1852, август, 25. Под Саратовом
— Всё выше, и выше, и выше пускаем в полёт наших птиц. И в каждом реакторе дышит спокойствие наших границ… — бурчал себе под нос Лев Николаевич вольную импровизацию марша авиаторов.
Ну не помнил он её.
Мотив только.
Выпив изрядно, любил спеть, но это было так давно, что уже и неправда. Поэтому импровизировал «от бедра».
— Странные у вас песни, — заметил Путилов, стоявший рядом.
— Да я и сам не вполне нормальный, — хохотнул граф. — Впрочем, не обращайте внимания — это пустой набор слов. Просто для рифмы.
— Да? А мне показалось чем-то осмысленным. Только не всё понятно. Эти реакторы. Как в них может дышать спокойствие границ?
— Если они ядерные — может.
— И что это значит?
— При расщеплении урана или там плутония выделяется много энергии. Что открывает огромные возможности. Представь, сколько электричества мы тратим на плавки металла? Вот. Это миллионная или даже миллиардная доля того, что можно снимать с хорошего ядерного реактора, генерирующих электричество. Через что он безопасность и обеспечивает, давая прорву энергии для развития.
— А… — открыл рот Путилов и закрыл.
Немного подумал, но всё же спросил:
— А уран и плутоний — это что? Это ведь не планеты, верно?
— Верно. Это металлы: тяжёлые и радиоактивные. Их ещё не открыли. И да, не болтай пока про это. Рано о них.
— Рано?
— До этих технологий ещё полвека минимум. Если дурить не станем. И что куда печальнее, вместе с ним появляется ядерная, а следом и термоядерная бомба. Ежели кинуть две-три такие на наш нынешний Санкт-Петербург, так там одни руины и останутся.
— Боже!
— Будущее опасно. И к нему нужно относиться с умом. — назидательно произнёс Лев Николаевич. — Так что не болтайте.
После чего вернулся к бормотанию песенки.
Другой.
Разговор этот вызвал у Толстого в воспоминаниях знаменитую поделку:
— Медленно ракеты уплывают вдаль, встречи с ними ты уже не жди. И хотя Америку немного жаль у Европы это впереди…
Путилов ещё чуток поглядел дико на своего нанимателя. Перекрестился тайком. И повернулся к полю, куда и Лев глядел.
А там — страда.
Зрелые хлеба убирали жатками, которые тянули лёгкие трактора с калильными двигателями. Этакие LanzBuldog, только не совсем примитивные. Так как Лев Николаевич, создавая их, ориентировался на финальный вариант. Что и наложило свой отпечаток.
Тарахтели эти аппараты дай боже!
Двухтактные.
Они работали оборотах на двухстах пятидесяти. Что создавало удивительную мелодику работы. Ну и вибрации.
Двадцать пять машин…
Двадцать пять!
Никогда ещё в мире нигде не было ТАКОЙ концентрации техники «в полях». Да ещё в сельском хозяйстве. Один-два передвижной паровой двигатель. Ну паровой трактор один-два[1]. А тут — двадцать пять аппаратов!
— Лепота! — вдохновлённо констатировал граф.
— Темпы жатвы невероятные! — согласился Путилов.
— За сегодня дожмут?
— Или завтра. Но завтра до полудня, максимум.
— Так надо предложить местным — окрестным услугу жатвы. Сделаем машинно-тракторную станцию и будет продавать быструю вспашку или жатву всем в округе. За недорого.
— Как мир меняется… Боже мой… прямо на глазах.
— А раньше не менялся?
— В России? — усмехнулся Путилов. — У меня было ощущение, что чиновники задались своей целью не пущать и не давать.
— Ой да по-разному было! — перебил его Лев. — Аракчеев артиллерию нашу ведь модернизировал? Вот. А потом Михаил Павлович сделал её лучшей.
— То проблески, Лев Николаевич. Проблески. Мне даже казалось порой, будто бы какой злой волшебник проклял нас. Помните эту историю с Лобачевским?
— Какую именно?
— Когда только после признания его в Европе наши зашевелились. Словно и нет у нас ничего. Ни людей, ни ума. Всё в рот соседям заглядываем. Да оно и понять можно. Там за границей, действительно много всего по уму сделано. А у нас пока почешутся, пока отмерят десять раз, а потом ещё столько же по столько…
— И к чему вы мне это говорите?
— К тому, что сейчас не так. Вот, — махнул он рукой на трактора. — Это для меня сказка. Что баба Яга в ступе. Скажи лет десять назад — я бы только посмеялся. И это только уголок полотна. Как мы запустили выработку угля добрую — сразу Пермь с округой ожили.
— Раньше же ожило всё… раньше, — улыбнулся Лев.
— Раньше, но не так. Был островок в Казани и рядом с ней. А теперь шире. НАМНОГО шире. За это год удалось почти на треть увеличить выплавку чугуна у нас тут. Представляете?
— В руду упёрлись?
— Да. В неё. — покосился на него Путилов. — Люди на пределе.
— Видите — ещё один участок для модернизации. Если добавить туда трактора, экскаваторы, взрывчатку и отбойные молотки — ситуация крепко улучшится. Плюс логистика. Нужны железнодорожные ветки от рудников и карьеров к доменным печам.
— Экскаваторы, — покачал головой Николай Иванович. — Нам бы один сделать.
— Мы же перекупили тот образец. В чем проблема?
— Да, но вы же хотите всё в нём переделать! К тому же едва ли получится простым образом его применять на рудниках. Он же по железным дорогам ходит и для их строительства создан.
— А чего переделать? Что не так в моей просьбе?
— Всё. Нам приходится придумывать новую технику по мотивам этого образца.
— Да ну… Только приводы же. И, кстати, добавьте потом ещё два варианта этой штуки сделать. На базе парового грузовика. Вместо бортовой платформы поставить кабинку лёгкого экскаватора, питаемого от основного котла. Пусть даже с ковшом на четверть куба. Да со сменой ковша на отбойный молоток здоровенный. Хм. И ещё на вибратор для забивания свай. И… да, нам нужен ещё передвижной подъёмный кран.
— Перевернётся грузовик. — покачал головой Путилов.
— А вы сделайте отводимые от рамы в стороны четыре лапы с опускаемыми упорами. На домкратах.
— Оу…
— Главное — продумать толковую конструкцию для того — железнодорожного экскаватора. Дальше уже всё проще пойдёт. Паровой кран нам, кстати, тоже на железной дороге нужен.
— Лев Николаевич, у нас с этим неразрешимые пока трудности. Нам нужно как-то передавать пар под давлением в пятнадцать атмосфер по гибкому соединению. И с этим — беда. Вы ведь хотите, чтобы двигатель стоял неподвижно на основной платформе.
— А в чём там проблема?
— В гибкой магистрали для передачи перегретого пара.
— А зачем там? Просто от котла по раме идёт трубка к поворотной платформе. Там поворачивается на девяносто градусов и идёт вверх. Собственно, нам нужен только уплотнитель, так как на этой трубке будет вращаться приёмник. Думаю, подойдёт вариант, как для штока поршня у машин двойного действия.
Путилов уставился на Льва задумчиво. Тот же продолжил:
— А дальше поршневой насос высокого давления для масла. Чтобы гидравлика работала. И всё.
— С ней тоже беда, — покачал головой Николай Иванович. — Почему вы не хотите использовать тросы? Это радикально проще. Дадите добро — месяца через три первый опытный образец будет. И лёгкий экскаватор на тросах тоже можно сделать.
— С гидравликой совсем нет?
— Время нужно. Опыты проводить. Боюсь, что если делать гидравлический, то в ближайшие лет десять ничего не получится.
— Я слышал, что в Англии на заводе Элсвик уже много всего гидравлического делают.
— Много — не всё и у нас, увы, не Элсвик. Мы, конечно, за эти годы буквально ворвались в будущее и многое освоили передовое. Но не всё. Увы. С гидравликой у нас пока всё плохо. Вы же помните, сколько мы мучались, когда делали привод орудий для броненосцев.
— Хорошо, давайте делать на тросах. — тяжело вздохнув, произнёс Лев Николаевич. — Но по гидравлике работ не останавливайте. Она нам очень нужна. ОЧЕНЬ.
— Мы работаем, работаем. — покивал Путилов. — Но, если честно, я вас не совсем понимаю. Паровой кузнечный молот — отличное решение. И оно более чем закрывает все наши нужды. Чем он вам не угодил?
— Не все нужды, — покачал головой граф. — Чем не угодил? Ну, смотрите. Для цехов разумнее бы было делать пневматические молоты, а не паровые. Просто чтобы в случае аварии народ не обваривался. И лишний воздух там уж точно не помешает.
— Это… это вполне решаемо. — кивнул Путилов. — И да, действительно, в цехах, где надо много ковать — пневматика лучше, чем пар. Хотя и без неё можно прожить. Но на больших усилиях это едва ли возможно.
— А вот там как раз нужна гидравлика. Я бы вообще ушёл от паровых молотов. Нет, они хороши. Только рядом с ними очень жарко, и при аварии окружающие их люди могут свариться заживо.
— Вы сгущаете тучи, Лев Николаевич. Это же не взрыв котла.
— Может и сгущаю, — кивнул граф.
— У нас уже есть хорошо отлаженный паровой молот с усилием в десять тонн.
— И его нам не хватает. Сильно. Вспомните, сколько мы мучались с гребными валами.
— Да… Но их бы вообще полыми делать… тяжёлые больно. Мда… Но мы же справились?
— Скоро начнётся гонка вооружений и нам придётся ковать большие орудия, много тяжелее этих восьмидюймовок… и плиты брони толстые. А чем мы это делать будем? Тут или молот паровой ставить тонн на сто, или заниматься гидравликой. Но ей так и так придётся заниматься. Заготовки нужно же как-то ворочать. А они по пятьдесят-сто тонн будут. Вот ей-ей. Страшное дело.
— А скоро это когда?
— Да бог их знает? Как англичанам и французам по сопатке дадим, так у них истерика и начнётся. С неё отмеряйте годиков десять-пятнадцать. И готово — там будет в полный рост пушки по пятьдесят тонн весом и толстенные плиты брони в десять и более дюймов. Понимаете? Нам было бы очень неплохо к этому моменту уже иметь всё необходимое оборудование.
— Лев Николаевич, если мы будет бегать за будущим, то упустим настоящее, — покачав головой, возразил Путилов. — Нужно жить уже сейчас. А мы, на минуточку, не может наладить выпуск шестидюймовых нарезных пушек.
Граф нахмурился.
— Да, Лев Николаевич. Мне приходится постоянно читать гневные реляции морского министра. И здоровья они мне не добавляют.
— Понимаю.
— В выражениях Михаил Петрович не стесняется.
— А ещё пушки лёгкие для полевой артиллерии. Да снаряды для них всех. И… да много чего ещё. Эти паровые молоты остро нужны нам. Да даже для Шарпса. Он давно просит лёгкие паровые молоты для выделки стволов. Хотя бы штук двадцать. У него ведь всё в стволы упирается.
— Хорошо, Николай Иванович. Что вы предлагаете?
— Прямо сейчас запускать в производство доведённые молота по десять тонн. Штук сто. Пусть даже половина пока отправится на склад. Дальше заняться изготовлением хотя бы пяти тонн по двадцать пять. Для валов и пушек.
— Может, пятидесяти тонн?
— Прямо сейчас мы едва ли это осилим. Как вы сами любите говорить, нужно есть слона по частям — маленькими кусочками. Эти десятитонники сильно ускорят многие работы. В том числе и по выпуску этих всех экскаваторов и кранов. Их надо делать сейчас, Лев Николаевич. Их. И не морочить голову правильным и техническими изящными решениями. Для нас сейчас главный критерий один — чтобы работало.
— Не хочу… но согласен. Серьёзно.
— Отлично! — воскликнул Путилов и потом, словно спохватившись, уточнил: — А почему не хотите?
— Головокружение от успехов у меня, видимо. Хочу слишком много. Так что да, друг мой, вы правы. Время не ждёт. Давайте делать то, что должно, а не то, что правильно и идеально.
— У нас, у всех это головокружение, как я порой думаю. И да… совсем забыл вам сказать, модель паровой турбины на днях запускали.
— Новую?
— Да. И она прожила двадцать четыре часа.
— А потом?
— А потом её выключили. — улыбнулся Путилов.
— То есть, у нас получилось?
— Вероятно. Пока мы не хотим загадывать. Судя по всему, идея с легированной сталью сработала. — продолжал улыбаться Путилов. — Сейчас закончим её разбирать и изучать износ узлов. Ну и где-нибудь через неделю запустим на полный цикл испытаний — пока не заклинит.
— Под нагрузкой?
— Сначала — нет. Зачем?
— Ставьте сразу под нагрузкой. Мы хотели генерировать с её помощью электричество? Вот пусть и крутит генератор.
— Мы и эти сутки без нагрузки крутили.
— Зачем она нам вообще нужна без нагрузки? — улыбнулся Лев Николаевич. — Ставьте-ставьте. И запускайте. Очень интересно, что у нас получится. Ибо если всё сложится… это же новая веха!
— У нас и текущей вехой что-то делать надо. — буркнул Путилов. — Изыскания по плотине на Вятке закончились. И нам потребуется для неё много водяных турбин. Тех, что мы уже наловчились мало-мало делать. Либо несколько, но куда более мощных. В разы. Поэтому я не уверен, что нужно начинать делать плотину.
— Мы когда у гидроэлектростанции, что на Казанке стоит, перейдём к выпуску селитры?
— Так что по Вятке?
— Ответь про Казанку.
— Корпуса построены. Часть оборудования смонтирована. Турбины и генераторы протестированы. Ждём только отмашку императора. Война же. Селитра нужна.
— Что же всё не слава богу-то… — покачал головой граф. — А новые реакторы мы можем изготовить?
— Пока нет. Механический завод перегружен.
— Паровые молоты он может делать, а реакторы нет?
— Да. У паровых молотом большая их часть — чугунное литье от смежников. Много общих деталей и узлов с паровыми машинами. А то немногое отличное несложно изготовить в самые сжатые сроки. Реакторы же… с ними всё крайне непросто.
— То есть, плотина пока простаивает?
— Ещё есть запас для воды. Но до весны нужно запускать обязательно. Иначе в пустой сброс пойдёт.
Лев потёр виски.
— Вы не переживайте так, Лев Николаевич. Мы пока Казанка по нижнему течению без воды стоит, приводим в порядок её русло. Губернатор просил меня особо до весны не пускать турбины. Поэтому я вас и не беспокоил.
— А что до весны бы изменилось? Император дал бы разрешение остановить на несколько месяцев выпуск селитры?
— Реакторы бы сделали. Мы сейчас ищем смежников для выпуска заготовок и отдельных узлов. На заводе надо будет только их довести да доделать и собрать.
— Ну ладно… действуйте. Честно говоря, я бы волевым усилием просто остановил селитряный завод, сославшись на поломку, и всё перенёс. Но раз Сергей Павлович просит…
— Очень просит. Говорит, что русло красивое надо сформировать в черте города. Чтобы не очень широко и в каменном русле. Прогулочную набережную там хочет сделать с клумбами, лавочками и прочими красотами.
— А чего не со стороны Волги? Впрочем, неважно. — буркнул Лев и нахохлился.
Научно-технический прогресс его невероятно радовал. Но с каждым месяцем, а местами с каждым днём ему казалось, будто он тонул в этом болоте. Будто бы его проекты чем дальше, тем больше жили своей жизнью. И внести какие-то коррективы становилось всё сложнее.
Вот как сейчас.
У него был план.
И он хотел ему следовать. Да вот беда… люди. Он был почти уверен, что это Шипов решил воспользоваться моментом для украшательства города. Вот Путилов ему и подыграл. Может, даже и не бесплатно.
Разогнать?
Потопать ножками?
А зачем? Что принципиально это изменит? Плотину построили. Водяные турбины для неё тоже и генераторы под них. Оставалось дело за малым — запустить это всё. Сейчас или через год — не так важно. На самом деле вопрос-то не горел. Той же селитры производилось достаточно.
Граф вздохнул.
Несмотря на определённый флёр негативных эмоций, они носили субъективный характер. Устал он очень. В отпуск ему надо. Хороший такой отпуск. На месяц, а лучше на два. Чтобы просто перезагрузиться.
Да кто же отпустит?
Да и когда?
А может дело и не в этом, а в делах, из которых, как ему показалось, ушла чертовщинка и романтика 1920-х, характерная для него раньше. Он ведь раньше пёр вперёд словно комиссар в потёртой кожаной курткой, меня окружающий его мир усилием воли. Это вдохновляло.
Сейчас он тоже меняет.
Но… все его проекты стали какими-то обычными, что ли. Тот же сбор тракторов на станках, которые имели точность на уровне начала XX века. А он специально следил за тем, чтобы буквально каждый станок мог «ловить сотки».
Это была идея фикс.
И она уже окупилась с лихвой. Хотя поначалу казалась вот также, как говорил Путилов — излишеством. Люди желали жить здесь и сейчас, а не рваться вперёд.
А ему хотелось иного.
Вообще казалось, что нужно всегда ставить цели несколько выше возможных. Или хотя бы на грани…
— Слушайте, я думаю, что вы правы, спешить не надо, — наконец, после долгой паузы и напряжённой рефлексии произнёс Лев.
— А? Что? В каком смысле? — удивился Путилов.
— Плотину на Вятке пока ставить не надо. Подготовиться — да, но не ставить.
Путилов прищурился. Он словно почувствовал неладное…
— Вы решили отказаться от этой идеи?
— Я подумал, что электростанция в устье Вятки ни к селу, ни к городу. Там же придётся город строить вокруг производств. Либо тянуть линию, что и потери, и дорого. У нас хорошей меди просто в таком количестве нет. В общем — дурная идея.
— Серьёзно?
— Да. Но, не отступать же просто так?
Путилов сглотнул.
Он уже видел такой взгляд и тонн. И прекрасно понял: Лев Николаевич задумал какую-то новую дичь. Возможно, даже успешную, но не факт.
— И что вы предлагаете?
— Для начала нужно прокопать тоннель от Арска в сторону долины Вятки. Достаточно большой, чтобы после подъёма плотины отводить из водохранилища воду к нам сюда поближе. К плотине на Казанке.
— Лев Николаевич. Это же огромный тоннель.
— А ну и пусть. Пневматические отбойные молотки у нас есть, модульные сверхлёгкие железные дороги тоже, равно как и вагонетки с пневматическим локомотивом. Нагнетать воздух в тоннель мы умеем. Дело за малым. Пойти и сделать.
— Но зачем⁈ — воскликнул Николай Иванович.
— Опыт. Вы понимаете это? Бесценный опыт. Потому что когда мы дойдём с железной дорогой до Байкала, то нам придётся очень несладко. ОЧЕНЬ. Нужно учиться. Крепко учиться. А тут — дармовой опыт.
— И огромные расходы!
— Да бросьте. Какие расходы? — махнул рукой Лев Николаевич. — Все они почти полностью покрываются железными векселями, к тому же будут небольшими.
— Почему вы так решили?
— Давайте прикинем. Тоннель шириной пять метров с высотой два.
— А почему такой?
— Просто для расчётного примера. Так вот. Там ведь нет обводнения, поэтому можно копать как шахту. Впереди идут ребята с отбойными молотками. За ними помощники с лопатами, что грузят грунт в вагонетки и по военно-полевой железке вывозят пневматическими локомотивами. Сколько кубов они нарубят сутки?
— Надо смотреть по грунту и количеству людей. — уклончиво ответил Путилов.
— Мы же не через скалу пробиваемся, так что, я думаю, такой тоннель мы сможем тянуть быстро. Самая большая сложность не рубить, а вывозить. Не так ли?
— Сколько там вёрст нужно копать? Двадцать? Сорок? Какое количество лет уйдёт на него?
— Ну… не помню. А что?
— Представьте. Прокопали мы его. И что с того? Он ведь очень маленький для того, чтобы запустить в него всю Вятку.
Лев замолчал, ибо возразить ему было нечего. В Вятке около 900 кубов секунду расход. И «труба» для неё потребуется просто огромная! Даже если ежедневно выдавать по десять метров такого тоннеля, то за год вряд ли удастся выжать больше трёх с половиной — четырёх километров. Работая по три смены без выходных. А значит его копание растянется лет на десять. Ну или какое там расстояние? Он не помнил. Потом же его расширять. Это меньше чем в двадцать — двадцать пять лет не выльется.
— Уже не хотите? — с лёгкой грустью спросил Путилов, так как предполагал, что спорить потребуется дольше.
— Из-за перепада высот канал там копать тоже не вариант.
— Разумеется. Местами его придётся углублять метров на сто, а то и больше. Представляете, какие это стены?
— Печалька.
— Отчего же? Никак нет, Лев Николаевич. Печалька была бы, если бы мы начали его строить. И лет через десять мучений плюнули.
— А… вы знаете, я придумал.
— Что? — напрягся Николай Иванович.
— Давайте копать тоннель под Камой.
— Это ещё зачем?
— Там, думаю, можно обойтись тоннелем длиной версты три. И его совсем уж гигантским делать не нужно. Только чтобы состав прошёл.
— Но копать его придётся под водой. Вы никогда не читали о том, как изощрялся семейство Брюнелей во время прокладки тоннеля под Темзой?
— Мы можем учесть их опыт.
— Какой? — улыбнулся Николай Иванович. — Там ничего не ускорить.
— Ещё как ускорить. Смотрите сами. Делаем крепкий цилиндр по диаметру будущего тоннеля. В его передней части вращается конусовидный шнек, на котором резцы и отверстия для приёма грунта. За ним — упорная стенка с центральным отверстием, куда размельчённый грунт выдавливается. На шнековый подаватель сразу в вагонетки.
— А вода?
— Так, грунт нарезанный как затвор работает центральное отверстие. Если совсем прорвёт — да, беда. Но тут уже ничего не поможет.
— И чем эту гигантскую фрезу вращать?
— Воздухом. Как с пневматическими молотками отбойными. Проложить металлическую линию со сжатым воздухом. И от неё питать двигатель в кормовой части. Тот вращает маленький ротор, который, в свою очередь, большой, надетый на вал резца. С передаточным числом огромным. Один к двадцати или даже больше, чтобы создать как можно большее усилие на фрезе.
— Ну… хм… — в этот раз задумался уже Путилов.
— Если мы такую построим, то по нашим мягким грунтам она будет проходить по несколько десятков метров в сутки. За год, стало быть, от семи до десяти вёрст. Может, даже больше.
— Так быстро из кирпича не получится выкладывать облицовку и подкрепление. — покачал головой Николай Иванович.
— А и не надо. Зачем? Из чугуна секции будем отливать и собирать из них полную арку, работающую на сжатие. А под неё со стороны грунта подкладывать рубероид в несколько слоёв и пропаивать его. В качестве теплоизоляции. И сами чугунные секции с внешней стороны я бы густо обмазывал битумом. А потом, после сборки, прогревал горелкой.
— Они же двигаться будут.
— Кто?
— Секции эти. Слабо, но будут.
— Так в чём беда? Делать их с небольшими ушками под крепление болтами друг к другу. — пожал плечами Лев Николаевич.
— А… хм… интересно.
— И да — давить домкратами постоянно. Чтобы бур вгрызался в породу и выбирал её.
— Да-да, это понятно. — покивал Путилов. — Хотя… признаться… я как представлю себе этого исполина и мне дурно становится. Там же… там должен проезжать паровоз. Нормальный. И это вам не фунт изюма.
— Зато какая вещь получится!
— Да уж…
— И в принципе ничего неразрешимого нет.
— Резцы только будут стачиваться.
— Вы мне, кстати, напомнили. Надо в университет наведаться. А то они там непозволительно долго разрабатывают «победит».
— Что, простите? Какой победит?
— Сплав карбида вольфрама с кобальтом. Я его изначально для металлорежущих задумал. Но и сюда могут подойти.
— Так вы для этого всё пытаетесь наладить добычу вольфрама?
— И кобальта. Да. Недавно отряд вернулся с Кавказа.
— А я ещё голову ломал — зачем в такие дали посылать людей. — покачал головой Николай Иванович.
— Кобальт и вольфрам — наши большие друзья. Наладим выпуск победита — сможем поднять производительность металлорежущих станков в разы. Понимаете? В разы! При текущей точности.
Путилов промолчал, лишь продолжив качать головой. Он сам был тем ещё техническим гиком, и порой с ума сходил от новинок. Граф же… он вообще каким-то техническим маньяком казался. Ни один ещё аристократ ТАК не горел взглядом от мысли про какой-то там сплав чего-то с чем-то для увеличения объёма резания…
[1] В Европе паровые телеги/кареты начали строить ещё в XVIII веке. С 1769 года. Поначалу опытно, потом больше. Но их очень сильно ограничивали законодательно, из-за чего в оригинальной истории в середине XIX века паровой бум случился в США, где себе развитие тогда не запрещали.