Жертва

21. Телохранители. Опасность

Перед глазами расплывалось, во рту пересохло, навалилась в очередной раз страшная слабость.

— Мой архан, — чуть ли не плакал где-то рядом хариб, — так больше продолжаться не может, давайте я позову телохранителей!

— Нет! — выдохнул Миранис. — Скоро пройдет, ты же знаешь...

— Но к чему вам эти мучения? Может, Рэми, он же целитель...

— Он болен.

— Тогда Тисмен? Я могу позвать даже вождя Виссавии, только не пугайте меня так сильно! Прошу вас!

— Я запрещаю тебе кого-то звать! — выдохнул Миранис. — Помоги мне дойти до кровати... я посплю и все пройдет... все равно недолго осталось...

... мучиться. Слово застыло на губах кровавой коркой. Звать кого-то? Какой стыд! Он трус. Он боялся. Смерти, неизвестности, дыхания Айдэ, которое он чувствовал каждое миг на своей коже. Он так не хотел умирать, и так злился в эти постыдные мгновения на тех, кто останутся в этом мире. Жить. У кого еще есть выбор, а они все равно стремятся выбрать неправильно. Миранис зажмурился до боли, молясь всем богам, чтобы приступ утих. Всегда же утихает... надо только переждать...

Мягким шорохом опустился над ним, отрезая от телохранителей, щит, хариб кому-то в дверях сказал, что Миранис хочет остаться один, и все поплыло в тяжелой дымке сна...

Миранис верил, что хариб не выдаст секрета и о его постыдной слабости никто не узнает. Надо же верить, хоть во что-то.

***

На десятой жертве все сдались. И виссавийские хранители смерти, и молчаливые жрецы Айдэ, и, судя по всему, сам Арман. Кадм убивал, Арман запечатывал магией ритуал, и новый дух взмывал вверх, защищая людей и артефакты в очередном замке. Все шло как по маслу, Кадм по сути, не возражал: хладнокровно убивать ему не впервой, а жертвы заслужили, иначе их тут бы не было. Без ритуала они ходили бы у грани долго, вымаливая прощения у Айдэ, после ритуала уйдут легко и быстро, как только истечет их срок служения и покаяния.

Сделка. Ничего более. Добровольная, оттого еще более безжалостная. Жрецы Айдэ, молчаливо помогающие им виссавийские служители смерти. И свидетели, которых Кадм лично видеть не хотел: опасные и ловкие люди главы темного цеха.

Откуда Арман знал главу, Кадм понятия не имел. Даже у него не было таких опасных и полезных знакомств. Хотя, наверное, не помешало бы...

В чем же Кадм не сомневался, так это в лояльности Армана. Этот за род повелителя горы сдвинет... и лишь одно может заставить его остановиться.

Рэми.

Как бы не пришлось однажды братьям выбирать между друг другом и страной. Кадм надеялся, что до этого не дойдет... но кто ж его знает.

Ветер на улице поднялся такой, что захотелось обратно в Виссавию. Снег бил в лицо, сдирал капюшон, и больше всех страдали от непогоды виссавийцы. Кадм не знал, какой идиот соорудил переход посреди поля, перед воротами замка, но мысленно пообещал этому идиоту отомстить. При случае. Во внутреннем дворе замка их встретила тишина. Она же, прикрываясь только выпавшим снегом, глушила шаги гостей, давила мрачными, толстыми стенами и взглядами испуганной до смерти челяди.

Лишь в замке оказалось, что владелец, высший маг, сильно болен, а его наследник, бледный и едва державшийся на ногах от недосыпания, встретил гостей затравленным взглядом и в помятой, давно не сменяемой одеждой.

— Вы выполнили мой приказ? — спросил Арман.

— Мой отец умирает, — тихо ответил молодой человек. — Приказ мы исполнили, все опасное закрыли во внутренних покоях замка, моя семья готова к выходу, но я... я хочу быть с отцом до последнего его вздоха.

— Звали целителей?

— От старости нет лекарства, — покачал головой юноша. — Я позднее его дитя, его любимый ученик, потому мне приходится терять отца и учителя так рано.

— Хорошо, я оставлю с вами одного из высших, — ответил Арман. — Мы поставим над замком щит, и... перенесем арку перехода в этот зал. Зачем нам морозить непривычных к зиме виссавийцев?

Ишь ты, какой заботливый. О виссавийцах своих печется.

— Простите, это моя вина, — извинился юноша. — Но у вас в свите много сильных магов, замок полон вещиц и оберегов, которые могут неожиданно отреагировать на внезапный наплыв потенциально опасных гостей, потому я подумал... что лучше не рисковать.

Может, юноша был и прав. Кадму не хотелось разбираться. Ему хотелось скорее уйти из этого неуютного и полного скорби замка. Молодому и полному сил не сильно-то охота смотреть в глаза чужой старости и немощи. И осознавать, что это неизбежно. Впрочем, до старости еще дожить надо.

— Думаю, нам пора заняться делом, — с полуслова понял Кадма циничный представитель главы темного цеха и толкнул к Арману ничем не примечательного мужчинку лет так сорока.

Рожанин. Судя по докладу виссавийца, много раз убивающий рожанин. При этом убивающий не столько за деньги, сколько ради собственного удовольствия. И взгляд у него вон какой, блеклый, и кожа серая, будто из дома он и не выходил никогда, и аура муторная. Даже не верится, что он пришел сюда добровольно принести себя в жертву. Что-то тут не так... что-то отличает этого человека от предыдущих. Что-то, что наполняло душу тревогой...

Впрочем, какая Кадму разница, кого убивать?

Приготовления к ритуалу в ненатопленном, слабоосвещенном зале завершили достаточно быстро: видимо, не одному Кадму не хотелось оставаться в этом замке. Работали, на удивление, молча, даже веселые дозорные не перекидывались обычными шутками. Будущая жертва покорно стояла на коленях, опустив голову, ждала, и будто исходила гадостным нетерпением. И все казалось каким-то дивно-неправильным. Даже привычные уже до последней ноты песнопения жрецов. Даже стелившиеся по полу черные клубы виссавийском магии. Даже мертвенное сияние рун на полу — все это было неправильным.

Песнопения взвились вверх на высокой ноте, мужчина на коленях еще ниже опустил голову, задрожал, но будто не от страха, от нетерпения, Кадм коротким ударом пронзил ему сердце, и... и все.

Все замерли. С глухим стуком упало явно мертвое уже тело, но душа... душа его не взвилась к куполу, не опустился над замком щит, и ритуал, дивное дело, не завершился... будто... Кадм не понимающе посмотрел на Армана и чуть было не передернулся: глазами дозорного посмотрела на него сама смерть.

— Киар? — выдохнул он, сам до конца не веря, что это правда.

— Мы закончили на сегодня, — коротко ответил дозорный и одним жестом создал переход. — Мы вернемся сюда завтра, все свободны.

— Почему бы нам не вернуться в Виссавию вместе? — осмелился спросить один хранителей смерти, Рэн.

— Потому что я и Алдекадм еще не возвращаемся в Виссавию, — ответил Арман, втолкнул Кадма в переход и вошел туда сам.

***

То, что в ритуале что-то пошло не так, поняли, пожалуй, все. В один миг. И всем в этот же самый миг стало жутко. Арману показалось, что где-то в вышине разочарованно вздохнул Айдэ, а заклинание застыло незаконченной, но от этого не менее опасной завесой. И лишь Киар внутри, казалось, знал, что произошло.

По его наущению Арман резко сжал пальцы, схлопнув остатки заклинания, и спокойным тоном приказал всем разойтись. Он не совсем понимал, что делал. Он слушал вкрадчивый шепот Киара и не осмеливался сделать то, что от него даже не просили, требовали: дать полубогу власть над своим телом. Впрочем, теперь уже поздно сомневаться. Арман, вздохнув, на миг расслабился, отпустил последние заслоны, позволил темным клубам силы хлынуть в его душу, содрогнулся на миг от могильного холода и захлебнулся ужасом, оказавшись вдруг в своем теле не хозяином, а простым гостем.

«Не пугайся, Арман, — легким всплеском силы успокоил его Киар. — Я хочу, чтобы ты все видел и слышал. Позднее нам это пригодится. Если захочешь вернуть власть над телом, просто скажи, и я вновь уйду в тень. Но не советую. Сейчас не время сомневаться, сейчас время действовать. И быстро».

Арман согласился, хотя быть просто наблюдателем в собственном теле было необычно и жутко. Его тело двигалось само по себе, подчинялось чужим приказам. Его тело спокойно одернуло Рэна, откинуло виссавийца как ненужную игрушку. Его тело само открыло переход и нагло толкнуло туда молчаливого Кадма.

Место, куда они попали, ошарашило еще больше. Арман не мог не узнать окна на всю стену, застывшего за окном магического парка, кабинета, увешанных синими гобеленами стен и шарахнущегося от них секретаря. Со спокойно обедающего повелителя упал щит, слегка удивленный Даар шагнул к внезапным гостям, но раньше, чем он успел и словом отозваться, повелитель сказал:

— Вы как раз к обеду, мальчики? Хотите поесть со мной? Тогда будь добр, Кадм, умойся, от тебя несет кровью. Полагаю, человеческой, да?

Сразу же появился, склонился перед ними хариб Даара, и Кадм, хмыкнув и на ходу сбрасывая одежды, как ни в чем ни бывало направился к купальне.

— Нэскэ, — прошептал Киар, и повелитель вздрогнул, взгляделся внимательней в Армана: — Мне нужна твоя помощь.

— Если просишь о помощи, зови меня Деммид, — продолжил обедать повелитель. — Ты же понимаешь, что сейчас ты разговариваешь со мной, а не с братом. Надеюсь также, что ты взял контроль над Арманом лишь на время и не в результате его срыва.

— Ты так беспокоишься об этом дозорном? — неожиданно иронично спросил Киар.

— О сыне моего лучшего друга, — ровно поправил Деммид, промокая губы салфеткой. — О главе сильного рода и моих высших магов. Мы не можем себе позволить его срыва. Садись, в ногах правды нет. Съешь немного, думаю, ты давно не наслаждался человеческой пищей.

— Я пришел сюда не за этим...

— Понятно, что не за этим, — усмехнулся повелитель и бросил на заставленный яствами стол салфетку. — При разговоре должен присутствовать Кадм?

— Несомненно. И не только он.

— Ну так спешить некуда, пока они не явятся, мы можем спокойно поесть. И каких гостей ты предлагаешь позвать на нашу вне сомнения важную беседу? — усмехнулся повелитель, отрезая от ароматного мяса небольшой кусок. Он вытер со рта капельку подливки и вопросительно посмотрел на Армана.

— Так кого же?

— Всех... всех, в ком живут мои братья.

Деммид замер на миг, будто задумавшись, и воздух загустел от аромата его силы. У Армана закружилась голова. Хотя повелитель, вне сомнения, приглушал связывающие Киара и Нэскэ узы, дышать рядом с ним все равно было невыносимо.

— Я не возьму на себя такой ответственности, — вдруг сказал Деммид. — Я не вытащу наследника Виссавии из безопасного для него клана... Сам понимаешь, что в Кассии даже я не могу гарантировать ему безопасности.

— Тогда пусть Аши придет в его харибе.

— Лиине? — язвительно переспросил повелитель. — Хорошо. Хочу посмотреть, возможно ли это.

Он махнул Даару и телохранитель, к удивлению Армана, поклонился повелителю, кивнул Киару и... вышел. Оставив Киара наедине с Деммидом.

— Тебе не нужна охрана? — так же удивился Киар. — Ты отослал телохранителя?

— А чем ты не охрана?

— Я не связан с тобой узами!

— И? — спокойно продолжал есть повелитель. — Если на меня нападут, ты меня не защитишь? Правда? Какая жалость, я ведь тебе доверяю, мой мальчик. Мы все доверяем.

— Ты меня, полубога... — выдохнул Киар, захлебываясь гневом, — называешь мальчиком?

— Я сказал, что тебе доверяю, а ты этого даже не заметил. Заметил лишь обращение. Разве это не по-мальчишески? Сядь. Поешь. Тебе оно, может, и не надо, а вот телу Армана стоит подкрепиться. Наш старшой опять похудел, его брат будет горестно вздыхать и, как всегда, обвинять меня. Это я у всех виноватый, и у тебя, и у телохранителей, и у собственного сына.

И почудилась в этих словах горькая ирония. Только вот выяснять отношения им сейчас некогда.

«Не гневайся на него, — вмешался в разговор Арман. — Повелитель не враг нам и ты это знаешь. Иначе не пришел бы сюда за помощью».

Киар ничего не ответил, но послушал. Опустился на стул напротив Деммида, повертел в пальцах чашу с наваристым супом, попробовал несмело ложку и, под внимательным взглядом повелителя, быстро опорожнил всю чашу. Только сейчас Арман понял, как он был голоден. Только тогда, когда Киар в его теле принялся за залитое соусом жаркое, за пирог с печенью, за...

— Нет, — остановил его Деммид. — Хватит, иначе станет плохо. Я понимаю, что это удовольствие для тебя непривычно и потому притягательно, но... у тебя хватит времени насладиться человеческой жизнью вместе с Арманом, не спеши.

Он махнул рукой и еда исчезла, а Арман вдруг почувствовал разочарование. Не свое, Киара. Хотел вновь вмешаться, но в этот миг из боковой двери показался уже переодетый, чистый Кадм, а из перехода, одновременно, телохранители Мираниса, Вирес и... Лиин. Значит, Рэми все же остался в Виссавии. Без защиты побратимов, Аши и Лиина. И, вроде бы, случиться ничего не было должно, но по позвоночнику пробежал холодок плохого предчувствия.

— Я оставил брата присматривать за Рэми, — успокоил его внезапно внимательный Кадм. — Да и Нару ты приказал глаз с него не спускать. Так что сосредоточься на том, что происходит тут, а не на брате.

— Я вызвал их ради тебя, — тихо ответил Киар, поднимаясь. — Если ты уж настаиваешь... Аши, может, ты им расскажешь. Ты целитель судеб, у тебя получится лучше.

— Расскажешь о чем? — удивленно встрепенулся целитель душ в теле брата.

— Мы создавали духа замка. Кадм убил жертву, но ее душа не вплелась в купол. Ты знаешь, что это значит.

Лиин чуть покачнулся, в знакомом и незнакомом взгляде его показалась печаль. Киар отвернулся к окну, туда, где над парком танцевали огромные хлопья снега. Красивое зрелище... может, Арман бы позволил себе на миг забыться, полюбоваться на игру снежинок, если бы Аши за его спиной не начал бы говорить.

— Я не хотел рассказывать вам правду.

— Интересно, почему? — горько усмехнулся Киар. — Может, тогда они быстрее вернули бы меня из башни?

— Я думал, что отец вновь тебя поселит в душу носителя! И я просто не дам тебя убить, никто же не предполагал, что Арман...

И замолк, оборванный Деммидом:

— Поссоритесь потом, для этого у вас будет полно времени. Какую правду ты хотел рассказать, Аши?

Слабость охватила внезапно, и Арман с горечью подумал, что повелитель-то был прав: не стоило ему переедать. Будто угадав его состояние, хариб повелителя осторожно толкнул его к креслу, и, дивное дело, Киар послушался. Сел поудобнее и даже не возражал, когда ему аккуратно накрыли колени пледом и сунули в ладони чашу с подогретым вином, заправленным пряностями.

Аши тем временем подозвал жестом хариба повелителя и прошептал ему что-то на ухо. Хариб поклонился, ускользнул тенью из комнаты, а Аши... Аши улыбнулся горько, как часто улыбался в теле брата, развел руки, запрокинул голову и, отрыв внезапно им душу, впустил их в свои воспоминания. Последним, что помнил Арман, было шелестом поставленного над ними щита: телохранители повелителя не забывали о защите.

***

Я осознал себя поздним летним вечером, на закате. Руки мои тогда были в крови, кровью пропахли волосы и одежда. Кровь была и моя, и не моя. Казалось, меня до этого долго избивали, болело все тело, у меня было вывихнуто плечо, и сломаны пара ребер. Но поражало не это. Осознание. Что носителя одного из двенадцати осмелились не только избить, но и сломать. Сломать до сильнейшего срыва. И сделать это мог лишь тот, кому он сильно доверял.

Я помнил лишь смутно, что происходило с носителем до его срыва. Моя душа растворилась в его, и воспоминания были затуманены человеческими болью и ужасом. Но я точно знал: валяющиеся в грязи изуродованные тела были близкими моего носителя, а стоявший надо мной человек, увы, носителем Нэскэ.

— Ты, наконец-то, сдался, — сказал он, скользнув мне пальцами под подбородок. — Ну и к чему было это упрямство? Мы могли бы избежать лишних жертв, столь плохо повлиявших на мою репутацию. Да и разум ты, увы, потерял... какая жалость. А мог бы еще немного и прожить... порадовать нас своим упрямством.

Порадовать? Тебе так нравится меня мучить? С каких пор?

Я не понимал, что происходит, но знал одно: мне нельзя показывать, что я проснулся. И что смотревший на меня теперь носитель Нэскэ был мне не другом, а самым опасным врагом. Я сам не мог поверить в это, как и в то, что носители моих братьев равнодушно заставили меня подняться и через мгновение втолкнули меня в холодную, пустую камеру, прямо на свежую солому.

Сюда можно было войти и выйти лишь при помощи магии. Магии, которую блокировал холодивший кожу ошейник. Они осмелились лишить меня силы! Лишь неумело, как-то по-детски, не как высшего мага! Впрочем, после произошедшего уже ничего не удивляло. Я ничем не выдавал своего присутствия и продолжал притворяться.

Они ушли, оставив меня лежать в залитой кровью тунике, в полной темноте. Ни единого лучика света. Ни единого звука. Отличное место и время, чтобы подумать. Но как бы я не думал, я не мог понять, что происходит и чем мой носитель и я заслужили подобное.

Время текло страшно медленно, я не знаю, сколько времени я провел в темнице. Время от времени в камере появлялся кто-то из носителей моего брата вместе с молчаливым слугой. Меня обмывали в свете магического светильника, осматривали, обрабатывали раны, чтобы те не загноились. Мою камеру тщательно убирали и меня заставляли пить какое-то дивное зелье, от которого разум мутился и становилось почти хорошо. До того момента, как эти дивные люди уходили.

Они думали, что этот смешной ошейник сможет меня остановить! Они даже не поставили оберегов на моей темнице, что настораживало еще больше. Эти люди будто не осознавали до конца своей и моей силы и не умели ею пользоваться... это высшие маги-то? Обученные телохранители? Связанные с полубогами?

Я долго не осмеливался поверить в их опрометчивость, всё боялся ловушки, боялся себя выдать, пока после очередного визита моих тюремщиков не понял... они глупы. Глупы и самонадеянны. И после очередного не сильно-то приятного визита, я стянул с себя ненавистный ошейник, еще раз, на всякий случай, осмотрел проклятую камеру, поставил на ней свои обереги, остерегающие от визита нечаянных гостей, и... преспокойно вышел в замок. Как был: только в заляпанной кровью тунике.

Свою ошибку я понял сразу: когда увидел расширенные от ужаса глаза слуги и остановил его крик легким всплеском магии. Убивать его не стал — мальчишка не был ни в чем виноват — лишь уволок в угол потемнее, чуть почистил память и стащил с него жесткую, но добротную тунику, легкие башмаки, и натянул все на себя. Слугу же так и оставил отдыхать в темном уголочке. Дальше-то что?

Вокруг была поздняя ночь, и замок спал. Дозорные застыли у дверей неподвижными тенями, луна заглядывала в высокие окна коридоров и заливала все мертвенным сиянием. Я спрятался в тени и, сказать по правде, не знал, куда мне идти дальше. Кому верить.

Если носитель Нэскэ узнает, что я убежал, он пустит волну зова. От зова не уйти даже мне. Носитель Нэскэ... повелитель... может, стоило начать именно с него.

Я сильно рисковал, являясь без зова в покои повелителя. Я понадеялся, что телохранители будут и тут настолько же небрежны, как и в моей темнице, но... понадеялся зря. Стоило мне появиться в купальне, как к моему горлу сразу же приставили нож, а чужой голос тихонечко поинтересовался:

— Ты кто и как сюда попал?

Только и ответить я не успел. Этот незнакомец был шустрее носителей других братьев. Он не только меня узнал, он грубо толкнул меня в переход, прошептав напоследок:

— Сиди там и не высовывайся, я скоро приду.

Вылетев из перехода и ударившись бедром о стол, я тихо выругался. Я и забыл уже, что такое физическая боль и слабое человеческое тело. Блокировав боль от нанесенных кем-то ран, я неосмотрительно нанес себе новые, и чуть было не взвыл, когда в темноте комнаты ко мне бросилась в ноги укутанная в черное фигура:

— Мой архан! Я знал! Знал, что ты жив! Боги, я знал! Какое счастье, что ты жив, мой архан!

Сильно разболелась голова, вспыхнувший свет ударил по глазам, и в душе поднялась невесть откуда волна злости. Весь мир подернулся темной дымкой, и сам до конца не понимая, что я делаю, я пнул от себя рыдающего хариба и зарычал:

— Руки убери! Проваливай отсюда и на глаза не показывайся, если жить не надоело!

— Мой архан, — чуть ли не плакал, не поднимался с колен хариб. — Почему, мой архан, почему вы так злитесь...

— Хороший вопрос, — выдохнул я, всплеском силы душа в себе гнев. — Встань... это не твоя вина. Это...

... не мое и не носителя. Это что-то темным комком застывшее где-то внутри. Пахнущее тошнотворно гнилью. Я не понимал, что это. Я опустился без сил в кресло, приказал харибу помолчать, и прислушался к биению собственного сердца. Откуда это взялось в теле моего носителя? Каким непостижимым способом оно начало меня контролировать? Превращать в зверя? Почему это так знакомо, будто где-то я уже это видел...

... пустой взгляд синих глаз... холод вместо привычной теплоты... едва уловимый запах гнили... темные, оглушающие эмоции, ужас от неузнавания... неверие... кровью как пахнет... темнота... вот, значит, почему я не помню... ты предпочел забыть, прежде чем сорваться... идиот...

Но кто-то помнил. И этот кто-то мне все расскажет.

— Скажи, как я пропал, — не открывая глаз спросил я хариба.

— Мне сказали, что твою семью... брата... мать... сестру и ее двух детишек... мой архан, мне очень жаль... на ваших глазах...

Ну понятно, чтобы наверняка. Вопрос, зачем?

...когда меня отпустили, гнев накрыл с головой... забылось все, хотелось кричать, плакать, умирать и убивать... меч сам лег в руку, пальцы сомкнулись на холодной рукояти, на миг удивил спокойный взгляд убийцы. Будто он этого ждал! Но мне было все равно, в моих ушах стоял их плач... требовал возмездия и его получил... убить себя мне не дали... не дали уйти за ними... но ты меня не остановишь! Даже ты меня не остановишь! Мразь! Ненавижу!

Воспоминания нахлынули, темнота внутри разрослась, стало на миг сложно дышать... я вновь сосредоточился на биении своего сердца, на своем дыхании, вытесняя из разума ненужные теперь эмоции. Воспоминания нужны, эмоции — нет. Я отомщу за тебя, глупый носитель. И за тебя, и за твоих родных, уж не сомневайся, но чуть позднее.

— Кто?

— Вы не помните? Он напал на повелителя. Никто не понимал, как он оказался в купальне, все говорили, что это невозможно, замок бы не пустил. Повелитель кричал, чтобы вы его убили, а вы ответили, что нет надобности... и отправили его судьям, на казнь... повелитель был в гневе, кричал, что вы тварь непослушная, что вы пожалеете...

Клинок поблескивал в свете светильников, ласкал шею лежащего передо мной незнакомца. Поднимался от купальни ароматический пар, капала вода со стоявшего за моей спиной повелителя. Крик! Почему он на меня кричит?

Не понимаю! Убийца обезврежен, зачем мне его убивать? Я не палач. Я не понимаю, почему ты так настаиваешь и меня это настораживает. Что с тобой, мой повелитель? Почему ты так изменился в последнее время? Почему твой несостоявшийся убийца улыбается, глядя мне в глаза? В глаза своей смерти. И взгляд его пустой, как взгляд Мирэна...

Ни одному врагу я не давал того, чего он хотел. Этот человек хочет смерти от моей руки — и он ее не получит.

— Дальше!

— Никто не знает, как он выбрался из темницы. Мой архан, будто кто-то из высших... но кто бы решился, они же клятву давали... вы говорили, что это только телохранители могли. Не хотели в это верить, но...

Естественно, не хотел. Кто же добровольно поверит, что те, кто ближе братьев, тебя предали?

— Дальше!

— А потом повелитель вызвал вашу семью в замок. Им было приказано ждать во внутреннем дворе. Вам не дали вмешаться, когда их убивали... дозорные говорили, что это было страшно... никто не понимает, как повелитель мог...

А вот этого вспоминать мы лучше не будем...

— Дальше!

— Вы убили того человека. Одним ударом. А потом, говорят, посмотрели на повелителя и...

— ... сорвался.

— Но... это ведь неправда... повелитель тоже говорил, что это неправда, что вы вернетесь...

Интересно, каким чудом. Кто должен вернуться? Носитель? Вряд ли, после такого не возвращаются, носитель считай что мертв. Да и никто не пытался его вернуть. Только... поддерживали его тело. Поддерживали неумело, будто магией не могли или не решались. Будто...

Голова опять раскалывается. Темнота внутри пульсирует, пытается перенять контроль, разъедает душу гнилой злобой... и я начал понимать...

— Повелитель не всегда таким был, не так ли? — прошипел я, резко открывая глаза и поднимаясь с кресла.

— Мой архан, почему вы... — вновь испугался хариб. Я лишь оборвал его, схватил за ворот рубахи и приказал:

— Отвечай!

— Да... — задрожал хариб.

— Кто из телохранителей?

— Все, кроме нас с тобой, — ответил новый голос, и добавил: — Отпусти хариба, он и так натерпелся.

Еще натерпится, когда узнает, что стало на самом деле с его арханом. Но хариба я отпустил. Даже улыбнуться изволил милостиво, чтобы тот успокоился. Зачем он мне, если есть кто-то, кто сможет ответить на мои вопросы?

— Оставьте нас! — приказал статный, высокий мужчина, от которого так и веяло знакомой до боли силой. Телохранитель смерти, носитель Киара. Низарий, подсказали пока еще скрытые пеленой воспоминания носителя. И, в отличие от других телохранителей, взгляд его темных глаз ясный, спокойный... такой, какой должен быть у избранного Радоном носителя. Истинного носителя, а не тех уродцев, которых я видел до сих пор.

— Прости, что не пришел раньше: только закончил дежурство. Сам понимаешь, Мирэн не может узнать, что ты выбрался.

Что же, с носителем брата можно не крыться.

— Я не выбрался. До того, как они заметят мое отсутствие, я вернусь в свою темницу. Они не должны знать...

— Но зачем! — зашипел Низарий. — Мало тебе? Ты едва жив, ранен, а опять хочешь туда? Умереть? Я только тебя вернул...

— Ты никого не вернул, — ответил я. Низарий побледнел. — Тот, кого ты знал, считай мертв. Срыв был реален и даже я не в силах ему помочь.

— Я, это кто? — отшатнулся телохранитель, и от него повеяло темной, душащей силой. Смерть. Но я столько раз проходил через грань со своими носителями, столько раз видел дядюшку Айдэ, что этот всплеск меня лишь рассмешил.

— Пытаешься напугать силой моего брата? Меня? Ты забавный, человек. Даже если Киар просто спит в тебе, вряд ли он позволит меня ранить.

— Но... — побледнел Низарий, — ты... я думал, что вы только легенда...

Стало на самом деле смешно. Или не совсем смешно:

— Даже наши носители думают, что мы легенда. Ничего удивительного, что эти твари решились занять ваши тела.

— Твари? Носители? Да о чем ты говоришь? Что мы всего лишь...

— Всего лишь? — засмеялся я. — Мы наделяем вас силой, которая есть мало у кого из людей. Мы покоряемся вам, растворяемся в ваших душах. Мы даем вам власть и покровительство нашего отца, Радона. Кого во всей Кассии боги одарили сильнее, чем вас, а ты говоришь «всего лишь»? Ты зазнался, человек!

— Чего ты от меня хочешь?

— А чего ты хочешь? — парировал я. — Знаю. Даже не используя силу, я знаю — справедливости для наших братьев. Для всех. Даже тех, которые тебя якобы предали.

— Якобы?

Я подошел к нему ближе и прошептал ему на ухо:

— Ты избранный. Каждый из вас — избранный. Ты всерьез думаешь, что Радон избрал бы для своих сыновей вот то ничтожество с пустыми глазами, которое ты называешь повелителем?

— Не смей...

— А ты сам не смеешь ли? — усмехнулся я. — Сам не допускаешь хотя бы тень мысли, что что-то не так? Что раньше повелитель был для тебя покровителем, другом, соратником, а теперь вдруг стал омерзительным уродцем, который довел твоего побратима до срыва. Ты знаешь, каково смотреть высшему магу, целителю, на боль своих близких? Я могу тебе показать... заставить прочувствовать...

— Не надо...

— Может, надо? Чтобы ты, наконец-то, прозрел, и начал действовать. Пока не будет поздно. Потому что подозреваю, что эта гадость сидит уже не только во мне, но и в тебе...

— В тебе?

— Во мне. Этого не было, я проверил, до того, как мой носитель не поднял меч на того ублюдка. Теперь ответь мне на один махонький вопросик: почему повелитель и его... озверевшие телохранители так хотели, чтобы целитель судеб убил того человека? Подумай над этим, разузнай, пока я выиграю нам время, вернувшись в свою отвратительную камеру.

— Разузнай где? Как?

— Когда кого-то убивают, он должен умереть. Таков закон. Если кто-то умеет обойти закон смерти, Айдэ должен об этом знать. Попроси моего братца, Киара, душу которого ты носишь. Пусть сходит к нашему дядюшке и узнает, кто так ловко его обманывает.

— Я не осмелюсь...

— Ты осмелься. Ты до сих пор не понял? Вам многое позволено. Гораздо большее, чем обычным людям. Воспользуйся этим или станешь еще одним уродцем, как наши бывшие братья. Хочешь этого?

— Нет! — услышал я, возвращаясь в камеру. В камере я спрятал украденную у слуги одежду, вновь натянул на себя проклятую тунику и со спокойной совестью пошел спать. Я сделал что мог.

***

Чужие воспоминания вспыхнули белым огнем, но тело среагировало недостаточно быстро: клинок все же вонзился в грудь Армана, пронзив ослепительной болью. Вместе с креслом Арман вылетел окно, в вихре осколков и, наверное, разбился бы, если бы его не подхватила волна чужой магии. Снег вокруг вздыбился, расцвел искрами в свете фонарей и сразу же почернел, смешавшись с комьями мерзлой земли. Подобно уродливым, узловатым змеям, стремительно вырвались из земли корни, влетели в созданный кем-то переход, вытащили оттуда темную фигуру и потянули назад, к зависшему над Арманом Тисмену.

— Живой, хвала богам! — выдохнул подоспевший повелитель. — Виссавийцев зовите! Живо! Давай, мальчик, живи! Только твоей смерти нам и сейчас и не хватало.

Арман ничего не понимал. Кто осмелился на него напасть в покоях повелителя? Он вновь получил контроль над собственным телом, да легче от этого не стало. Киар что-то говорил, но его шепот рассеивался в тумане боли, там же утонули встревоженные голоса, спину жгло чем-то теплым, а кто-то, вроде как Тисмен, запрещал вытягивать из него кинжал.

— Живи, мальчик! — мягко умолял повелитель, — потерпи еще немного, чуть-чуть. Дыши!

Арман смутно понимал, что его перенесли на кровать, уложили на быстро увлажнившиеся простыни. Запахло вновь морозной свежестью, раздался удивленный вопрос, и знакомая белоснежная сила хлынула ему в грудь, вернув на какое-то время ясность рассудка.

— Эрр, — прохрипел он.

— Тебе совсем плохо, если ты перепутал меня с братом, — спокойно ответил Элизар. — Надеюсь, Нериан не узнает о твоем ранении. Достало тебя знатно... да и клинок-то не простой...

Клинок воистину был не простой. Он будто пустил огненные когти в груди Армана, впился в плоть мертвой хваткой и довольно урчал, наслаждаясь чужой кровью и болью. Арман нервно сглотнул. Где-то он видел уже этот клинок... где-то слышал его довольное пение, неужели...

— Кадм? — удивленно спросил Арман. — Это его оружие? Это он на меня напал? Но...

— Не думай об этом, — оборвал его Элизар. — О себе сейчас думай. О других подумаешь потом.

Он сорвал с Армана все так же ровно светящийся белым амулет, прошептал какое-то заклинание, и выхватив из-за пояса стоявшего рядом Тисмена ларийский кинжал, быстрым жестом разрезал себе ладонь. Клинок в плече Армана замер и удивленно задрожал: запах крови виссавийского вождя был для него более притягателен, чем кровь какого-то дозорного. Стало даже немного обидно. Но и обида утонула в давящих волнах боли.

Вождь вновь влил в Армана свою силу, усмиряя на время боль и позвал магический клинок. Позвал ласково, будто испуганного зверя. Кровь его лилась на кровать, мешалась с кровью Армана, и клинок радостно зазвенел, борясь с искушением.

Вождь обещал клинку не только свою кровь. Он говорил, что Армана нельзя убивать, что Арман любимец Айдэ, что живой Арман принесет клинку много жертв, много крови. И что хозяин, Кадм, будет недоволен, если клинок не послушает.

Арман засмеялся, булькая кровью. Недоволен. А кто эту тварь на него напустил? Но смех его вновь сгорел в огне боль: магическое оружие вобрало в себя пущенные в Армана когти и начало выходить из чужой плоти. Сначала медленно, нерешительно, потом стремительно, рывком, оглушив вспышкой боли.

Когда Арман очнулся, его уже посадили на подушку прямо на полу, ласково придерживая магией, а Вирес уже всаживал в ножны недовольно верещащее оружие.

Грудь не болела, тянула болью. Оказавшийся за спиною Армана Элизар неожиданно холодно сказал:

— Опасные игрушки у твоего друга, Арман. Еще немного, и даже я тебя не оттащил бы от грани, да и сейчас яд струится по твоим жилам. Сиди смирно, пока я его не выведу.

Арман послушно сидел, скрестив ноги и наслаждался каждым вздохом. Струилась по телу белоснежная сила, вымывала отголоски недавней боли и охлаждала огонь в крови. Арман бы с удовольствием забылся бы сейчас тревожным сном, но Киар настойчиво уговаривал сидеть и слушать. Ведь не просто так их вновь вернули в кабинет повелителя. И не просто так повис на лианах Тисмена, вглядывался в Армана встревоженный Кадм. Вглядывался и даже внимания не обращал ни на собственные раны, ни на порванную одежду, ни на струящуюся по одеждам кровь.

— Мать вашу так, — прошептал он.

— Я думал, вы помогать ему пошли, — холодно ответил Элизар, — а вы его чуть за грань не затолкали. Вы ведь мне слово давали, помните?

Арман насторожился: и какое же слово дал Элизару Кадм? Сам Кадм вопроса даже и не заметил, лишь посмотрел на Армана и прохрипел:

— Я рад, что ты жив. Боги...

— Очнулся, это хорошо, — вмешался Тисмен. — Может, его освободить?

— Освободи, — неожиданно согласился Кадм.

— Освобождай, если тебе его не жалко, — вмешался Лиин, в котором Арман до сих пор чувствовал силу брата. Аши, видимо, с представления уходить не собирался. — С таким взглядом долго не живут. И возвращаться он тоже не намерен, не так ли?

— А ты хочешь, чтобы я превратился в то быдло, что ты показал нам в видении? — тихо поинтересовался Кадм. — Чтобы замучил твоего носителя так же, как замучил когда-то другой носитель? К этому все идет, не так ли? Так что освободи меня, Тис, пока я сам не освободился. И оружие мне отдай.

Аши лишь холодно усмехнулся:

— Не смеши, это поправимо. Пока. Хотя, признаюсь, вселившийся в тебя странник оказался гораздо сильнее, чем те, которых я встречал раньше. Так быстро перенять над тобой контроль...

— Убери это, не томи, — выдохнул Кадм. — Даже Тисмен меня не удержит, если я всерьез захочу освободится. Если на меня опять нахлынет... не дайте боги я кого-то еще из вас...

Впервые Арман видел Кадма таким беспомощным и рассеянным. Казалась, из него ушла все его огромная сила и от воина в один миг осталась лишь безжизненная оболочка.

— Тебя — да, — безжалостно ответил Аши. — Странника, или геллиона, который решил воспользоваться твоим телом, но не умеет пользоваться твоей силой — нет. Это магия темных земель. Обмануть смерть можно лишь отобрав жизнь у кого-то другого. Когда убиваешь зараженного странника, странник переходит к тебе.

— Значит, если не убивать... — заметил Элизар.

— Ты же знаешь, что нет. Убить может и мелочь: змея, ядовитый паук, медуза. Страннику не обязательно паразитировать в человеке. Он может жить в любой потенциально смертоносной твари. Главное, не дать ей умереть своей смертью, от старости. В природе смерть от старости бывает крайне редко. А когда страннику удается дорваться до человека...

— Та жертва... — выдохнул Арман. — Поэтому ритуал не сработал?

— Та жертва не давала добровольного согласия стать духом замка, — продолжил пояснять Аши. — Странник воспользовался ритуалом, чтобы заразить Кадма. Он же, поняв, что скоро его разоблачат, решил убежать и заодно ослабить ваши силы, убив Армана. После Кадма бы обессилили и заперли бы, пока странник не поглотил бы большую часть его души. Оставив лишь самую малость, чтобы не убить его тело. И тогда мы получили бы сумасшедшего телохранителя, так, как получили много лет назад...

— Но ты не стал таким, как и носитель Киара, — с надеждой прошептал Кадм. — Значит, есть способ.

— Способ есть... пока странник в тебе не набрал силы. Мне хотелось бы тебя помучить, за то, что ты сделал с Арманом, но... у нас нет времени.

Он приблизился к Кадму и улыбнулся:

— Я не говорил вам правду, потому что думал, что извел эту гадость полностью, но я ошибался. История повторяется. Спасение в тебе. Вы, люди, не можете видеть странников и не можете их одолеть. Но твоя вторая душа, если она проснется — может увидеть в тебе странника и выжечь заразу прежде, чем она сожрет твою душу.

— Мне надо позвать свою вторую душу?

— Этого недостаточно, — ответил Аши. — Это спасет тебя теперь, но нацепить странника ты можешь в любой миг, даже того не заметив. Даже прихлопнув зараженного комарика. Потому вы все должны разбудить в себе души двенадцати. Показать им странника в душе Кадма и научить видеть это в ваших душах. И только тогда мы сможем быть уверены, чтобы хотя бы вы сами не будете заражены. Если вы, конечно, к этому готовы — решение за вами. Спусти щиты, Кадм. Сегодня твоя душа будет нашим тренировочным полем.

Кадм усмехнулся и подчинился.

***

Арман прикрыл глаза, поддаваясь внезапной слабости. Сейчас в происходящем не было ничего интересного. Сейчас сначала повелитель, потом каждый из телохранителей молча подходили к Кадму, заглядывали ему в глаза и что-то считывали в его душе. Потом также молча отходили. И тишина эта, разрываемая лишь воем поднявшегося за окном ветра, убивала. Но когда все закончилось, Арман взмолился о былой тишине.

— Ты думаешь, что выиграл? — спросил внезапно вновь изменившийся Кадм. — Думаешь, что если когда-то нас остановил, то и теперь тебе удастся? Только ты, Аши, можешь нас видеть в душах простых людей. Только от твоего взора нам не скрыться.

Там вот почему когда-то Аши убил так много людей... вот почему не щадил никого, ни женщин, ни детей, хотя, по легенде, убивал он с грустной улыбкой. Потому что исцелять тех людей было уже поздно. Аши брал на себя заразу и выжигал ее в своей душе, спасал, а его прокляли на долгие века...

— Но тело, в котором ты сидишь, тоже не принадлежит носителю. Как долго ты сможешь в нем жить, когда твой носитель умрет? Думаешь, Миранис вновь дозовется его из-за грани? Думаешь, принц всесилен? Мы просто спрячем тело Эррэмиэля, пока не будет слишком поздно. Уже спрятали. Ты уже проиграл.

— Я его не чую, — выдохнул уже не Аши, Лиин.

Арман, дрожа от ужаса, скинул с себя силу Элизара, и, преодолевая предательскую слабость, медленно поднялся. Синим светом вспыхнула в покоях клякса перехода и вышедший оттуда Илераз бросился перед повелителем на колени. По одному взгляду на бледного высшего мага Арман понял: что-то случилось. Боги, он знал, что добром это не закончится! Знал! Но все равно оставил брата без защиты! Какой же он глупец! И не слушая уже оклика, Арман вбежал в еще не захлопнувшийся переход. Он должен помочь Эрру! Сейчас!