Железный лев. Том 4. Путь силы

Часть 1 Глава 10

1851, октябрь, 12. Санкт-Петербург

— Это зашло слишком далеко! — возмущённо воскликнул граф Орлов, входя к императору.

— Что зашло⁈ — напрягся Николай Павлович.

Весь вид его министра иностранных дел и его речь диссонировали с ситуацией. С такими словами заходить к императору — явный перебор. Но он был явно чем-то взвинчен и возмущён.

— Все православные храмы Святой земли султан передал французским католикам. А те ограничили в них доступ для всякого не католика и не униата.

Император посерел лицом. Страшно.

Молча.

Наконец, совладав с накатившей на него яростью, он процедил:

— Через пять часов прошу быть с докладом. А пока оставьте меня.

И Орлов выскочил от него словно ошпаренный, просто чтобы не попасть под горячую руку. А то вон — Чернышёв доигрался. Получил в дар имение где-то на Алтае. И отправился туда поднимать хозяйство. Судя по всему, пожизненно. Так как цесаревич к нему тоже особенного тепла не питал. А Лев Николаевич, затейник, послал ему туда альпак, которых пытался уже который год разводить на Кавказе.

Справедливости ради нужно отметить, что Чернышёв старался на своём посту. Исполнял со всем радением все распоряжения императора. В силу своих способностей. И с перекосом в показуху, которую государь особенно ценил. То есть, не был в чём-то явно виновен. Просто покладист, в отличие от этой «колючки» Лазарева.

И он бы сохранил пост.

Император ценил преданность. Но в голове Александра Ивановича что-то перемкнуло, и он словно бы задался целью довести своего друга — Николая Павловича до белого каления. И сколько старался! Несколько лет к ряду проверяя терпение императора.

И тот держался.

Тех, кого Николай Павлович считал своими или лично преданными, он почти никогда серьёзно не наказывал. Поэтому Орлову едва ли что-то грозило в сложившейся ситуации. Но он всё равно не стал испытывать судьбу и медли. Всё же ТАКОГО выражения лица у императора он ещё никогда не видел.

Он вышел.

Перевёл дух.

Добрался до кареты.

Прокатился по делам в своё ведомство, подбирая документы и просматривая свежие материалы. И в назначенный срок вошёл чинно в приёмную, где, рассевшись на диванах, ожидало всё Политбюро.

Заметив последнего посетителя и сверившись с часами, секретарь постучал к императору. И минуту спустя запустил всех, приняв пожелания по напиткам и закускам.

Встреча ожидалась долгой и сложной.

Возможно, очень долгой…

— Алексей Фёдорович, повторите всем присутствующим утреннюю новость.

Граф Орлов встал и максимально нейтральным тоном произнёс это известие про передачу православных святынь католикам.

— Я хочу добавить, — подал голос Дубельт.

— Прошу.

— По моим каналам утром пришло известие о том, что группа православных паломников возле Иерусалима была ограблена и продана в рабство. Деталей у меня нет. Я думал — неудачная шутка. Но, судя по всему, нет.

— Час от часу не легче… — ахнул Николай Павлович, для которого религия была не пустым звуком и не формальностью.

— Погромы христиан идут непрерывно по всей Османской империи. — добавил граф Орлов. — За исключением католиков и протестантов. Армян так и вообще открыто режут, если они не уходят, бросая всё своё имущество из своих домов.

— Очередная провокация, — кивнул глава КГБ. — Одна провокация за другой.

— Государь, но на эту нужно ответить. — нахмурившись, заявил Орлов. — В Европе всё громче раздаются голоса о том, что мы слишком ослабли. Всё чаще поднимается вопрос о создании общеевропейской коалиции с тем, чтобы нас «поставить на место», как говорят.

— Что Персия? Какой у неё настрой? — поинтересовался император.

— Ждут. — подал голос Милютин. — Неделю назад получил депешу от Ермолова. Тихо и никаких явных движений у границ. Торговцы в прибрежных городах тоже ничего опасного для нас не видели.

— Как скоро к нему дотянут телеграф? — спросил Дубельт. — Все эти депеши много времени у нас крадут.

— Месяц, максимум два и он дойдёт до Тифлиса. В Севастополь и Одессу — до весны будущего года.

— Долго… слишком долго… — покачал головой глава КГБ.

— Какими силами располагают персы? — вернулся к интересующей его теме император. — Если прямо сейчас нападут на нас.

— На этот вопрос совершенно невозможно ответить. У них идёт активное восстание и бои правительственных войск с повстанцами. — ответил Милютин. — Но их деятельность прослеживается в Западном Туркестане, где идёт активная подготовка к массированным набегам. Если верить перебежчикам, то совокупно до пятидесяти, может даже до шестидесяти тысяч поднимается в ружьё.

— Мы сможем их сдержать?

— От Самары до Орска уже развёрнута железная дорога. Накоплены магазины с припасами. Из казаков и драгунов сформировано две бригады на верблюдах. Вооружены они пока по-старому — дульнозарядными ружьями. Но с новыми пулями расширяющимися, так что бьют дальше.

— Они справятся?

— Перовский уже полгода работает над этим вопросом. Толстой предоставил ему пять аэростатов, которые позволяют вести дальнюю разведку очень хорошо. Сейчас идёт налаживание связи между удалёнными фортами и крепостями. Преимущественно телеграфной, подземной. Провода в каучуковой трубке обматывают тканью на горячую. А потом закапывают, глубже полосы промерзания.

— Какая генералу Перовскому нужна помощь от нас?

— Стрелковое оружие, обещанное Львом, Государь. Если выдать этим двум бригадам верблюжьей кавалерии нарезные карабины Шарпса и хотя бы по одному револьверу — их огневое могущество возрастёт чрезвычайно.

— Сколько им требуется?

— Генерал Перовский просит не меньше десяти тысяч карабинов и такого количества револьверов. Здесь с некоторым запасом, но у него есть и вспомогательные подразделения, а также требуется какой-никакой запас.

— Это… это много. — покачал головой Николай Павлович.

— Государь, завод Шарпса ежедневно производить по пятьдесят винтовок, двадцать карабинов и двадцать пять револьверов[1]. Ежедневно. — заметил военный министр. — У нас вполне есть это оружие.

— Часть идёт в брак, да и трудятся они не каждый день. — возразил император.

— По отчёту, который я видел, на складах в Казани числится тридцать две тысячи винтовок, двенадцать тысяч карабинов и пятнадцать тысяч револьверов.

— И вы хотите Перовскому отдать практически все запасы карабинов и револьверов?

— Да. Потому от пятидесяти до шестидесяти тысяч степных всадников — это серьёзная угроза. Полагаю, что если она получит развитие, то и Персия открыто полезет. Нам ведь придётся снимать войска с Кавказа для защиты Волги и Урала.

— Ну… хм…

— К тому же мы оставляем запасы для перевооружения пехотного корпуса.

— А его хватит? Если полезут и англичане, и французы — солдат они в состоянии понагнать очень прилично. До полумиллиона уж точно.

— Государь, — вмешался граф Орлов, — я полагаю, что если начнётся война с турками, то англичане с французами сразу не полезут. Они дадут нам завязнуть покрепче на Балканах и в Закавказье.

— Какие у нас сроки?

— Если прямо сегодня объявим им войну и откроем военные действия, то вряд ли раньше лета или даже осени будущего года полезут.

— А что мы можем прямо сейчас? — подал голос Дубельт.

Император жестом его перебил и уточнил вопрос:

— Какая диспозиция у турок?

— Турки сосредоточили свои основные силы на Балканах на линии от Варны до Плевны и далее. — начал докладывать Милютин. — То есть, на некотором удалении от Дуная. Это позволяет им иметь возможность сосредоточения для отражения десанта. Группировка же в Варне нацелена прежде всего на предотвращение десанта, как в прошлый раз. Здесь у них добрая половина всех войск.

— А на Кавказе?

— Относительно немного войск, которые расположены от Батуми до персидской границы. Здесь у них вся оборона выстраивается от обороны перевалов и горных троп. Насколько мне известно, именно в Закавказье у них сосредоточено наибольшее количество нарезного оружия.

— А столичный гарнизон? Резервы?

— Да, но небольшая. Ещё группировка стоит возле границы Греции и в Леванте. Кроме того, они могут подтянуть кое-какие войска из Египта. Совокупно у них около двухсот тысяч, если они сумеют поднять всех.

— Конкретно на Балках сколько стоит?

— Против Дуная и под Варной где-то около восьмидесяти тысяч.

— А на Кавказе?

— Тысяч двадцати. Но они там довольно сильно размазаны.

— А флот?

— Османским флотом мы можем пренебречь, — решительно произнёс Лазарев. — Он состоит в основном из тяжёлых фрегатов, лишённых бомбовых пушек. Мы их разнесём в пыль и прах. Главное — навязать решительное дело.

Император задумался.

Милютин же продолжил:

— Ермолов вряд ли сможет выставить против турок больше десяти — пятнадцати тысяч на Кавказе. На Дунай же мы можем двинуть полноценный армейский корпус, если без раскачки и перегруппировки.

— Опасно… — заметил Лазарев.

— И мы пока не можем ему передать винтовки. — добавил задумчиво Николай. — Или можем?

— Лучше повременить, — согласился с императором военный министр. — Тем более что этот корпус полностью завершил реорганизацию и имеет отменную боеспособность.

— Сколько времени нам потребуется для сосредоточения там двух-трёх корпусов?

— Месяц — полтора, может быть — два. Погода не способствует. Распутица, а дальше холода. Сейчас не лучшее время для начала кампании.

— Но и игнорировать выходку османов мы не можем!

— Государь, — произнёс Лазарев. — Вы позволите?

— Да. Конечно.

— В переписке со Львом Толстым мы обсуждали тактику применения морской пехоты. Пытались представить то, как будет развиваться ситуация, чтобы в неё можно было вписаться с умом. И то, что сейчас случилось, было одним из первых вариантов. Он тогда предложил поступить действовать молча, но нагло. То есть, используя имеющиеся силы, форсировать Прут и начать занимать Молдавию, а потом и Валахию.

— Не объявляя войны?

— Да. Именно. Султану же отправить ультиматум со сроком исполнения в три — четыре месяца. Причём подобрать требования таким образом, чтобы имелся смысл в этих трёх-четырёх месяцах. Это позволит нам выиграть время и осуществить переброску войск, начав кампанию сразу, как просохнут дорогу.

— Турки же успеют подготовиться. Слишком будет очевидным развёртывание. — заметил военный министр.

— Пускай готовятся, — улыбнулся Лазарев. — Зря же мы готовим морскую пехоту?

В этот момент в дверь постучался и осторожно вошёл секретарь.

— Что случилось? — крепко напрягся император, так как прекрасно знал: во время совещаний тот заглядывает только, если случится прямо действительно что-то из ряда во выходящее.

— Государь… Николай Павлович, — растерянно и как-то потерянно произнёс он. — Там… там…

— Что «там»?

— На Сенатскую площадь прибыл пробег паровых машин из Казани! — гаркнул через его плечо какой-то незнакомый голос.

— Кто там? Войдите! — скомандовал император. — Доложись, как должно.

— Инженер Александр Горбов. Привёл колонну механических грузовых повозок на паровой тяге из Казани в рамках опытового пробега.

— Сколько шли? — оживился Милютин.

— Неделю своим ходом. По дорогам, что для дилижансов и повозок держали. Обошлось без больших поломок и долгих остановок. Мелкие неисправности устраняли во время предусмотренных расписанием стоянок.

Император несколько секунд помедлил, после чего решительным шагом направился на выход. Бросив этому инженеру:

— Веди! Показывай!

Остальные члены Политбюро ринулись следом. Стараясь не отстать от императора…

[1] Согласно этой выкладки завод Шарпса имел годовую мощность в 18250 винтовок, 7300 карабинов и 9125 револьверов. В идеале. Без учёта выходных и некоторого брака. Из-за чего общая выделка где-то на 20–25 % ниже.