Жертва

10. Рэми. Чужое тело

Почему Рэми столь упрям и почему так за них борется? Не за себя же, за Аши, за Мираниса, за других братьев и их носителей, борется себе во вред, потому и не подпускает к себе виссавийцев. И борьба эта не приятна, отнюдь. Ведь Рэми всего лишь человек, в то время, как они – полубоги, бессмертные. Сильнее, умнее, старше…

Будто ребенок борется за жизнь взрослого воина… а ведь не он в этом виноват – они сами. Допустили, что дошло до такого. До конфликта меж их носителями, темноты ритуальной башни, удерживающих цепей… до постыдного страха, что Эррэмиэль в один прекрасный день все же забудет… что его заставят забыть. И все начнется заново.

«Не начнется», – шептала Виссавия, но можно ли ей верить? Даже себе, пожалуй, нельзя… никому. Ну, может, упрямому носителю…

Аши раскрыл крылья, навстречу ласковому ветру. Покачивалось внизу сосновое море, неспеша плыли над ним пушистые облака, и вечернее солнышко не палило, грело, обливая медовым светом. Еще немного, и можно возвращаться, раньше, чем он проснется, раньше чем…

Опасность ударила в сердце раскаленной стрелой, всколыхнула волну гнева: нельзя было его оставлять! Не рядом с виссавийцами! И Аши сложил крылья, нырнув в переход, к своему носителю.

***

Он покачнулся и, наверное, бы упал, если бы не Илераз, и мир сначала поплыл , потом пустился в пляс, завертелся в бешенном танце и… замер…

Осторожно оттолкнув Илераза, Рэми медленно выпрямился. Знакомые до последней черточки покои теперь казались слегка иными, будто… более выразительными, что ли? Рэн был слегка ниже ростом, и это «слегка» изменило восприятие, поселив в душе едва уловимую тревогу и все более нарастающую волну страха.

Глазами Рэна все было не так. Проступил явственней на колонах едва заметный рисунок трещин, показалась более выразительной царапина на ножке кровати, одеяло заиграло новыми мелочами тонкой вышивки, а балдахин показался более тонким, почти прозрачным.

– Мой архан, – сразу все понял Илераз. – Вы как?

– Уже лучше…

Но лучше ли? Аура смерти была невыносимой. Перехватило дыхание, показалось, что душа не выдержит, рванет наружу, туда, где нет этого черного, клубящегося тумана, как вдруг проснувшаяся внутри сила залила все внутри холодным покоем. Всего миг, показавшийся вечностью. И Рэми вновь смог разогнуться, вдохнуть глубоко кисловатый запах эльзира и пряный – только что примененной магии. И заметить, наконец-то, что плохо далеко не только ему.

– Сядь, – приказал он, не веря, что сам себя видит со стороны. – Сейчас пройдет…

– Тяжело… – стонал Рэн. – Он… он разгневан…

– Аши тебе не враг, – ответил Рэми, и собственный голос показался дивным из-за непривычного звучания. – Он просто любопытен. Убедится, что ты ненадолго занял мое тело по моему приказу и успокоится. Он мне доверяет. Позволь ему меня услышать.

– Рэми… – рука Рэна до боли сжала ладонь. – Понимаю, как тебе было тяжело.

– Ты не понимаешь, – мягко ответил Рэми. – Я притупил большую часть своей силы, заставил ее заснуть, чтобы тебе было легче.

Слушавший их Илераз низко поклонился Рэми, Деран испуганно оглядывался, наверняка не понимая, что происходит, а Рэми выпрямился и укутал тело Рэна плотным черным коконом, скрывая собственную ауру. Ему хотелось выиграть немного времени, понаблюдать за целителями душ со стороны, когда на него самого никто не обращает внимания. Все сосредоточатся на слепом наследнике. Ну, может, немного – на чужаке Илеразе. А на «безобидного» Рэна, скорее всего, даже внимания не обратят. Только ауру своему телу пришлось поправить и скривиться, когда Рэн так сильно прикусил губу, что по подбородку побежала капля крови. Щипать потом же будет!

Посмотрев в окно, откуда лился медовый вечерний свет, Рэми с сожалением вздохнул. Возвращаться к слепоте будет непросто. Лишь потеряв возможность видеть, понимаешь… как прекрасен этот мир. В каждой мелочи. В танцующих в свете пылинках, в разлитых по полу солнечных лужицах, в тенях, спрятавшихся в складках нежно-розового балдахина. Да и этот замок, недавно выглядевший слишком простым, теперь казался прекрасным в своей простате… Только бы не эту темноту, от которой можно было сойти с ума.

– Чего же мы ждем? – спросил Рэн, и Рэми вздохнув, ответил:

– Ничего. Деран, подойди…

Деран, напряженный и дрожащий, подошел. Опустился на колени, посмотрел в чистый до зеркального блеска пол и вздрогнул, когда Илераз положил ему руку на плечо. Брат Кадма понимал все без слов. Лил в Дерана успокаивающую силу, улыбался все так же насмешливо, и закончив, шагнул в сторону:

– Этого вы хотели, мой архан? – спросил он.

Как и его брат, проницателен, временами даже слишком.

– Поднимись, Деран, – вместо ответа выдохнул Рэми. – Веди нас в свою обитель.

Деран, спокойный, непривычно равнодушный, поднялся с колен. Открыл переход, и поклонившись, отошел в сторону, пропуская. И теперь Рэми вздрогнул, почувствовав на своем плече тяжелую руку.

– Мне так спокойнее, – сказал Рэн. – Да и я слеп, не забывай. Самому передвигаться затруднительно, а новых синяков я тебе наставить не хочу.

И что-то насторожило в этом голосе… но не желая разбираться, Рэми улыбнулся и на миг накрыл руку Рэн своей, поправил ее на своем плече. Это было дивно… так с ним разговаривать и знать, что их слышат. Дивно восхищение, не страх во взгляде Илераза, дивно видеть себя со стороны в этом простом, но дорогом наряде. Дивно ощущать так близко ауру смерти… и когда твой голос звучит чужими нотками. Все это дивно, но ко всему можно привыкнуть.

– Идем, наследник, – улыбнулся Рэн и шагнул в переход.

По другую сторону замок был громоздким и мрачным. Темно-зеленые стены, с прожилками рун, тяжелые, толстые колонны, низкий потолок. Деран мигом увлекся рунами на стенах, Рэн сжал плечо почти до боли, возвращая в реальность, и Рэми вдруг понял, что их не хотят пустить дальше.

Впрочем, Рэн со своей ролью справился неплохо, настолько неплохо, что Рэми насторожился. Подозрение все более крепло, пока они шли по узкой винтовой лестнице. И хотя рука Рэна все еще покоилась на плече Рэми, но Рэн уверенно шел сам, слишком уверенно. Даже хранитель смерти не смог бы так быстро свыкнуться с темнотой, так спокойно пройти по ступенькам, ни разу не споткнувшись, ни разу не задумавшись, куда поставить ногу.

Когда Ларс остановился у одной из дверей, а Рэн вдруг самостоятельно, без приказа, рванул вперед, Рэми лишь тихо вздохнул. Надо было раньше догадаться, что Аши не будет сидеть в его теле спокойно, пока там другой хозяин. Рэми он уступал, да, Рэну уступать даже не думал. Он не говорил, бил словами, и по проступившей на лбу Ларса испарине Рэми все больше понимал, что разговор пошел совсем не так, как хотелось виссавийцу. Впрочем, чтобы Аши позволил кому-то выиграть в словесной баталии? Одному человеку все же позволит. И, забыв о виссавийцах, Рэми вмешался в разговор.

Он и не замечал уже, что целитель душ все более бледнеет, отходя к стене, что Деран мелко дрожит, и даже больная, забыв смеяться, уставилась на сына внимательным, долгим взглядом…

– Ты не Рэн, – прошептала она.

– Наконец-то заметила, – съязвил Аши, поднимая ладонь.

Ремни, привязывающие больную к кровати, лопнули, и целительница плавно взмыла вверх, будто кто-то невидимый бережно держал ее на руках, обхватив под колени и за плечи. Больная почему-то не испугалась, обмякла. Руки ее упали, с мягким шелестом сползло с нее одеяло, и теперь стало видно, что целительница одета в короткую, полупрозрачную сорочку.

Рэми сглотнул. Его телу, над которым так долго главенствовала душа Рэна, было неприятно видеть целительницу такой. Перед глазами пронеслись вдруг чужие воспоминания. Эта же женщина, улыбающаяся, счастливая, с распущенными по плечам иссиня-черными волосами. Теперь волосы были седыми, улыбка погасла, кожа, когда-то будто светившаяся изнутри, посерела. Да и сама красота, недавно хрупкая, изящная, вдруг куда-то исчезла, будто истаяла под маской страдания.

Больная застыла в воздухе перед Аши, упала ему на руки, и Аши медленно опустился на прямо на пол, устроив целительницу в своих объятиях. Водил над ней ладонями, касался мягко, аккуратно, лил с пальцев синь магии, и в этот миг совсем не казался слепым. Он будто видел через повязку, все видел, до мелочей, стряхнул с плеча больной налипший локон, улыбнулся успокаивающе, и целительница заснула на его руках. Спокойно, как ребенок.

– Она не одна была в Ларии, не так ли? – спросил вдруг Аши. И поняв, что целитель душ отнюдь не спешит отвечать, Рэми приказал:

– Ответь ему.

– С напарником… – испуганно выдохнул Ларс, – боюсь, мы так и не смогли его найти.

– Не нашли, – тихо протянул целитель судеб. – А ведь она знает, где его искать, правда, родная? Ты ведь у нас отказалась исцелить главу рода… что тебе предлагали? Сначала деньги. Потом власть. Потом магию… покровительство богов (как будто они могут его предложить). И, напоследок, жизнь напарника… Ты пыталась исцелить. Но все ожидаемо пошло не так. И они убежали, оставив тебя в том доме…

– А напарника? – встрепенулся Ларс.

– Сколько она уже здесь?

– Два дня…

– ..проваляться три дня скованным браслетами подчинения. И все лишь потому, что собственные друзья не додумались обыскать дом.

Ларс рванул было к дверям, но целитель судеб его остановил:

– У тебя полный замок других целителей, пошли кого-то из них. Ты нужен мне здесь.

И, когда на лице целителя душ промелькнуло раздражение, язвительно добавил:

– Или тебе неинтересно?

Рэми видел: Ларсу было очень интересно. Настолько, что он остановился, приоткрыл дверь и что-то сказал появившемуся за створкой человеку в изумрудно-зеленом хитоне.

– Продолжай… – прошептал он.

– Каждый проступок сковывает вашу душу цепью, – изволил ответить Аши. – Чем сильнее нарушишь законы мироздания, чем толще эта цепь, тем она тяжелее. Вы умеете эти цепи чувствовать, я их вижу…

Аши провел ладонью над целительницей, и Деран, стоявший у дверей, ахнул: тело его матери вдруг окутали темные жгуты густого, кажущегося живым тумана.

Рэми молчал. Собственный голос, слегка измененный целителем судеб, казался теперь сладостной музыкой. Все, что говорил Аши, было страсть как интересно. И страсть как не хотелось прерывать.

– Цепь это наказание даже не богов, Единого, отца всех богов. Цепь это ноша, плата за совершенные ошибки. Заточенная в теле душа не терпит соприкосновения с цепями, просит носителя от них избавиться, просит языком боли и болезни. Вы пытаетесь эту болезнь исцелить, на самом деле пытаетесь заставить душу заткнуться.

Он прикоснулся к одной из плетей, и та вдруг ожила, раздвоилась и скользнула на протянутую ладонь.

– Это тело наследника! – возмутился Ларс. – Прекрати!

– Это и мое тело, – равнодушно заметил Аши, стряхивая цепь на пол. Черный сгусток зашипел, подобно змее, и, вдруг пропал, осыпавшись пеплом на темно-зеленый пол.

– У каждого из нас есть свои цепи, – терпеливо продолжал объяснять Аши. – Цепи каждого исцеленного вы принимаете на себя. С мелкими легко справляетесь сами, невольно причиняя больному боль. Боль физическая очищает душу, помогает ей избавиться цепей. С крупными… физическая боль не поможет. Тут помогает другое… Для начала попробуем не с ней.

Аши протянул руку в сторону, по локоть ввел ее в невесть откуда взявшийся клубившийся синим туман. Рванул на себя, вытаскивая что-то из тумана и швырнул это что-то к ногам Рэми. Только с Рэми Аши разговаривал. Только для него устраивал это представление, только ему объяснял. И вот так легко, сходу, притащил в Виссавию полуобнаженного ларийца.

Мужчина, одетый лишь в едва скрывающую бедра сорочку, увидел виссавийку на руках Аши, захрипел как-то странно и бросился в ноги Рэми:

– Не хотел я, видят боги, не хотел, не знал! Пощади!

– Облако… – тихо прошептал Рэми. – Над ним темное облако…

– Ты так близок к смерти, – холодно заметил Аши, – а все еще не хочешь успокоиться.

– Все равно умирать… так напоследок…

– …насытиться кровью, – продолжил за него Аши. Поманил пальцем Дерана, передал ему все так же спящую мать и медленно поднялся. Ему будто не нужны были глаза, он все двигался уверенно и изящно, у Рэми вот так не получалось даже зрячим. А целителя судеб слепота будто и не беспокоила вовсе. Он опустился перед ларийцем на корточки и казалось, пронзил его взглядом через черноту повязки.

– Каждую луну – новый мальчик, – холодно продолжал Аши. – Молодой, невинный… ты не любил быть вторым. Утром, устав от криков в постели, ты устраивал себе поздний завтрак, пока слуги услаждали твой слух другими криками… Новые пытки, новый способ убить несчастное дитя, попавшееся на глаза твоим прихвостням. Новая чаша, полная теплой еще крови, которую ты осушал брезгливо морщась. Ты так хочешь жить… ты сделаешь все, что посоветовала тебе колдунья. Ты покупаешь луну жизни ценой чужой. Ты падаешь все ниже, сам от этого страдая. Сам презираешь себя за такую жизнь. И все равно не можешь умереть. Боишься.

– Боюсь, – просипел лариец. – Меня не пустят за грань еще долго… потому…

– Ты цепляешься за этот мир… но не знаешь, что есть и другой путь…

– Мое тело гниет изнутри, – прошептал лариец. – Целители не хотят помочь… теперь я понял, что и не могут. О каком другом пути ты говоришь? Если можешь помочь, то молю… заклинаю… я так не хочу умирать…

– Болит? – тихо спросил целитель.

– Болит… – сглотнул лариец. – Сейчас еще не так, а к ночи… Жить не охота. Но умирать страшнее…

– Смотрите внимательно, – обратился к виссавийцам Аши. – Я не люблю повторять.

Он слегка шевельнул губами, и лариец дернулся, когда его окутали толстые, с руку, жгуты темного тумана. Рэми стало жутко, дернулся от презрения Деран, подошел ближе холодный, заинтересованный Ларс, встал рядом, явно не желая пропустить интересного зрелища, Илераз.

– За что? – прошептал лариец.

– Это не мое… твое, друг мой, – ответил Аши. – Уже и тела твоего не видно за цепями… совсем ты, человек, себя не бережешь.

Аши вновь улыбнулся, да так, что лариец задрожал, зубами стянул перчатку с правой руки, и осторожно притянул руку к ларийцу. И сразу чуть слышно зашептали цепи, расплылся по комнате едва заметный черный туман, и темные жгуты магии потянулись к руке Аши. Аши вновь улыбнулся, его ладонь окутало синее сияние, припугнуло рвущиеся к целителю цепи, и Аши осторожно коснулся плеча ларийца, там, где болезненно-серая кожа не была закрыта черными жгутами тумана. Посыпались с его пальцев почему-то белые искры, виссавиец дернулся, и Аши поспешно убрал ладонь и прошипел:

– Не смей двигаться!

– Не посмею… – вымученно выдавил лариец. – Ты только помоги, и я больше не посмею.

– Уж поверь мне, что не посмеешь! – ответил Аши, и лариец вдруг застыл, как каменное, укутанное цепями густого тумана, изваяние. Лишь глаза, испуганные, измученные, были живыми. Лишь они отзывались на легкие прикосновения Аши, на съедавшее кожу белое сияние, на холодные слова:

– Главное, быть осторожным и не касаться цепей… и хоть тебе больно, не так ли, очень больно, но облегчение все же приходит, – глаза ларийца соглашались, ужас в них сменялся отчаянной надеждой. – Боль уходит, но ненадолго… она вернется, потому что цепи никуда не делись.

– Можно ли их убрать? – заинтересованно и холодно спросил Ларс.

А ведь целителю душ вовсе не жаль ларийца. И наблюдает он за исцелением с холодным интересом, не более. Ни сострадания к измученному ларийцу, ни страха перед Аши, ничего.

– Я могу, ты – нет, – так же спокойно ответил целитель судеб. – И я не буду. Цепи даются в кару. А кару человек должен отработать сам, а не путать в это дело виссавийцев. Это надо понять и ему, и вам…

Сказал это, а имел ввиду другое. Это надо понять и Рэми… но понять, принять так сложно.

Аши резко поднялся, и уже почти шагнул в сторону, как очнувшийся от ступора лариец подполз к нему, обнял его ноги, поцеловал сапоги и взмолился:

– Избавь меня от этого… не могу… что хочешь сделаю…

– Что хочу? Ты, жалкое животное, думаешь, что способен удовлетворить мои желания? – засмеялся Аши. – Да мне на тебя смотреть противно. Не для тебя было это представление, для него, – и он показал рукой на Рэми. – Лишь он для меня важен. Ради него вам помогаю. И лишь он будет решать, даровать тебе жизнь или оставить все как есть. Ну же, Рэми! Реши…

Рэми недоуменно посмотрел на Аши, еще не до конца понимая, что ему говорит целитель судеб. Не принимая этого. Он верил Аши больше, чем верил себе, верил, что валяющийся у ног Аши лариец делал все то, в чем обвинял его Аши, верил, и теперь не знал что делать. Помочь? Отказаться? Боги…

– Помоги! – выдохнул вновь лариец, сразу поняв кого именно умолять, и посмотрел так, что в душе что-то перевернулось. Этот человек виноват, видят боги, виноват… но и оставить его так значит убить, а на это Рэми был не способен.

– Научи нас помогать таким, как он, – попросил он, обращаясь к Аши. К полубогу, который был вынужден томиться в слабом человеческом теле. И даже не быть там хозяином. Кому-то, кто никогда не предал бы, никогда не причинил бы зла, а все равно оставался непонятым… Аши… – Помоги, Аши. Я тебя прошу.

– И ты такого как он все равно жалеешь?

– Он человек.

– Он человек, который недостоин жить, мой друг, – выдохнул Аши. – Твои виссавийцы правы. Была бы моя воля, была бы воля любого из моих братьев, и этот человек уже бы не жил. А ты… ты его жалеешь?

– Ты не понимаешь. Люди ошибаются, люди признают свои ошибки.

– Разве?

– А Лис? – прошептал Рэми. – Ты же и ему помог. Разве он не признал, разве не стал нашим самым верным союзником? А наемники, которым мы помогли?

– Твое маленькое войско…

–… наше маленькое войско, – сказал Рэми. – Преданное войско. Готовое на все, по любому моему приказу. Этих людей тоже надо было убить, скажи, Аши?

– Вы, люди…

– … слабы и ошибаемся, – мягко сказал Рэми. – И это хотел тебе сказать отец, когда заставлял вселяться в тела людей. Хотел избавить тебя и твоих братьев от гордыни… да, мы не совершенны. Но мы ваша сила, хоть и несовершенная сила. Сила богов. Разве я совершенен, Аши? Разве я не совершаю ошибок?

– Твоя ошибка, твоя слабость и сила, Рэми, – твое милосердие, – мягко ответил Аши. – Столь чуждое как и Кассии, так и Виссавии, и Ларии. Мой отец бы меня понял. Мои братья бы меня поняли. Твой брат бы понял… все бы поняли, откуда же оно у тебя взялось…

– Помоги! – вновь заскулил лариец и вновь умолк по одному движению Аши.

– Боги справедливы, Единый милосерден, – прошептал Рэми. – Ты не бог, Аши. Не человек. Может…

– … и мне научиться милосердию? – засмеялся Аши. – Нет, друг мой. Каждому свой путь, не всем быть милосердными. Хватит и тебя для их спасения, большего наша земля не выдержит…

– Ты… – выдохнул Рэми. – Ты осуждаешь меня?

– Нет… как бы я посмел, ведь и я один из твоих спасенных. И я никогда тебе этого не забуду, Рэми, никогда не причиню тебе боли и… другим не позволю.

– Но ты научишь меня… нас, как исцелять подобных ему.

– Научу. Вы просто забыли, – без улыбки ответил Аши. – Мгновение боли, и почти любая болезнь уходит, навсегда. Но если болеет не тело, а душа, ваша магия, по сути, бессильна, потому что вы хотите всего и сразу, а время или силы готовы тратить лишь на таких, как она, – он показал на забытую всеми, все еще окутанную цепями целительницу. – Научитесь видеть цепи, это не так уж и сложно. Научитесь терпению. Создайте для таких, как он, убежища, где будете медленно, шаг за шагов истощать их цепи… И пусть больной молится вашей богине, если это необходимо. И пусть сам работает над своим покаянием… а если не может… тогда и вы ему помочь не сможете. Что, Рэми, разочарован моим ответом? Разочарован, что спасти можешь не всех? До этого я тебе позволял убрать цепи… спасти Аши, наемников, много еще кого – но этого спасать ты не будешь!

– Аши!

– Я все сказал. Ты все услышал. А теперь вернись ко мне, – Аши протянул руку. – Это тело слабо без тебя, даже я его долго не удержу. Да и зачем тратить на это силы?

– Когда освободишь от цепей целительницу. Ты сказал, что можешь. А ей не в чем каяться.

– Помимо гордыни? – усмехнулись Рэми его собственные губы. – Вернись!

Все вокруг будто ожило, и Рэми вдруг понял, что они не одни в этой комнате. И что остальные вздохнуть лишний раз боятся, наблюдая за их диалогом. Он был единственным тут, кто не испытывал мистического ужаса перед сыном самого Радона, он был единственным, кто чувствовал себя равным древнему, мудрому богу, единственным, кого Аши слушал.

– Я прошу… – прошептал Рэми. – Скинь цепи с матери моего друга… ты же знаешь, у меня не так и много-то этих друзей.

– Ты слишком добр… И упрям, – ответил Аши и шагнул ему навстречу. – Знаешь же, что она сама избавится от этих цепей, но хочешь всего и сразу. Это тело начинает уставать. Без твоей души оно слабеет, как и слабеет душа твоего друга. Потому вернись. Сейчас!

И сразу же стало сложно дышать: его и чужое тело вдруг оказалось совсем близко, его и чужие губы улыбались тепло, его и чужие пальцы касались щеки, прожигали прикосновением насквозь, вспыхивая внутри красным цветком боли. Весь мир вдруг исчез, погрузился в темноту. И не было больше угнетающей силы хранителя смерти, лишь чистый, белоснежный свет, да синее море внутри… и ровное дыхание Аши где-то в глубине. Он вернулся…

В то же мгновение вспыхнули окутывающие целительницу цепи, опали на пол, и она застыла на руках сына. Рэми знал, что сейчас целительница мирно спала. Знал, что завтра она проснется отдохнувшей и полностью здоровой. Но сам он устал.

– Возвращаемся в замок, – сипло сказал он, проклиная и темноту вокруг, и собственную слабость, и насмешливость замершего в его душе Аши. Он слабо помнил, как оказался на своем ложе. Помнил, как хариб Илераза стянул с него плащ и сапоги и где-то рядом что-то доказывал и не мог доказать Илеразу Рэн. Он погрузился в сон почти мгновенно, успев заметить, как хариб накрыл его тонким одеялом и ровно попросил своего архана и его собеседника говорить потише.

Хариб. Осмелился сделать замечание своему архану. Из-за Рэми. Боги, эта избранность убивала.

***

Когда архан заснул, в спальню вошел Лиин. Поклонился Илеразу, бросил настороженный взгляд в сторону Рэна и Дерана и ровно сказал:

– Телохранитель повелителя, Вирес, приказал, чтобы вы вышли и дали ему отдохнуть. Я присмотрю за ним.

– Ты не можешь нам приказывать…

– Я могу вам приказывать, – ровно ответил Лиин. – Я тень моего архана, вашего наследника. Если вы не выполните приказ, я прикажу высшим магам вас вывести. Но вы этого не хотите, не так ли?

А этот Лиин вовсе не так добр, как его архан. В простой одежде, держащийся ровно, с достоинством, он все же сумел сделать так, что виссавийцы его послушали. Илераз, в отличии от них, сопротивляться даже не думал. Лишь поклонился харибу телохранителя и спросил:

– Мой брат…

– Скоро проснется, – уже гораздо мягче ответил Лиин. – Вы можете идти в его покои. Я приказал одному из дозорных вас проводить.

– Спасибо, Лиин, – вновь поклонился Илераз и вышел.

И видят боги, никогда и никуда раньше он так не спешил.