1853, октябрь, 29–30. Лондон
Лорд Палмерстон стоял бледный перед парламентом.
Его судили.
Не королева, но парламент. Ибо иначе решить этот вопрос было никак нельзя, чтобы не создавать слишком опасные инциденты…
— Вы осознаёте, что натворили? — холодно спросила королева.
Лорд вскинулся.
— А что я натворил, Ваше Величество?
— Вы этого не понимаете?
— Я защищал со всем отчаянием интересы вашей короны! И шёл ради короны на всё. Хотя адмиралы игнорировали мои предупреждения. Генералы тоже. Но виновным объявили меня.
— Следите за тем, что говорите! — процедил спикер.
— Прошу меня простить за правду. Но вы ответьте, где те адмиралы, которые смеялись над моими предупреждениями? Мне говорили, что я ничего не понимаю в кораблях и флоте. А теперь русские разгромили наш флот. И это, очевидно, не случайность, так как они это провернули дважды. И что же? Виноват я?
— Мы не обсуждаем сейчас их вину. — холодно и строго произнёс спикер.
— Да. Вы правы. Мы сейчас обсуждаем, как сделать так, чтобы за них отвечал только я. Виновны они, а вину вы переносите на меня.
— Они все отрицают ваши слова. — заметил спикер.
— Я это говорил им в присутствии Её Величества, притом неоднократно.
— Это так? — поинтересовался спикер у королевы Виктории.
Та несколько секунд молчала, после чего отрицательно покачала головой, не глядя, впрочем, в глаза лорду Палмерстону. Кротко потупившись.
— Как вы могли… — с горечью произнёс он.
— Как вы могли лгать в присутствии королевы⁈ — повысил голос спикер. — Да ещё наговаривая на неё!
— Я более ничего не скажу. Если вы решили сделать меня жертвенным бараном, то едва ли я способен этому помешать. — с нескрываемым презрением процедил Палмерстон.
После чего демонстративно отвернулся от спикера и королевы, так, продемонстрировав им спину. Отчего по парламенту прошла волна возмущения.
Суд, впрочем, это не остановило.
Обвинения сыпались за обвинением. Разные. Включая совершенно кошмарные, вроде убийства короля Пруссии и многих членов его семьи или организации переворота во Франции, приведшей к свержению Бурбонов. На него вдумчиво и со знанием дела вешали всё вскрывшееся грязное бельё британской внешней политики.
Он же молчал.
А следующим утро его обезглавили в Тауэре.
Почему?
Ведь прецедент. Серьёзное наказание целого лорда! Обычно им всё сходило с рук, либо ограничивалось чисто символическими последствиями. Максимум — ссылкой в колонию, да и ту могли позже отменить, если он был нужен или как-то там отличился.
А тут казнь.
Притом быстрая. Как в старые-добрые времена Тюдоров.
Отчего так?
Паника.
Всему виной была жуткая паника, которая охватила Лондон! Уничтожение экспедиционного корпуса и разгром объединённого флота напугали англо-французские элиты до крайности. И это — мягко сказано. В сущности, ведь произошло что? Правильно. Великобритания утратила способность защищать свои морские коммуникации. Даже Ла-Манш! А десантная операция в Босфоре их натурально добила.
Это была уже даже не паника.
Нет.
Настоящая истерика, при которой руководство Великобритании хваталось за десятки самых разных проектов. Пушки, мины, броненосцы и прочее. Им было плевать. Они просто боялись… жутко боялись, что к ним зайдут и за всё спросят. Вот и старались «родить» хоть что-то. Параллельно старательно пытались выиграть время.
Русские завязли в Османской империи.
Это радовало.
Но ведь остальные игроки тоже зашевелились, почуяв, что британский лев превратился в старую, беззубую кошку. В первую очередь французы, которых они старались хоть как-то и хоть чем-то занять. И у них получалось.
Ну… так… очень условно.
Во Франции опять получилась революционная ситуация. Обычная, впрочем, для хаотичной природы кельтов. Только плесни маслица — огонь теплился всегда. Тут же — военная катастрофа и феноменально провокационное интервью Толстого, от которой вся страна забурлила так, словно в нужник кто-то ведро дрожжей высыпал.
Луи Наполеон пытался собрать в кулак хоть какие-то войска. И стремился навести порядок в столице. Ведь, как известно, успешные революции обычно именно в них начинаются. Но получалось у него это плохо. Ведь одно дело, когда за тебя работает британская агентура, компенсируя невеликие личные данные, и совсем иное, когда она пытается мешать.
Надолго ли это? Неясно. В любой момент весь этот «воспалённый нерв» мог канализироваться в ненависть к англичанам. Вполне законную. И всё… поэтому обитатели Туманного Альбиона шевелились как могли. В том числе и вот так — снижая накал международного негодования…
— Это ужасно… просто ужасно, — стоя у окошка Тауэра и наблюдая за казнью, произнесла королева.
— Он был мерзавцем. Чего его жалеть? — пожал плечами принц Альберт.
— Он был преданным нам мерзавцем.
— Предавший своих. Нет, моя дорогая, он лишь удобная гниль. Не более. А этих, — кивнул он на повешенных журналистов, — да, вот их жалко.
— Думаете, оно того стоит?
— Думаю. Николай не злой человек и не станет перегибать с насилием. К тому же России не с руки воевать с нами. Во всяком случае, серьёзно и на нашей территории. Ему надо красиво закончить войну. Не более.
— И забрать черноморские проливы.
— Сейчас мы не в силах ему в этом помешать.
— А потом? Мы потом будем способны это сделать?
— Обязательно. В одном был прав этот ирландец, — кивнул принц Альберт на обезглавленное тело. — В России не так много людей, которые весь этот взрывной успех продвигают. И их устранение…
— Хотите закончить также? — холодно поинтересовалась королева, перебив визави.
— Вы серьёзно? — немало удивился муж.
— Кажется всем уже понятно, что началась игра, в которой цена ошибки — смерть.
— Неужели вы решитесь меня обезглавить?
— Я — нет. Но если верно то, что говорил этот ирландец, то нам нужно очень сильно взвешивать свои поступки. Если не хотим случайно умереть. Я вчера получила письмо от Святого престола. И там считают, что Лев не только Меровинг, но и глава ордена Тамплиеров. И они сейчас это собираются официально провозгласить. Вы понимаете, ЧТО это значит?
— Если это правда.
— Совершенно очевидно, что с ним дело нечисто.
— Это может быть мистификация.
— А если нет? Представь на минутку, что это не мистификация. Включая всю ту жуть с обращением в живых мертвецов и общения с древними богами. Афина и та, львица из древнего Египта. Это же кошмар! Зато отлично объясняет всё.
— Да, но это слишком простое объяснение. Поэтому я не склонен в него верить. Неправдоподобно.
— Если у вас есть что-то лучше?
Принц Альбер промолчал.
— Даже если это мистификация… Лев смог с группой вооружённых мужчин проникнуть в Лондон и творить здесь всё, что его душе угодно. В самом его центре. А ведь он мог бы заглянуть не к этому ирландцу, а к нам в гости. И просто убить. Всех убить.
— Мы же готовы. Мы выставили часовых.
— Вы сами-то верите в то, что это хоть как-то их остановит? — покачав головой, поинтересовалась королева Виктория.