1853, июль, 27. Недалеко от Севастополя
— Дело близится к обеду, не пора ли нам к буфету? — жизнерадостно поинтересовался Лев Николаевич, наблюдая в зрительную трубу флот неприятеля.
— Успеется, — хохотнул Лазарев.
— Думаете, Михаил Петрович, эти жлобы и алкоголики нам нальют?
— Может, и не нальют, но отсыпать постараются ядер поболее. — с улыбкой ответил адмирал, а потом добавил. — А теперь, господа, я прошу вас вернутся на свои корабли и действовать сообразно плану.
Все кивнули.
И начали спешно покидать флагман — броненосец «Париж».
Верфи всё же справились.
Смогли.
И успели модернизировать три парусных линейных кораблей первого класса в казематные броненосцы с центральной батареей. Им в помощь ещё четыре, но уже без брони.
Ну как?
Слой дерева на бортах и каземате больше метра. Хотя, конечно, это не металл.
Ну и два малых броненосца, построенных Львом в Воронеже. Практически монитора, но мало-мало мореходные. Во всяком случае в закрытых акваториях, как показала практика, они могли ходить. Задраенные бойницы давали им такую возможность. Хотя в бой они, конечно, могли вступать только при относительно спокойной погоде. Вот сейчас как раз такая и была.
Лев же, не дожидаясь своей очереди, свистнул шлюпку, которая его дожидалась. И просто на канате к ним спустился…
Император расщедрился.
За ту дивную историю под Севастополем, по совокупности, он пожаловал графу производство в следующий чин и орден Святого Георгия III степени. Но капитану 2-ого ранга, каковым стал Лев Николаевич, его вручить никак было нельзя, так как это прямо противоречило правилам. Чином не вышел. Поэтому Николай Павлович заменил орден званием, подняв графа до капитана 1-ого ранга.
Можно было и больше отсыпать — успех-то славный. Но моряки разволновались — ещё до повышения, только узнав о нём. Особенно те, кто делал свою карьеру через тихую, спокойную и беспорочную службу. Порой в формате «кабы что ни вышло». В их глазах граф выглядел натуральной выскочкой и золотым мальчиком. Он их бесил. И они собирались организованно давить и противится «преждевременным чинам для мальчишки».
Ситуацию спас Дубельт, который по отработанной уже схеме предварил известие о награждение газетными статьями о вкладе Льва в морское дело. Он ведь получался и создателем броненосцев, и новых пушек, которые громят врага, и прочее, прочее, прочее. Там ТАКОЙ ворох был вывален, что у многих прочитавших возникал только один вопрос: «Почему капитан первого ранга? Почему не адмирал?»
Нет практики морской?
Беда.
Но вот же — принял командование, вышел в море и разбил врага. Может ему она и ни к чему?
Всколыхнулось болотце, конечно. Однако открыто никто не стал возмущаться новому карьерному рывку. Даже в салонах этот вопрос не поднимался. Что, впрочем, не изменило одной детали — старшинства. Во время этого собрания на флагмане он числился капитаном первого ранга с минимальным старшинством. Поэтому должен был уступить право спокойно спуститься в шлюпку практически всем.
Но он не стал ждать.
Взялся за канат, да махнул через борт. Вызвав улыбку морского министра.
Лодка с трудом выдержала такого гостя. Который её чуть не проломил. Всё же тяжёлый. Но обошлось, и они быстрым ходом направились к головному мателоту этой пары казематных мониторов[1].
Нарушение устава?
Нет.
Обычая?
Ну… формально — нет. Он ведь не полез вперёд более уважаемых людей, а просто… «спрыгнул за борт». Но, по сути, конечно, ещё то хулиганство…
Полчаса.
И все командиры разъехались, а флот начал выстраиваться в боевой порядок.
Впереди авангард из двух мониторов.
За ним ядро из трёх больших казематных броненосцев, переделанных из парусников. Потом арьергард размером в два «полуфабриката» для броненосцев, которые бронёй не обшили. Следом, с некоторым отставанием, ещё два таких же, которые выделялись в охранение «обоза» с запасами топлива и прочим. А также держались в качестве своего рода резерва. Поэтому находились на некотором удалении от основных сил, за ними.
Навстречу же надвигалась армада.
Настоящая армада!
Англичане и французы, после того обидного поражения под Севастополем, собрали совершенно чудовищный флот, в котором только линейных кораблей насчитывалось около сорока. Всех. Всяких. А ещё тяжёлые фрегаты и парохода-фрегаты в немалом количестве.
Так что… вымпелов под сто у них имелось.
Жуть и страсть! Паруса до горизонта!
Чем ближе подходили русские корабли, тем сильнее на них давило это величие. Столько славных парусников! Выглядело это всё совершенно оглушающе! Даже Лазарев, на что уж хорохорился, и то — робел. Умом всё понимал про броню и пушки, а всё одно — страшно. Слишком уж грандиозным выглядело численное превосходство неприятеля.
А вот Лев держался спокойно.
За два дела он уже проверил свои мониторы и был в них полностью уверен. Благо, что они недалеко от берега. Вон — в дымке выглядел силуэт Крыма. А граф недурственно плавал и рассчитывал на полном серьёзе в этой тёплой водичке добраться до берега в случае чего. Просто на спине как коровья лепёшка дрейфуя. Всё равно в горячке боя никто никого спасать не станет…
— Двадцать кабельтовых, — слегка дрожащим голосом произнёс командир корабля. Бледный и чуть дёрганный от напряжения.
— Передать на второй мателот. Зарядить орудия. Бойницы не открывать. Делай как я.
— Что⁈ Почему?
— Команда по авангарду. — холодно произнёс граф, чеканя слова. — Орудия зарядить. Бойницы не открывать. Делай как я.
— Есть…
Лазарев стоял на мостике с показным равнодушием, которое давалось ему очень тяжело. А пальцы иногда впивались в поручень до боли такой, что хоть кричи.
— Орудия заряжены. — доложился командир «Парижа».
— Понял. Передайте по флоту принять на два румба право на борт. Лишим их ветра.
Где-то два часа спустя грохнул первый выстрел, подняв столб воды недалеко от головного корабля авангарда.
— Началось. — с тяжёлым сердцем прошептал адмирал.
— Почему Толстой не открывает бойницы? — робко спросил командир броненосца.
— Действительно. — удивился Михаил Петрович. — Наверное, мы не видим отсюда.
— Но орудия же должны выступить.
— Хм…
— Мне запросить? Может, он неисправен?
Лазарев отрицательно покачал головой.
— В этом нет смысла. Если потребуется — он начнёт стрелять…
Сближение тем временем продолжалось, вяло развиваясь. А огонь со стороны неприятеля усиливался. Не причиняя, впрочем, никакого ущерба.
В мониторы стали время от времени попадать ядра и бомбы. Рикошетом улетавшие в сторону. А некоторые бомбы так и вообще — раскалывались. Казалось, что по какой-то причине в фокусе неприятеля находился именно авангард. Выглядело это всё до крайности странно. Всё, кто мог — били по Льву.
— Открыть огонь. — наконец, скомандовал Лазарев, с болью смотря на то, что творится с авангардом.
И давно заряженные орудия ударили.
Канониры ждали лишь отмашки. И цели выбрали. И навелись. И сопровождали. Так что сумели разом накрыть и разворотить излишне близко подошедший парохода-фрегат.
На остальных броненосцах тоже стали стрелять — кто куда считал нужным.
Толстой же молчал.
Но Лазарев его не осуждал. Под таким обстрелом открытие бойниц было сродни самоубийству. Как ещё броня держит такой обстрел?
И тут авангард отвернул — прямо на противника. Резко и решительно заложив крутой вираж.
— Что⁈ — не понял командир «Парижа». — Что происходит?
— Неужели ему руль повредило? — спросил старпом, прикладываясь к зрительной трубе.
В этот момент в рубку что-то прилетело и её тряхнуло.
Аж звон в ушах пошёл. Видимо, бомба взорвалась невдалеке совсем, а может, и на броне.
— Что там? — спросил Лазарев, всё ещё потрясая головой.
— Он отвернул и держит ровно курс. Это точно не руль.
— Что⁈ Куда он идёт⁈
— В самую гущу неприятеля. Я… я не понимаю. Он сдаться, что ли, хочет? — ошалел старпом.
— Лев⁈ Вы ума лишились⁈ — рявкнул адмирал.
— Но что он задумал? — осторожно спросил командир «Парижа».
— Дай сюда, — вырвал зрительную трубу у старпома, адмирал сам к ней прильнул.
Оба монитора отвернув на противника и стремительно сокращали дистанцию. Судя по всему, выжимая из машин максимум.
Огонь по ним усилился.
Попытались.
А вот эффективность этого действа резко упала.
Быстрое изменение дистанции на не самых настильных пушках привело к резкому росту перелётов и недолётов. По идее корабли в такой ситуации должны створиться, что крайне опасно. Однако там, под Севастополем Лев и отрабатывал такие манёвры. Так что сейчас ведомый мателот встал не в кильватер, а чуть в сторону — этаким уступом. После чего начал с флагманом авангарда маневрировать в противофазе, то сходясь курсами, то расходясь.
Как итог — резкое снижение попаданий.
Кардинальное.
Раз в десять или даже больше. Да и те — больше по касательной.
Лазарев же смотрел на манёвр Толстого и не мог понять задумку.
Зачем? Зачем он это всё делал?
В чём идея этого несогласованного поступка? Считай выходки и самоуправства.
— Михаил Петрович, — произнёс командир «Парижа», — а там это не «Дюк Веллингтон[2]»?
— Где это «там»?
— Прямо по курсу кораблей Толстого.
— А ведь верно. Да. Это британский флагман. И Лев прёт прямо на него.
— Смотрите. Тот же отворачивает! — выкрикнул старпом. — Пытается уклониться от сближения.
— Глядите! И строй рассыпается!
Лев тем временем шёл вперёд.
— Затихло, — настороженно произнёс командир головного монитора, прислушиваясь.
— Мы, видимо, вышли из сектора обстрела многих кораблей. Да. Точно. Так и есть. Видите? Они линию начали ломать, отворачивая.
— Вижу.
— Открыть носовые бойницы. По флагману. Огонь.
Секунд через двадцать жахнуло.
И метров с двухсот залетело прямо в корму. Он уже достаточно отвернул, стараясь уклонится от боя с броненосцами. Вот и подставил мягкую попку для дружеского шлепка. А тут такое насилие!
Тридцать секунд.
И новый залп носовым казематом. Туда же. Два разрыва тяжёлых восьмидюймовых снарядов. И третий! Это крюйт-камеру зацепило.
Жахнуло так, что аж подбросило грузное тело корабля!
Не жилец.
Лев же, оглядевшись, дал отмашку долбить из всех стволов.
— Топи их всех! — радостно он гаркнул.
И понеслась!
Парусники-то отвернули как есть, превратив линию в строй фронта. Из-за чего по мониторам могло стрелять максимум два корабля. Что уже сильно легче и проще…
— Как хорёк в курятнике, — оскалился Лазарев, наблюдая за происходящим.
— Столпотворение! — схватился за голову командир корабля. — Боже! Это же хаос! Настоящий хаос!
— Болваны! — воскликнул Лазарев в сердцах. — Это же Фидониси! Битва при острове Фидониси! По новой!
— Командуя авангардом, бригадир Ушаков поставил турецкий флагман в два огня и сломал строй неприятельской эскадре. Через что обратил её в бегство. — доложился старпом.
— Точно! — подтвердил Михаил Петрович.
— Он не ставил флагман в два огня, — резонно заметил командир.
— Не ставил. Но это был именно удар в голову! Как у Ушакова! И именно атака на флагмана им весь строй им и сломала. Смотрите же! Они совершенно расстроились. Вон! Вон! Видите! Там! Столкновение! Француз же, я правильно вижу, навалился на англичанина.
— Так и есть.
— И огонь ослаб…
Полчаса спустя, к двум лежащим в дрейфе мониторам подошёл русский флагман.
— Ну, Лев Николаевич! Удивили!
— Служу России! — козырнул уставший и чумазый граф.
— Вид у вас, конечно, изрядный… Сильно избиты?
— У трети броневых плит крепление частью сбило. Несколько плит вывернуло и вырвали с мясом на короткой дистанции. Три пробоины. Повреждён один котёл. Но корпус как будто цел. Затоплений нет.
— До Севастополя дотянете?
— Должны, но не уверен.
— А второй?
— Вал повреждён ядром.
— По личному составу как?
— Двадцать убитыми и сорок девять раненых. На оба корабля.
Лазарев устало взглянул в сторону бегущего флота противника. Надо бы за ними отправиться. Но…
— Сейчас мы канат для буксировки кинем. Принимайте.
— А битва? — удивился Лев.
— Какая битва? Выиграна уже. Да и не догнать их. Они же на ветер встали, а мы и дюжину узлом из своих не выжмем. Хм. И десятка. Не догнать.
Адмирал лукавил.
У бегущих хватало подранков. Но спасение мониторов в текущей ситуации выглядело куда более приоритетной задачей. Очень уж они отличились…
[1] Здесь и далее автор эти маленькие броненосцы будет называть казематными мониторами или просто мониторами, чтобы от больших броненосцев, тоже казематных, только с центральной батареей.
[2] Речь идёт о 131-пушечном HMS Duke of Wellington, вошедшим в строй в 1852 году. Который считался самым сильным парусным линейным кораблём Великобритании.