много драгоценных теперь сил, но зов все так же наткнулся на черноту и рассыпался синими искрами.

Где ты сейчас? Почему не откликаешься?

Алкадий ожидал, прожигая их насмешливым взглядом, резкими волнами разносилась от него грязно-серая сила. Зашуршал, опускаясь над Миранисом, щит Лерина. И первый же удар, пробный, заставил невидимую преграду застонать, во все стороны полетели брызги света, оседая на гладкий пол синими искрами. Алкадий слишком силен и долго им не выдержать. А ведь он даже не начинал еще нападать.

– Где Рэми? – закричал Алкадий, нанося новый удар.

Лерин покачнулся, упал на колени. По подбородку его пробежала дорожка крови, зачастили на пол густые капли.

– Где мальчишка! – неистовствовал Алкадий, стегая щит хлесткими ударами.

Вздрогнул Тисмен, будто просыпаясь. Расправил плечи, улыбнулся страшно, уходя в молчание магии. Загорелись синим его глаза. Заискрился щит его силой, помогая и защищая, забурлил под ногами Алкадия пол, пошел трещинами, выпуская из-под земли гибкие, тонкие стебли. Плети ударили хлестко, обвили петлями, вогнали шипы в мягкое человеческое тело, добираясь до костей… и… осыпались черным пеплом, под смех обезумившего Алкадия. Тисмен покачнулся, на миг поделившись обжигающей болью, и Миранис принял все, без остатка, понимая, что если Алкадий ударит сейчас, щит не выдержит. И сразу же выпрямилось в прыжке белоснежное тело зверя.

– Арман, не лезь! – закричал Миранис.

Добежать Арман не успел: волна встретила на полпути, швырнула со всей силы о темные стены, и в храме раздалось едва слышное мяуканье. Шерсть неподвижного барса быстро темнела, золотистые глаза закрылись, и Мир пытался броситься к другу, но Лерин удержал, грубо оттолкнул за спину, под спасительную тень магического щита. Зачем этот щит, все равно они долго не выдержат! И Лерин зашипел, забирая у Мираниса силу, впихивая ее в щит, и сразу же сорвались с места, бросились на Алкадия, Тисмен и Кадм.

Волна за волной, острые как ножи, сила Кадма, от запаха которой кружилась голова, и противная вонь магии Алкадия… все смешалось, все подернулось дымкой, растворилось в скрежете щита, осыпаемого ударами.

Стонали стены, сотрясаемые волнами магии, крошились колоны, но еще стояли, удерживая звенящий от напряжения свод. Вспыхивали в полумраке искры, то зеленые, то синие, то белоснежные, подобно молниям двигались фигуры, и ослепший, оглохший Миранис, уже и разобрать не мог, где друг, а где враг.

Замерло время. Рухнул под новым ударом щит. Упал на пол Лерин, и Мир сжался в комок, встречая боль. Но кто-то потянул его грубо к стене, вжал в холодный камень, вновь закрывая своим телом, и прошептал на ухо:

– Хочешь жить… стой здесь.

– Лия…

– О Лие потом… сейчас тебя спасать надо, – зло прошипел незнакомец. – Он хочет достать тебя, не Лию. Стой и не двигайся.

Маг застонал, прикусив губу, и атака Алкадия вновь полоснула по щиту, но теперь уже не Лерина, незнакомца. И стихла за щитом драка. Миранис вздрогнул… неужели его телохранители…

– Новый ученик моего любимого учителя? – усмехнулся Алкадий. – Да, твой щит хорош, но надолго ли его хватит? Позови целителя судеб, принц, будь другом. Почему ты упрямишься? Хочешь умереть вместе с ним?

Миранис бы позвал, видят боги, но… тишина… откуда эта тишина? Где Лерин, где Кадм и Тис? Происходящее уплывало куда-то, мозг отказывался его воспринимать, и раскинул где-то над храмом крылья Айдэ… ты уже пришел, коварный бог.

– Слушай меня, принц, – вмешался незнакомец, так похожий на обычного мальчишку. Только детского в этом хрупком теле мало, зато магической силы – хоть отбавляй. – Дай целителю судеб хотя бы возможность выжить, позови его.

– Он не откликается на мой зов…

– Я думал, ты более упрям, наследный принц Кассии. А ты так быстро сдаешься. Позови как следует. Ты ведь даже не пытался всерьез.

– Он не придет…

– Может, он просто не слышит? Может, ты слишком тихо зовешь? А, может, ты просто хочешь умереть, и чтобы он умер вместе с тобой?

Вновь удар по щиту, вновь содрогнулся незнакомец, стиснув зубы. Вспыхнули черным его выразительные глаза, и Мир сделал над собой усилие, чтобы не отшатнуться. Из темных глаз мага смотрела сама смерть. Но маг помог, значит, врагом не был. Да и позвать Рэми, пожалуй, стоит. Хотя бы попытаться…

«Рэми!» – выдохнул Мир. Новый удар… новый стон незнакомца, и новый зов, рассыпавшийся у невидимой далекой стены.

«Где же ты, Рэми!»

Из уголка рта мага сбежала за воротник дорожка крови, полыхнули черным его глаза, и Миранис вдруг понял, что нового удара его спаситель не выдержит.

– Рэми! – выкрикнул Миранис.

Стрела зова вошла в упругую стену, как в масло, темнота разорвалась ярко-синей вспышкой. Почудились будто наяву удивленные, печальные глаза телохранителя, рванули удерживающие Рэми серебристые цепи, и Миранис прошептал: «Вернись ко мне!», уже и не надеясь, что его услышат.

«Да, мой принц, – улыбнулся мягко Рэми, и на его лбу неожиданно ярко вспыхнула, ослепила сиянием, руна телохранителя. – Дождись».

Если это было бы так легко… дождаться…

– Проклятие, он слишком силен для меня, – простонал черноглазый маг. – Вампир хренов…

– Ничего… выдержим, – улыбнулся Миранис, увидев новое, синее сияние в щите незнакомца. Рэми не было рядом, но он уже помогал.

«Поторопись, где бы ты ни был», – выдохнул Миранис.

Только и спешить было некуда. Алкадий перестал атаковать, улыбнулся едва заметно и выдохнул:

– Значит, он все же придет… ну так я подожду, мой принц. Я ждал так долго. Подожду еще немного, пока он не вырвется из своего виссавийского покровительства.

Виссавийского? Миранис посмотрел вновь на своего спасителя и понял вдруг: ну да, виссавиец жеж… увы.

***

Уже стемнело, а Рэн и не думал возвращаться, хотя и обещал, что не задержится в городе надолго, и Деран, перестав мерить кабинет шагами, выглянул в коридор. Обессиленный маг спал, сидя прямо на полу, вышел из тени, поклонился ему дозорный, и тихо сказал:

– Ваш брат беспокоится о вас, мой архан. Позвольте спросить, как долго вы еще намерены оставаться в этом поместье.

– Разве я должен объясняться? – тихо спросил Деран.

– Не должны, мой архан, – поклонился дозорный. – Простите мою дерзость.

Деран лишь вышел в свои покои… стряхнул с себя чужую личину и вошел в темноту перехода. Вождь приказал продержаться до ночи. Деран продержался. А дальше… а дальше он должен узнать, куда пропал его брат.