1851, август, 19. Санкт-Петербург
— Ваше Императорское величество, — возмущённым тоном говорил турецкий посол. — Ваши подданные занимаются контрабандой и нападают на должностных лиц моей державы!
— И кто же это посмел сделать? — равнодушно спросил Николай Павлович.
— Лев Николаевич Толстой!
— Вы серьёзно?
— Да! Его люди выбросили за борт нашу досмотровую команду и спешно ретировались. Мы сутки их преследовали.
— Погодите, — встрял граф Орлов. — Это не тот случай, когда подданные султана захотели незаконно арестовать транзитный груз, которые везли из Новороссийска в Мексику?
— Незаконно⁈ — взвился посол. — Они были в своём праве!
— Да, незаконно. — с нажимом произнёс министр иностранных дел. — Есть установленные процедуры, а вы их нарушили. К тому же эта досмотровая партия ваша состояла из сотни головорезов, что явный перебор. Они забрались на борт и попыталась арестовать команду. До осмотра. До!
— Они были в своём праве!
— Каким правом вы оправдываете попытку захвата товаров и людей иностранной державы? Мы ведь не воюем, чтобы действовали обычаи призовые. То, что учинили ваши люди — обычное пиратство.
— Какое пиратство⁈ Простой досмотр! Корабль декларировал один груз, а нам сообщили, что вёз другой — куда более дорогой. Поэтому мы и направили усиленную команду.
— И кто вам сообщил этот вздор? — сухо спросил император.
— Это не важно.
— Важно. Вы совершили нападение на судно Российской империи с целью ограбления. А теперь заявляете протест. Это наглость высшей пробы. — холодно процедил Николай Павлович. — С сего момента я объявляю вас персоной нон грата и предписываю в течение трёх суток покинуть территорию моей державы. Как хотите, куда хотите. В случае, если вы не сделаете этого, вас арестуют. Вы всё поняли?
— Да, — гордо вскинув подбородок, произнёс представитель Османской империи.
— И я очень хотел бы увидеть объяснений от султана, вместе с извинениями, а также наказанием участников пиратского нападения.
— Досмотра!
— Пиратского досмотра, — хохотнув, добавил Орлов. — Как это не называй, суть остаётся прежней. Вы хотели ограбить наш корабль. И кто-то за это должен ответить. А это вам, — произнёс он, протянув заранее заготовленную грамоту.
Посол ведь ломился на приём уже добрую неделю, и в канцелярии отлично знали — для чего. Вот и оформили. Загодя. И даже в газеты колонки подготовили, описывая эту историю в формате совершенно отчаянного хамства и варварства.
Посол вышел из кабинета.
Быстрым шагом прошёл по дворцу и добравшись до своей кареты, направился во французское посольство. Потом в английское. Требовалось договориться об эвакуации и отчитаться. Ну а потом к себе, дабы собрать вещи. Тут-то его и накрыли.
Зайти зашёл, а выйти не может.
Жандармы и полиция окрестный квартал оцепили, заявив, что обнаружен очаг прилипчивой болезни и всех, кто внутри сажают на недельный карантин.
Ну а что?
Обменный фонд сам себя не образует. Тем более что посла России в Турции продолжал сидеть в тюрьме по совершенно надуманным обвинениям. И теперь, быть может, его получиться «махнуть не глядя».
Правительство Николая Павловича действовало всё более дерзко и решительно. Входя во вкус. Тем более что предыдущие выходки с английским посольством закончились вполне благополучно…
— Ситуация накаляется. — мрачно заметил Дубельт, когда турецкий посол вышел.
— Нам бы годик ещё продержаться, а лучше два. Лазарев с Толстым задумали очень интересную комбинацию.
— Не дадут. — покачал головой граф Орлов.
— Согласен. Не дадут. — согласился Леонтий Васильевич. — Слишком грязно и мелко стали играть. Это значит — подпекает. Вероятно, они что-то прознали и не хотят давать нам этот год-другой.
— Надо бы Льва предупредить, чтобы на рожон не лез.
— Государь, он и так осторожен. Его головорезы могли высадить призовую команду турок за борт по частям. Головы в одну сторону, ноги в другую. Но они их просто макнули, предварительно разоружив и раздев донага.
— Раздев? Это ещё зачем?
— Не сдержались. — улыбнулся Дубельт.
— Шалуны… — покачал головой Николай Павлович. — А там действительно был другой груз?
— Нет. Обычный груз сельских инструментов, ножей и тесаков. А вот казна имелась. Её переводили для закупок в Мексике, Парагвае и Аргентине.
— С нашими фунтами стерлингами?
— Да. Три миллиона. Каким-то образом турки про неё прознали и, вероятно, хотели взять. Не удивлюсь, если там султан вообще ни при чём, а это всё инициатива на местах. Он просто оказался вынужден хоть как-то реагировать.
— По всей османской империи идут погромы христиан. Теперь совсем обнаглели — корабль наш попытались ограбить. Что дальше? — задал во многом риторический вопрос министр иностранных дел.
— Кровь, много крови. — мрачно произнёс Дубельт. — Мы же на такие провокации не поддаёмся. Значит, они зайдут дальше.
— Почему бы им самим на нас не напасть, раз так хочется?
— В этом случае англичанам и французам будет сложно обосновать своё вступление в войну на стороне турок. Им и сейчас это непросто. Приходится замалчивать погромы.
— А мы можем как-нибудь этому помешать?
— Лев Николаевич предложил напечатать информационные листовки о зверствах турок и распространять их по западным столицам. — чуть помедлив, произнёс Леонтий Васильевич.
— Мы можем это сделать?
— Увы… У нас слабая агентура. Мы последние годы в первую очередь занимались внутренними делами. Если мы начнет так действовать, то подставим людей. И им придется спешно бежать, спасая свои жизни.
— А нейтральные страны? — спросил граф Орлов.
— Вы много знаете по-настоящему нейтральных стран? — горько усмехнулся глава КГБ. — Но в той же Испании мы вполне можем заказать несколько десятков статей. Они турок не любят.
— Жаль, что венгры не согласились на наше предложение, — тяжело вздохнув, произнёс министр иностранных дел.
— Да ну, — отмахнулся император. — Они бы и не согласились. А насчёт листовок и газет. Леонтий Васильевич, сколько вам потребуется времени, чтобы подготовиться?
— Вы готовы пожертвовать нашей старой агентурой?
— Неужели это всё так сложно?
— Листовки нужно напечатать и переправить, а потом где-то складировать. Это само по себе — задача непростая.
— А если их печатать на месте? — спросил граф Орлов.
— Ну… — Дубельт задумался.
— Лекала переправлять и печатать там по мере необходимости. Чтобы избежать больших складов и перевозок.
— В принципе, да. Это будет хороший вариант. Однако распространение — самое уязвимая сторона вопроса. Если французская или английская полиция поймает человека, распространяющего листовки, то по нему выйдет на его старшего и так — до типографии тайной. Если они возбудятся и начнут искать, то очень быстро на них выйдут.
— И что вы предлагаете? — хмуро спросил император.
— Я думаю, что можно будет сделать редкие волны. — после некоторой паузы произнёс Дубельт. — Печатаем тираж. Типография переезжает. Люди же, привлечённые к распространению, нанимаются лишь один раз. Например, из числа бедноты и студентов. Потом готовим новую волну, вербуя новых распространителей.
— Ну что же… Это хоть что-то. — покивал Николай Павлович. — И как скоро мы сможем сделать такое распространение?
— Полгода, не меньше. Вероятно — год. Нужно подготовить независимые группы и оборудование для тиражирования листовок. Сделать закупки бумаги и краски, не привлекая внимания большим заказом. Да и с распространением… с ним не всё так просто.
— Займитесь этим.
— На какие риски я могу идти в отношение наших посольств и действующей агентуры?
В этот момент в дверь постучались.
И после доклада секретаря зашли другие представители ближнего круга. Те, кто находился в это время в Санкт-Петербурге. Из-за чего обсуждение аспектов информационной войны оказался отложен. Впрочем, Дубельт это был только раз. Дело-то новое, и требовалось всё тщательно обдумать.
Сама же беседа перешла в узкое прикладное русло. Подготовка к войне — хлопотное дело. Подходил к концу сезон навигации и требовалось каким-то образом перераспределить ресурсы по удалённым базам.
Например, решили направить пару новых восьмидюймовых пушек на Камчатку. На высоких лафетах. И хотя бы полсотни выстрелов в ним. А также озаботились минированием подходов к Кронштадту.
В оригинальной истории Борси Якоби разработал свою гальваническую мину только в 1854 году, как и Нобели пиротехническую. Однако тут дело пошло чуть скорее.
Лев Николаевич в беседах несколько раз оговорился о том, что Якоби мину уже изобрёл. Это оказалось неверным. В чём ему пришлось покаяться, дескать, ввели в заблуждение. Однако Лазарев за вопрос ухватился и морскую мину разработали и испытали ещё в 1849 году. На Волге. Благо, что дело не хитрое и не пыльное.
Лазарев в 1850 году мину одобрил.
На вооружение её приняли под обозначением «буй фарватера, якорный, особы». И заказали. Потихоньку начав накапливать в Кронштадте и Севастополе.
Льву заказали.
Ну а кому ещё?
А тот разместив заказы субподрядчикам, осуществлял лишь их сборку. Полегоньку. Где-то штук по двести в месяц. Мало. Но к августу 1851 года их уже накопилось без малого четыре тысячи…
А в это самое время в Казани происходило натуральное шоу.
Ко Льву Николаевичу тёща приехала.
Снова.
Театр он, конечно, уже построил. И такой, что загляденье. И оперу с консерваторией строил. Но театр толком не обжился. У него ещё не сформировалось нормальной труппы и репертуара. Из-за чего он представлял собой типичную провинциальную самодеятельность.
Покажешь такой? Засмеёт.
А он едкая особа.
И ей явно не нравилась идея того, что её дочка жила с мужем не в столице, а в Казани. Вот и цеплялась за что могла.
Поэтому Лев Николаевич решил следовать иной логике.
Ей требовалось продемонстрировать светскую жизнь. Но ту, к которой она привыкла, не получится. Всё же это действительно определённый уровень и традиции. С кондачка их не родишь. Значит, что? Правильно. Нужно предлагать альтернативу.
Разную.
Яркую.
Нестандартную.
Вот граф и организовал в Казани конвент фантастов. Просто выдернул всех, кто был задействован в его франшизах, оплатив им дорогу и проживание. И писателей, и художников, и сотрудников издательств, и даже иностранцев. Но тут, конечно, участие получилось чисто символическим — время поджимало…
— Мда… — только и выдавила из себя Наталья Викторовна, глядя на это всё. Ибо конвент был открыт как раз через день после её приезда, и она таки на него явилась. Чисто из любопытства.
Хмыкнула.
Покачала головой.
Впрочем, ругать или как-то иначе осуждать не стала. Литературный салон — дело для столицы привычное и важное. Тут же в ее понимании творилось что-то запредельное.
Не салон.
Нет.
Салонище!
Одних писателей приехало более сотни. И, что примечательно, они не просто напивались в тёплых компаниях, а вели дебаты, выступали и вообще — всем своим видом доказывали, что они «не просто так», как ей поначалу показалось: будто бы зять нагнал сюда случайных людей для вида.
Но нет.
Даже удалось встретить людей, фамилии которых были в столице на слуху.
А потом — настольные игры.
Не карты.
Нет.
Куда более интересные и яркие. И каждая такая встреча превращалась в увлекательную историю, которую участники придумывали сами. По мотивам задумок мастера. Что в представлении тёщи выглядело как развитие не то литературного салона, не то театрального. И производило эффект, притом немалый.
— Мама потрясена, — шепнула на самое ушко супруга.
— Мама молчит.
— О! Будь уверен, если бы ей хотелось прицепиться, она бы это сделала? А ей хочется, но она молчит.
— Может, она просто боится меня?
— Они и мне ничего не говорит. Поверь — это дорогого стоит.
— А чего шёпотом?
— Не дай Бог — услышит, и чисто из вредности гадостей наговорит.
— Не понимаю, если ей тут так не понравилось, зачем она приехала вновь?
— Ей понравилось. Иначе бы не приехала.
— Вот кошёлке старая.
— А я, значит, молодая? — смешливо фыркнула супруга.
— Никогда не понимал, почему твои родители всё ещё живут друг с другом.
— Связь, мой милый. Связи. Именно из-за хлопот моей мамы братец крутит роман с великой княжной Марией. При живом мужем. Да и вообще — именно на её знакомствах и личном влиянии была построена карьера отца. Не удержался он, да. Но даже то, что он всё ещё остаётся на значимом посту — её заслуга. Так что ты будь с ней поласковее.
— Ты же сама рассказывала, как психанула в прошлый раз.
— Психанула. Но я её дочь и мне она многое простит, а ты — нет. Люби её, холь, лелей и получишь серьёзного помощника в делах. Пусть и не явного. Уж она умеет нужным людям слово замолвить.
Лев кивнул.
После чего направился к гостям.
Врала его супруга, выгораживая мать, или нет — он не знал. И выяснять не собирался. Лишний кулуарный тяжеловес в его делах совсем не повредил бы. А тут даже Александр Григорьевич Строганов относился к своей жене с пиететом и осторожности. Это явно бросалось в глаза. И вряд ли просто так — тёплыми их отношения не назвать.
Сложатся ли у них нормальные отношения?
Как знать… как знать… Но он решил потешить немного тёщу. Рассчитывая на помощь в перспективе. В конце концов, он сидит тут, а она в столице и банально больше всяких сплетен знает. И ему хотелось бы быть в курсе всей это подковёрной игры. Хотя бы для того, чтобы понимать — с кем как себя ставить, а кого вообще избегать от греха подальше…